Глава 20
День угасал, но их покой все длился. Ариана и Ранульф лежали, отдыхая, на лугу, прижавшись друг к другу, не желая прерывать очарования.
– Я бы хотела остаться здесь навсегда, – вздохнув, пробормотала она, высказав вслух странные мысли Ранульфа, смущавшие его.
Ей так не хотелось портить блаженное бессилие, окутавшее ее, словно кокон одурманивающего тепла. Уютно устроившись в объятиях Ранульфа, чувствуя, как его жар согревает ей спину, а мускулистые руки обнимают ее, Ариана могла притвориться, что они больше не враги, он не ее мстительный господин, а она не его бессильная пленница.
Его рука, рассеянно ласкавшая ее грудь, не возбуждала, а успокаивала. Было странно думать, что когда-то она боялась этих сильных рук воина. Они не сделали ей ничего плохого, но доставили столько наслаждения.
И все же Ариана не постигала нежности Ранульфа, не могла понять его теперешнего настроения. Он обнимал ее как самую любимую, словно она была безгранично хороша, безгранично дорога ему. Словно он хотел только одного – утешить ее.
Ариана с благодарностью принимала это утешение. Она представить себе не могла, как это чудесно – положиться на силу другого человека. Ее благодарность Ранульфу за его снисходительность была безгранична, а на сердце больше не было тяжести, потому что ее мать теперь не пострадает.
– Вы пытались отыскать способ исцеления? – через какое-то время негромко спросил Ранульф.
Ариана снова вздохнула, поняв, что он думает о недуге ее матери.
– Мы перепробовали бесчисленное множество трав и снадобий. Моя мать очень искусна во врачевании, она и научила меня кое-чему, но этот недуг нам не поддается. Боюсь, это безнадежно.
Она устало закрыла глаза. Для проказы не существовало способа исцеления. Иногда болезнь отступала сама по себе, милостью Божьей, но гораздо чаще плоть жертвы гнила заживо, и обычно все заканчивалось смертью.
– Мы надеялись… молились… что там, в лесу, укрытая от мирских забот, она поправится, но пока улучшений нет. Единственное утешение – ее состояние не ухудшилось. Однако отец…
– А что отец?
– Он утратил веру давным-давно. Он исполнился такой… горечи, потеряв и сына, и жену. А с годами, кажется, ему вообще стало все равно. – Ариана помолчала, покусывая губу. – Как бы я хотела родиться сыном, а не разочаровавшей его дочерью!
– Разочаровавшей?
Ариана молча кивнула и потерлась щекой о руку Ранульфа, на которой лежала, как на подушке. Она всегда не слишком много значила для своего отца, не значила и десятой доли того, чем был для него единственный сын.
– Я не оправдала надежд отца, – тихо произнесла она. – Поскольку я не сын, то не могла даже думать о наследовании его владений без мужа, который бы правил в них. – Ариана безрадостно рассмеялась. – Я не смогла удержать в его отсутствие замок, как он мне приказал. Я не смогла сохранить даже помолвку, которую он устроил.
Услышав эту тихую жалобу, Ранульф ощутил укол вины, но не хотел связывать ее жалобы со своим захватом Кларедона.
– Мне кажется, ты послужила ему хорошо – в рамках своего пола.
– Да, наверное. Я старалась изо всех сил. И все-таки это мужской мир и правят в нем мужчины. Хотела бы я быть одним из них!
Он услышал в ее голосе боль и сожаление, и эта боль эхом откликнулась в чувствах, запрятанных глубоко в его сердце. Ранульф услышал все то, чего Ариана не сказала: как она стремилась стать образцовой дочерью в надежде привлечь к себе внимание отца.
Ранульф приподнялся на локте, взял Ариану за подбородок и повернул к себе ее голову.
– Я рад, что ты не мужчина, дорогая.
Его добрая, берущая за душу, улыбка не подбодрила Ариану. Увидев ее печальный взгляд, Ранульф погладил ее по изящной скуле, от всей души желая развеять ее отчаяние. Он ощущал какое-то первобытное, буквально дикое желание защищать Ариану – и такого чувства он не испытывал по отношению ни к одной женщине.
Тут заходящее солнце опустилось за раскидистые дубы, высоко вздымающиеся на краю луга. Все удлиняющиеся тени коснулись накидки, на которой они лежали, и Ариана вздрогнула. Ранульф тут же заботливо укутал ее краем накидки и поплотнее прижал к себе.
