Еве казалось, что ему впору встревожиться.
— Вам это было известно? — едва оправившись от первого потрясения, спросила его Ева, стараясь не выдать голосом свой гнев. — Отец говорил с вами на эту тему?
— Нет, не говорил.
Маркус подавил в себе захлестнувшую его волну благодарности сэру Джону: он возвращает ему шахту «Этвуд», причем исключительно из этических соображений, ибо доходов от других шахт и прочих источников с избытком хватает на то, чтобы он, Маркус, мог содержать Бруклендс в приличном состоянии и жить, ни в чем себе не отказывая.
Необходимость жениться на дочери сэра Джона также его не смущает, лишь бы она дала согласие. Сейчас она не скрывает своей враждебности, но, обладая магнетической властью над женщинами, удивляющей его самого, он, бесспорно, сможет ее со временем уговорить. До сих пор он умудрялся ни один из своих романов не заканчивать женитьбой — любовь стала для него развлечением. Но шахта «Этвуд» стоила того, чтобы выполнить поставленное Сомервиллем условие.
Ева бросала на него разъяренные взгляды. Подумать только! Отцу следовало бы вызвать на дуэль и застрелить Маркуса Фицалана, обесчестившего и унизившего его дочь! Вместо этого он легкомысленно устраивает ее брак с человеком, чуть ли не погубившим ее.
— Я никогда не соглашусь на это! — гневно воскликнула она, теряя контроль над собой. — О чем думал отец, выставляя это условие? И почему он меня не предупредил?
— Быть может, просто не успел, — вмешался Соумс. — Погиб-то он внезапно.
— Так вот, я сразу заявляю, что никогда и ни за что не приму этого условия.
Маркус приблизился к столу.
— Может, тебе стоит подумать? — спросил Соумс.
— Никогда! Какая дикость! Просто не верится, что отец хотел выдать меня замуж на таких условиях! Знаю, порою я доставляла ему много хлопот, но его поступок говорит о том, что болезнь поразила не только его тело, но и мозг. Или… или это был какой-то хитрый трюк с его стороны.
— Вот уж нет! — ледяным тоном парировал Маркус. — Ваш отец ни безумцем, ни хитрецом не был. Вы к нему несправедливы. Он был сама порядочность. Редкостный добряк, который думал прежде всего о других, о себе же — в последнюю очередь.
Маркус был прав. Ева пожалела, что заподозрила отца в хитрости, но Фицалан не вправе делать ей выговоры.
— Кому-кому, а уж вам-то это хорошо известно, не так ли, мистер Фицалан? — съехидничала Ева. — Вы с отцом часто и подолгу бывали вместе, так не входило ли в ваши намерения накрутить его так, чтобы аренду на шахту «Этвуд» он снова передал вам? В конце концов, ни для кого не секрет, что вы спите и видите, как бы снова ее заполучить.
Лицо Маркуса потемнело, глаза засверкали, Ева видела, что он еле сдерживается.
— Ошибаетесь, мисс Сомервилль. Смею вас заверить, что добиваться желаемого с помощью лести или обмана не в моем характере. Я относился к вашему отцу с величайшим уважением. Мы были близкими друзьями, я хотел, чтобы он прожил еще много лет, и надеялся на это. При иных обстоятельствах и будь вы мужчиной, я бы заставил вас раскаяться в ваших словах.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Фицалан, но я не беру свои слова обратно, — процедила Ева.
— Это ваше право. Понимаю, вы поражены этим пунктом завещания и к тому же тяжело переживаете трагическую гибель отца. Этим и объясняется ваша вспышка. Поэтому я на вас не обижаюсь.
Все присутствующие, ставшие свидетелями их перепалки, приписали враждебный тон Евы ее удрученному состоянию. Только у Джеральда, не пропускавшего ни звука мимо ушей, в глазах зажглись злорадные огоньки.
— А что будет, если мы не поженимся? — спросил Соумса Фицалан.
Он старался не замечать горящие ненавистью глаза Джеральда Сомервилля. Еще бы! Из рук Джеральда уплыла его заветная мечта, жемчужина состояния Джона! Только на нее возлагал он надежду, рассчитывая расквитаться с тысячными карточными долгами и безжалостными ростовщиками, готовыми душу из него вытрясти, лишь бы получить свои денежки, да еще с чудовищными процентами.
— Тогда вы не получите ничего, — ответил Соумс.
— Ничего… — еле слышно прошептала Ева. — Что же я буду делать? Где мне жить?
— Если бракосочетание с Фицаланом не состоится, ты будешь получать свои две тысячи фунтов в год. А жить переедешь к бабушке, в Камбрию.
