Про Алекса она совершенно забыла, ее нагота не представляла для него ничего нового. Он уже успел разглядеть и потрогать каждый дюйм ее тела за время долгих ночей в океане, протекших с того проклятого вечера. Свою девственность она утратила, а вместе с ней и свою невинность, и теперь прекрасно понимала, что не имеет никакого смысла притворяться скромницей. Элизабет беззаботно сбросила с себя одежду и кинулась в манящую воду, ныряла и смеялась от удовольствия, позволяя прохладным потокам смывать весь пот и грязь, которые въелись в ее кожу за месяцы путешествия. Пока она играла и плескалась в воде, Бурк стоял на берегу, расставив ноги, и с интересом наблюдал за ней. Через несколько минут он достал из кармана брюк мыло, принесенное с «Шершня», и бросил его Элизабет. Кусок упал в воду рядом и обдал ее фонтаном брызг.
— Приветствую вас, — ехидно сказал он.
Она взглянула на него с ненавистью, а Бурк засмеялся и тоже стал раздеваться.
Пока он окунался, Элизабет намыливалась. Она чувствовала себя ослепительно чистой. Потом ее взгляд упал на Бурка, который направлялся к ней. Загорелая грудь блестела от пота, мускулы играли на руках, несмотря на глубину, он шел легко и свободно. Черные волосы рассыпались по лицу, и из-под них опасно сверкали глаза. Элизабет немедленно кинулась прочь, бросив в сторону кусок мыла, и тревожно посмотрела на него, однако он только засмеялся, взял мыло и стал намыливаться. Элизабет презрительно отвернулась и принялась промывать волосы.
— Прекрасный денек для купания, — заметил он.
— Да, — ответила она, — но мне кажется, что ты не подумал о том, что нам придется надеть ту же грязную одежду, в которой мы пришли, и в ней вернуться в деревню. Купание пойдет насмарку.
— Все совершенно не так, Лиззи. Мика, та самая рабыня, принесет нам одежду через некоторое время. Мы так договорились с хозяином.
— Ты хочешь сказать, что эта девушка придет сюда? — спросила она недоверчиво. — И найдет нас в таком виде?
Он засмеялся:
— Пустяки, Лиззи. Какой смысл тебе передо мной разыгрывать оскорбленную невинность?
— Ты невыносим! — вскрикнула Элизабет и стала выбираться на берег.
Неожиданно он обрушил на нее целый каскад воды, она не успела отреагировать, и Бурк сгреб ее сзади — одной рукой за талию, другой — за горло. Элизабет едва успела сделать вдох перед тем, как он бесцеремонно окунул ее в воду. Через секунду дал ей выбраться, и она с проклятиями, кипя от негодования, принялась колотить его, пытаясь освободиться, но из объятий выбраться было невозможно. Все еще смеясь, Бурк окунул ее снова, на этот раз дольше прежнего. Элизабет почувствовала, что у нее раскалывается голова, а перед глазами замелькали маленькие огоньки. Потом он дал ей вынырнуть, и она обессиленно пыталась отдышаться, но ноги не держали, Элизабет повисла на нем, стараясь откашляться. Бурк, довольно посмеиваясь, вытащил ее на берег, положил на траву, а сам растянулся рядом и, подперев голову, с любопытством наблюдал за ней.
Элизабет чувствовала себя несчастной — слабой и оглушенной, но разъяренной. Собираясь с силами, она довольно долго лежала, пока наконец дыхание не пришло в норму. Бурк рядом с ней дружелюбно улыбался. Тогда, улучив момент, она неожиданно на него набросилась и впилась ногтями в лицо. Из груди у нее вырвался крик ненависти. Бурк схватил ее запястья, но она все же была довольна, видя, как у него по расцарапанной щеке течет струйка крови. Он перекатился вместе с ней и придавил ее к земле. Элизабет сжалась, как разъяренная львица; золотые волосы спутались, щеки раскраснелись, глаза сверкали огнем, ненависть придавала ей силы. У нее не было никаких шансов с ним справиться, она поняла это, еще когда они покатились по траве, поэтому боролась с безнадежной одержимостью, выплескивая всю ненависть к этому человеку, который так часто и зло унижал ее, приписывал ей дурные наклонности, мучил и потешался над ней.
Бурк снова засмеялся и прижал ее раскинутые руки к земле. В то же время его тело совершенно лишало ее возможности двигаться. Лежа под ним в бессильной ярости, она тяжело дышала и извивалась.
