Но королева бывает только одна.
— Поклянись! — хрипло пробормотал Гэвин. — Поклянись мне в этом рыцарским словом и своим мечом. Поклянись, Рональд Гриффин, что отдашь Гленлайон за жизнь этой женщины!
Подняв свой меч, Рон встретил его взгляд прямым и решительным взором.
— Клянусь своей рыцарской честью, что, если ты освободишь эту женщину, я отдам тебе Гленлайон.
Еще на несколько мгновений повисло напряженное молчание.
Гэвин неотрывно смотрел на своего кузена, явно не решаясь поверить в то, что услышал, хотя знал, что рыцарской клятве Рон не изменит. Неожиданно новая мысль пришла ему в голову, и он тихо рассмеялся.
— Джон все равно отдаст мне Гленлайон!
— Джон — не король.
Гэвин спокойно пожал плечами.
— Не король, но скоро будет им.
— Даже если и будет, ты знаешь, что значит иметь дело с Джоном. Король или принц — он останется все тем же мерзавцем. Джон обманет тебя так же, как обманывает всех. — Рон сделал нетерпеливое движение в сторону Гэвина. — Отпусти ее, я сказал.
— Ну да! Если я ее отпущу, я погиб.
— Испытай меня. — В словах Рона была мрачная решимость. — Я дал тебе слово, и я не трону тебя.
Гэвин судорожно вздохнул. Ему очень хотелось поверить — Джина чувствовала это, улавливая мысли, мятущиеся в его возбужденном мозгу, — но в глубине души Гэвин не доверял никому. Он судил о Рональде по себе, а сам он, не колеблясь, солгал бы в этой ситуации. Зато Гэвин прекрасно сознавал, что единственный козырь — это девушка в его руках. И пока она жива, ему ничто не грозит. Только это он и принимал сейчас в расчет.
Отступив назад к лошадям, Гэвин покачал головой.
— Пожалуй, я все-таки заберу ее с собой, кузен. Если ты намерен сдержать свое слово, ты не последуешь за мной. Как только я достигну Англии, я отпущу ее. Клянусь тебе в этом!
— Нет! — Рон решительно шагнул вперед, взяв меч на изготовку. — Я не позволю тебе уехать с ней, Гэвин. Она останется.
Покачав головой, Гэвин сделал еще шаг назад, увлекая Джину за собой. Его меч рукояткой больно врезался ей в ребра, а кинжал был по-прежнему у ее горла, холодной сталью обжигая его.
— Я не такой идиот! — криво усмехнулся он. — Да и ты, кузен, не похож на идиота. Как только я отпущу ее, твои люди тут же прикончат меня.
Положение снова стало критическим. Нужно было что-то предпринять, и Джина сосредоточила всю свою мысленную энергию на Байоше, которая грызла удила у Гэвина за спиной. Ее страх передался лошади. При приближении этого человека Байоша задрожала, ощутив пугающий запах его пота, его напряженные движения и шаги. А когда Гэвин подошел еще ближе, лошадь уловила запах крови на нем — угрожающий, напоминающий о жестоких ударах, о боли…
Заржав, кобыла вдруг вскинулась на дыбы, натянув свой повод, и, взбрыкнув в воздухе ногами, копытом ударила Гэвина по плечу. Он пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, на мгновение выпустил Джину. Этого оказалось достаточно, чтобы она тут же метнулась в сторону, и острие кинжала не достало до нее. В то же мгновение раздался крик Гэвина — хриплый вопль злости и досады.
