Как-то, фехтуя с Джоном, он, парировав удар, сделал выпад, словно забыв о том, что бой тренировочный. Джон вскрикнул и схватился за руку, по которой потекла кровь.
Найл выругался и шагнул к другу, чтобы осмотреть рану, но Джон отмахнулся от него:
— Тебе надо найти девчонку посговорчивее, чтобы успокоила тебя. Ты похож на дикого кота, которому вожжа под хвост попала. И покуда не уймешься, ко мне не подходи. Надоело мне быть для тебя мальчиком для битья.
Джон ушел, а Найл остался, проклиная себя. Вернувшись домой, Найл налил себе виски и плюхнулся в кресло. Черт бы его побрал, но ему действительно нужна женщина. Однако не просто женщина, а та самая, которая послала его ко всем чертям.
Найл мрачно уставился в потухший камин, вспоминая, что говорила ему перед отъездом Сабрина.
«Я не хотела выходить за тебя. Меня вынудили к этому обманом…
Нам ни к чему терпеть друг друга дальше…
Я не та женщина, которую ты желаешь, я для тебя всего лишь помеха…»
Быть может, его заставил жениться на ней долг чести. Но теперь он не нуждался в свободе. По каким-то непонятным ему причинам Сабрина стала для него драгоценной и единственной. Найл сделал большой глоток крепкого напитка, приятно обжигающего горло. Он не знал, скольких женщин любил в этой жизни, но Сабрина была особенной. Она заполнила пустоту в его душе, о существовании которой он прежде и не подозревал.
Будь она неладна.
Она покорила его своим духом, своей силой, своей невероятной мягкостью, тем, как она возбуждалась в порыве страсти. Он научил ее наслаждаться и неожиданно получил взамен то, чему она его научила, — душевное наслаждение. Все в ней его возбуждало. Даже ее острый язык.
Из нее получилась отличная жена вождя. Несмотря на то, что он боролся с каждым проявлением самостоятельности в ней, она заставила его забыть о слепой ненависти и попыталась принести мир в горы. Из нее, несомненно, получилась бы прекрасная мать. Она родила бы ему сильных сыновей и страстных дочерей.
Найл закрыл глаза, гоня прочь эту мысль, но перед мыс ленным взором настойчиво всплывал образ Сабрины, баюкающей у груди ребенка с нежной улыбкой на устах. Его ребенка. Ребенок мог бы привязать к нему Сабрину сильнее, чем необходимость объединить кланы.
Эмоции захлестнули его при воспоминании о той горечи, что сопровождала их расставание. А всего-то надо было признаться в том, что связь с Евой ничего для него не значит.
«Будь я той женщиной, которую ты желаешь, ты не стал бы искать другую…»
Найл снова наполнил стакан. Он не мог, не желал поверить в то, что потерял Сабрину. Она принадлежала ему. А захотев женщину, он всегда ее добивался — неудач на этом поприще Найл не знал.
Он поднес стакан к губам.
Несколько часов спустя Ева застала его в той же позе. В комнате уже сгустился сумрак. Ева включила свет.
— Я думала, вам тоскливо и одиноко. Ведь леди Макларен уехала. Но не думала, что вы в таком состоянии. Надеюсь, вы не больны?
— Болен, — признался Найл. — Меня бьет дрожь. Хочу женщину.
Ева присела на корточки у его ног и положила ладонь ему на грудь.
— Знаешь, я могу тебя вылечить. Могу заставить тебя забыть о ней.
Найл покачал головой. Он не мог забыть. Не хотел забывать.
Ева приподняла точеную бровь, остановив на нем пристальный взгляд.
— Не могу поверить, — сказала она. — Ты влюблен в собственную жену. Ты, величайший любовник Европы, попал в капкан.
Он невесело рассмеялся.
— Какая горькая ирония, не правда ли? Она поднесла руку к его губам.
— Позволь, дорогой, развеять твою печаль.
— Тебе не удастся.
— Значит, нет?
— Нет. Ты ведь не Сабрина, — сказал он просто.
Ева поднялась, пытаясь скрыть свое разочарование. Найл следом за ней направился к двери.
— Куда ты? — спросила Ева.
— В Эдинбург, — ответил он мрачно. — За женой.
Глава 16
Над Эдинбургом вставало солнце, но ни перестук лошадиных копыт, ни грохот колес по мостовой не отвлекали Сабрину от горьких дум. Она стояла у окна своей девичьей спальни и смотрела в пустоту. Глаза у нее горели от бессонницы и слез. Четыре дня прошло с тех пор, как она покинула горы, и четыре дня сердце ее истекало кровью.
Будь он проклят! Зачем только она позволила себе его полюбить?