— Ты восхитительна, Лиззи, — пробормотал он, губами коснувшись ее глаз, и это заставило ее бороться с новой энергией. — Ты действительно бесподобна, но тебе еще надо кое-чему поучиться у нашей знакомой Мики. Да, конечно, она тоже рабыня, как и ты, но между вами есть существенная разница. Ты видела, какая она послушная? Ты о себе слишком высокого мнения, моя сладчайшая. И в мои обязанности входит тебя приручить…
С округлившимися от возмущения глазами Элизабет прошипела ему в лицо:
— Ты никогда меня не приручишь, гнусный бунтовщик! Ты зверь, животное!.. Ты…
Бурк не дал ей договорить, закрыв поцелуями рот, и овладел ею грубо, неистово, требовательно, причинив ей боль. Он опять насиловал ее, управляемый только собственным желанием и потребностью, но, к своему стыду, Элизабет почувствовала, что отвечает с жаром, не меньшим, чем его. Так было всегда. Ее молодое и полное жизненных сил тело отказывалось слушаться, а разум безнадежно пытался подчинить его себе. Тело предавало ее, покорялось страсти, а потом исчезало все — и мысли, и реальность, уступая место ослепительному экстазу, после которого она чувствовала себя безвольной и измученной. И этот раз тоже не был исключением.
Когда все было кончено, она лежала на его руках, и у нее по щекам текли слезы стыда. Вокруг было очень спокойно. Солнце ярко сияло над головой, по воде пробегали маленькие серебряные вспышки, и только легкий шелест травы нарушал тишину.
Бурк гладил ее волосы, чистые и сухие.
— Мы поступаем очень мудро, что наслаждаемся, нока можем, — сказал он. — Завтра утром мы отплываем.
— Утром? — Слезы моментально высохли, и она глядела на него с удивлением. — Но я думала, что ты намереваешься провести здесь несколько дней. Разве ты не собирался захватить еще один торговый корабль?
— Да, но у Нарунды неприятные новости. На прошлой неделе в бухте Таматав стоял британский фрегат, и ходят слухи, что в этом районе их еще несколько. — Он угрюмо усмехнулся. — Даже на «Святой Марии» пираты объявили полную боевую готовность, а, насколько мне известно, это один из самых сильных пиратских кораблей. В свете таких событий самое мудрое, что я могу сделать, — убраться восвояси как можно скорее.
Элизабет села, стараясь не выдать своего волнения.
— Значит, ты веришь, что в любое время сюда может подойти британский корабль?
— Это вполне возможно. — Бурк взял ее за подбородок и поднял голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. — Но не расстраивайся, Лиззи, — сказал он мягко. — Мы уйдем на рассвете, тебя никто не успеет спасти из моего плена.
— Какой ты подлый! — Она оттолкнула его от себя и попыталась подняться на ноги, однако он схватил ее, повалил на спину и начал целовать. Так они катались по траве, и их ноги и руки переплетались, но их мирное времяпрепровождение было прервано звуком легких шагов по траве. Элизабет с ужасом увидела, что к ним приближается Мика и в руках у нее большая бамбуковая корзинка с одеждой, а губы кривятся в легкой полуулыбке. С удвоенной силой Элизабет попыталась освободиться из объятий Бурка, но он держал ее крепко и только улыбался, глядя на подходившую девушку, и даже сказал той несколько слов, которые заставили ее засмеяться гортанным смехом.
Мика поставила корзинку с одеждой на берег и насмешливо взглянула на Бурка. Он заговорил с ней, а она снова расцвела в улыбке. Потом с изящным поклоном повернулась и неторопливо и спокойно зашагала в сторону деревни.
Элизабет, которая стала пунцовой при приближении девушки, яростно зашипела:
— Ты! Как ты мог такое допустить? И что ты ей сказал?
Он усмехнулся одними глазами.
— Что ты так переживаешь, Лиззи, я просто обещал ей, что сегодня ночью наступит ее очередь заниматься любовью со мной.
От этих слов Элизабет просто потеряла дар речи. А между тем он встал и галантно подал ей руку.
— Я в восторге от этого дня, — сказал Бурк с изысканной вежливостью. — Однако мы обещали нашему хозяину, что вернемся прямо к обеду. Надеюсь, ты найдешь что-нибудь подходящее в этой корзине. Но прежде я предлагаю тебе выстирать нашу грязную одежду.