Умостив подбородок у нее на голове, он невидящим взором смотрел вдаль. Ариана призналась ему в своих страхах за мать, рассказала о натянутых отношениях с отцом и разбудила тем самым все болезненные воспоминания о его собственном прошлом. Как и она, Ранульф знал, что такое бесплодная тоска о недостижимом. Еще мальчиком он безнадежно мечтал о том, чтобы человек, считавшийся его отцом, хоть раз – всего лишь раз! – взглянул на него без ненависти, не обругав его «дьявольским отродьем». Он хотел даже не любви – он хотел простого признания того, что он существует.
– Когда-то я мечтал, – невыразительно пробормотал Ранульф, – чтобы я был кем угодно, только не тем, кто я есть… незаконным щенком от вероломной распутницы…
Он говорил тихим, далеким, лишенным эмоций голосом, но Ариана сразу ощутила всю его боль и поняла все то, о чем он не сказал. Она чувствовала, что он еще более одинок, чем она, что в его душе поселилось отчаяние. Она лежала, ожидая, что еще он ей расскажет.
Над ними повисла тишина. Ранульф молчал, и Ариана тихонько попросила:
– Расскажи мне…
Высвободившись из ее объятий, Ранульф отодвинулся и перекатился на спину. Ариана остро почувствовала, как ей стало не хватать его тепла.
Забыв о собственных горестях, она повернулась к Ранульфу и всмотрелась в его жесткое красивое лицо. Он закрыл глаза, положив мускулистую руку себе на лоб.
– Я ничей сын, – произнес он после долгого молчания. Услышав тоску в его голосе, Ариана отчаянно захотела запустить пальцы в его волосы и прижать его голову к своей груди, защищая и оберегая. Но она очень сомневалась, что он согласится принять от нее такое утешение. Все же Ариана осторожно протянула руку и погладила кончиками пальцев его лицо. Он напрягся, но руку не оттолкнул.
– Ты родился в Вернее? – ласково подтолкнула она Ранульфа.
– Да. Но я никогда не видел своей матери-леди. Она умерла уже двадцать лет назад. Меня у нее забрали сразу после рождения и отдали няньке.
– Это тогда твой отец заключил ее в темницу? Уголки его рта дернулись.
– Кто тебе об этом сказал?
– Сэр Пейн. Он говорил… твой отец сильно обижал тебя, когда ты был ребенком, заставляя расплачиваться за грехи матери. И… я видела шрамы… трогала их.
– А да, шрамы. Символы моего очищения. – Грудь его затряслась от негромкого смеха, безрадостного и горького. – Так отец наказывал мать за ее супружескую измену и изгонял дьявола из меня, ее сына.
Ранульф уставился сухими горящими глазами в небо, где угасал дневной свет; его грудь и горло стиснула знакомая боль.
– Когда мне исполнилось шесть, меня отправили на воспитание к другому лорду. Кровь Господня, как я радовался, что избавился от отца! Я его ненавидел. Не могу сосчитать, сколько раз я желал ему смерти.
– Но… ты не убил его, когда предоставилась такая возможность.
– Нет, хотя и очень хотел. Он отказался дать мне то, что мне причиталось, отрекся от меня, как от парии. И тогда я поклялся в верности Генриху и получил от него разрешение вернуть то, что у меня отняли. Я сражался за то, что должно было стать моим по праву, и победил собственного отца в поединке.
Ранульф снова негромко, безрадостно рассмеялся.
– Я делал вид, что не испытываю вины за то, что отомстил, но не сумел ее избежать. Я не сумел его убить. Я сдержал собственную руку. После всего, что он мне сделал, я так и не смог заставить себя нанести решающий удар.
Ариана с печалью и беспомощным отчаянием смотрела на Ранульфа, понимая, что каждым своим словом он сильнее привязывает себя к ее сердцу. Она и представить себе не могла, каким безнадежным одиночеством была полна его жизнь – жизнь всеми презираемого изгоя.
Внезапно Ариану переполнила такая нежность к Ранульфу, что ей сделалось больно. Она уткнулась лицом в его шею и крепко обняла его, чувствуя, что сейчас расплачется. Он так страдал! И Ариана хотела только одного – помочь ему исцелиться.
– Ты не должен страдать из-за грехов матери, – хрипло прошептала она, – и из-за безумия отца.
Высвободившись из ее объятий, Ранульф резко сел, повернувшись к ней спиной. Его грудь одновременно и сжимало, и распирало от эмоций.
