Грубого животного с одной рукой. И этот солдатский жаргон! Он снова увидел его грубое красивое лицо, густые черные волосы, которые буйно росли на груди, желтые зубы. «Чего ты хочешь от моей жены?» И Лейла, с белым лицом, вцепившаяся в поднос, стоящая в знакомой комнате, заваленной теперь пивными бутылками. Доска для хлеба, кусок сыра, маринованный лук в кувшине — все на столе без скатерти— и скомканная постель в углу в четыре часа пополудни.
Жена другого мужчины! Этой красивой, утонченной и удивительно женственной девушкой обладает грубое животное, сквернослов в рубахе и подтяжках, — эта мысль казалась ему почти непристойной. Вивиану хотелось вернуться и вырвать ее из этих грязных рук, но холодный рассудок говорил другое.
Лейла Дункан — это искусное творение талантливого Лестера Гилберта. В действительности эта девушка — сирота из низших слоев общества. Конечно, ей больше бы подошел мужчина из ее круга, а не «надушенный ублюдок», как назвал его этот грубиян. Она была не благородной, целомудренной девушкой, а расчетливой замужней женщиной, игравшей им, чтобы что-то получить от него. Она хотела от него больше, чем несколько подарков. Господи, как она, наверное, упивалась, когда он предложил ей сердце и свое благородное имя! Как смешны были его постоянные возвращения к ней после ее унизительных отказов. Даже получив это жестокое письмо, он опять вернулся к ней. Она была явно смущена его приходом после своего окончательного отказа. У нее не было времени спрятать мужа.
Огни у входа в театр, цветастые платья женщин, элегантные плащи и шляпы их кавалеров, толкотня подъезжающих и отъезжающих карет, — все смешалось в его голове. Вопреки здравому смыслу ему хотелось думать, что, когда она взглянула на него, в ее глазах была боль, а не насмешка. Может, Лейла сама попала в ловушку? Он никогда не узнает ответа, потому что он не должен больше ее видеть. Вивиан стоял, пытаясь заглушить боль в сердце; но даже сейчас он все еще любил ее.
Театр Линдлей поглотил всех своих зрителей. До одиннадцати будет тишина, а потом он снова извергнет их. Молодые люди, как и он когда-то, будут толпиться у служебного входа с букетами цветов или небольшими подарками. Резко повернувшись, он шагнул в туман, стараясь избавиться от того, с чем не мог примириться.
Дома Китсон приветствовал его новостью, что доктор и мисс Марчбанкс прождали его больше часа и согласились пообедать. Отказавшись от еды, Вивиан, не раздеваясь, прошел в гостиную. Наверное, он поздоровался с Рупертом и Джулией и извинился за свой поздний приход и за то, что не переоделся. Если он и сделал все это, то вряд ли заметил, как. Они оба произнесли то, что полагается в таких случаях, и Вивиан был вынужден что-то отвечать. Затем Руперт ушел, сказав, что его по телефону срочно вызвали к их больной тете, добавив, что он присоединится к ним на приёме, как только освободится.
После ухода Руперта в комнате некоторое время царило молчание. Вивиан смотрел на огонь, но у него перед глазами стоял подвал, заставленный пивными бутылками, маринованный лук в кувшине, скомканная постель в углу. Господи, неужели она и вправду замужем за этим животным? Как он мог оставить ее там? И как мог забрать ее оттуда? Она — жена другого мужчины. К тому же Лейла написала в том письме, чтобы он не вмешивался в ее жизнь.
На него снова нахлынуло отчаяние. Он знал только один способ заглушить его. Машинальным движением от потянулся к графину, налил полный стакан и залпом выпил.
— Тебе не кажется, что на сегодня достаточно? — раздался рядом спокойный голос.
Вивиан повернулся и посмотрел на женщину, которая оценивающе смотрела на него. Он забыл о ней, и ее слова, в которых явно слышался упрек, задели его за живое. Джулия Марчбанкс была причиной его разрыва с Лейлой: девушка, которую он любил, разительно переменилась после поездки в Шенстоун.
— А тебе не кажется, что лучше придержать язык? — ответил он. — Слава Богу, я не один из твоих братьев, чтобы слушаться тебя.
— Да будет так, — покорно согласилась она. — Я так понимаю, мы не поедем сегодня на прием?
— На прием?
Легкая улыбка коснулась ее губ.
— При данных обстоятельствах весьма вероятно, что это и лучше.