В стремительном львином прыжке Рон бросился на врага. Стоя на одном колене, Гэвин выхватил меч, чтобы парировать его удар, но сталь скользнула о сталь, и удары не достигли цели. И тут же оба вновь одновременно замахнулись…
Лунный свет скользнул по гладкой поверхности лезвия всего в дюйме от груди Рона. Джина закричала. Она кинулась вперед, не рассуждая, зная только, что должна защитить его, остановить смертоносное жало! Но Рон на долю мгновения опередил своего противника и сильным ударом выбил меч из его руки. Гэвин взревел нечеловеческим голосом. Сжимая в левой руке кинжал, он сделал тщетную попытку замахнуться им, но Рон оказался проворней. Удар меча поразил Гэвина в шею, и Джина стремительно отвернулась, не в силах видеть его конец, не в силах вынести еще одну смерть… Слабый хрип, затихающий стон — и через мгновение все было кончено…
Стоя на коленях, закрыв лицо руками, Джина рыдала в ночной тишине. Она слышала, как подошли Оуэн, сэр Боуэн и сэр Роберт, слышала их быстрый шепот в ночи, но ничего не могла с собой поделать, никак не могла остановиться. Подошли другие, и Джина поняла, что Гэвина уже унесли. Потом услышала, как Бьяджо спрашивает про нее, и чей-то тихий ответ. Но сама она не могла пошевелиться, не могла отнять рук от лица, не могла заставить себя посмотреть на людей. Не сейчас… Нет, не сейчас! Ей не хотелось видеть никого.
Джина не знала, сколько времени простояла так — вжавшись коленями в сырую землю, с распущенными волосами, плотной занавесью закрывавшими лицо. Но вот дыхание ее постепенно выровнялось, и окружающий мир начал снова медленно проступать вокруг. Рядом с ней остался только Рон. Он сидел поблизости на камне — такой надежный и сильный — и молча ждал, когда она успокоится.
Джина вытерла рукавом глаза, и Рон слегка улыбнулся. Его рука приподнялась, мягко отведя волосы с ее лица, нежные пальцы вытерли следы еще не просохших слез.
— Тебе больно, цветочек? — тихо спросил он.
Нет, ей не было больно. Она просто очень устала… Джина выдавила слабую улыбку и покачала головой. Черный локон упал ей на щеку, и Рон осторожно отвел его.
— Слава Богу. — Он немного помолчал. — Благодари Бьяджо, что он сбегал за мной и сказал, что ты, очевидно, заблудилась. Я мог и не поспеть вовремя.
— Ох… Рон… Ты не знаешь, а ведь Брайен…
— Брайен спорит сейчас с Бьяджо, что полезнее для раненого — вино или мясной бульон. Он жив, и рана не опасна! Видно, один из этих амулетов все-таки защитил его. — Снова наступило молчание — какое-то легкое, успокаивающее. Потом Рон сказал задумчивым тоном, как человек, который узнал что-то новое о себе: — А ты знаешь, я ведь не сразу понял, что должен сделать это.
Джина тут же догадалась, что он имеет в виду. Надежда, которая крошечным росточком теплилась в ее душе, теперь расцвела пышным цветом.
— Должен?.. Ты должен был уступить Гленлайон ради меня?
— Да. — Палец Рона прошелся по изгибу ее рта — осторожно и ласково. Сердце Джины было так полно, что она боялась: стоит ей заговорить, слезы тут же польются из глаз. Она могла только смотреть на Рона — на его освещенные лунным светом милые черты, на этот огонек в его глазах, едва видимых во мраке. А когда она положила ладонь на его руку, он улыбнулся. — Никогда не думал, что способен на такую вещь. Но я не мог допустить, чтобы он причинил тебе зло.
— Ужасно, если бы тебе пришлось покинуть Гленлайон и Уэльс из-за меня!
Рональд, прищурившись, поглядел на нее и слегка усмехнулся.
— Ты меня плохо знаешь, цветочек. Я бы, конечно, уступил Гленлайон, поскольку дал свое слово, но только на время. Я никогда не отказался бы от замка насовсем! Как только ты оказалась бы в безопасности, я немедленно попытался бы отбить Гленлайон с честном бою! И это был бы уже мой трофей.
— Но ты же сказал…
— Я имел в виду именно это. Я действительно отдал бы ключи от замка Гэвину. Но я никогда не отказываюсь от своего навсегда. А потеряв, борюсь до конца.
Джина слушала его в некоторой растерянности, не зная, сердиться ей или все-таки примириться с этим. В конце концов, ведь все кончилось хорошо! И не стоило сейчас переживать из-за частностей. Он мужчина, он рыцарь, и у него свои понятия о чести, с которыми ей, что ни говори, придется считаться.
