Она постоянно была рядом с ним, потому что так желал Дафф и потому что скорее могла остановить солнце, чем отказать любовнику. Да она и не хотела этого. Как, впрочем, мама и Молли с их недвусмысленными замечаниями о Золушке, принце и тому подобными фантазиями.
Но Аннабел считала свои обязанности сиделки чем-то вроде роли в очередном спектакле, возможно, очень длинном, но не бесконечном. Она прекрасно понимала, что в реальной жизни золушек не бывает и, даже если в редких случаях актрисы и выходили замуж за аристократов, их супружескую жизнь вряд ли можно было назвать идеальной.
Однако эти ее обязанности были приятными. Более чем приятными, и она каждый день с нетерпением ждала поездки в дом Уэстерлендов.
В первое время она спрашивала, не хочет ли Дафф, чтобы ему почитали.
– Нет, спасибо, – отказался он. – Лучше поговори со мной.
Она и подумать не могла, что у них найдется столько тем для беседы: слишком мало они знали друг друга. И по правде говоря, ее отношения с другими мужчинами не оставляли времени для разговоров по душам.
Как, впрочем, и у Даффа – с женщинами.
Оба словно оказались в неизведанной ранее стране, но находили эти переживания невероятно интересными и даже восхитительными. Они много говорили о своем детстве. Его – было идиллическим, другого слова не подберешь. Ее – достаточно приятным, во всяком случае, в ранние годы, когда дело ее отца процветало, а семья жила в комфорте. Да и образование ей дали превосходное. Наставниками девочки были питомцы Кембриджа. И до четырнадцати лет жизнь Аннабел была безмятежной и безоблачной.
Но по мере того как болезнь отца прогрессировала, все менялось. Она очень неохотно говорила о том, что случилось потом, и ни с кем не делилась правдой.
– Когда положение моей семьи потребовало решительных мер, – коротко объяснила она, избегая слов «нищета» и «отчаяние», – я отправилась в Лондон искать счастья.
И счастье ей улыбнулось. Вся последующая ее жизнь была цепью триумфальных побед, которые так часто описывались в газетах того времени.
– Тогда я и увидел тебя в «Друри-Лейн», – вздохнул Дафф.
– Да, – кивнула она, умолчав, что перед этим целый год проработала гувернанткой за жалованье, которого хватало только на то, чтобы семья не голодала, не говоря уже о постоянных преследованиях хозяина дома, считавшего, что вся женская прислуга – его законная добыча, так что приходилось всеми способами избегать встреч с ним. Впрочем, она коротко упомянула о карьере гувернантки, добавив, что нашла ее чересчур изнурительной.
– Вне всякого сомнения, – сухо заметил Дафф. – Да ты с твоей внешностью не протянула бы и двух недель.
– По правде говоря, я протянула год.
– Поразительно. Твой наниматель предпочитал мальчиков, или жена приковывала его к своей ноге?
– Просто в этой семье кошелек был у баронессы. Богатая наследница, которая вышла замуж за нищего, но титулованного аристократа. Сразу понятно, кто в доме главный.
– Деньги, разумеется, взяли верх. Этим по крайней мере объясняется, почему ты продержалась так долго.
– Но ситуация в конце концов стала невыносимой.
– Вполне понятно. Бедняга к тому времени должен был окончательно спятить. И это комплимент, дорогая. Ты необыкновенная… хотя, должно быть, уже не раз это слышала. Итак, как звали это животное?
– Предпочла бы умолчать.
– Я не вызову его на дуэль, – заверил Дафф, хотя в голосе отчетливо прозвенело раздражение. И, чтобы умиротворить его, она поспешно заверила:
– По-моему, семья уехала за границу.
– Врушка, – попрекнул он.
– Ты только начал выздоравливать. Будь благоразумен. И учти, если бы этот человек, который останется безымянным, не довел меня до решения стать актрисой, мы никогда бы не встретились.
– По крайней мере до ярмарки лошадей.
– Если тебе угодно спорить… – надулась Аннабел.
– О нет, честное слово, я не хотел. – Он осторожно хлопнул по краю постели. – Посиди со мной.
Поскольку в последнее время Дафф мог без остановки пройтись по коридору верхнего этажа и обратно, она не собиралась принимать приглашение.
– Твои родители могут войти, – отговорилась она.
– Не войдут.
– Почему ты так уверен? – с подозрением осведомилась она.
– Я попросил не беспокоить меня, пока не позову.
Ну зачем она спросила?!
– Тем не менее я не стану сидеть с тобой, – твердо объявила она.