Зачем он признался ей в своих самых потаенных страданиях?
«Потому что ты хотел, чтобы она поняла, – прошептал в его сознании насмешливый голос. – Ты хотел, чтобы она узнала о демонах, создавших тебя, превративших тебя в того человека, которым ты стал, – безжалостного, лишенного мягкости».
Он почувствовал, как тонкие руки Арианы снова обняли его, ощутил, как ее щека нежно прижалась к шрамам на спине. Ранульф не терпел, когда его там трогали. Он уже хотел оттолкнуть ее, но не смог заставить себя отказаться от ее тепла, ее нежности, утешения, которое она ему предлагала. Ранульф замер и затаил дыхание, словно мог все разрушить, стоит ему только шевельнуться.
Ранульф чувствовал нежное прикосновение её губ к своей обнаженной спине, чувствовал что-то влажное, щекотавшее кожу… Слезы. Грудь невыносимо стиснуло. Она плакала… плакала из-за него.
Ранульф повернулся к ней.
– Ариана… – шепнул он, на какой-то миг приоткрывая ей самое сильное желание своей души. – Ты так нужна мне.
Трогательно откликаясь, Ариана прильнула к его губам, предлагая утешение – такую же нежность, какую он излил на нее совсем недавно.
Ранульф чувствовал себя слишком уязвимым и слишком незащищенным, и поэтому не мог произнести ни слова. Каким-то непостижимым образом он открыл свою душу женщине, бывшей его врагом, и проявленная слабость тревожила Ранульфа.
Он хотел всего лишь утешить ее и не собирался, откровенничать о своей судьбе. Он не хотел вспоминать прошлое и ту тьму, что залила его душу. Он не собирался давать Аркане в руки такое преимущество.
И вот она поглаживает его по волосам, нежно ласкает затылок, словно он маленький ребенок. Словно знает, какое опустошение в его душе, словно понимает, что им движет.
Эта слабость и потеря самообладания привели его в смятение.
– Нам пора возвращаться, – скупо бросил Ранульф, глядя куда угодно, только не ей в глаза.
Ариана покорно вздохнула. Ранульф снова превратился в холодного далекого незнакомца, непреклонного воина, в сердце которого нет места мягкости. Она понимала – он уже жалеет о своей нежности, сожалеет о том, что открылся ей. Он ошибается, думала она. У него есть сердце, только оно скрыто где-то глубоко под ужасным бременем гнева и ненависти.
Может быть, Черный Дракон Верней и могучий воин, но при этом он еще и одинокий и уязвимый человек… мужчина, которому нужна она, Ариана, хотя сам он этого еще не знает.
Глава 21
Разговор на лугу повлиял на Ранульфа сильнее, чем ему хотелось. Именно тогда его начали мучить сомнения. Уверенность в том, что Ариана ничуть не лучше известных ему вероломных дамочек благородного происхождения, сильно поколебалась.
Ранульф пристально наблюдал за ней, подмечая всякие мелочи, от которых решительно отмахивался раньше. Ариана была требовательной, однако слуги любили ее. И эту преданность Ариана честно заслужила: ее живость, ум, красота, добрый характер – все вместе и завоевало их верность. Даже собственный оруженосец Ранульфа, Берк, и тот осыпал Ариану похвалами за ее заботливость и успешное излечение его раны. Она сумела завоевать уважение и восхищение даже некоторых из его вассалов, в особенности Пейна Фицосберна, как с неудовольствием отмечал Ранульф.
Безусловно, Ариана отважна. Она переносила выпавшие на ее долю лишения и унижения с королевским достоинством и не просила пощады. Однажды Ранульф увидел, как она смотрела в окно, выходившее на восток, и взгляд ее был полон тоски и страдания, словно она мечтала о лучших временах, но на его вопрос Ариана лишь пожала плечами, улыбнувшись, и покачала прелестной головкой, не желая говорить о своей грусти или искать его сочувствия.
Правду говоря, Ранульф не мог найти особых недостатков в ее поведении. Ее практическая, проницательная натура была в то же время очень женственной и приятной, хотя острый язык и безрассудное неповиновение время от времени приводили его в бешенство.
Ее физический отклик тоже был приятным, да. Невероятно приятным. Никогда еще Ранульфу не встречалась женщина, которая столь полно могла удовлетворить его плотские потребности. В постели царственная дева превращалась в чувственную женщину, выполнявшую любые его желания, и он уже не хотел никакой другой любовницы.