— Ну а шахта? — резко спросил Маркус.
— Перейдет к Джеральду Сомервиллю или его наследнику, а по истечении срока аренды — к вам или вашему наследнику. А уж вы решите, продлевать аренду или нет.
Значит, не все потеряно, сообразил Джеральд. Надо только всячески воспрепятствовать браку Евы с Маркусом.
— Никто, разумеется, не в силах заставить вас пожениться, — продолжал Соумс, — решение принимаете вы оба, но я советую вам прежде серьезно подумать.
— Не сомневайтесь, — кивнул Маркус.
— Я выйду за вас, мистер Фицалан, в тот день, когда солнце перестанет светить, — громогласно объявила Ева. — Мы с вами не пара.
Она повернулась к Соумсу.
— Отец не говорил вам, почему ставит это условие?
— К сожалению, нет. Но полагаю, Ева, что, не случись на дороге катастрофы, он объяснил бы тебе мотивы своих действий. Мы бы ли с ним друзьями на протяжении многих лет, я хорошо его знал и уверен, что у него были серьезные основания поступить таким образом. Понимая, что смерть не за горами, он, полагаю, хотел позаботиться о том, чтобы у тебя был хороший муж.
— А если бы вдруг мистер Фицалан женился до смерти моего отца?
— Сэр Джон знал, что у Маркуса нет никого на примете и вряд ли появится кто-то при его жизни — ведь дни его были сочтены.
— Прошу прощения, мистер Соумс, с меня довольно, я ухожу. — И Ева направилась к двери.
Фицалан выскочил вслед за ней.
— Постойте! — потребовал он. — Нам необходимо поговорить.
Ева остановилась. До чего же он хорош собой!
— Я понимаю, вы до крайности расстроены, — произнес Маркус, пользуясь тем, что никто их не слышит.
— Да, расстроена и разочарована. Ума не приложу, что заставило отца так поступить. Но меньше всего, мистер Фицалан, я склонна сейчас думать о замужестве. А уж если захочу выйти замуж, то выберу себе мужа по своему вкусу.
— Мне, мисс Сомервилль, жена нужна не больше, чем вам — муж, — ответил он сердито, — но, если мы хотим выполнить пожелание вашего отца и сохранить шахту, у нас нет иного выбора, как пожениться.
— А откуда вы взяли, что я хочу сохранить шахту? Меньше всего я сейчас думаю о ней. За мужество же для меня шаг очень серьезный, и я не желаю связывать свою жизнь с человеком, который поступил со мной плохо. Да и не такая уж честь для меня выйти за мужчину, который женится на мне из-за моего имущества.
— То же можно сказать и о вас, мисс Сомервилль. С вами всегда так трудно иметь дело?
Ева высокомерно фыркнула.
— Да, я могу быть совершенно невыносимой, если кто-то или что-то мне не по душе.
— Ну что ж, придется мне привыкать, иначе нам не исполнить волю вашего отца. А Джеральда Сомервилля вы хорошо знаете?
Ева на мгновение задумалась, прежде чем ответить.
— Не очень. Когда-то он часто бывал у нас, но теперь живет в Лондоне. Моя бабушка невысокого мнения о нем.
— Это неудивительно, — Фицалан язвительно усмехнулся. — Джеральд пребывает в ночном мире карт и иных развлечений. Человек он скользкий, главная его черта — любовь к себе самому, сочетающаяся с безжалостностью ко всем остальным. Его собственное имение захирело. Всю свою жизнь он провел в скудости, и внезапная гибель сэра Джона сулит ему надежду на просвет. Я не сомневаюсь, что Джеральд просадит ваше имение в два счета, ведь на нем висят огромные долги.
Еве с трудом удалось подавить вздох.
— Неужели вы полагаете, что мне это неизвестно? Но вы-то откуда так хорошо его знаете? Уж не посещаете ли вы тоже, мистер Фицалан, злачные места?
— К сожалению, я член того же клуба, что и он. И однажды стал невольным свидетелем того, как Джеральд Сомервилль за один вечер проиграл все свое состояние.
Ева взглянула на него с удивлением.
— И сколько же?
— Тридцать пять тысяч фунтов. Проиграть столько денег за один вечер! Ей даже не верилось, что это возможно.
— И что же он сделал? Заплатил? Маркуса насмешила ее наивность.
— Да нет. Его имение и без того заложено и перезаложено. На пороге разорения другой, может быть, и застрелился бы, но не Джеральд Сомервилль. Он взял в долг деньги у бессовестных ростовщиков, которые, прослышав на этой неделе о кончине вашего отца, потребовали их возврата, притом с астрономическими процентами. Люди эти, говорят, жалости не знают, поэтому он так разволновался, поняв, что шахта «Этвуд» уплыла из его рук.