Бурк подтолкнул ее к реке и, совершенно игнорируя негодующие протесты, приказал ей, все еще обнаженной, войти по колено в воду и заняться стиркой, пока он полежит на бережку. Подперев голову руками, время от времени давал ей разные наставления и всячески поддразнивал. Если она артачилась, он грозил, что снова окунет с головой в воду, и ей приходилось торопливо возобновлять свою работу. Когда Элизабет покончила со стиркой, Бурк аккуратно разложил мокрую одежду на солнышке, затем бросил девушку на траву и снова взял. Теперь он любил ее долго и нарочито медленно, умело доводя до экстаза утонченностью своих ласк, поднимая на умопомрачительные высоты блаженства, перед тем как удовлетворить страсть. Когда они возвращались в хижину Нарунды, солнце уже садилось.
Возле хижины они встретили Симса, с которым Бурк коротко поговорил о завтрашних планах. Пока Алекс обсуждал с помощником намерение отплыть рано утром, Элизабет закусила губу. Все ее надежды на бегство исчезали вместе с заходом солнца.
Их еда в тот вечер состояла из большой плошки риса, тушенного с имбирем и ароматическими травами мяса и жареной рыбы, политой соусом. В конце подали свежие тропические фрукты. Для Элизабет, одетой в струящийся белый саронг, все это было настоящим праздником. После месяцев солонины и картофеля свежее мясо и рыба показались ей деликатесом, рис внес отрадное разнообразие в рацион. Она столь жадно поглощала свежие фрукты, что Бурк даже объявил ей, что у нее аппетит как у лошади, а не как у хорошо воспитанной молодой леди. Элизабет прошипела ему в ответ нечто неопределенное и продолжала как ни в чем не бывало поедать все эти ягоды и плоды.
Вскоре после обеда начался тяжелый тропический ливень, о котором Нарунда предупреждал, что он идет здесь почти каждый вечер, а также все дни. Из-за этого ливня на улице стало совершенно темно и тихо. Но вдруг до их ушей донесся странный звук: дробь бесчисленных барабанов и низкое монотонное пение. Элизабет в тревоге подняла голову, но Бурк ее успокоил:
— Ничего страшного. Малагасийцы любят музыку. Такое с ними случается каждый вечер, если верить тому, что говорил мне знакомый пират.
В конце концов Нарунда вышел в другую комнату, а Элизабет и Алекс остались одни, если не считать девушки, работавшей у станка. Ее пальцы двигались в такт несмолкаемой дроби барабанов. Бурк вытащил из угла длинный скрученный матрасик и развернул его перед Элизабет, которая все еще сидела на квадратной тростниковой циновке.
— Ты будешь спать здесь, — сказал он ей, — но сначала сними, пожалуйста, свой саронг.
— Что-что? — прошептала Элизабет, бросив быстрый взгляд на девушку, работающую в углу. — Ты что, утратил всякое представление о приличиях? Неужели ты собираешься меня насиловать прямо на глазах у этого ребенка?
— Я не собираюсь тебя трогать. Мика и я пойдем в другую комнату. Просто я должен быть уверен, что ты не потеряешь голову и не сбежишь куда-нибудь в ночь! — Он усмехнулся. — Конечно, трудно ожидать, что ты на это решишься при таком дожде, окруженная бесчисленными аборигенами и все прочее, но не хочу испытывать судьбу. Раздевайся.
— Не буду! — в ярости зашипела она.
Но тут Бурк быстрым и злобным движением стянул саронг через ее голову и скомкал в руке. С холодной улыбкой он смотрел на нее.
— Желаю тебе спокойной ночи. С рассветом мы отправляемся на корабль.
В шоке от пережитого ужаса она наблюдала за тем, как он прошествовал через комнату к девушке за станком и протянул ей руку. Мика улыбнулась ему, поднялась со своего места и покорно последовала за ним сквозь висящие нити бус на двери в другую комнату. Никто из них даже не обернулся на обнаженную Элизабет, сидящую на своей циновке. Она глядела им вслед, пытаясь побороть дикое желание вскочить на ноги, броситься вон из этого дома, в ночь, несмотря на дождь, несмотря на свою наготу, — и бежать, бежать до тех пор, пока у нее хватит сил. Нужно наконец покончить со всем этим наваждением! Но одновременно прекрасно осознавала, что все эти желания не более чем пустые мечты. Куда можно убежать — и к кому? Нельзя же жить в одиночестве в лесу, и не к кому обратиться. Она не знает даже языка! И кроме того, Алекс Бурк все равно ее найдет. Она не знала как, но найдет. Не имело никакого значения, где спрятаться.