— При каких обстоятельствах? — агрессивно спросил он.
— При тех обстоятельствах, что ты уже на полпути, чтобы напиться. Я всегда думала, что ты знаешь меру. Мои братья знают.
— Они у тебя образцы совершенства, черт бы их побрал, — выругался Вивиан, не собираясь объяснять ей истинную причину своего состояния. Пусть думает, что он пьян. — Ты держишь их в черном теле, — продолжил он, изображая пьяного. — Ты знаешь это?
Вивиан налил себе еще стакан.
— Есть что-нибудь на свете, чего ты не умеешь? — спросил он.
Джулия грациозно села на стул напротив него, явно не желая продолжать эту тему.
— Я возвращаюсь в Корнуолл в конце недели. Отец пишет, что только я могу быть в доме хозяйкой, а братья жалуются, что, пока меня нет, никто не хочет приезжать в гости. Это очень забавно, насколько мужчины не могут обходиться без женщин.
— Ха, — хмыкнул Вивиан. — Здесь ты не права. Ты никогда не была с полком на марше. Нет ничего более радостного и приятного, чем компания мужчин. Они непритязательны, все понимают и все прямо говорят тебе. Между ними доверие, уважение, даже готовность умереть друг за друга, если понадобится. Назови мне что-нибудь подобное у женщин, — потребовал он, взмахнув в ее сторону графином.
Джулия улыбнулась.
— Допускаю, что не смогу. Нет ничего более утомительного, чем компания женщин, которые могут говорить только об оборках на платье, акварели и коварстве своих кухарок. Они с улыбкой льстят тебе в лицо, но при первой возможности опорочат за твоей спиной. Нельзя верить ни одному их слову. Без малейшего угрызения совести женщины нарушают свое обещание, и их единственное желание — достичь своих целей, нимало не заботясь о чувствах тех, кого они растопчут на своем пути.
Ее слова горели солью на его свежих ранах.
— Означает ли это, что ты не относишь себя к их числу? — Он оглядел ее откровенно наглым взглядом. — Бедное создание. А с виду настоящая женщина.
Она тихо засмеялась.
— Хотелось бы надеяться. А ты самый настоящий мужчина, Вивиан, — заявила она, смерив каждый дюйм его тела не менее откровенно. — Я понимаю, твой отец был мужчина хоть куда, и немногие женщины могли сказать ему «нет». И тебе тоже.
Злость и унижение снова нахлынули на него. Он отвернулся, чтобы поставить графин на стол. Голубоглазая девушка в страусиных перьях раз за разом говорила ему «нет». А сегодня днем за нее это сказал грубый мужик, а она стояла и смотрела.
— Некоторые женщины имеют возможность сказать мне «нет», — свирепо ответил Вивиан.
Внезапно он увидел перед собой лицо Джулии: ее глаза светились огнем.
— Ты дурак! — вскрикнула она. — Ты бесцельно носишься, как дикий жеребец, бездумно тратя свою силу. При некоторой дрессировке и правильном управлении это животное может стать первоклассным.
Ее рука опустилась на его руку.
— Мой дорогой, тебе не нужен ни Шенстоун, ни титул. Это и так твое. Ты из тех редких людей, которым нужен весь мир.
Вивиан смотрел на нее, пытаясь понять, что она сказала, но почувствовал, как невероятная усталость наваливается на него. Затем он сообразил, что смотрит на ее сапфировое ожерелье, составляющее гарнитур с теми злосчастными серьгами. Оно покоилось вокруг шеи и дразнило память.
Она придвинулась ближе и положила вторую руку поверх его.
— В тебе течет такая же голубая кровь, как и в твоем брате, но ты не скован условностями, как он. Ты волен поступать в жизни, как тебе хочется. У тебя великолепное тело и мятежный дух. С этими двумя качествами тебе нужен дом, в сравнении с которым Шенстоун покажется деревней. Ты сможешь получить свой собственный титул, дарованный тебе в награду за личные достижения, и он перейдет по наследству твоим сыновьям.
Она крепче сжала его руки.
— Вивиан, ты представляешь собой удивительную смесь аристократа и бунтаря, перед тобой блистательное будущее. Но ты пока предпочитаешь не замечать того, что увидела я. Ты пытаешься забыть обстоятельства своего рождения, глуша свой мозг бренди, и тратишь силу своего великолепного тела на никчемных женщин, которые в один прекрасный день уйдут от тебя к мусорщику. Неужели ты не видишь, что твое необычное происхождение дает тебе уникальную возможность?