У Евы округлились глаза.
— Я и не подозревала, что Джеральд в столь бедственном положении.
— Сэр Джон не сомневался, что ваше имение, поднятое его тяжкими трудами, Джеральд разорит в два счета, и поэтому решил привести в порядок хотя бы свои финансовые дела. Знал ведь, что жить ему осталось недолго.
— Жаль, что он подумал в первую очередь о финансах, а не обо мне, — с горечью заметила Ева. — Я ведь его собственность, как и шахта «Этвуд».
— Но куда более драгоценная, — тепло улыбнулся Маркус.
— Рада, что вы так считаете, — холодно сказала Ева, — но это не меняет главного: без меня вы не можете получить шахту, а без шахты и я вам без надобности.
— Вы несправедливы ко мне! — взорвался Маркус. — Я совсем не такой корыстолюбец, как вы думаете.
— А у меня есть все основания так думать, — намекнула Ева на эпизод трехгодичной давности. — Ну, а если я не соглашусь выйти за вас замуж? Раз отец был такого высокого мнения о вас, то почему он не завещал шахту «Этвуд» непосредственно вам, без каких-либо условий? Знал ведь, как она вам нужна.
— Мистер Соумс, полагаю, прав. Если бы не трагическое происшествие, отец сам бы вам все рассказал и объяснил. Да и мне тоже. Скорее всего, он опасался, как бы вы, одинокая девушка, не стали легкой добычей охотников за деньгами.
Еве оставалось только пожать плечами.
— За двумя тысячами фунтов?! Какие же это деньги?
— Для человека, не имеющего ни гроша за душой, две тысячи фунтов — деньги большие. А сэр Джон хотел быть уверен, что вы будете счастливы. Уж поверьте мне.
— Поэтому назначил вас моим опекуном, мистер Фицалан? — В ее голосе звучала едкая ирония. — Впрочем, не надо мне рассказывать, как мой отец относился ко мне, Я и сама знаю.
И она опустила голову, чтобы он не заметил ее слез.
— Не опекуном, а мужем, — тихо поправил ее Маркус.
— Все равно, я в полном недоумении. Воля отца — для меня неразрешимая загадка. Мне непонятно, как он, зная мое мнение о вас, заставляет меня выйти замуж за вас. Если я не выйду, а я намерена поступить именно так, то в выигрыше будет Джеральд.
— Да, это так, и я убедительно прошу вас серьезно обдумать ваши действия.
Ева тяжело вздохнула. Голова ее шла кругом. Смерть матери, болезнь отца не давали ей думать о своем будущем, о том, что с ней будет, когда неизбежное произойдет. Но вот это будущее настало, а она совершенно не подготовлена к тому, чтобы принять решение.
— О да, я серьезно подумаю. А сейчас прошу извинить меня. Мне необходимо некоторое время побыть одной и собраться с мыслями.
Маркус сочувственно кивнул головой.
— Понимаю. Я и сам уже намеревался уйти. Вы, конечно, вольны поступать как хотите, но поверьте: гнев — плохой советчик. Не давайте ему влиять на ваши решения, не отказывайтесь по легкомыслию от совершенно необходимых поступков. — Он вздохнул. — Нам обоим следует все взвесить. Время — лучший лекарь. Когда вы немного успокоитесь, я приеду в Бернтвуд-Холл, и мы серьезно обсудим, как быть дальше.
Ева холодно кивнула.
— Хорошо, мистер Фицалан. До свидания.
Маркус задумчиво смотрел ей вслед. Женщин с таким твердым характером он еще не встречал. Да и язык у нее довольно острый.
Возвратившись в гостиную, Маркус холодно взглянул на человека, для которого его брак с Евой был бы острым ножом в сердце. Взоры их встретились, оба поняли: они — смертельные враги.
А ведь Джеральд из тех людей, которые способны на все. Может, например, попытаться уговорить Еву выйти замуж за него. Или скомпрометирует ее, чтобы склонить к этому шагу, лишь бы заполучить шахту «Этвуд». Учитывая все это, Маркусу следует как можно скорее нанести визит в Бернтвуд-Холл и спасти Еву от самой себя, иначе она может совершить роковую ошибку.
Провожавшие сэра Джона в последний путь еще сидели за столом, вспоминая покойного.
Ева незаметно для всех выскользнула из дому. В наступивших сумерках она направилась к церковному двору. Наконец она одна и может без свидетелей поплакать над прахом своих родителей.