Зажмурившись, Сабрина принялась растирать виски. Голова буквально раскалывалась. С самого начала он прямо заявил, что ему не нужна ее любовь. Мысли о нем не покидали ее, боль не стихала. Какой же она была дурой! Она ведь поклялась себе не впускать его в свое сердце, но это оказалось выше ее сил. Не надо было ей уезжать из Эдинбурга. Тогда не пришлось бы так страдать. Она могла лишь молиться о том, что когда-нибудь рана затянется и боль утратит остроту, а пока ей оставалось лишь терпеть.
Она не собиралась возвращаться. Чарлз еще не совсем оправился от болезни, но в сиделке не нуждался, а в счетоводе очень даже. Пусть жизнь ее не будет изобиловать приключениями, зато сердце останется в безопасности — подальше от обманщика и сердцееда, сделавшего ее навек несчастной.
Теперь, когда мир с Бьюкененами был делом почти решенным, она больше не нужна была своим соплеменникам, а мужу без нее будет лучше. Сабрина до боли прикусила губу. Без жены он сможет развлекаться со своей любовницей.
Сабрина отошла от окна и принялась убирать в спальне.
Спустя некоторое время она вдруг услышала знакомый голос, и сердце ее учащенно забилось. Найл здесь? Что он тут забыл? Ей не хотелось с ним встречаться. Она услышала шаги, стук сапог о деревянные ступени — он перескакивал через одну. Когда Найл появился на пороге, ей показалось, что он заполнил собой всю ее маленькую спальню.
На нем был плед, на поясе меч, он был небрит, волосы в беспорядке, небрежно схвачены лентой на затылке. Синие глаза сверкали — горский воин до мозга костей, подумала Сабрина. Должно быть, он скакал всю ночь. Как, интерес но, ему удалось узнать расположение дома отчима?
— Что-то не так? — спросила она тревожно, гадая, чем вызвана такая срочность его визита.
— Все не так, — ответил он, пожирая ее взглядом.
— С моим дедом?
— Ангус здоров.
— Тогда… Зачем ты приехал? — прошептала она едва слышно.
— Я приехал забрать свою жену.
Сабрина не верила своим ушам. Лицо его выражало усталость и мрачную решимость.
— Я… я не понимаю.
— Мне не хватает тебя, Сабрина. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.
— Домой?
— Да, в горы, где тебе и надлежит быть.
Она в недоумении покачала головой. Она хорошо помнила те резкие слова, которыми они обменялись перед ее отъездом.
— Мне надлежит быть здесь. И я не хочу возвращаться. Я нужна моему отчиму.
— Слуга сказал, что Камерон поправился. Он ушел к себе в контору рано утром.
— И все же он еще слаб. Мой дом теперь здесь, Найл. Ты зря проделал весь этот долгий путь.
Найл прислонился плечом к косяку. Судя по всему, он не собирался уходить.
— Ты не хочешь оставаться моей женой?
Сабрина повела плечами. Нет, хотела она закричать. Ей не хотелось снова испытать боль, которая преследовала ее последние несколько недель. Она не смогла бы вынести этой муки. Терпеть изо дня в день его измены. Каждый раз от сердца ее отмирал бы кусочек, пока оно не превратилось бы в горстку праха. Это была пародия на брак.
Она гордо вскинула голову:
— Я думала, ты будешь рад от меня избавиться. Спокойно устраивать свои амурные делишки.
— У меня нет желания устраивать свои делишки, ни амурные, ни какие-либо другие.
— Думаю, у твоей любовницы иной взгляд. Найл поджал губы.
— Ева мне не любовница, Сабрина. И уже очень давно.
— Кто же она тебе? — спросила Сабрина с сарказмом. — Как ты назовешь шашни с ней в саду под забором — послеполуденным чаем?
Он даже бровью не повел.
— Кратковременным помрачением рассудка. Клянусь тебе, у нас почти ничего не было. Я думал, Ева сможет заставить меня забыть тебя, мою одержимость тобой. Но все оказалось с точностью до наоборот. Она заставила меня понять, какое ты для меня сокровище. Как сильно я хочу тебя и только тебя.
Сабрина смотрела на него во все глаза, лишившись дара речи.
— Это так. — Найл усмехнулся. — Я все время только о тебе и думаю. Плотское наслаждение — услада для плоти. Но оно мало что значит, если не испытываешь еще и других чувств. — Голос его смягчился. — Ты сама меня этому научила.
— Я… Я не верю тебе.
— Поверь мне, Сабрина. Ева ничего для меня не значит. Она просто воспоминание — часть моего прошлого.
— И ты полагаешь, что это все объясняет? Как я могу доверять тебе после того, чему была свидетельницей, Найл? Ты меня предал. Ты даже не понимаешь, какую причинил мне боль.