— Не все люди честолюбивы, — пробормотал Вивиан, буквально загипнотизированный сверкающими на ее кремовой шее сапфирами.
— Ты честолюбив, — с жаром настаивала Джулия. — И ты сможешь взлететь выше многих, если тебя правильно направлять. Женщина, которая станет твоей женой, должна стоить твоей мужественности и благородного происхождения, которое нельзя отрицать. Эта женщина должна помочь тебе достичь высот, которых достигают немногие мужчины. Во всех смыслах, — закончила она утонченным намеком.
Он снова предупредил ее:
— С мужчиной моей репутации ты вступаешь на опасный путь. Надеюсь, ты понимаешь это.
— С репутацией даже более странной, чем я подозревала, — уточнила она. — Я слышала сегодня кое-что, что укрепило мою веру. Об этой истории шепчутся в салонах и гостиных. Лондон замер в ожидании.
Выдернув руки, Вивиан требовательно спросил:
— О чем шепчутся? Ну-ка, Джулия, выкладывай.
— Ты убил двух людей из своего отряда, — произнесла она, глядя прямо ему в глаза. — Рискуя быть пойманным и обреченным на долгие мучения, ты хладнокровно застрелил их на виду у кровожадных дикарей. Официальная версия утверждает, что ты убил их, чтобы избавить от ритуального жертвоприношения дикарями, но ходит слух, что ты сделал это из-за женщины.
Именно этого Вивиан и боялся с момента возвращения в Лондон. Это был последний удар сегодняшнего дня. Вивиан отвернулся и подошел к камину. Феннимор исполнил свою угрозу. Его собственная репутация была гарантом того, что общество поверит наиболее скандальной версии этого происшествия. Закрыв глаза, он вновь пережил тот момент, когда на раздумье не оставалось времени. Постоянные тренировки под управлением деда с детства сделали его великолепным стрелком. Те двое умерли мгновенно, пораженные в голову.
Он почувствовал на себе ее руки и повернулся. Джулия победно смотрела на него.
— Ты все еще ничего не видишь? — с вызовом спросила она. —Мне наплевать на то, что было на самом деле. Все, что я вижу, это доказательство храбрости и живой страсти, которая превращает мужчину в гиганта. Раскрой глаза, Вивиан, и посмотри на меня. Неужели ты будешь отрицать, что я идеальная жена для тебя?
Он ошарашенно смотрел на нее, а Джулия расстегнула сапфировое ожерелье и сняла его с шеи.
— Я готова расстаться с ним, если мне не удастся убедить тебя в этом, — сказала она, покачивая им.
— А зачем оно мне?
— Оно составит комплект с серьгами, которые ты выиграл в предыдущем пари. Я надеюсь, они все еще у тебя?
Вивиан кивнул. Сегодня они как никогда ассоциировались с его поражением.
— Господи, как я хочу получить их назад, — пропела она, — тогда гарнитур опять будет полным.
— Ты слишком уверена в себе, — заметил он.
— Да, мой дорогой Вивиан. Ты отважишься принять мой вызов?
Безрассудное желание взять реванш каким угодно способом вдруг охватило его.
— Силы слишком неравны, моя дорогая Джулия. Ее смех был тих и соблазнителен.
— Правда? Посмотрим. Если я его проиграю, у тебя будет полный гарнитур, и ты сможешь подарить его одной из своих хористок в награду за то, что она повалялась с тобой в стоге сена.
Ее слова усилили его безрассудную решимость.
— Когда-нибудь я изваляю тебя в стоге сена.
— О нет, не получится. Я совсем не такая, как проститутка Лейла Дункан.
— Получится, черт возьми.
Все в ней было более добротно, чем в Лейле: ее выпуклости, полные губы, неприкрытая решимость. Он понял, что хочет ее, и это чувство ошеломило его. Ему нужно выкинуть из головы тот подвал, пивные бутылки, черноволосого мужчину, который наверняка знает, как покорить девушку в стоге сена. А главное, ему нужно выкинуть из головы женщину, сжимавшую в руках поднос; она сегодня разрушила его жизнь.
Джулия еще была у него в постели, когда без особых церемоний вошел слуга в сопровождении Руперта Марчбанкса, который забеспокоился, куда девалась его сестра.