Предков Сомервиллей хоронили внутри церкви, но родители Евы избрали для своего вечного покоя церковный двор. Еве казалось, что природа сочувствует ее горю. Она дошла до свежего холмика, усыпанного цветами, упала на колени, и слезы ручьями потекли по ее лицу. Тело содрогалось от рыданий. Она лишилась самых близких на свете людей, а любящий отец по непонятной причине предал ее.
В своем отчаянии она не заметила, что у ворот стоит человек и не сводит с нее глаз. Маркус засиделся на поминках, а когда вышел из дома, его властно потянуло еще раз поклониться праху человека, которому он был многим обязан. Но входя в церковные ворота, он издалека увидел хрупкую фигурку, согнувшуюся от горя, и остановился.
Сердце его сжалось от боли и сочувствия. Ева Сомервилль показалась ему живым воплощением отчаяния и безнадежности. Надо подойти к ней, успокоить, утешить…
Маркус сделал шаг вперед, но замер на месте. Пусть лучше выплачется. Ведь во всем огромном доме вряд ли сыщется человек, который найдет для нее нужные слова утешения. А как хочется подойти к Еве, обнять ее, прижать к себе, погладить пышные волосы, рассыпавшиеся вокруг прелестного лица.
Кажется, ни одна женщина не западала так глубоко ему в душу. Лишь усилием воли он заставил себя отвернуться от согбенной фигурки и удалиться.
Нет, этой картины он не забудет никогда.
Глава третья
Стемнело, когда разбитая от усталости и переживаний Ева уединилась в своей комнате, села в большое кресло перед камином и закрыла глаза.
Перед ее внутренним взором неотступно стоял Маркус Фицалан. Едва она задремала, как ей приснились события трехлетней давности, причем в мельчайших подробностях, что ее удивило: не желая вновь переживать тогдашний позор и унижение, она избегала их вспоминать.
Все началось на ярмарке, с невинной детской шалости, недостойной, впрочем, благовоспитанной юной леди. Мать Евы не смогла поехать на ярмарку из-за плохого самочувствия, но, зная пристрастие Евы к развлечениям такого рода, разрешила дочери отправиться в Этвуд под присмотром леди Паркинсон. Ее дочь Эмма была ближайшей подругой Евы.
К ним присоединилась третья подруга — Анджела Ламберт, эгоистичная девочка, которая часто подтрунивала над Евой, болезненно задевая ее самолюбие. Ева не понимала, что Анджелой руководит зависть к богатству и титулу Сомервиллей, да и к успеху, каким пользовалась у молодых людей Ева.
Подружки сидели чуть поодаль от ярмарочной толпы, на краю газона, и беседовали о предстоящем обручении Евы с красивым сыном баронета — Лесли Стефенсоном. Он также был на ярмарке, но в это время отошел от девушек посмотреть кулачные бои и борьбу. Анджела, с апломбом рассуждавшая на любые темы, поучала подруг, как привлечь к себе внимание мужчин. В этой области она была знатоком.
— В жизни есть более важные дела, — заметила Ева, которой эта часто обсуждавшаяся тема набила оскомину.
— Хорошо тебе говорить, когда ты вот-вот будешь помолвлена с одним из самых завидных женихов в округе, — возразила Анджела.
— Да и ты в один прекрасный день поймаешь рыбку не хуже, — поспешила успокоить ее Ева. — Мужчины вьются вокруг тебя, как осы над сладким. Ты умеешь кокетничать, знаешь, что когда сказать. Будет, будет у тебя очень скоро муж.
— Ну что ж, если он окажется хотя бы наполовину так красив и богат, как Лесли, не возражаю.
Едва Анджела закончила эту фразу, как в поле зрения девушек появился верхом на гнедом жеребце красавец могучего телосложения, с горделивой осанкой и спокойной уверенностью в себе.
— О Боже! — прошептала Анджела. — Маркус Фицалан собственной персоной.
Анджела и Эмма стали исподтишка разглядывать его, Ева же лишь раз скользнула по нему взглядом, да и то из чистого любопытства: он ведь друг и партнер ее отца, однажды она даже мельком видела его в родительском доме.
Занятый своими мыслями, Маркус не обратил внимания на девушек, но хихиканье Анджелы заставило его повернуться в их сторону. Его ледяной взгляд подействовал на них как холодный душ.
— Боже, до чего красив! — воскликнула Эмма, провожая глазами всадника, перед которым расступалась толпа.
— И он хорошо это знает, — откликнулась Анджела. — Интересно, что он здесь делает?