Ее охватило чувство безнадежности, и она крепко закрыла глаза, чтобы подавить готовые пролиться слезы. Здесь, на Мадагаскаре, Элизабет находилась до безумия близко от Индии. Но, ради всего святого, с не меньшей радостью она бы сейчас оказалась снова в Лондоне. Алекс Бурк возьмет ее с собой в Америку, и тогда она больше никогда не увидит дядю Чарльза. Не увидит больше никого из тех, кого любила, кому симпатизировала, о ком заботилась. С того момента, когда Александр Бурк взял на абордаж «Молот ветров» в ту ужасную ночь и ворвался в ее каюту, жизнь превратилась в один сплошной ночной кошмар, и надежды на пробуждение от этого кошмара не было никакой.
Из соседней комнаты раздалось приглушенное хихиканье, тут же затихшее, и Элизабет посмотрела на нитяные занавески с поднимающимся в груди бешенством. Она до деталей знала, что теперь происходит в той комнате — от жадных требовательных поцелуев и движений рук Бурка до тяжести его тела. Это настолько разозлило ее, что стало трудно дышать. Интересно, почему ее так бесит, что Алекс занимается любовью с другой женщиной? Она должна чувствовать облегчение, быть ему благодарна за то, что он ее не мучает хоть в этот раз. Из глаз потекли слезы, которых Элизабет не замечала. Слезы злости, унижения, безнадежности… и еще чего-то. Чувства, которого она не понимала, — всепоглощающего чувства ненависти и поражения. Что-то оно ей слишком напоминает ревность. Ревность! Внутри нее зародилась ревность к этому пирату — вульгарному, презренному пирату! Никогда! Но против ее желания мягкий внутренний голос нашептывал, что Александр Бурк вовсе не вульгарен. Несмотря на грубость и бессердечие, он всегда говорил и двигался с совершенно неподражаемой грацией, его внешность и манеры выдавали в нем образованного, хорошо воспитанного человека. И к тому же, продолжал нашептывать голос, Алекс вовсе не настоящий пират. Бурк был повстанцем, который — да, конечно, — борется с королем, но беззаконность его действий объяснялась тем, что он был на войне, а вовсе не тем, что он простой преступник. Капитан Бурк был капером, и у него имелось письмо с печатью от его правительства. Может быть, это даже хуже, с горечью отметила она про себя. Клочок бумаги от горстки людей, вышедших из повиновения королю! И снова поразило ее, уже в тысячный раз, что она не знает почти ничего об этом человеке, который сделал ее своей пленницей и с которым она вот уже который месяц делит постель. Алекс всегда оставался сдержанным, когда она пыталась расспрашивать его о том, как он жил в Америке — о его семье, друзьях, занятиях, И сегодня Александр Бурк оставался для нее столь же загадочным и непостижимым, как и в ночь, когда она его встретила.
Звуки ночи не прерывались между тем ни на минуту: дробь барабанов, протяжное, монотонное пение, шум ливня и завывание ветра в листве деревьев. А в соседней комнате теперь было тихо. Элизабет лежала, чутко прислушиваясь, и ее тело возбужденно улавливало малейшие шорохи извне, в ней шевельнулось и начало подниматься желание, которое уже стало потребностью за последние месяцы.
Ей надо постараться уснуть, потому что только сон избавит от бесконечных желаний и мыслей, иссушающих мозг.
Должно быть, незаметно для себя она наконец уснула, хотя и во сне ее продолжали мучить бесконечные голоса. Или нет — эти взволнованные голоса звучали уже наяву? Она открыла глаза и увидела Бурка, который быстро шагал через комнату к двери, откуда раздавались взволнованные пронзительные крики:
— Капитан! Капитан!
— Какого черта, Симс? Что случилось? — закричал Бурк в ответ, спешно натягивая на себя брюки.
Элизабет села, пытаясь понять, что происходит. Высокая фигура Бурка маячила в дверном проеме.
— Сэр, это англичане! — голос помощника дрожал от возбуждения и тревоги.
— Черт побери! Какие англичане?
— Три фрегата, капитан, вооруженные до зубов, и одно торговое судно. Идут прямо на нас! И идут быстро!