До Рождества оставалась целая неделя. По дороге в театр Лейла думала о предыдущем Рождестве, которое провела с Рози. У нее больше не появилось таких близких подруг, и она очень скучала по ней. Со временем горе сменилось безысходной тоской. Теперь Лейла понимала, что толкает человека на самоубийство. Предательство друга, которое повергает тебя в отчаяние. Испытав его сама, Лейла поняла, что это очень личное чувство. Отчаяние сблизило ее с Рози, но уменьшило чувство утраты.
Лейла ушла от Френка и с тех пор его не видела. Переезд в новый подвал несколько развеял ее. Все еще связанная с мужем и почти не надеясь освободиться, она постоянно думала о том, что причинила боль Вивиану. Через два дня после его незабываемого появления газеты запестрили сенсационными новостями о Вейси-Хантере, который никогда не унаследует фамильный титул и имущество.
Испуганная, она читала подробности событий в Ашанти, которые в разных газетах освещались по-разному. Она ни на мгновение не верила, что Вивиан застрелил Брассарда из-за женщины или из-за чего-нибудь еще. И, конечно, она не думала, что он сделал бы это, если бы видел хоть малейшую возможность спасти их. Следственная комиссия признала его невиновным. Зачем вытаскивать это дело на страницы бульварных газет?
Вдобавок, во всех подробностях обсуждались причины, по которым наследником Бранклиффа становится младший сын, Чарльз Вейси-Хантер. Несколько дней она чувствовала себя просто несчастной, когда в газетах написали, что обезумевшая мать одного из убитых набросилась на него и что разъяренная толпа закидала его яйцами у ворот казармы. Потом появилось сообщение, что один из элитных офицерских клубов Лондона прекратил его членство, лишив возможности посещать его.
Лейла спрашивала себя снова и снова, почему он не признался ей во всем. И всякий раз сама себе отвечала, что и она не могла раскрыть ему свой секрет. Если бы она была честна с ним с самого начала, ее совесть сейчас была бы спокойна, а сердце не болело. Но Вивиан не давал о себе знать, и боль стала утихать. Это позволило ей уйти в работу. Хотя уроки пения прекратились, она продолжала играть на пианино, которое купил ей Вивиан. Эти звуки наполняли жизнь смыслом, оставляя меньше времени на размышления. Когда в этот вечер она прошла мимо Монти и остановилась, чтобы стряхнуть снег с мехового воротника, ее окликнул Джек Спратт и, весело поприветствовав, добавил:
— Мистер Гилберт хочет вас срочно видеть. Лейла сразу направилась к Гилберту. Прошлый
опыт научил ее без особого оптимизма относиться к подобным приглашениям. Наоборот, у нее появились дурные предчувствия. В последнее время они часто посещали ее.
При ее появлении Лестер Гилберт поднялся из-за массивного стола и улыбнулся. Это ничего не значило. Он всегда сообщал самые неприятные вещи с улыбкой.
— Мисс Дункан, как очаровательно вы сегодня выглядите! Русская принцесса из заснеженной страны, шведская дворянка, образ рождественской добродетели!
Это была его обычная манера общения, и она стояла, спрятав руки в муфту, ожидая, когда он перейдет к делу.
— Последнее время вы выглядите немножко бледной, моя дорогая. Надеюсь, все в порядке? Никаких семейных неурядиц или финансовых затруднений? К тому же вы похудели чуть больше, чем нужно. Мои зрители предпочитают видеть на сцене… э… здоровых женщин.
— Я постараюсь есть больше, мистер Гилберт, — пообещала она и собралась выйти.
— Отлично, великолепно! Вы становитесь очень популярны у наших джентльменов. И у леди, конечно, — добавил он поспешно. — Вы отлично развиваетесь под моим руководством. Я более, чем доволен. Разве я не говорил вам когда-то, что послушание поощряется?
— Да, по-моему, говорили, — пробормотала Лейла, желая, чтобы он отпустил ее переодеться к первому номеру. Она и так пришла слишком поздно.
— В качестве подарка я даю вам роль Лолы, цыганки. У Мегон бронхит, и она вряд ли скоро сможет петь. Я не ошибся в вас. — Лестер весело засмеялся. — Если на вас надеть черный парик, вы будете вылитая цыганка.
Она послушно улыбнулась.
— Спасибо, мистер Гилберт. Я буду очень стараться.