— Да не все ли равно? — обронила Ева как можно более равнодушно, хотя волнение, охватившее ее, убедительно подсказывало, что он не оставил ее безразличной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Вам это было известно? — едва оправившись от первого потрясения, спросила его Ева, стараясь не выдать голосом свой гнев. — Отец говорил с вами на эту тему?
— Нет, не говорил.
Маркус подавил в себе захлестнувшую его волну благодарности сэру Джону: он возвращает ему шахту «Этвуд», причем исключительно из этических соображений, ибо доходов от других шахт и прочих источников с избытком хватает на то, чтобы он, Маркус, мог содержать Бруклендс в приличном состоянии и жить, ни в чем себе не отказывая.
Необходимость жениться на дочери сэра Джона также его не смущает, лишь бы она дала согласие. Сейчас она не скрывает своей враждебности, но, обладая магнетической властью над женщинами, удивляющей его самого, он, бесспорно, сможет ее со временем уговорить. До сих пор он умудрялся ни один из своих романов не заканчивать женитьбой — любовь стала для него развлечением. Но шахта «Этвуд» стоила того, чтобы выполнить поставленное Сомервиллем условие.
Ева бросала на него разъяренные взгляды. Подумать только! Отцу следовало бы вызвать на дуэль и застрелить Маркуса Фицалана, обесчестившего и унизившего его дочь! Вместо этого он легкомысленно устраивает ее брак с человеком, чуть ли не погубившим ее.
— Я никогда не соглашусь на это! — гневно воскликнула она, теряя контроль над собой. — О чем думал отец, выставляя это условие? И почему он меня не предупредил?
— Быть может, просто не успел, — вмешался Соумс. — Погиб-то он внезапно.
— Так вот, я сразу заявляю, что никогда и ни за что не приму этого условия.
Маркус приблизился к столу.
— Может, тебе стоит подумать? — спросил Соумс.
— Никогда! Какая дикость! Просто не верится, что отец хотел выдать меня замуж на таких условиях! Знаю, порою я доставляла ему много хлопот, но его поступок говорит о том, что болезнь поразила не только его тело, но и мозг. Или… или это был какой-то хитрый трюк с его стороны.
— Вот уж нет! — ледяным тоном парировал Маркус. — Ваш отец ни безумцем, ни хитрецом не был. Вы к нему несправедливы. Он был сама порядочность. Редкостный добряк, который думал прежде всего о других, о себе же — в последнюю очередь.
Маркус был прав. Ева пожалела, что заподозрила отца в хитрости, но Фицалан не вправе делать ей выговоры.
— Кому-кому, а уж вам-то это хорошо известно, не так ли, мистер Фицалан? — съехидничала Ева. — Вы с отцом часто и подолгу бывали вместе, так не входило ли в ваши намерения накрутить его так, чтобы аренду на шахту «Этвуд» он снова передал вам? В конце концов, ни для кого не секрет, что вы спите и видите, как бы снова ее заполучить.
Лицо Маркуса потемнело, глаза засверкали, Ева видела, что он еле сдерживается.
— Ошибаетесь, мисс Сомервилль. Смею вас заверить, что добиваться желаемого с помощью лести или обмана не в моем характере. Я относился к вашему отцу с величайшим уважением. Мы были близкими друзьями, я хотел, чтобы он прожил еще много лет, и надеялся на это. При иных обстоятельствах и будь вы мужчиной, я бы заставил вас раскаяться в ваших словах.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Фицалан, но я не беру свои слова обратно, — процедила Ева.
— Это ваше право. Понимаю, вы поражены этим пунктом завещания и к тому же тяжело переживаете трагическую гибель отца. Этим и объясняется ваша вспышка. Поэтому я на вас не обижаюсь.
Все присутствующие, ставшие свидетелями их перепалки, приписали враждебный тон Евы ее удрученному состоянию. Только у Джеральда, не пропускавшего ни звука мимо ушей, в глазах зажглись злорадные огоньки.
— А что будет, если мы не поженимся? — спросил Соумса Фицалан.
Он старался не замечать горящие ненавистью глаза Джеральда Сомервилля. Еще бы! Из рук Джеральда уплыла его заветная мечта, жемчужина состояния Джона! Только на нее возлагал он надежду, рассчитывая расквитаться с тысячными карточными долгами и безжалостными ростовщиками, готовыми душу из него вытрясти, лишь бы получить свои денежки, да еще с чудовищными процентами.
— Тогда вы не получите ничего, — ответил Соумс.
— Ничего… — еле слышно прошептала Ева. — Что же я буду делать? Где мне жить?
— Если бракосочетание с Фицаланом не состоится, ты будешь получать свои две тысячи фунтов в год. А жить переедешь к бабушке, в Камбрию.
