— Тесс и Бриг? — как ни в чем не бывало переспросила она, облизывая палец.— Мне не следовало говорить об этом, — сказала Молли. Она посыпала мукой пирожную доску, сильно шлепнула ладонью тесто и принялась энергично раскатывать его. — Забудь об этом — по крайней мере о том, что услышала это от меня.— Уже забыла.— И вообще нечего целый день торчать на кухне. Конюхи подберут для тебя подходящую лошадку. Пора тебе познакомиться с Баллабурном.Лидия положила на стол ложку.— А вдруг заблужусь? Это ведь не то что прокатиться по побережью Тихого океана или по дорожкам парка «Золотые ворота». Тесс рассказывала…— Опять эта Тесс? Наверное, забивала тебе голову всякими страшилками о чернокожих аборигенах и прочей чушью? Но если ты и впрямь беспокоишься, то возьми кого-нибудь с собой. — Она чуть помедлила. — Например, Ирландца.— Ирландца?— Кого же еще? Это его ранчо. Он здесь знает каждый дюйм. Конечно, он теперь не может бывать повсюду, но в этой штуковине, в которой он ездит, добирается до самых отдаленных уголков.— Вы имеете в виду инвалидное кресло?— Я имею в виду двуколку.Ирландца удивила просьба Лидии сопровождать ее. Но он с такой готовностью согласился, что она поняла, как права была Молли, предложив ей это. В конюшне Лидию снабдили рыжей кобылкой, которая была, как уверяли конюхи, надежной и послушной. Серого мерина, на котором обычно ездил Ирландец, впрягли в специальную одноместную двуколку. Ирландца подняли, усадили на место, укутали ноги шерстяным пледом и вручили кнут. Все это делалось без суеты и как видно, было делом привычным.— Это неплохой способ передвижения, — сказал Маркус, когда они проезжали по мосту, — но меня утомляет необходимость все время любоваться видом на заднюю часть Горацио. Лидия хорошо его понимала. Двуколка имела низкую посадку и напоминала тележку для жокея на бегах. Она была наклонена назад, чтобы Ирландцу не приходилось сидеть в напряженной позе. Следить за дорогой можно было глядя слева или справа от крупа лошади, но Ирландец чаще задавал своему Горацио общее направление, а умный мерин сам привозил его туда, куда требовалось.— Натан никогда не говорил, что Баллабурн такой величественный, — сказала Лидия. Хотя Ирландец пожал плечами, как будто ему это было безразлично, она заметила довольную улыбку на его обветренном лице.— Возможно, он думал, что тебе он таким не покажется. Он рассказывал о том, где ты жила. Баллабурн, наверное, вдвое меньше.— Я жила не во дворце, Ирландец. Да, дом у нас большой, но не огромный.— Однако больше, чем Баллабурн.— Да. Но почему это для тебя так важно?— Вовсе не важно.Лидия понимала, что он лжет, но не могла понять почему. Она оглянулась через плечо на гостеприимное золотисто-коричневое кирпичное здание, от которого так и веяло домашним теплом, чего никогда не ощущалось на Ноб-Хилл.— Твои владения гораздо больше, — сказала она.— Так и должно быть. Ведь Сэмюел, в отличие от меня, не скотовод.Лидия не нашлась что ответить. Ирландец был твердо намерен проводить сравнения, но все же умышленно недооценивал масштабы и красоту своих владений. Кого он пытается поразить?— Не забудь, что я совсем не такая, как моя мать, — сказала Лидия, неожиданно догадавшись, в чем тут дело.— Боже упаси, — пробормотал Ирландец, возведя глаза к небу. — Не напоминай мне об этой дьяволице.Но Лидия, замедлив бег кобылки, подъехала совсем близко к двуколке и продолжала:— Ты понимаешь, о чем я говорю. Показывая свои владения, ты как будто стараешься произвести впечатление на мою мать, Ирландец. Но ведь она, откровенно говоря, не оценила бы все это, она бы все это возненавидела. Мэдлин сошла бы с ума из-за того, что оторвана от городской жизни, и даже жизнь в Сиднее ее бы не устроила. Твой дом показался бы ей деревенским и слишком маленьким Слуг здесь тоже слишком мало. А хуже всего то, что здесь обслуживают пассажиров дилижанса, и будь ты даже богат как Крез, мать все равно стала бы воротить нос от всего, что ты построил.— Но я, черт возьми, строил это не для твоей матери, — рявкнул Ирландец, огрев кнутом мерина так, что двуколка резко вырвалась вперед, оставив позади кобылу Лидии. — Я построил это для тебя, — пробормотал он уже значительно тише.— Что? Что ты сказал? — переспросила Лидия, посылая вперед кобылу.