Часть II ИНТЕРЛЮДИЯ
Глава 10
Дверь открылась, и в комнату неслышно проскользнула маленькая тоненькая девушка с оливковой кожей, и лучезарно улыбнулась Элизабет из-под вуали. Она была одета в свободно ниспадающее сари яркого алого цвета, в середине лба у нее был нарисован какой-то красный знак. Девушка стояла на расшитом золотом персидском ковре босая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Приветствую вас, — ехидно сказал он.
Она взглянула на него с ненавистью, а Бурк засмеялся и тоже стал раздеваться.
Пока он окунался, Элизабет намыливалась. Она чувствовала себя ослепительно чистой. Потом ее взгляд упал на Бурка, который направлялся к ней. Загорелая грудь блестела от пота, мускулы играли на руках, несмотря на глубину, он шел легко и свободно. Черные волосы рассыпались по лицу, и из-под них опасно сверкали глаза. Элизабет немедленно кинулась прочь, бросив в сторону кусок мыла, и тревожно посмотрела на него, однако он только засмеялся, взял мыло и стал намыливаться. Элизабет презрительно отвернулась и принялась промывать волосы.
— Прекрасный денек для купания, — заметил он.
— Да, — ответила она, — но мне кажется, что ты не подумал о том, что нам придется надеть ту же грязную одежду, в которой мы пришли, и в ней вернуться в деревню. Купание пойдет насмарку.
— Все совершенно не так, Лиззи. Мика, та самая рабыня, принесет нам одежду через некоторое время. Мы так договорились с хозяином.
— Ты хочешь сказать, что эта девушка придет сюда? — спросила она недоверчиво. — И найдет нас в таком виде?
Он засмеялся:
— Пустяки, Лиззи. Какой смысл тебе передо мной разыгрывать оскорбленную невинность?
— Ты невыносим! — вскрикнула Элизабет и стала выбираться на берег.
Неожиданно он обрушил на нее целый каскад воды, она не успела отреагировать, и Бурк сгреб ее сзади — одной рукой за талию, другой — за горло. Элизабет едва успела сделать вдох перед тем, как он бесцеремонно окунул ее в воду. Через секунду дал ей выбраться, и она с проклятиями, кипя от негодования, принялась колотить его, пытаясь освободиться, но из объятий выбраться было невозможно. Все еще смеясь, Бурк окунул ее снова, на этот раз дольше прежнего. Элизабет почувствовала, что у нее раскалывается голова, а перед глазами замелькали маленькие огоньки. Потом он дал ей вынырнуть, и она обессиленно пыталась отдышаться, но ноги не держали, Элизабет повисла на нем, стараясь откашляться. Бурк, довольно посмеиваясь, вытащил ее на берег, положил на траву, а сам растянулся рядом и, подперев голову, с любопытством наблюдал за ней.
Элизабет чувствовала себя несчастной — слабой и оглушенной, но разъяренной. Собираясь с силами, она довольно долго лежала, пока наконец дыхание не пришло в норму. Бурк рядом с ней дружелюбно улыбался. Тогда, улучив момент, она неожиданно на него набросилась и впилась ногтями в лицо. Из груди у нее вырвался крик ненависти. Бурк схватил ее запястья, но она все же была довольна, видя, как у него по расцарапанной щеке течет струйка крови. Он перекатился вместе с ней и придавил ее к земле. Элизабет сжалась, как разъяренная львица; золотые волосы спутались, щеки раскраснелись, глаза сверкали огнем, ненависть придавала ей силы. У нее не было никаких шансов с ним справиться, она поняла это, еще когда они покатились по траве, поэтому боролась с безнадежной одержимостью, выплескивая всю ненависть к этому человеку, который так часто и зло унижал ее, приписывал ей дурные наклонности, мучил и потешался над ней.
Бурк снова засмеялся и прижал ее раскинутые руки к земле. В то же время его тело совершенно лишало ее возможности двигаться. Лежа под ним в бессильной ярости, она тяжело дышала и извивалась.