И все же Ранульф не мог объяснить свою тягу к ней одной лишь чувственностью. Правда, что он испытывал к Ариане невероятное чувство собственности, но за этим крылось что-то большее.
Она заполняла все его чувства, каждую его мысль. «Я и в самом деле околдован», – с отвращением заключал Ранульф. Он думал о ней в самые неподходящие моменты, вспоминал, какая она сладкая на вкус, какое у нее шелковистое тело, во время скучных разговоров о доходах и арендной плате, улаживая ссоры между слугами, даже в самый разгар тренировочных поединков с вооруженным противником – весьма опасное время для того, чтобы отвлекаться мыслями. Ранульф не мог объяснить себе, что за непонятное чувство охватывает его время от времени, причем так неожиданно, что он не успевал от него защититься… новое, странное чувство, в котором он почему-то не хотел разбираться. Угрожающее чувство, и Ранульф знал, что должен противиться ему изо всех сил. Он не мог впустить Ариану за те барьеры, которые выставил, чтобы защитить себя.
Не мог Ранульф и полностью отказаться от своих подозрений. Но, говоря по правде, он заметил, что Ариана стала по отношению к нему более отзывчивой, более мягкой после того дня на лугу, хотя это можно было объяснить благодарностью. Ранульф понимал, что своей доброжелательностью к матери Арианы он пробудил в ней чувство долга, хотя и не завоевал ее полного доверия.
Ранульф сдержал свое слово и на следующий же день проводил Ариану к хижине и снабдил несчастную больную достаточным количеством провизии. Он сожалел, что не может сделать чего-то большего для леди Констанции. В порыве сострадания Ранульф отправил одного из самых доверенных рыцарей с отрядом вооруженных воинов в Нормандию, в Верней, чтобы срочно привезти оттуда свою наложницу, сарацинку Лейлу, которая неплохо разбиралась в искусстве восточного врачевания. Однако ничего не сказал об этом Ариане, опасаясь пробудить в ней напрасные надежды.
Кроме того, Ранульф изгнал из Кларедона Дину, отправив ее работать в один из отдаленно расположенных замков. Ему не нравились злоба и лживость Дины, и он не хотел терпеть служанку, которая была так мало предана своей госпоже.
Сводного брата Арианы, Гилберта, Ранульф освободил из заключения, посоветовав забыть о непокорности и безрассудстве. Впрочем, то, что сестру выпустили из подземелья, подействовало на юношу гораздо сильнее, чем любые угрозы, и теперь он сдерживал свои вспышки.
Через два дня после истории с леди Констанцией Ранульф получил послание с печатью короля Генриха.
– Нас призывают? – спросил Пейн, когда Ранульф развернул пергамент и прочитал письмо.
– Нет, это поручение, – ответил тот довольно угрюмо, протягивая пергамент вассалу. – Леди Алиенора просит сопровождать ее, чтобы добраться до лагеря короля у Бриджнорта.
– И сопровождать ее, должен ее самый любимый рыцарь, – весело предположил Пейн.
Ранульф поморщился:
– Ты преувеличиваешь. Королева не только не благосклонна ко мне, а наоборот – делает все, лишь бы мне досадить. Она не простила меня за то, что две зимы назад я отверг одну из ее придворных дам, и знает, что я лучше пойду сражаться, чем окажусь в ее свите. Но оспаривать приказ короля не приходится. Скажи людям, что через три дня мы отправляемся в Лондон.
Этой ночью Ранульф долго лежал без сна, сожалея о задании, напоминавшем ему о том, что он больше всего презирал в благородных дамах. Королева Алиенора искусно управляла мужчинами и их желаниями, заставляя их выполнять свои требования, но была предана только самой себе. Она умудрилась, родив двух детей, расторгнуть свой брак с Людовиком Французским и обвенчалась с юным Генрихом Нормандским, потому что искала власти. Половина цивилизованного мира лежала у ног Алиеноры. Она привлекала к себе поэтов и льстецов, летевших к ней, как мухи на мед, потому что ее красота и остроумие были действительно выдающимися. При ее дворе постоянно интриговали и строили козни, а прелестная королева не только поощряла это, но и показывала пример.
«Можно придумать сотню поручений, которые я предпочел бы этому», – размышлял Ранульф. И – к своему удивлению – злился, что придется уехать из Кларедона. Ему придется в первый раз так надолго уехать отсюда за эти пять недель – в первый раз уехать от Арианы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32