— Ну а шахта? — резко спросил Маркус.
— Перейдет к Джеральду Сомервиллю или его наследнику, а по истечении срока аренды — к вам или вашему наследнику. А уж вы решите, продлевать аренду или нет.
Значит, не все потеряно, сообразил Джеральд. Надо только всячески воспрепятствовать браку Евы с Маркусом.
— Никто, разумеется, не в силах заставить вас пожениться, — продолжал Соумс, — решение принимаете вы оба, но я советую вам прежде серьезно подумать.
— Не сомневайтесь, — кивнул Маркус.
— Я выйду за вас, мистер Фицалан, в тот день, когда солнце перестанет светить, — громогласно объявила Ева. — Мы с вами не пара.
Она повернулась к Соумсу.
— Отец не говорил вам, почему ставит это условие?
— К сожалению, нет. Но полагаю, Ева, что, не случись на дороге катастрофы, он объяснил бы тебе мотивы своих действий. Мы бы ли с ним друзьями на протяжении многих лет, я хорошо его знал и уверен, что у него были серьезные основания поступить таким образом. Понимая, что смерть не за горами, он, полагаю, хотел позаботиться о том, чтобы у тебя был хороший муж.
— А если бы вдруг мистер Фицалан женился до смерти моего отца?
— Сэр Джон знал, что у Маркуса нет никого на примете и вряд ли появится кто-то при его жизни — ведь дни его были сочтены.
— Прошу прощения, мистер Соумс, с меня довольно, я ухожу. — И Ева направилась к двери.
Фицалан выскочил вслед за ней.
— Постойте! — потребовал он. — Нам необходимо поговорить.
Ева остановилась. До чего же он хорош собой!
— Я понимаю, вы до крайности расстроены, — произнес Маркус, пользуясь тем, что никто их не слышит.
— Да, расстроена и разочарована. Ума не приложу, что заставило отца так поступить. Но меньше всего, мистер Фицалан, я склонна сейчас думать о замужестве. А уж если захочу выйти замуж, то выберу себе мужа по своему вкусу.
— Мне, мисс Сомервилль, жена нужна не больше, чем вам — муж, — ответил он сердито, — но, если мы хотим выполнить пожелание вашего отца и сохранить шахту, у нас нет иного выбора, как пожениться.
— А откуда вы взяли, что я хочу сохранить шахту? Меньше всего я сейчас думаю о ней. За мужество же для меня шаг очень серьезный, и я не желаю связывать свою жизнь с человеком, который поступил со мной плохо. Да и не такая уж честь для меня выйти за мужчину, который женится на мне из-за моего имущества.
— То же можно сказать и о вас, мисс Сомервилль. С вами всегда так трудно иметь дело?
Ева высокомерно фыркнула.
— Да, я могу быть совершенно невыносимой, если кто-то или что-то мне не по душе.
— Ну что ж, придется мне привыкать, иначе нам не исполнить волю вашего отца. А Джеральда Сомервилля вы хорошо знаете?
Ева на мгновение задумалась, прежде чем ответить.
— Не очень. Когда-то он часто бывал у нас, но теперь живет в Лондоне. Моя бабушка невысокого мнения о нем.
— Это неудивительно, — Фицалан язвительно усмехнулся. — Джеральд пребывает в ночном мире карт и иных развлечений. Человек он скользкий, главная его черта — любовь к себе самому, сочетающаяся с безжалостностью ко всем остальным. Его собственное имение захирело. Всю свою жизнь он провел в скудости, и внезапная гибель сэра Джона сулит ему надежду на просвет. Я не сомневаюсь, что Джеральд просадит ваше имение в два счета, ведь на нем висят огромные долги.
Еве с трудом удалось подавить вздох.
— Неужели вы полагаете, что мне это неизвестно? Но вы-то откуда так хорошо его знаете? Уж не посещаете ли вы тоже, мистер Фицалан, злачные места?
— К сожалению, я член того же клуба, что и он. И однажды стал невольным свидетелем того, как Джеральд Сомервилль за один вечер проиграл все свое состояние.
Ева взглянула на него с удивлением.
— И сколько же?
— Тридцать пять тысяч фунтов. Проиграть столько денег за один вечер! Ей даже не верилось, что это возможно.
— И что же он сделал? Заплатил? Маркуса насмешила ее наивность.
— Да нет. Его имение и без того заложено и перезаложено. На пороге разорения другой, может быть, и застрелился бы, но не Джеральд Сомервилль. Он взял в долг деньги у бессовестных ростовщиков, которые, прослышав на этой неделе о кончине вашего отца, потребовали их возврата, притом с астрономическими процентами. Люди эти, говорят, жалости не знают, поэтому он так разволновался, поняв, что шахта «Этвуд» уплыла из его рук.