Это он и ожидал услышать, поэтому снова лучезарно улыбнулся и проводил ее до дверей офиса. Смысл произошедшего дошел до нее только, когда она шла мимо рабочих сцены, которые, как муравьи, сновали туда-сюда, прилаживая декорации для первого действия после дневного спектакля. Между спектаклями всегда была ужасная спешка, потому что первая и последняя сцены в «Веселой Мэй» требовали больших перестановок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Жена другого мужчины! Этой красивой, утонченной и удивительно женственной девушкой обладает грубое животное, сквернослов в рубахе и подтяжках, — эта мысль казалась ему почти непристойной. Вивиану хотелось вернуться и вырвать ее из этих грязных рук, но холодный рассудок говорил другое.
Лейла Дункан — это искусное творение талантливого Лестера Гилберта. В действительности эта девушка — сирота из низших слоев общества. Конечно, ей больше бы подошел мужчина из ее круга, а не «надушенный ублюдок», как назвал его этот грубиян. Она была не благородной, целомудренной девушкой, а расчетливой замужней женщиной, игравшей им, чтобы что-то получить от него. Она хотела от него больше, чем несколько подарков. Господи, как она, наверное, упивалась, когда он предложил ей сердце и свое благородное имя! Как смешны были его постоянные возвращения к ней после ее унизительных отказов. Даже получив это жестокое письмо, он опять вернулся к ней. Она была явно смущена его приходом после своего окончательного отказа. У нее не было времени спрятать мужа.
Огни у входа в театр, цветастые платья женщин, элегантные плащи и шляпы их кавалеров, толкотня подъезжающих и отъезжающих карет, — все смешалось в его голове. Вопреки здравому смыслу ему хотелось думать, что, когда она взглянула на него, в ее глазах была боль, а не насмешка. Может, Лейла сама попала в ловушку? Он никогда не узнает ответа, потому что он не должен больше ее видеть. Вивиан стоял, пытаясь заглушить боль в сердце; но даже сейчас он все еще любил ее.
Театр Линдлей поглотил всех своих зрителей. До одиннадцати будет тишина, а потом он снова извергнет их. Молодые люди, как и он когда-то, будут толпиться у служебного входа с букетами цветов или небольшими подарками. Резко повернувшись, он шагнул в туман, стараясь избавиться от того, с чем не мог примириться.
Дома Китсон приветствовал его новостью, что доктор и мисс Марчбанкс прождали его больше часа и согласились пообедать. Отказавшись от еды, Вивиан, не раздеваясь, прошел в гостиную. Наверное, он поздоровался с Рупертом и Джулией и извинился за свой поздний приход и за то, что не переоделся. Если он и сделал все это, то вряд ли заметил, как. Они оба произнесли то, что полагается в таких случаях, и Вивиан был вынужден что-то отвечать. Затем Руперт ушел, сказав, что его по телефону срочно вызвали к их больной тете, добавив, что он присоединится к ним на приёме, как только освободится.
После ухода Руперта в комнате некоторое время царило молчание. Вивиан смотрел на огонь, но у него перед глазами стоял подвал, заставленный пивными бутылками, маринованный лук в кувшине, скомканная постель в углу. Господи, неужели она и вправду замужем за этим животным? Как он мог оставить ее там? И как мог забрать ее оттуда? Она — жена другого мужчины. К тому же Лейла написала в том письме, чтобы он не вмешивался в ее жизнь.
На него снова нахлынуло отчаяние. Он знал только один способ заглушить его. Машинальным движением от потянулся к графину, налил полный стакан и залпом выпил.
— Тебе не кажется, что на сегодня достаточно? — раздался рядом спокойный голос.
Вивиан повернулся и посмотрел на женщину, которая оценивающе смотрела на него. Он забыл о ней, и ее слова, в которых явно слышался упрек, задели его за живое. Джулия Марчбанкс была причиной его разрыва с Лейлой: девушка, которую он любил, разительно переменилась после поездки в Шенстоун.
— А тебе не кажется, что лучше придержать язык? — ответил он. — Слава Богу, я не один из твоих братьев, чтобы слушаться тебя.
— Да будет так, — покорно согласилась она. — Я так понимаю, мы не поедем сегодня на прием?
— На прием?
Легкая улыбка коснулась ее губ.
— При данных обстоятельствах весьма вероятно, что это и лучше.
— При каких обстоятельствах? — агрессивно спросил он.
— При тех обстоятельствах, что ты уже на полпути, чтобы напиться. Я всегда думала, что ты знаешь меру. Мои братья знают.