Джина подняла глаза и глубоко вздохнула. Ее взгляд упал на пунцовый шелк, видневшийся из-за кожаной перевязи, на которой висел его меч. Она протянула руку и слегка дотронулась до шарфа.
— Ты все-таки носишь мои цвета?
Рон улыбнулся.
— Да. И надел их, кажется, как раз вовремя. Я ведь собирался сразиться за тебя в завтрашнем турнире. Но, похоже, мне пришлось принять участие в турнире более важном…
Так, значит, он тоже хотел устроить ей сюрприз! Джина взглянула на него и прочла в его глазах такое глубокое волнение, какого прежде не видела никогда. О, если бы ее дар помог ей сейчас! Если бы позволил прочитать его сокровенные мысли, узнать его истинные чувства. Трепеща, она отвела глаза.
— Я должна тебе рассказать кое-что, хотя ты, может быть, и не захочешь поверить…
Легкая улыбка тронула его губы.
— Я не уверен, что смогу выдержать так много откровений за одну ночь, цветочек.
— Но это важно! Это имеет отношение… ко всему. Это касается и прошлого, и настоящего, и будущего. Ты слушаешь меня?
Рон со вздохом кивнул.
— Да, я слушаю, хотя боюсь, что могу пожалеть об этом.
— Надеюсь, ты не будешь сожалеть. — Джина, в свою очередь, глубоко вздохнула, чтобы набраться храбрости, и выпалила: — У меня есть необычный дар. Я унаследовала его от матери, леди Эльфреды Мерсей. Это единственное наследство, которое досталось мне от нее, но оно не раз помогало мне в жизни.
Рон удивленно поднял брови.
— Но ты же говорила, что утратила свое наследство?
— Я говорила о наследстве отца. А дар матери — совсем другое дело. Его нельзя подержать в руках; это скорее талант, способность. Мне рассказывали, что только женщины в нашем роду наследуют этот дар. И те, кто использует его, чтобы творить злые дела, обречены становиться… ведьмами. Но я никогда не поступала так, поверь мне!
Рон уставился на нее сузившимися глазами.
— Но ты все-таки занимаешься магией? Колдовством?
Джина покачала головой, слабо и устало. От того, поверит ли он ей сейчас, зависело все. Ей нужно было знать, откажется он теперь от нее или навсегда оставит с собою.
— Это не то, что ты думаешь. Просто я обладаю способностью читать мысли других людей. — Рон невольно отпрянул, и она добавила с отчаянием: — Но я не могу видеть ничего в твоем сознании, Рон! Ты единственный, кто остался тайной для меня. Даже не зная чужие языки, я все равно могу читать в душах, в сердцах людей. Но только не в твоей душе, Рон. Я пыталась, но встречала лишь глухую, сверкающую стену молчания. Ты непроницаем для меня. Так что этого ты можешь не бояться…
Несколько долгих мгновений он молчал. Ночные совы ухали над ними на вершинах деревьев, лошади ржали, топча копытами мягкую лесную землю, из замка доносился отдаленный шум.
Наконец Рон посмотрел на нее, качая головой.
— Значит, Брайен был прав. Он ведь чувствовал, что ты не такая, как все.
Сердце Джины упало. Рон поверил ей, но теперь он откажется от нее! Должно быть, он никогда ее не любил… Едва удерживая слезы, чувствуя, что мир рушится вокруг нее, Джина попыталась подняться на ноги, но слегка покачнулась. Рон тут же бережно подхватил ее.
— Глупышка, ты думаешь, я буду любить тебя меньше оттого, что у тебя есть этот особый дар?
Он положил руки ей на плечи и нежно прошептал:
— Ты моя, цветочек, только моя!
Джина улыбнулась дрожащей, полной надежды улыбкой.
— Да, милорд. Только твоя.
— Моя леди, моя дама сердца!
— Твоя леди…
— И моя любовь.
Джина вздохнула, и слезы все-таки заструились у нее по щекам.
— Если бы ты знал, как я счастлива слышать это! Я тоже люблю тебя, Рон…
— А как же это проклятое предсказание? Ты откажешься от него ради меня?