У Евы округлились глаза.
— Я и не подозревала, что Джеральд в столь бедственном положении.
— Сэр Джон не сомневался, что ваше имение, поднятое его тяжкими трудами, Джеральд разорит в два счета, и поэтому решил привести в порядок хотя бы свои финансовые дела. Знал ведь, что жить ему осталось недолго.
— Жаль, что он подумал в первую очередь о финансах, а не обо мне, — с горечью заметила Ева. — Я ведь его собственность, как и шахта «Этвуд».
— Но куда более драгоценная, — тепло улыбнулся Маркус.
— Рада, что вы так считаете, — холодно сказала Ева, — но это не меняет главного: без меня вы не можете получить шахту, а без шахты и я вам без надобности.
— Вы несправедливы ко мне! — взорвался Маркус. — Я совсем не такой корыстолюбец, как вы думаете.
— А у меня есть все основания так думать, — намекнула Ева на эпизод трехгодичной давности. — Ну, а если я не соглашусь выйти за вас замуж? Раз отец был такого высокого мнения о вас, то почему он не завещал шахту «Этвуд» непосредственно вам, без каких-либо условий? Знал ведь, как она вам нужна.
— Мистер Соумс, полагаю, прав. Если бы не трагическое происшествие, отец сам бы вам все рассказал и объяснил. Да и мне тоже. Скорее всего, он опасался, как бы вы, одинокая девушка, не стали легкой добычей охотников за деньгами.
Еве оставалось только пожать плечами.
— За двумя тысячами фунтов?! Какие же это деньги?
— Для человека, не имеющего ни гроша за душой, две тысячи фунтов — деньги большие. А сэр Джон хотел быть уверен, что вы будете счастливы. Уж поверьте мне.
— Поэтому назначил вас моим опекуном, мистер Фицалан? — В ее голосе звучала едкая ирония. — Впрочем, не надо мне рассказывать, как мой отец относился ко мне, Я и сама знаю.
И она опустила голову, чтобы он не заметил ее слез.
— Не опекуном, а мужем, — тихо поправил ее Маркус.
— Все равно, я в полном недоумении. Воля отца — для меня неразрешимая загадка. Мне непонятно, как он, зная мое мнение о вас, заставляет меня выйти замуж за вас. Если я не выйду, а я намерена поступить именно так, то в выигрыше будет Джеральд.
— Да, это так, и я убедительно прошу вас серьезно обдумать ваши действия.
Ева тяжело вздохнула. Голова ее шла кругом. Смерть матери, болезнь отца не давали ей думать о своем будущем, о том, что с ней будет, когда неизбежное произойдет. Но вот это будущее настало, а она совершенно не подготовлена к тому, чтобы принять решение.
— О да, я серьезно подумаю. А сейчас прошу извинить меня. Мне необходимо некоторое время побыть одной и собраться с мыслями.
Маркус сочувственно кивнул головой.
— Понимаю. Я и сам уже намеревался уйти. Вы, конечно, вольны поступать как хотите, но поверьте: гнев — плохой советчик. Не давайте ему влиять на ваши решения, не отказывайтесь по легкомыслию от совершенно необходимых поступков. — Он вздохнул. — Нам обоим следует все взвесить. Время — лучший лекарь. Когда вы немного успокоитесь, я приеду в Бернтвуд-Холл, и мы серьезно обсудим, как быть дальше.
Ева холодно кивнула.
— Хорошо, мистер Фицалан. До свидания.
Маркус задумчиво смотрел ей вслед. Женщин с таким твердым характером он еще не встречал. Да и язык у нее довольно острый.
Возвратившись в гостиную, Маркус холодно взглянул на человека, для которого его брак с Евой был бы острым ножом в сердце. Взоры их встретились, оба поняли: они — смертельные враги.
А ведь Джеральд из тех людей, которые способны на все. Может, например, попытаться уговорить Еву выйти замуж за него. Или скомпрометирует ее, чтобы склонить к этому шагу, лишь бы заполучить шахту «Этвуд». Учитывая все это, Маркусу следует как можно скорее нанести визит в Бернтвуд-Холл и спасти Еву от самой себя, иначе она может совершить роковую ошибку.
Провожавшие сэра Джона в последний путь еще сидели за столом, вспоминая покойного.
Ева незаметно для всех выскользнула из дому. В наступивших сумерках она направилась к церковному двору. Наконец она одна и может без свидетелей поплакать над прахом своих родителей.