– Боишься? – поддразнил он.
– Вот именно. Боюсь, что буду опозорена, если кто-то войдет, как бы горячо ты ни уверял, что этого не будет. Как насчет слуг?
– Им тоже приказано не совать сюда носа.
– Вижу, всем успели отдать приказы.
– Ну, если бы и ты склонилась перед моей волей, – пробормотал он с мальчишеской усмешкой, – я был бы вполне доволен.
– И где бы я была, если бы имела глупость склониться перед твоей волей? – надменно пробормотала она, совсем как героиня на сцене.
– Предпочтительно подо мной, – улыбнулся он. – Знаешь, снобизм и все такое.
– Очень забавно! Но боюсь, у меня отсутствуют порывы плоти, – отговорилась Аннабел, хотя при виде Даффа, сидящего на постели, красивого, как смертный грех, в лосинах, рубашке с открытым воротом и босого, в глубине души сознавала, что не вполне искренна.
– Позволь мне не согласиться, – едва заметно усмехнулся он. – После нашей встречи в моем охотничьем домике я сказал бы, что наши плотские порывы идеально совпадают.
– Пожалуйста, Дафф, остановись. – Аннабел подняла руку и откинулась на спинку стула, словно отгораживаясь от искушения. – Даже не напоминай мне о таких вещах, когда я пытаюсь собраться с силами и держаться в рамках приличий. Должна же я вести себя скромно в доме твоих родителей. – Она набрала в грудь воздуха, и решительно добавила: – В этом отношении я абсолютно тверда.
Он тихо застонал и окинул ее насмешливым взглядом.
– А как насчет садового домика во дворе?
– Следовало бы дать тебе пощечину за наглость, – фыркнула она.
– Кто тебе препятствует? Подойди и дай, – вкрадчиво предложил он.
– Дафф, ради всего святого, не надо… – прошептала она. – Через час нам нужно спуститься вниз, к чаю…
Она убеждала его, чувствуя, как кружится голова, как слабеет воля и все сильнее становится желание броситься в его объятия.
– И моя мать собирается впервые приехать с визитом, – в панике прибавила она, – Я и без того нервничаю! Хочешь, чтобы я совсем растерялась?
– Прости, дорогая, – немедленно раскаялся он. – Я слишком эгоистичен. Дело в том, что я попросту схожу с ума. Но не волнуйся. – На этот раз именно он поднял руку. – Я переживу. И ты, конечно, права. Нельзя, чтобы мы спустились вниз помятыми и взъерошенными, тем более что к чаю ждут твою матушку.
– Даже не говори ничего подобного! – ужаснулась Аннабел. – Я и без того живу в постоянном страхе, что матушка услышит обо мне какую-нибудь скандальную сплетню.
В отличие от нее Дафф мало обращал внимания на скандалы.
– Дорогая, ты слишком тревожишься о подобных вещах, – небрежно бросил он. – Все, кого я знаю, рано или поздно обязательно были замешаны в ту или иную неприятную историю.
Аннабел поджала губы.
– Подобное поведение может быть приемлемым для аристократии. К сожалению, к простым людям применимы другие стандарты.
– Вздор и глупости. Я могу защитить тебя от любого скандала.
– Но мама тем не менее расстроится. И что тогда? – парировала она.
В этом она, вероятно, права. Хотя все, что он успел узнать о миссис Фостер, указывало на то, что она – женщина светская и вовсе не помешана на приличиях. Но Аннабел, очевидно, страшно боится каким-то образом опозорить мать.
– Не волнуйся, дорогая, – нежно попросил он. – Я буду очень осмотрительным. Честное слово, я буду так же чопорен, как викарий за чаем. Может, мне лучше обсуждать цитаты из молитвенника?
Аннабел улыбнулась и вздохнула.
– Пожалуй, не стоит. Ты вряд ли сумеешь правдоподобно сыграть свою роль. И по правде сказать, наш викарий много пил и держал скаковую конюшню, предоставив младшему священнику выполнять все обязанности. По воскресеньям мы все вместе охотились или ездили на скачки.
Служение Богу было в то время зачастую последним прибежищем младших сыновей, не желавших идти в армию или на флот и считавших, что призвание юриста не соответствует их положению. При этом никакого религиозного образования не требовалось.
– Теперь я вижу, что нашей дружбе самой судьбой предназначено быть долгой и счастливой, – рассмеялся Дафф. – Моя семья тоже проводила воскресенье на скачках или на охоте. Значит, сегодня днем нас ждет огромный успех: вот подожди и увидишь. Мы с твоей матерью поговорим о лошадях.