Ну надо же! Как и всякий мужчина, он начинал выдвигать новые требования именно тогда, когда женщина готова была отдать ему все…
— Я не могу.
Джина заметила, как в его глазах вспыхнуло неудовольствие, а губы упрямо сомкнулись. И тогда, боясь рассердить его, она торопливо добавила:
— Ты не понял меня, Рон! Я не могу отказаться от этого пророчества — ведь оно связано с тобой… Я и сама очень долго ничего не понимала, но Элспет велела мне повторять его мысленно слово в слово, почаще думать о нем — и произошло чудо! Мне стало ясно, что предсказание сбылось! Я должна была обрести то, что потеряла. А потеряла я счастье, Рон. И мое счастье вернулось ко мне именно так, как говорилось в пророчестве: ведь грифон — это твой герб.
Рон Гриффин рассмеялся и привлек ее к себе. Рука его мягко коснулась ее волос, и он медленно отвел голову Джины назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Ты станешь моей женой? Перед Богом и людьми?
— Да, милорд, навсегда! Я буду твоей женой, и я никогда не предам тебя. — Она легонько дотронулась до шрама на его щеке, ласково отвела назад светлые волосы. — Ты знаешь, я долго не могла вспомнить своего настоящего имени. А теперь вспомнила. Меня зовут Фарах, что означает «счастье». Это имя арабское, меня так назвали при рождении.
Рон удивленно поднял брови.
— Фарах… Мне еще придется привыкнуть к этому имени. Но ты всегда будешь для меня «мой цветочек».
Подняв Джину на руки, он подошел к оседланным лошадям и усадил ее на Байошу. Но не отнял руки, а продолжал обнимать ее за талию, словно боялся опять потерять свое сокровище. Лунный свет проникал сквозь кружево ветвей, отражаясь на лице Рона, серебря его светлые волосы. Джина наклонилась и поцеловала его. А когда выпрямилась, он шепнул ей:
— Я люблю тебя, цветочек!
— И я тоже люблю тебя.
Ночная птица негромко прокричала в лесу, летучая мышь мелькнула над их головами. Был канун Иванова дня, ночь волшебства и магии. Время, когда лесные феи завлекают рыцарей туда, где нет тревог, где царят счастье и вечный покой, где праздник жизни длится бесконечно. Может, и было что-то в той сказке, рассказанной Брайеном? Ведь не все же в сказках неправда, в конце концов…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Поклянись! — хрипло пробормотал Гэвин. — Поклянись мне в этом рыцарским словом и своим мечом. Поклянись, Рональд Гриффин, что отдашь Гленлайон за жизнь этой женщины!
Подняв свой меч, Рон встретил его взгляд прямым и решительным взором.
— Клянусь своей рыцарской честью, что, если ты освободишь эту женщину, я отдам тебе Гленлайон.
Еще на несколько мгновений повисло напряженное молчание.
Гэвин неотрывно смотрел на своего кузена, явно не решаясь поверить в то, что услышал, хотя знал, что рыцарской клятве Рон не изменит. Неожиданно новая мысль пришла ему в голову, и он тихо рассмеялся.
— Джон все равно отдаст мне Гленлайон!
— Джон — не король.
Гэвин спокойно пожал плечами.
— Не король, но скоро будет им.
— Даже если и будет, ты знаешь, что значит иметь дело с Джоном. Король или принц — он останется все тем же мерзавцем. Джон обманет тебя так же, как обманывает всех. — Рон сделал нетерпеливое движение в сторону Гэвина. — Отпусти ее, я сказал.
— Ну да! Если я ее отпущу, я погиб.
— Испытай меня. — В словах Рона была мрачная решимость. — Я дал тебе слово, и я не трону тебя.
Гэвин судорожно вздохнул. Ему очень хотелось поверить — Джина чувствовала это, улавливая мысли, мятущиеся в его возбужденном мозгу, — но в глубине души Гэвин не доверял никому. Он судил о Рональде по себе, а сам он, не колеблясь, солгал бы в этой ситуации. Зато Гэвин прекрасно сознавал, что единственный козырь — это девушка в его руках. И пока она жива, ему ничто не грозит. Только это он и принимал сейчас в расчет.