— Ты восхитительна, Лиззи, — пробормотал он, губами коснувшись ее глаз, и это заставило ее бороться с новой энергией. — Ты действительно бесподобна, но тебе еще надо кое-чему поучиться у нашей знакомой Мики. Да, конечно, она тоже рабыня, как и ты, но между вами есть существенная разница. Ты видела, какая она послушная? Ты о себе слишком высокого мнения, моя сладчайшая. И в мои обязанности входит тебя приручить…
С округлившимися от возмущения глазами Элизабет прошипела ему в лицо:
— Ты никогда меня не приручишь, гнусный бунтовщик! Ты зверь, животное!.. Ты…
Бурк не дал ей договорить, закрыв поцелуями рот, и овладел ею грубо, неистово, требовательно, причинив ей боль. Он опять насиловал ее, управляемый только собственным желанием и потребностью, но, к своему стыду, Элизабет почувствовала, что отвечает с жаром, не меньшим, чем его. Так было всегда. Ее молодое и полное жизненных сил тело отказывалось слушаться, а разум безнадежно пытался подчинить его себе. Тело предавало ее, покорялось страсти, а потом исчезало все — и мысли, и реальность, уступая место ослепительному экстазу, после которого она чувствовала себя безвольной и измученной. И этот раз тоже не был исключением.
Когда все было кончено, она лежала на его руках, и у нее по щекам текли слезы стыда. Вокруг было очень спокойно. Солнце ярко сияло над головой, по воде пробегали маленькие серебряные вспышки, и только легкий шелест травы нарушал тишину.
Бурк гладил ее волосы, чистые и сухие.
— Мы поступаем очень мудро, что наслаждаемся, нока можем, — сказал он. — Завтра утром мы отплываем.
— Утром? — Слезы моментально высохли, и она глядела на него с удивлением. — Но я думала, что ты намереваешься провести здесь несколько дней. Разве ты не собирался захватить еще один торговый корабль?
— Да, но у Нарунды неприятные новости. На прошлой неделе в бухте Таматав стоял британский фрегат, и ходят слухи, что в этом районе их еще несколько. — Он угрюмо усмехнулся. — Даже на «Святой Марии» пираты объявили полную боевую готовность, а, насколько мне известно, это один из самых сильных пиратских кораблей. В свете таких событий самое мудрое, что я могу сделать, — убраться восвояси как можно скорее.
Элизабет села, стараясь не выдать своего волнения.
— Значит, ты веришь, что в любое время сюда может подойти британский корабль?
— Это вполне возможно. — Бурк взял ее за подбородок и поднял голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. — Но не расстраивайся, Лиззи, — сказал он мягко. — Мы уйдем на рассвете, тебя никто не успеет спасти из моего плена.
— Какой ты подлый! — Она оттолкнула его от себя и попыталась подняться на ноги, однако он схватил ее, повалил на спину и начал целовать. Так они катались по траве, и их ноги и руки переплетались, но их мирное времяпрепровождение было прервано звуком легких шагов по траве. Элизабет с ужасом увидела, что к ним приближается Мика и в руках у нее большая бамбуковая корзинка с одеждой, а губы кривятся в легкой полуулыбке. С удвоенной силой Элизабет попыталась освободиться из объятий Бурка, но он держал ее крепко и только улыбался, глядя на подходившую девушку, и даже сказал той несколько слов, которые заставили ее засмеяться гортанным смехом.
Мика поставила корзинку с одеждой на берег и насмешливо взглянула на Бурка. Он заговорил с ней, а она снова расцвела в улыбке. Потом с изящным поклоном повернулась и неторопливо и спокойно зашагала в сторону деревни.
Элизабет, которая стала пунцовой при приближении девушки, яростно зашипела:
— Ты! Как ты мог такое допустить? И что ты ей сказал?
Он усмехнулся одними глазами.
— Что ты так переживаешь, Лиззи, я просто обещал ей, что сегодня ночью наступит ее очередь заниматься любовью со мной.
От этих слов Элизабет просто потеряла дар речи. А между тем он встал и галантно подал ей руку.
— Я в восторге от этого дня, — сказал Бурк с изысканной вежливостью. — Однако мы обещали нашему хозяину, что вернемся прямо к обеду. Надеюсь, ты найдешь что-нибудь подходящее в этой корзине. Но прежде я предлагаю тебе выстирать нашу грязную одежду.
Бурк подтолкнул ее к реке и, совершенно игнорируя негодующие протесты, приказал ей, все еще обнаженной, войти по колено в воду и заняться стиркой, пока он полежит на бережку. Подперев голову руками, время от времени давал ей разные наставления и всячески поддразнивал. Если она артачилась, он грозил, что снова окунет с головой в воду, и ей приходилось торопливо возобновлять свою работу. Когда Элизабет покончила со стиркой, Бурк аккуратно разложил мокрую одежду на солнышке, затем бросил девушку на траву и снова взял. Теперь он любил ее долго и нарочито медленно, умело доводя до экстаза утонченностью своих ласк, поднимая на умопомрачительные высоты блаженства, перед тем как удовлетворить страсть. Когда они возвращались в хижину Нарунды, солнце уже садилось.