— Они у тебя образцы совершенства, черт бы их побрал, — выругался Вивиан, не собираясь объяснять ей истинную причину своего состояния. Пусть думает, что он пьян. — Ты держишь их в черном теле, — продолжил он, изображая пьяного. — Ты знаешь это?
Вивиан налил себе еще стакан.
— Есть что-нибудь на свете, чего ты не умеешь? — спросил он.
Джулия грациозно села на стул напротив него, явно не желая продолжать эту тему.
— Я возвращаюсь в Корнуолл в конце недели. Отец пишет, что только я могу быть в доме хозяйкой, а братья жалуются, что, пока меня нет, никто не хочет приезжать в гости. Это очень забавно, насколько мужчины не могут обходиться без женщин.
— Ха, — хмыкнул Вивиан. — Здесь ты не права. Ты никогда не была с полком на марше. Нет ничего более радостного и приятного, чем компания мужчин. Они непритязательны, все понимают и все прямо говорят тебе. Между ними доверие, уважение, даже готовность умереть друг за друга, если понадобится. Назови мне что-нибудь подобное у женщин, — потребовал он, взмахнув в ее сторону графином.
Джулия улыбнулась.
— Допускаю, что не смогу. Нет ничего более утомительного, чем компания женщин, которые могут говорить только об оборках на платье, акварели и коварстве своих кухарок. Они с улыбкой льстят тебе в лицо, но при первой возможности опорочат за твоей спиной. Нельзя верить ни одному их слову. Без малейшего угрызения совести женщины нарушают свое обещание, и их единственное желание — достичь своих целей, нимало не заботясь о чувствах тех, кого они растопчут на своем пути.
Ее слова горели солью на его свежих ранах.
— Означает ли это, что ты не относишь себя к их числу? — Он оглядел ее откровенно наглым взглядом. — Бедное создание. А с виду настоящая женщина.
Она тихо засмеялась.
— Хотелось бы надеяться. А ты самый настоящий мужчина, Вивиан, — заявила она, смерив каждый дюйм его тела не менее откровенно. — Я понимаю, твой отец был мужчина хоть куда, и немногие женщины могли сказать ему «нет». И тебе тоже.
Злость и унижение снова нахлынули на него. Он отвернулся, чтобы поставить графин на стол. Голубоглазая девушка в страусиных перьях раз за разом говорила ему «нет». А сегодня днем за нее это сказал грубый мужик, а она стояла и смотрела.
— Некоторые женщины имеют возможность сказать мне «нет», — свирепо ответил Вивиан.
Внезапно он увидел перед собой лицо Джулии: ее глаза светились огнем.
— Ты дурак! — вскрикнула она. — Ты бесцельно носишься, как дикий жеребец, бездумно тратя свою силу. При некоторой дрессировке и правильном управлении это животное может стать первоклассным.
Ее рука опустилась на его руку.
— Мой дорогой, тебе не нужен ни Шенстоун, ни титул. Это и так твое. Ты из тех редких людей, которым нужен весь мир.
Вивиан смотрел на нее, пытаясь понять, что она сказала, но почувствовал, как невероятная усталость наваливается на него. Затем он сообразил, что смотрит на ее сапфировое ожерелье, составляющее гарнитур с теми злосчастными серьгами. Оно покоилось вокруг шеи и дразнило память.
Она придвинулась ближе и положила вторую руку поверх его.
— В тебе течет такая же голубая кровь, как и в твоем брате, но ты не скован условностями, как он. Ты волен поступать в жизни, как тебе хочется. У тебя великолепное тело и мятежный дух. С этими двумя качествами тебе нужен дом, в сравнении с которым Шенстоун покажется деревней. Ты сможешь получить свой собственный титул, дарованный тебе в награду за личные достижения, и он перейдет по наследству твоим сыновьям.
Она крепче сжала его руки.
— Вивиан, ты представляешь собой удивительную смесь аристократа и бунтаря, перед тобой блистательное будущее. Но ты пока предпочитаешь не замечать того, что увидела я. Ты пытаешься забыть обстоятельства своего рождения, глуша свой мозг бренди, и тратишь силу своего великолепного тела на никчемных женщин, которые в один прекрасный день уйдут от тебя к мусорщику. Неужели ты не видишь, что твое необычное происхождение дает тебе уникальную возможность?
— Не все люди честолюбивы, — пробормотал Вивиан, буквально загипнотизированный сверкающими на ее кремовой шее сапфирами.