Предков Сомервиллей хоронили внутри церкви, но родители Евы избрали для своего вечного покоя церковный двор. Еве казалось, что природа сочувствует ее горю. Она дошла до свежего холмика, усыпанного цветами, упала на колени, и слезы ручьями потекли по ее лицу. Тело содрогалось от рыданий. Она лишилась самых близких на свете людей, а любящий отец по непонятной причине предал ее.
В своем отчаянии она не заметила, что у ворот стоит человек и не сводит с нее глаз. Маркус засиделся на поминках, а когда вышел из дома, его властно потянуло еще раз поклониться праху человека, которому он был многим обязан. Но входя в церковные ворота, он издалека увидел хрупкую фигурку, согнувшуюся от горя, и остановился.
Сердце его сжалось от боли и сочувствия. Ева Сомервилль показалась ему живым воплощением отчаяния и безнадежности. Надо подойти к ней, успокоить, утешить…
Маркус сделал шаг вперед, но замер на месте. Пусть лучше выплачется. Ведь во всем огромном доме вряд ли сыщется человек, который найдет для нее нужные слова утешения. А как хочется подойти к Еве, обнять ее, прижать к себе, погладить пышные волосы, рассыпавшиеся вокруг прелестного лица.
Кажется, ни одна женщина не западала так глубоко ему в душу. Лишь усилием воли он заставил себя отвернуться от согбенной фигурки и удалиться.
Нет, этой картины он не забудет никогда.
Глава третья
Стемнело, когда разбитая от усталости и переживаний Ева уединилась в своей комнате, села в большое кресло перед камином и закрыла глаза.
Перед ее внутренним взором неотступно стоял Маркус Фицалан. Едва она задремала, как ей приснились события трехлетней давности, причем в мельчайших подробностях, что ее удивило: не желая вновь переживать тогдашний позор и унижение, она избегала их вспоминать.
Все началось на ярмарке, с невинной детской шалости, недостойной, впрочем, благовоспитанной юной леди. Мать Евы не смогла поехать на ярмарку из-за плохого самочувствия, но, зная пристрастие Евы к развлечениям такого рода, разрешила дочери отправиться в Этвуд под присмотром леди Паркинсон. Ее дочь Эмма была ближайшей подругой Евы.
К ним присоединилась третья подруга — Анджела Ламберт, эгоистичная девочка, которая часто подтрунивала над Евой, болезненно задевая ее самолюбие. Ева не понимала, что Анджелой руководит зависть к богатству и титулу Сомервиллей, да и к успеху, каким пользовалась у молодых людей Ева.
Подружки сидели чуть поодаль от ярмарочной толпы, на краю газона, и беседовали о предстоящем обручении Евы с красивым сыном баронета — Лесли Стефенсоном. Он также был на ярмарке, но в это время отошел от девушек посмотреть кулачные бои и борьбу. Анджела, с апломбом рассуждавшая на любые темы, поучала подруг, как привлечь к себе внимание мужчин. В этой области она была знатоком.
— В жизни есть более важные дела, — заметила Ева, которой эта часто обсуждавшаяся тема набила оскомину.
— Хорошо тебе говорить, когда ты вот-вот будешь помолвлена с одним из самых завидных женихов в округе, — возразила Анджела.
— Да и ты в один прекрасный день поймаешь рыбку не хуже, — поспешила успокоить ее Ева. — Мужчины вьются вокруг тебя, как осы над сладким. Ты умеешь кокетничать, знаешь, что когда сказать. Будет, будет у тебя очень скоро муж.
— Ну что ж, если он окажется хотя бы наполовину так красив и богат, как Лесли, не возражаю.
Едва Анджела закончила эту фразу, как в поле зрения девушек появился верхом на гнедом жеребце красавец могучего телосложения, с горделивой осанкой и спокойной уверенностью в себе.
— О Боже! — прошептала Анджела. — Маркус Фицалан собственной персоной.
Анджела и Эмма стали исподтишка разглядывать его, Ева же лишь раз скользнула по нему взглядом, да и то из чистого любопытства: он ведь друг и партнер ее отца, однажды она даже мельком видела его в родительском доме.
Занятый своими мыслями, Маркус не обратил внимания на девушек, но хихиканье Анджелы заставило его повернуться в их сторону. Его ледяной взгляд подействовал на них как холодный душ.
— Боже, до чего красив! — воскликнула Эмма, провожая глазами всадника, перед которым расступалась толпа.
— И он хорошо это знает, — откликнулась Анджела. — Интересно, что он здесь делает?
— Да не все ли равно? — обронила Ева как можно более равнодушно, хотя волнение, охватившее ее, убедительно подсказывало, что он не оставил ее безразличной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17