Возле хижины они встретили Симса, с которым Бурк коротко поговорил о завтрашних планах. Пока Алекс обсуждал с помощником намерение отплыть рано утром, Элизабет закусила губу. Все ее надежды на бегство исчезали вместе с заходом солнца.
Их еда в тот вечер состояла из большой плошки риса, тушенного с имбирем и ароматическими травами мяса и жареной рыбы, политой соусом. В конце подали свежие тропические фрукты. Для Элизабет, одетой в струящийся белый саронг, все это было настоящим праздником. После месяцев солонины и картофеля свежее мясо и рыба показались ей деликатесом, рис внес отрадное разнообразие в рацион. Она столь жадно поглощала свежие фрукты, что Бурк даже объявил ей, что у нее аппетит как у лошади, а не как у хорошо воспитанной молодой леди. Элизабет прошипела ему в ответ нечто неопределенное и продолжала как ни в чем не бывало поедать все эти ягоды и плоды.
Вскоре после обеда начался тяжелый тропический ливень, о котором Нарунда предупреждал, что он идет здесь почти каждый вечер, а также все дни. Из-за этого ливня на улице стало совершенно темно и тихо. Но вдруг до их ушей донесся странный звук: дробь бесчисленных барабанов и низкое монотонное пение. Элизабет в тревоге подняла голову, но Бурк ее успокоил:
— Ничего страшного. Малагасийцы любят музыку. Такое с ними случается каждый вечер, если верить тому, что говорил мне знакомый пират.
В конце концов Нарунда вышел в другую комнату, а Элизабет и Алекс остались одни, если не считать девушки, работавшей у станка. Ее пальцы двигались в такт несмолкаемой дроби барабанов. Бурк вытащил из угла длинный скрученный матрасик и развернул его перед Элизабет, которая все еще сидела на квадратной тростниковой циновке.
— Ты будешь спать здесь, — сказал он ей, — но сначала сними, пожалуйста, свой саронг.
— Что-что? — прошептала Элизабет, бросив быстрый взгляд на девушку, работающую в углу. — Ты что, утратил всякое представление о приличиях? Неужели ты собираешься меня насиловать прямо на глазах у этого ребенка?
— Я не собираюсь тебя трогать. Мика и я пойдем в другую комнату. Просто я должен быть уверен, что ты не потеряешь голову и не сбежишь куда-нибудь в ночь! — Он усмехнулся. — Конечно, трудно ожидать, что ты на это решишься при таком дожде, окруженная бесчисленными аборигенами и все прочее, но не хочу испытывать судьбу. Раздевайся.
— Не буду! — в ярости зашипела она.
Но тут Бурк быстрым и злобным движением стянул саронг через ее голову и скомкал в руке. С холодной улыбкой он смотрел на нее.
— Желаю тебе спокойной ночи. С рассветом мы отправляемся на корабль.
В шоке от пережитого ужаса она наблюдала за тем, как он прошествовал через комнату к девушке за станком и протянул ей руку. Мика улыбнулась ему, поднялась со своего места и покорно последовала за ним сквозь висящие нити бус на двери в другую комнату. Никто из них даже не обернулся на обнаженную Элизабет, сидящую на своей циновке. Она глядела им вслед, пытаясь побороть дикое желание вскочить на ноги, броситься вон из этого дома, в ночь, несмотря на дождь, несмотря на свою наготу, — и бежать, бежать до тех пор, пока у нее хватит сил. Нужно наконец покончить со всем этим наваждением! Но одновременно прекрасно осознавала, что все эти желания не более чем пустые мечты. Куда можно убежать — и к кому? Нельзя же жить в одиночестве в лесу, и не к кому обратиться. Она не знает даже языка! И кроме того, Алекс Бурк все равно ее найдет. Она не знала как, но найдет. Не имело никакого значения, где спрятаться.