— Ты честолюбив, — с жаром настаивала Джулия. — И ты сможешь взлететь выше многих, если тебя правильно направлять. Женщина, которая станет твоей женой, должна стоить твоей мужественности и благородного происхождения, которое нельзя отрицать. Эта женщина должна помочь тебе достичь высот, которых достигают немногие мужчины. Во всех смыслах, — закончила она утонченным намеком.
Он снова предупредил ее:
— С мужчиной моей репутации ты вступаешь на опасный путь. Надеюсь, ты понимаешь это.
— С репутацией даже более странной, чем я подозревала, — уточнила она. — Я слышала сегодня кое-что, что укрепило мою веру. Об этой истории шепчутся в салонах и гостиных. Лондон замер в ожидании.
Выдернув руки, Вивиан требовательно спросил:
— О чем шепчутся? Ну-ка, Джулия, выкладывай.
— Ты убил двух людей из своего отряда, — произнесла она, глядя прямо ему в глаза. — Рискуя быть пойманным и обреченным на долгие мучения, ты хладнокровно застрелил их на виду у кровожадных дикарей. Официальная версия утверждает, что ты убил их, чтобы избавить от ритуального жертвоприношения дикарями, но ходит слух, что ты сделал это из-за женщины.
Именно этого Вивиан и боялся с момента возвращения в Лондон. Это был последний удар сегодняшнего дня. Вивиан отвернулся и подошел к камину. Феннимор исполнил свою угрозу. Его собственная репутация была гарантом того, что общество поверит наиболее скандальной версии этого происшествия. Закрыв глаза, он вновь пережил тот момент, когда на раздумье не оставалось времени. Постоянные тренировки под управлением деда с детства сделали его великолепным стрелком. Те двое умерли мгновенно, пораженные в голову.
Он почувствовал на себе ее руки и повернулся. Джулия победно смотрела на него.
— Ты все еще ничего не видишь? — с вызовом спросила она. —Мне наплевать на то, что было на самом деле. Все, что я вижу, это доказательство храбрости и живой страсти, которая превращает мужчину в гиганта. Раскрой глаза, Вивиан, и посмотри на меня. Неужели ты будешь отрицать, что я идеальная жена для тебя?
Он ошарашенно смотрел на нее, а Джулия расстегнула сапфировое ожерелье и сняла его с шеи.
— Я готова расстаться с ним, если мне не удастся убедить тебя в этом, — сказала она, покачивая им.
— А зачем оно мне?
— Оно составит комплект с серьгами, которые ты выиграл в предыдущем пари. Я надеюсь, они все еще у тебя?
Вивиан кивнул. Сегодня они как никогда ассоциировались с его поражением.
— Господи, как я хочу получить их назад, — пропела она, — тогда гарнитур опять будет полным.
— Ты слишком уверена в себе, — заметил он.
— Да, мой дорогой Вивиан. Ты отважишься принять мой вызов?
Безрассудное желание взять реванш каким угодно способом вдруг охватило его.
— Силы слишком неравны, моя дорогая Джулия. Ее смех был тих и соблазнителен.
— Правда? Посмотрим. Если я его проиграю, у тебя будет полный гарнитур, и ты сможешь подарить его одной из своих хористок в награду за то, что она повалялась с тобой в стоге сена.
Ее слова усилили его безрассудную решимость.
— Когда-нибудь я изваляю тебя в стоге сена.
— О нет, не получится. Я совсем не такая, как проститутка Лейла Дункан.
— Получится, черт возьми.
Все в ней было более добротно, чем в Лейле: ее выпуклости, полные губы, неприкрытая решимость. Он понял, что хочет ее, и это чувство ошеломило его. Ему нужно выкинуть из головы тот подвал, пивные бутылки, черноволосого мужчину, который наверняка знает, как покорить девушку в стоге сена. А главное, ему нужно выкинуть из головы женщину, сжимавшую в руках поднос; она сегодня разрушила его жизнь.
Джулия еще была у него в постели, когда без особых церемоний вошел слуга в сопровождении Руперта Марчбанкса, который забеспокоился, куда девалась его сестра.
До Рождества оставалась целая неделя. По дороге в театр Лейла думала о предыдущем Рождестве, которое провела с Рози. У нее больше не появилось таких близких подруг, и она очень скучала по ней. Со временем горе сменилось безысходной тоской. Теперь Лейла понимала, что толкает человека на самоубийство. Предательство друга, которое повергает тебя в отчаяние. Испытав его сама, Лейла поняла, что это очень личное чувство. Отчаяние сблизило ее с Рози, но уменьшило чувство утраты.