Глава 27
И действительно, за чаем речь зашла о лошадях, но только после того, как присутствующие долго восхищались Крикет, охали и ахали, передавая ее из рук в руки. Малышка успела перебывать на коленях у всех сидевших за столом и наконец оказалась в объятиях герцогини, где и задремала, как настоящий маленький ангелочек.
Герцогиня взглянула на мужа и улыбнулась.
– Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как в этом доме появлялся младенец.
– Я помню день, когда родился Дафф, – кивнул герцог.
Между ними вдруг протянулась ниточка такой близости и любви, что в комнате воцарилось смущенное молчание.
– Как и все дни, когда остальные наши дети появились на свет, – мягко заметил герцог, улыбаясь растерянным гостям. Общество не терпит столь публичных проявлений взаимной симпатии. Но семья Д'Абернонов всегда жила по собственным правилам.
– Прекрасно вас понимаю, – кивнула миссис Фостер, которая, подобно дочери, ловила на ходу любые намеки. – Кажется, только вчера мои девочки были совсем крошками.
Слава Богу, ее мать может спокойно упоминать имя Хлои!
– Верно, – согласилась герцогиня. – Не успеешь оглянуться, а они уже взрослые.
– Или, в случае Джайлза, просто стали выше ростом, – заметил герцог. Джайлз только что проигрался в карты, и отцу пришлось уплатить большую сумму. – Наш младший сын слишком беспечен и играет по непозволительно высоким ставкам.
– Вернее, слишком невоздержан, – пробормотал Дафф.
– Конечно, родителям тревожно, когда дети связываются с неподходящими людьми, – улыбнулась герцогиня. – Но мне кажется, все это неразрывно связано со взрослением.
– Вероятно, – вежливо согласилась миссис Фостер. – Девушки, как правило, не играют, так что у меня не было причин волноваться по этому поводу. И обе мои дочери были очень послушны.
Она улыбнулась Аннабел, и та вспыхнула, смущенная материнской похвалой. К тому же вряд ли понятия матери о том, какова должна быть послушная дочь, совпадали с ее собственными.
Поняв причину ее неловкости, Дафф поспешил вмешаться:
– Миссис Фостер, не хотите как-нибудь поехать на скачки? Мы с Аннабел собираемся туда на следующей неделе. Кажется, наша семья тоже выставляет лошадей.
– С большим удовольствием принимаю ваше приглашение, – просияла миссис Фостер.
Джулиус и Элспет удивленно переглянулись.
Аннабел поразилась не менее их. На скачках всегда слишком много народа. Неужели Даффу не терпится выставить напоказ их отношения?
– К этому времени я совершенно поправлюсь, – небрежно бросил Дафф, словно в ответ на их изумленные взгляды. – Нужно же это отпраздновать! Мама, папа, вы согласитесь присоединиться к нам?
– Разумеется. Будем счастливы, не так ли, Джулиус?
– Ты, как всегда, права, дорогая, – кивнул герцог и, подняв бокал с бренди, провозгласил: – За успешные скачки!
Тут разговор перешел на лошадей. Обсуждались резвость, выносливость, тренировки и те жокеи, которые будут на них скакать. Миссис Фостер ввели в курс последних новостей скакового мира, и оказалось, что она принимает участие в беседе на равных вплоть до деталей, известных только знатокам и любителям этого спорта.
Время за оживленной беседой летело незаметно, и только когда голодная Крикет с плачем проснулась, требуя очередного кормления, миссис Фостер распрощалась с хозяевами. Срочно позвали Молли, пившую чай со слугами, и вся троица покинула гостеприимный дом, договорившись о встрече на скачках.
Слуги обожали сплетничать о хозяевах, а в этом случае сам факт, что на чай приглашена мать актрисы, был невероятным. Правда, Молли не отличалась словоохотливостью в присутствии посторонних, но слуг так и распирало любопытство, и они болтали без умолку, так что сегодня в кухне Уэстерлендов царило необычайное оживление.
Осталось неясным, каким образом новость выпорхнула из герцогского дома и достигла редакции «Морнинг пост». То ли у кого-то из слуг оказался дружок в соседнем доме, то ли разносчик, заглянувший на кухню, оказался слишком любопытным, а может, у этой газеты, как у любой другой, были свои платные осведомители. Впрочем, все знали, что в Лондоне любой секрет сразу становится известен всем. Поэтому на следующий же день в «Морнинг пост» появилась следующая заметка:
«Вчера герцог и герцогиня Уэстерленд и их наследник, маркиз Дарли, пригласили на чай прославленную актрису, мисс Фостер, ее мать, миссис Фостер, и очаровательную маленькую внучку последней. Маркиз и мисс Фостер недавно вернулись в город после длительного пребывания в провинции».