Отступив назад к лошадям, Гэвин покачал головой.
— Пожалуй, я все-таки заберу ее с собой, кузен. Если ты намерен сдержать свое слово, ты не последуешь за мной. Как только я достигну Англии, я отпущу ее. Клянусь тебе в этом!
— Нет! — Рон решительно шагнул вперед, взяв меч на изготовку. — Я не позволю тебе уехать с ней, Гэвин. Она останется.
Покачав головой, Гэвин сделал еще шаг назад, увлекая Джину за собой. Его меч рукояткой больно врезался ей в ребра, а кинжал был по-прежнему у ее горла, холодной сталью обжигая его.
— Я не такой идиот! — криво усмехнулся он. — Да и ты, кузен, не похож на идиота. Как только я отпущу ее, твои люди тут же прикончат меня.
Положение снова стало критическим. Нужно было что-то предпринять, и Джина сосредоточила всю свою мысленную энергию на Байоше, которая грызла удила у Гэвина за спиной. Ее страх передался лошади. При приближении этого человека Байоша задрожала, ощутив пугающий запах его пота, его напряженные движения и шаги. А когда Гэвин подошел еще ближе, лошадь уловила запах крови на нем — угрожающий, напоминающий о жестоких ударах, о боли…
Заржав, кобыла вдруг вскинулась на дыбы, натянув свой повод, и, взбрыкнув в воздухе ногами, копытом ударила Гэвина по плечу. Он пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, на мгновение выпустил Джину. Этого оказалось достаточно, чтобы она тут же метнулась в сторону, и острие кинжала не достало до нее. В то же мгновение раздался крик Гэвина — хриплый вопль злости и досады.
В стремительном львином прыжке Рон бросился на врага. Стоя на одном колене, Гэвин выхватил меч, чтобы парировать его удар, но сталь скользнула о сталь, и удары не достигли цели. И тут же оба вновь одновременно замахнулись…
Лунный свет скользнул по гладкой поверхности лезвия всего в дюйме от груди Рона. Джина закричала. Она кинулась вперед, не рассуждая, зная только, что должна защитить его, остановить смертоносное жало! Но Рон на долю мгновения опередил своего противника и сильным ударом выбил меч из его руки. Гэвин взревел нечеловеческим голосом. Сжимая в левой руке кинжал, он сделал тщетную попытку замахнуться им, но Рон оказался проворней. Удар меча поразил Гэвина в шею, и Джина стремительно отвернулась, не в силах видеть его конец, не в силах вынести еще одну смерть… Слабый хрип, затихающий стон — и через мгновение все было кончено…
Стоя на коленях, закрыв лицо руками, Джина рыдала в ночной тишине. Она слышала, как подошли Оуэн, сэр Боуэн и сэр Роберт, слышала их быстрый шепот в ночи, но ничего не могла с собой поделать, никак не могла остановиться. Подошли другие, и Джина поняла, что Гэвина уже унесли. Потом услышала, как Бьяджо спрашивает про нее, и чей-то тихий ответ. Но сама она не могла пошевелиться, не могла отнять рук от лица, не могла заставить себя посмотреть на людей. Не сейчас… Нет, не сейчас! Ей не хотелось видеть никого.
Джина не знала, сколько времени простояла так — вжавшись коленями в сырую землю, с распущенными волосами, плотной занавесью закрывавшими лицо. Но вот дыхание ее постепенно выровнялось, и окружающий мир начал снова медленно проступать вокруг. Рядом с ней остался только Рон. Он сидел поблизости на камне — такой надежный и сильный — и молча ждал, когда она успокоится.
Джина вытерла рукавом глаза, и Рон слегка улыбнулся. Его рука приподнялась, мягко отведя волосы с ее лица, нежные пальцы вытерли следы еще не просохших слез.
— Тебе больно, цветочек? — тихо спросил он.
Нет, ей не было больно. Она просто очень устала… Джина выдавила слабую улыбку и покачала головой. Черный локон упал ей на щеку, и Рон осторожно отвел его.