Лейла ушла от Френка и с тех пор его не видела. Переезд в новый подвал несколько развеял ее. Все еще связанная с мужем и почти не надеясь освободиться, она постоянно думала о том, что причинила боль Вивиану. Через два дня после его незабываемого появления газеты запестрили сенсационными новостями о Вейси-Хантере, который никогда не унаследует фамильный титул и имущество.
Испуганная, она читала подробности событий в Ашанти, которые в разных газетах освещались по-разному. Она ни на мгновение не верила, что Вивиан застрелил Брассарда из-за женщины или из-за чего-нибудь еще. И, конечно, она не думала, что он сделал бы это, если бы видел хоть малейшую возможность спасти их. Следственная комиссия признала его невиновным. Зачем вытаскивать это дело на страницы бульварных газет?
Вдобавок, во всех подробностях обсуждались причины, по которым наследником Бранклиффа становится младший сын, Чарльз Вейси-Хантер. Несколько дней она чувствовала себя просто несчастной, когда в газетах написали, что обезумевшая мать одного из убитых набросилась на него и что разъяренная толпа закидала его яйцами у ворот казармы. Потом появилось сообщение, что один из элитных офицерских клубов Лондона прекратил его членство, лишив возможности посещать его.
Лейла спрашивала себя снова и снова, почему он не признался ей во всем. И всякий раз сама себе отвечала, что и она не могла раскрыть ему свой секрет. Если бы она была честна с ним с самого начала, ее совесть сейчас была бы спокойна, а сердце не болело. Но Вивиан не давал о себе знать, и боль стала утихать. Это позволило ей уйти в работу. Хотя уроки пения прекратились, она продолжала играть на пианино, которое купил ей Вивиан. Эти звуки наполняли жизнь смыслом, оставляя меньше времени на размышления. Когда в этот вечер она прошла мимо Монти и остановилась, чтобы стряхнуть снег с мехового воротника, ее окликнул Джек Спратт и, весело поприветствовав, добавил:
— Мистер Гилберт хочет вас срочно видеть. Лейла сразу направилась к Гилберту. Прошлый
опыт научил ее без особого оптимизма относиться к подобным приглашениям. Наоборот, у нее появились дурные предчувствия. В последнее время они часто посещали ее.
При ее появлении Лестер Гилберт поднялся из-за массивного стола и улыбнулся. Это ничего не значило. Он всегда сообщал самые неприятные вещи с улыбкой.
— Мисс Дункан, как очаровательно вы сегодня выглядите! Русская принцесса из заснеженной страны, шведская дворянка, образ рождественской добродетели!
Это была его обычная манера общения, и она стояла, спрятав руки в муфту, ожидая, когда он перейдет к делу.
— Последнее время вы выглядите немножко бледной, моя дорогая. Надеюсь, все в порядке? Никаких семейных неурядиц или финансовых затруднений? К тому же вы похудели чуть больше, чем нужно. Мои зрители предпочитают видеть на сцене… э… здоровых женщин.
— Я постараюсь есть больше, мистер Гилберт, — пообещала она и собралась выйти.
— Отлично, великолепно! Вы становитесь очень популярны у наших джентльменов. И у леди, конечно, — добавил он поспешно. — Вы отлично развиваетесь под моим руководством. Я более, чем доволен. Разве я не говорил вам когда-то, что послушание поощряется?
— Да, по-моему, говорили, — пробормотала Лейла, желая, чтобы он отпустил ее переодеться к первому номеру. Она и так пришла слишком поздно.
— В качестве подарка я даю вам роль Лолы, цыганки. У Мегон бронхит, и она вряд ли скоро сможет петь. Я не ошибся в вас. — Лестер весело засмеялся. — Если на вас надеть черный парик, вы будете вылитая цыганка.
Она послушно улыбнулась.
— Спасибо, мистер Гилберт. Я буду очень стараться.
Это он и ожидал услышать, поэтому снова лучезарно улыбнулся и проводил ее до дверей офиса. Смысл произошедшего дошел до нее только, когда она шла мимо рабочих сцены, которые, как муравьи, сновали туда-сюда, прилаживая декорации для первого действия после дневного спектакля. Между спектаклями всегда была ужасная спешка, потому что первая и последняя сцены в «Веселой Мэй» требовали больших перестановок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49