— Прости, Сабрина. Я сожалею о том, что сделал. Сожалею сильнее, чем могу это выразить.
Сабрина покачала головой. Она не верила в его раскаяние. Рана еще кровоточила.
Но она не могла понять, зачем он явился за ней. Если только не гордость взыграла в нем: как же, жена решила жить отдельно от мужа! Или же он не хотел лишиться ее приданого?
Сабрина распрямила спину. Глаза у нее были несчастные-пренесчастные.
— Мое приданое оставь себе. Отчим достаточно богат. Найл прищурился:
— Мне не нужно твое приданое. Я женился на тебе не ради него.
— Да-да, я вспомнила. То был долг чести. Ну что же, я освобождаю тебя от всех обязательств по отношению ко мне.
— Будь они прокляты! Я не желаю снимать с себя обязательства.
— Но ты всегда хотел быть свободным.
— А теперь не хочу.
— Почему?
— Может, потому, что люблю тебя.
Сабрина округлила глаза. Найл замер. Он сам не ожидал, что эти слова сорвутся с его губ. Но он произнес их так непринужденно и искренне, что они не вызывали сомнений.
Господи, когда же это произошло? Он полюбил Сабрину. Осознание этого факта было пугающим и вдохновляющим одновременно. Оно пьянило, как крепкое зелье. Ее душа завоевала его сердце.
Он рассмеялся.
— Я… Я люблю тебя, Сабрина, — повторил он медленно, словно пробуя слова на вкус, вникая в их смысл.
— Ты шутишь?..
— Нет. Это не шутка. Ты околдовала меня, мышка. Я думаю, что влюбился в тебя в тот момент, когда ты бросилась на Бьюкененов, спасая мою шкуру.
Сабрина была поражена. Неужели Найл ее любит? В это невозможно поверить. Она прижала руки к вискам, стараясь понять, каковы его истинные намерения. Зачем ему так бессовестно врать? Возможно, он раздосадован тем, что она отказалась ему подчиниться, и прибег к крайней мере, чтобы добиться своего. Что ему стоит соврать? У него в запасе сотни уловок, и он пускает их в ход по мере надобности.
Она смотрела на него, скрестив руки на груди.
— Я могу лишь гадать о том, чего ты добиваешься. Но ты солгал, сказав, что любишь меня.
— Я не солгал, Сабрина. Клянусь! — Найл в отчаянии всплеснул руками. — Как ты думаешь, почему я так разозлился, когда подумал, что ты хочешь завести роман с Кейтом Бьюкененом?
— Потому что Бьюкенены — твои враги; Ты их ненавидишь.
— Ненавижу, но не настолько, чтобы свалять дурака. Я был вне себя от ревности.
— Что удивительного в том, что я не могу тебе поверить? — с горечью в голосе произнесла Сабрина. — Ты проходимец, ты способен на любую подлость.
— Клянусь тебе, ты единственная завладела моим сердцем.
— Может, это потому, что у тебя его нет.
— Сабрина…
Он шагнул к ней, но она подняла руку. Одно его прикосновение — и она пропала.
— Сабрина, любовь моя.
— Не называй меня так! Ведь ты даже не знаешь, что такое любовь. — Она указала ему на дверь. — Думаешь, я примчусь к тебе по первому твоему зову? Ошибаешься. И возвращаться с тобой в горы не собираюсь. Уходи!
— Я не уйду, Сабрина.
— Уйдешь!
Она стукнула его кулаком в грудь, выталкивая за дверь.
— Сабрина, ты не в себе.
— И все из-за тебя! Будь ты неладен! Уходи!
Она захлопнула дверь перед его носом, дрожа от гнева и боли, закрыла лицо руками и зарыдала.
Найл смотрел на резную тяжелую дверь. Ему хотелось ее вышибить. Впервые женщина его выгнала. Он мог настоять на том, чтобы Сабрина вернулась с ним домой. У него были все права — они были связаны узами брака. Но он хотел, чтобы она пошла с ним по собственной воле. Надо выждать какое-то время. Пусть она успокоится.
Да и ему не мешало в себе разобраться. Слишком долго он отрицал очевидное, но факт остается фактом — он любит Сабрину. И сама эта мысль ошеломляла. Найл повернулся и пошел прочь. Мысли путались.
Он бродил по лабиринту улиц и думал, когда с ним случилась эта напасть. Когда он влюбился в Сабрину. С самого начала его влекло к ней как к женщине, он старался избавить ее от комплексов и научить наслаждаться тем, что дает плоть. Но потом все усложнилось. Он влюбился.