Аннабел успела увидеть газету раньше матери и сожгла гнусный листок, прекрасно понимая, на что намекает автор заметки. Предполагалось, что она исчезла из Лондона, чтобы родить ребенка, отцом которого был Дарли.
За завтраком герцогиня прочла эти несколько строчек своему мужу и с улыбкой спросила:
– Как по-твоему, что скажет на это Дафф?
– Поскольку именно он предложил, чтобы мы все поехали на скачки, думаю, ему совершенно все равно. Очевидно, он нисколько не волнуется, что скажут люди относительно его связи с мисс Фостер. Как, впрочем, и я, – подмигнув, ответил герцог и развернул «Таймс».
Дафф нашел газету на подносе с завтраком. Эдди уже позаботился развернуть ее на соответствующей странице. Пробежав глазами абзац, маркиз чуть приподнял бровь:
– Пытаешься что-то сообщить?
– Просто подумал, что вам следует знать, вот и все.
– Сомневаюсь, чтобы свет жаждал знать, кого мы приглашаем к чаю!
– Смеетесь?
– Ребенок не мой, – спокойно заверил Дафф. – Так что меня все это не волнует.
– А если бы он был вашим?
– Да ты, похоже, заделался моралистом? – протянул Дафф.
– Ничего, что на мисс Фостер все станут показывать пальцами? Об этом вы подумали?
– Мисс Фостер не привыкать к чему-то подобному. И не смотри на меня так. С каких это пор тебя тревожит благополучие женщин в моей жизни?
– Она славная женщина, ваша мисс Фостер. И нечего это отрицать.
– Хорошо, я согласен. Мисс Фостер действительно очень славная. И я ничем ее не обижу. Можешь на это рассчитывать.
– Пфф!
На этом разговор закончился.
Маркиз благодушно выслушал упрек денщика и немедленно забыл о нем.
На следующий день, когда «Морнинг пост» с опозданием доставили в маленькую деревушку Эджелстон, находившуюся в нескольких часах пути к северу от Лондона, жена деревенского сквайра жадно прочла светскую хронику и ахнула.
– Джеремия, только послушай! – воскликнула она, поворачиваясь к мужу, сидевшему у окна за трубкой и элем. – Эта злосчастная особа Фостер ухитрилась попасть в газеты и, вполне вероятно, способна втянуть нас в свою скандальную жизнь!
Одутловатое лицо жены сквайра исказила негодующая гримаса.
Выслушав содержание заметки, Джеремия Гаррисон спокойно отставил кружку с элем и вместо того чтобы оскорбиться, выдул клуб дыма и улыбнулся.
– Герцог и герцогиня Уэстерленд и маркиз Дарли, говоришь? Интересно, сколько они заплатят, если мы избавим их от этого отродья?
– Ты возьмешь ребенка дочери этого жалкого торговца? – в ужасе завизжала она, тряся головой так, что двойной подбородок задрожал, как желе. – Я запрещаю, Джеремия! Мой отец перевернулся бы в могиле, узнай он про такое!
Как дочь адвоката, Миллисент всегда считала себя выше окружающих.
– Пойми, Миллисент, это выгодное предприятие! Девчонка мертва. Ее отродье можно сплавить в сиротский приют и забыть о ней. А мы получим кругленькую сумму. И не говори, что ты не хочешь новый гардероб или модную мебель для гостиной. А я давно положил глаз на ту ферму, что рядом с нашей.
– Но это покроет нас несмываемым позором, Джеремия, – возразила миссис Гаррисон, хотя ее негодование значительно уменьшилось при мысли о новом гардеробе и мебели.
– Зато мы станем намного богаче. Клянусь Богом! – провозгласил ее муж, хлопнув по колену. – Пусть конюх запряжет лошадей в экипаж, а ты пошли за нашим сыном. У нас появились дела в Лондоне.
Глава 28
В то время, когда Гаррисоны размышляли, что будут делать с внезапно обретенным богатством, бедный младший священник и его экономка в деревушке к югу от Лондона, раскинувшейся на берегу Темзы, озабоченно смотрели на мужчину, лежавшего в постели священника. Несколько дней назад матросы угольной баржи снесли на берег полумертвого незнакомца в лохмотьях, бывших когда-то дорогой одеждой, и с пустыми карманами, опустошенными его спасителями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26