— Слава Богу. — Он немного помолчал. — Благодари Бьяджо, что он сбегал за мной и сказал, что ты, очевидно, заблудилась. Я мог и не поспеть вовремя.
— Ох… Рон… Ты не знаешь, а ведь Брайен…
— Брайен спорит сейчас с Бьяджо, что полезнее для раненого — вино или мясной бульон. Он жив, и рана не опасна! Видно, один из этих амулетов все-таки защитил его. — Снова наступило молчание — какое-то легкое, успокаивающее. Потом Рон сказал задумчивым тоном, как человек, который узнал что-то новое о себе: — А ты знаешь, я ведь не сразу понял, что должен сделать это.
Джина тут же догадалась, что он имеет в виду. Надежда, которая крошечным росточком теплилась в ее душе, теперь расцвела пышным цветом.
— Должен?.. Ты должен был уступить Гленлайон ради меня?
— Да. — Палец Рона прошелся по изгибу ее рта — осторожно и ласково. Сердце Джины было так полно, что она боялась: стоит ей заговорить, слезы тут же польются из глаз. Она могла только смотреть на Рона — на его освещенные лунным светом милые черты, на этот огонек в его глазах, едва видимых во мраке. А когда она положила ладонь на его руку, он улыбнулся. — Никогда не думал, что способен на такую вещь. Но я не мог допустить, чтобы он причинил тебе зло.
— Ужасно, если бы тебе пришлось покинуть Гленлайон и Уэльс из-за меня!
Рональд, прищурившись, поглядел на нее и слегка усмехнулся.
— Ты меня плохо знаешь, цветочек. Я бы, конечно, уступил Гленлайон, поскольку дал свое слово, но только на время. Я никогда не отказался бы от замка насовсем! Как только ты оказалась бы в безопасности, я немедленно попытался бы отбить Гленлайон с честном бою! И это был бы уже мой трофей.
— Но ты же сказал…
— Я имел в виду именно это. Я действительно отдал бы ключи от замка Гэвину. Но я никогда не отказываюсь от своего навсегда. А потеряв, борюсь до конца.
Джина слушала его в некоторой растерянности, не зная, сердиться ей или все-таки примириться с этим. В конце концов, ведь все кончилось хорошо! И не стоило сейчас переживать из-за частностей. Он мужчина, он рыцарь, и у него свои понятия о чести, с которыми ей, что ни говори, придется считаться.
Джина подняла глаза и глубоко вздохнула. Ее взгляд упал на пунцовый шелк, видневшийся из-за кожаной перевязи, на которой висел его меч. Она протянула руку и слегка дотронулась до шарфа.
— Ты все-таки носишь мои цвета?
Рон улыбнулся.
— Да. И надел их, кажется, как раз вовремя. Я ведь собирался сразиться за тебя в завтрашнем турнире. Но, похоже, мне пришлось принять участие в турнире более важном…
Так, значит, он тоже хотел устроить ей сюрприз! Джина взглянула на него и прочла в его глазах такое глубокое волнение, какого прежде не видела никогда. О, если бы ее дар помог ей сейчас! Если бы позволил прочитать его сокровенные мысли, узнать его истинные чувства. Трепеща, она отвела глаза.
— Я должна тебе рассказать кое-что, хотя ты, может быть, и не захочешь поверить…
Легкая улыбка тронула его губы.
— Я не уверен, что смогу выдержать так много откровений за одну ночь, цветочек.
— Но это важно! Это имеет отношение… ко всему. Это касается и прошлого, и настоящего, и будущего. Ты слушаешь меня?
Рон со вздохом кивнул.
— Да, я слушаю, хотя боюсь, что могу пожалеть об этом.
— Надеюсь, ты не будешь сожалеть. — Джина, в свою очередь, глубоко вздохнула, чтобы набраться храбрости, и выпалила: — У меня есть необычный дар. Я унаследовала его от матери, леди Эльфреды Мерсей. Это единственное наследство, которое досталось мне от нее, но оно не раз помогало мне в жизни.
Рон удивленно поднял брови.
— Но ты же говорила, что утратила свое наследство?