— Я сказал, что построил это для тебя, — сердито повторил Ирландец. — А теперь скажи, намерена ли ты узнать побольше о своем наследстве или будешь продолжать болтать о своей матери?Лидия, открывшая было рот, чтобы возразить, закрыла его, не сказав ни слова. Она отстала от двуколки, чтобы подумать, а когда снова нагнала ее, сказала:— Ты, конечно, невоспитанный мужлан, Ирландец, но я хочу, чтобы ты рассказал мне все про Баллабурн. — На этот раз она совершенно ясно увидела, как густые седеющие усы Маркуса чуть приподнялись в довольной улыбке.Ландшафт Баллабурна то здесь, то там перемежался лугами с пасущимися овцами. Как узнала Лидия, их было около четырех тысяч. Большей частью это были мериносы, дававшие мягкую шерсть отличного качества, продажа которой приносила Баллабурну огромный доход. Безрогие соусдоуны с короткой шерстью и округлыми тушками выращивались главным образом на мясо. Дорсетские овцы с белыми мордочками давали молоко и были чрезвычайно Плодовиты, что позволяло без труда поддерживать численность стада. На ранчо держали также крупный рогатый скот, но для того лишь, чтобы разнообразить меню и не кормить людей одной бараниной. Лошадей выращивали только рабочих. Никому голову не приходило выращивать у себя претендента на Мельбурнский кубок. На огороде возле кухни росли помидоры, кукуруза и другие овощи, а склоны холмов были покрыты колючими зарослями дикой ежевики. То, чего не производилось в натуральном хозяйстве Баллабурна, привозили из города, а то и вообще обходились без этого. Молли в сопровождении многочисленных помощников ездила за припасами в Сидней всего три раза в год.Лидия и Ирландец сидели под эвкалиптом, сквозь листву которого пробивалось солнце: она расположилась на одеяле, он сидел в своей двуколке, из которой Лидия выпрягла Горацио, поставив ее так, чтобы находиться лицом к лицу с Ирландцем. Они с удовольствием подкрепились тем, что упаковала для них в корзинку Молли — холодным мясом, свежими фруктами и булочками с начинкой из изюма с орехами, — запив все это теплым пивом из кувшина.Насытившись, Лидия прислонилась спиной к толстому стволу эвкалипта.— Мне нравится твоя земля, Ирландец. И твои пахучие овцы нравятся, и голубые ленты речек. Небо здесь необъятное, а свет… свет пронизывает все. А как называются птицы, которые хохотали, когда мы проезжали мимо?— Кукабурры.— Да, кукабурры. Мне даже они нравятся. Ирландец прищурил глаза, чувствуя, как согревает его ее нежная улыбка.— А ты гораздо красивее, чем была твоя мать. Лидия принялась собирать корзинку.— Нам пора возвращаться, — заявила она.Ирландец мысленно выругался, кляня свою беспомощность, потому что не мог выскочить из двуколки, встряхнуть ее хорошенько и остановить.— Что я такого сделал? — спросил он.— Ты, должно быть, не очень хорошо помнишь мою мать, иначе никогда не сказал бы, что я красивая. Я терпеть не могу эти сравнения.— Думаю, ты поняла, что доброта не входит в скупой перечень моих добродетелей. Я достаточно хорошо помню твою мать. Когда я познакомился с ней, она была моложе, чем ты сейчас. И если бы ты приняла во внимание все обстоятельства, то поняла бы, что я сказал то, что считаю истинной правдой. — Помедлив немного, чтобы его слова дошли до сознания Лидии, он добавил: — Впряги коня в двуколку, Лидия. Пора нам в обратный путь.В тот вечер после ужина Лидия сидела с Ирландцем в его кабинете. Он составлял каталог книг своей богатой библиотеки. Когда он обратился к ней с просьбой помочь, она с радостью согласилась.— Как ты думаешь, когда вернется Натан? — спросила Лидия. Взяв один из множества окружавших ее томов, она сдула с него пыль и принялась протирать кожаный переплет смоченной маслом тряпкой.— Трудно сказать. Думаю, он пробудет там около недели. Она вздохнула. Значит, еще три дня.— Тебе его не хватает? — пристально глядя на дочь, спросил Ирландец.Лидия, не поднимая глаз, стала еще энергичнее обтирать переплет книги.— Он уехал, а мы так и не решили, кое-какие вопросы.— Не решили? — нахмурился он. — Что именно?— Прежде всего уезжать мне или оставаться. А также условия нашего брака. И возможное расторжение — об этом тоже надо подумать.— Развод? — Ирландец взглядом пригвоздил Лидию к месту. — Ни о каком разводе не может быть и речи.