Ее охватило чувство безнадежности, и она крепко закрыла глаза, чтобы подавить готовые пролиться слезы. Здесь, на Мадагаскаре, Элизабет находилась до безумия близко от Индии. Но, ради всего святого, с не меньшей радостью она бы сейчас оказалась снова в Лондоне. Алекс Бурк возьмет ее с собой в Америку, и тогда она больше никогда не увидит дядю Чарльза. Не увидит больше никого из тех, кого любила, кому симпатизировала, о ком заботилась. С того момента, когда Александр Бурк взял на абордаж «Молот ветров» в ту ужасную ночь и ворвался в ее каюту, жизнь превратилась в один сплошной ночной кошмар, и надежды на пробуждение от этого кошмара не было никакой.
Из соседней комнаты раздалось приглушенное хихиканье, тут же затихшее, и Элизабет посмотрела на нитяные занавески с поднимающимся в груди бешенством. Она до деталей знала, что теперь происходит в той комнате — от жадных требовательных поцелуев и движений рук Бурка до тяжести его тела. Это настолько разозлило ее, что стало трудно дышать. Интересно, почему ее так бесит, что Алекс занимается любовью с другой женщиной? Она должна чувствовать облегчение, быть ему благодарна за то, что он ее не мучает хоть в этот раз. Из глаз потекли слезы, которых Элизабет не замечала. Слезы злости, унижения, безнадежности… и еще чего-то. Чувства, которого она не понимала, — всепоглощающего чувства ненависти и поражения. Что-то оно ей слишком напоминает ревность. Ревность! Внутри нее зародилась ревность к этому пирату — вульгарному, презренному пирату! Никогда! Но против ее желания мягкий внутренний голос нашептывал, что Александр Бурк вовсе не вульгарен. Несмотря на грубость и бессердечие, он всегда говорил и двигался с совершенно неподражаемой грацией, его внешность и манеры выдавали в нем образованного, хорошо воспитанного человека. И к тому же, продолжал нашептывать голос, Алекс вовсе не настоящий пират. Бурк был повстанцем, который — да, конечно, — борется с королем, но беззаконность его действий объяснялась тем, что он был на войне, а вовсе не тем, что он простой преступник. Капитан Бурк был капером, и у него имелось письмо с печатью от его правительства. Может быть, это даже хуже, с горечью отметила она про себя. Клочок бумаги от горстки людей, вышедших из повиновения королю! И снова поразило ее, уже в тысячный раз, что она не знает почти ничего об этом человеке, который сделал ее своей пленницей и с которым она вот уже который месяц делит постель. Алекс всегда оставался сдержанным, когда она пыталась расспрашивать его о том, как он жил в Америке — о его семье, друзьях, занятиях, И сегодня Александр Бурк оставался для нее столь же загадочным и непостижимым, как и в ночь, когда она его встретила.
Звуки ночи не прерывались между тем ни на минуту: дробь барабанов, протяжное, монотонное пение, шум ливня и завывание ветра в листве деревьев. А в соседней комнате теперь было тихо. Элизабет лежала, чутко прислушиваясь, и ее тело возбужденно улавливало малейшие шорохи извне, в ней шевельнулось и начало подниматься желание, которое уже стало потребностью за последние месяцы.
Ей надо постараться уснуть, потому что только сон избавит от бесконечных желаний и мыслей, иссушающих мозг.
Должно быть, незаметно для себя она наконец уснула, хотя и во сне ее продолжали мучить бесконечные голоса. Или нет — эти взволнованные голоса звучали уже наяву? Она открыла глаза и увидела Бурка, который быстро шагал через комнату к двери, откуда раздавались взволнованные пронзительные крики:
— Капитан! Капитан!
— Какого черта, Симс? Что случилось? — закричал Бурк в ответ, спешно натягивая на себя брюки.
Элизабет села, пытаясь понять, что происходит. Высокая фигура Бурка маячила в дверном проеме.
— Сэр, это англичане! — голос помощника дрожал от возбуждения и тревоги.
— Черт побери! Какие англичане?
— Три фрегата, капитан, вооруженные до зубов, и одно торговое судно. Идут прямо на нас! И идут быстро!
Часть II ИНТЕРЛЮДИЯ
Глава 10
Дверь открылась, и в комнату неслышно проскользнула маленькая тоненькая девушка с оливковой кожей, и лучезарно улыбнулась Элизабет из-под вуали. Она была одета в свободно ниспадающее сари яркого алого цвета, в середине лба у нее был нарисован какой-то красный знак. Девушка стояла на расшитом золотом персидском ковре босая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39