Он никогда не верил в любовь, которая превращает мужчин в слабаков, попадающих под власть женщин. Найлу в голову не могло прийти, что он, любимец всех женщин Эдинбурга, окажется на крючке у острой на язык богатой наследницы, уже засидевшейся в девицах. В общем, влюбится в собственную жену.
Он много раз клялся в вечной любви. Сегодня одной, завтра другой. Говорил женщинам то, что они хотели слышать, следуя одному из главных правил игры в любовь. Но он не любил ни одну из красивых и охочих до плотских удовольствий женщин, что побывали в его постели. Любовь для него всегда была видом спорта. Ни одна женщина не затронула его чувств, а Сабрине это удалось без всяких усилий.
Взгляд Найла при воспоминании о ней становился нежным. Ни одна женщина из тех, с кем он делил постель, не шла ни в какое сравнение с Сабриной. Она заставила его ощутить полноту жизни. Только теперь, познав любовь, он понял, что значит полное удовлетворение.
Она взяла в плен его сердце. Лишиться ее — все равно что лишиться руки или ноги.
Он испытывал чувственное желание к той женщине, в которую она превратилась, но хотел от нее не только наслаждения. Он не успокоится, пока не завоюет ее любовь. Пока не сделает ее счастливой. Пока она не родит ему детей. Он не мыслил себе жизни без нее.
А чего хотела она?
Найл вдруг остановился. Он был уверен в том, что Сабрина желала его, но любила ли она? Почему она его выгнала? Потому что он причинил ей боль, или она просто хотела избавиться от него?
Он ничем не заслужил ее уважения и любви. И она не поверила, что он ее любит. И в этом он мог винить только себя! Он никогда не ухаживал за Сабриной так, как она того заслуживала. Сначала дал ей понять, что не хочет ее. А потом никак не проявлял своих чувств.
Впредь он будет с ней честен, не станет нарушать данные у алтаря клятвы. Но как убедить ее в том, что он изменился? Как завоевать ее любовь и доверие? Доказать глубину и искренность своих чувств?
В этой битве ему понадобится союзник.
Найл резко повернул и быстро зашагал к докам, где находилась контора отчима Сабрины. Недаром говорят: одна голова — хорошо, а две — лучше.
* * *
Даже самая сильная боль со временем утихает, думала Сабрина, присматривая за подготовкой к ужину. Она приложила к глазам примочку, но они все еще оставались красными. Она не могла скрыть своего состояния ни от кухарки, ни от посудомойки. Хоть бы Чарлз ничего не заметил. Он должен был прийти с минуты на минуту.
Услышав шум внизу, Сабрина вытерла руки и выбежала из кухни. Она едва не упала в обморок, когда увидела, что вместе с Чарлзом явился ее муж. Этот подлый обманщик и гнусный предатель был чисто выбрит и казался красивее, чем всегда. Сабрина глаз от него не могла отвести.
— У нас гость, девочка, — любезно произнес папа Чарлз.
— Гость? — эхом откликнулась Сабрина.
— Да. Господин Макларен поужинает с нами.
Найл вежливо поклонился, словно не замечая, как она ошеломлена.
— К счастью, Чарлз со мной согласился, что место жены — рядом с мужем. И поскольку ты не желаешь прийти ко мне, моя любовь, мне пришлось оказать тебе эту честь.
Сабрина в отчаянии перевела взгляд на отчима. Как он мог ее предать? Чарлз не возражал, когда она вдруг умчалась в горы и осталась там, и поэтому она полагала, что он не станет вмешиваться в ее отношения с Найлом. Но дело тут было не в простом недопонимании. Он тоже подпал под обаяние Найла, перед которым никто не мог устоять.
— Ты не хочешь поприветствовать своего мужа? — весело спросил Найл.
Сабрина ушам своим не верила. Этот подлец ведет себя так, будто ничего не произошло!
— Папа Чарлз, могу я поговорить с тобой наедине?
— Потом, дорогая! Не к спеху. Давай сначала поужинаем. Я умираю от голода.
Чарлз был на стороне Найла, и она не смела ему перечить.
— Ужин почти готов, — сказала она.
В это время Рэб сбежал по ступеням и стал тереться о Найла, виляя хвостом и едва не сбив его с ног.
— Предатель! — прошипела Сабрина.
— Животные меня любят, — сказал ее муж с такой обворожительной улыбкой, что она едва не бросилась ему на шею вслед за псом.
Все направились в столовую. Найл взял Сабрину под руку и шепнул ей на ухо:
— Я не уеду без тебя, мышка. Если откажешься, останусь здесь, даже если мой клан нуждается во мне, а твой — в тебе.
Она высвободила руку. Как смеет он винить ее в том, что она бросила своих соплеменников, после того, что она для них сделала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29