— Это не тебе решать, Ирландец, — спокойно сказала она. — Это будем решать мы с Натаном.Маркус объехал вокруг стола и остановился перед Лидией.— Видно, ты не знаешь условия пари, — сказал он размеренным тоном. — Если ты подумываешь о том, чтобы просить у Натана развод, то тебе следует знать, во что этот развод ему обойдется.Она уже чувствовала, что может пожалеть об этом, тем не менее, взглянув прямо в глаза собеседнику, сказала: — Я тебя слушаю.— В пари участвовали трое: Натан, Бриг и я. На кон был поставлен сам Баллабурн, разделенный поровну между ними и моим ребенком, если это мальчик. Но если это девочка, Баллабурн почти целиком получал муж моей дочери. Если бы ты, Лидия, была мальчиком, то тебе пришлось бы прожить здесь всего один год, чтобы получить треть моих владений. Это включает доли в золотых приисках к северо-западу отсюда, а также недвижимость, которой я владею в Сиднее.Я не надеялся, что моя дочь приедет сюда, тем более согласится остаться, особенно если эту дочь воспитывала Мэдлин. Поэтому, если мой ребенок окажется девочкой — а оно так и случилось, — Натан и Бриг получили шанс привезти ее сюда, но только в качестве своей жены. Поскольку это удалось сделать Натану, теперь для того, чтобы вступить во владение землей, ему нужно заставить тебя прожить в этой стране в течение года. Я предпочел бы, чтобы ты жила в Баллабурне, но Натан напомнил, что в соглашении сказано, что ты должна прожить в этой стране, то есть в Сиднее, Мельбурне, любом другом месте, а не обязательно в Баллабурне.Тебе все ясно, Лидия? В этом соглашении развод не предусмотрен. Натан может получить собственность только через брак. О месте твоего проживания еще можно поспорить. Но пребывание в браке — условие неоспоримое.Прикрывшись книгой, Лидия внимательно наблюдала за выражением лица Ирландца.— Значит, ты хочешь сказать, что Натан не согласится на развод?— Не согласится. Больше всего на свете он хочет получить Баллабурн. Ты, наверное, и сама теперь знаешь, как много Баллабурн значит для него.— Ты использовал его, — тихо сказала она. — Ты знал, как страстно он желает обладать таким великолепным, таким прекрасным местом, как это, и ты этим воспользовался.— Я его не обманывал. Он знал, что я его использую. Бриг тоже знал. Его я выбрал не потому, что он любит Бадлабурн, а потому что он жадный.— Я могла бы выйти замуж за Мура.— Конечно. Но если бы ты была больше похожа на свою мать и меньше на своего отца. В то время когда я отправлял их в Сан-Франциско, я этого не знал. Я даже дал Бригу преимущество, отправив его на месяц раньше. Натан, прибыв туда, вполне мог столкнуться с тем, что вопрос уже решен. Но этого не произошло.— Нет, не произошло. Я познакомилась с ними обоими в один и тот же день.— И сделала правильный выбор.Черные брови Лидии удивленно приподнялись.— Выбор? Но у меня не было выбора. Правильный? О справедливости там и речи не было. Не знаю, что рассказал тебе Натан, но мы с ним не поженились бы, если бы Бриг не попытался опоить меня каким-то зельем, а Натан не наврал бы мне с три короба. И таких людей ты выбрал, чтобы отыскать своего ребенка, Ирландец? — В ее голосе не было гнева, а была лишь какая-то безысходность. — Ты так мало думал о том, как это может отразиться на мне, что мне начинает казаться, ты, наверное, сожалел о моем зачатии даже больше, чем моя мать.Маркус нахмурился.— Это тебе Мэдлин сказала? О том, что она сожалела о твоем зачатии?— Может быть, не так подробно. Но я всегда это знала. Мэдлин сожалела о моем существовании.— Потому что я ее изнасиловал.— Именно поэтому, — поморщившись, сказала Лидия.— Понятно. — Ирландец окинул взглядом устало опущенные плечи дочери, ее дрожащую нижнюю губу. Она показалась ему беззащитной, и он решил воспользоваться этой возможностью, чтобы рассказать ей свой вариант этой истории. — Я любил Мэдлин Харт. Мне было тридцать восемь лет, когда я вместе с несколькими другими каторжниками отправился в Сан-Франциско. Все мы были охвачены «золотой лихорадкой». Я мечтал найти богатую золотую жилу, разбогатеть и вернуть себе утраченное человеческое достоинство. Проклятые британцы отобрали у меня все, и я мечтал восстановить справедливость.Я мыл песок в ручьях, рыл в горах, но золота не нашел. Зато нашел Мэдлин. В свои восемнадцать лет она была той еще ведьмочкой с огненно-рыжими волосами и задорными зелеными глазами. Ее улыбка влекла мое сердце. Я совсем потерял голову. Я был на двадцать лет старше ее и много чего повидал в жизни. Возможно, именно это и привлекло ее ко мне. Не знаю.Мы с Мэдлин имели интимную близость всего три раза. — Маркус заметил, как вспыхнули щеки Лидии, но продолжал: — Ни один из этих случаев не был насилием. Ты могла быть зачата в любой из этих дней, потому что я не предохранялся. Я хотел, чтобы она родила мне ребенка, и хотел, чтобы она стала моей женой. Хочешь — верь, хочешь — не верь, Лидия, но я хотел, чтобы ты родилась.Лидия подняла голову и теперь смотрел ему в лицо и слушала.— Твой дед, отец Мэдлин, застукал нас, неожиданно вернувшись в скобяную лавку, которой владел. Мэдлин, конечно, была смущена и испугана и сказала первое, что пришло ей в голову. Она обвинила меня в том, что я забрался в лавку и изнасиловал ее. Я даже не пытался это опровергнуть. Мэдлин была в истерике, а пистолет ее отца был нацелен мне в живот.— И ты убежал.— Вижу, она рассказала об этом. Лидия кивнула.— Да, я убежал и с тех пор все бежал и бежал: был одним из компании «сиднейской саранчи», презираемой каждым добропорядочным янки, и чувствовал, как веревка все туже и туже затягивается на моем горле. Но я не уехал из Калифорнии. Я ждал, что Мэдлин одумается и поймет, что ей нет необходимости врать своему отцу. Шесть недель спустя я тайно встретился с ней и сделал предложение. — Ирландец покачал головой, вспоминая события двадцатилетней давности. — Она отказала мне, Лидия. Вернее, она расхохоталась мне в лицо. Отец ее разбогател, его скобяная лавка процветала. Нашли золото, и киркомотыги были в цене. Они шли по сорок долларов. Брезентовые палатки — по сотне. А что мог ей предложить я? Ничего. И она выгнала меня вон.Подождав еще две недели, я снова пошел к ней в надежде заставить ее пересмотреть свое решение. Она уже знала, что беременна и что ребенок от меня, и ненавидела меня за это. Она не желала слушать, когда я пытался рассказать ей о том, как подслушал в одном из пабов, что земля к западу от Голубых гор очень похожа на землю, в которой нашли золото в Калифорнии.«Я разбогатею, — говорил я ей. — Ты и не представляешь, как я буду богат. У меня будет хороший дом и достаточно земли, чтобы прокормить дюжину детишек».— Она тебе не поверила, — сказала Лидия.— Нет, — вздохнул он. — Мэдлин не верила в мои силы. Она меня не любила, а возможно, вообще не умела любить. Она продолжала настаивать на версии изнасилования, хотя понимала, что из-за этого я буду вынужден покинуть страну. За несколько дней до отплытия из Калифорнии я услышал, что она собирается выйти замуж за Сэмюела Чедвика. Я слышал о нем, хотя и не был знаком лично. Говорили, что он наткнулся на одно из самых богатых золотых месторождений в Калифорнии, и, насколько помню, мне хотелось убить его за то, что ему так повезло.— Папа — хороший человек, Ирландец, — сказала Лидия. — Он заслуживает большего счастья, чем дала ему мать.— Натан мне говорил то же самое. Он сказал, что мне повезло, что я отделался от такой судьбы.Лидия печально улыбнулась.— Но она все-таки моя мать. И я не намерена плохо говорить о ней. Она такая, какая есть, и не может стать другой, как и ты не можешь стать другим.— А что я за человек, по-твоему? — спросил он.— Грубый, жестокий и обидчивый. Думаю, что ты все еще зол на нее. И еще ты любишь манипулировать людьми.Ирландец, выслушав ее оценку, лишь втянул воздух сквозь стиснутые зубы.— Не забудь еще добавить — мужлан…— И еще мужлан. Но здесь, в Баллабурне, есть люди, которые готовы на тебя молиться. Молли говорит, что ты щедрый.Тесс говорит, что ты добрый. Джек говорит, что ты справедливый, и Натан о тебе тоже худого слова не сказал, хоть ты и используешь его в своих целях. — Лидия подвинулась поближе к инвалидному креслу Ирландца. Она опустилась на колени и взяла его руки в свои. — Все это наводит меня на мысль, что либо ты хочешь отомстить Мэдлин через меня, либо испугался, что не понравишься мне, и не знаешь, что делать дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34