— Я говорила о наследстве отца. А дар матери — совсем другое дело. Его нельзя подержать в руках; это скорее талант, способность. Мне рассказывали, что только женщины в нашем роду наследуют этот дар. И те, кто использует его, чтобы творить злые дела, обречены становиться… ведьмами. Но я никогда не поступала так, поверь мне!
Рон уставился на нее сузившимися глазами.
— Но ты все-таки занимаешься магией? Колдовством?
Джина покачала головой, слабо и устало. От того, поверит ли он ей сейчас, зависело все. Ей нужно было знать, откажется он теперь от нее или навсегда оставит с собою.
— Это не то, что ты думаешь. Просто я обладаю способностью читать мысли других людей. — Рон невольно отпрянул, и она добавила с отчаянием: — Но я не могу видеть ничего в твоем сознании, Рон! Ты единственный, кто остался тайной для меня. Даже не зная чужие языки, я все равно могу читать в душах, в сердцах людей. Но только не в твоей душе, Рон. Я пыталась, но встречала лишь глухую, сверкающую стену молчания. Ты непроницаем для меня. Так что этого ты можешь не бояться…
Несколько долгих мгновений он молчал. Ночные совы ухали над ними на вершинах деревьев, лошади ржали, топча копытами мягкую лесную землю, из замка доносился отдаленный шум.
Наконец Рон посмотрел на нее, качая головой.
— Значит, Брайен был прав. Он ведь чувствовал, что ты не такая, как все.
Сердце Джины упало. Рон поверил ей, но теперь он откажется от нее! Должно быть, он никогда ее не любил… Едва удерживая слезы, чувствуя, что мир рушится вокруг нее, Джина попыталась подняться на ноги, но слегка покачнулась. Рон тут же бережно подхватил ее.
— Глупышка, ты думаешь, я буду любить тебя меньше оттого, что у тебя есть этот особый дар?
Он положил руки ей на плечи и нежно прошептал:
— Ты моя, цветочек, только моя!
Джина улыбнулась дрожащей, полной надежды улыбкой.
— Да, милорд. Только твоя.
— Моя леди, моя дама сердца!
— Твоя леди…
— И моя любовь.
Джина вздохнула, и слезы все-таки заструились у нее по щекам.
— Если бы ты знал, как я счастлива слышать это! Я тоже люблю тебя, Рон…
— А как же это проклятое предсказание? Ты откажешься от него ради меня?
Ну надо же! Как и всякий мужчина, он начинал выдвигать новые требования именно тогда, когда женщина готова была отдать ему все…
— Я не могу.
Джина заметила, как в его глазах вспыхнуло неудовольствие, а губы упрямо сомкнулись. И тогда, боясь рассердить его, она торопливо добавила:
— Ты не понял меня, Рон! Я не могу отказаться от этого пророчества — ведь оно связано с тобой… Я и сама очень долго ничего не понимала, но Элспет велела мне повторять его мысленно слово в слово, почаще думать о нем — и произошло чудо! Мне стало ясно, что предсказание сбылось! Я должна была обрести то, что потеряла. А потеряла я счастье, Рон. И мое счастье вернулось ко мне именно так, как говорилось в пророчестве: ведь грифон — это твой герб.
Рон Гриффин рассмеялся и привлек ее к себе. Рука его мягко коснулась ее волос, и он медленно отвел голову Джины назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Ты станешь моей женой? Перед Богом и людьми?
— Да, милорд, навсегда! Я буду твоей женой, и я никогда не предам тебя. — Она легонько дотронулась до шрама на его щеке, ласково отвела назад светлые волосы. — Ты знаешь, я долго не могла вспомнить своего настоящего имени. А теперь вспомнила. Меня зовут Фарах, что означает «счастье». Это имя арабское, меня так назвали при рождении.
Рон удивленно поднял брови.
— Фарах… Мне еще придется привыкнуть к этому имени. Но ты всегда будешь для меня «мой цветочек».
Подняв Джину на руки, он подошел к оседланным лошадям и усадил ее на Байошу. Но не отнял руки, а продолжал обнимать ее за талию, словно боялся опять потерять свое сокровище. Лунный свет проникал сквозь кружево ветвей, отражаясь на лице Рона, серебря его светлые волосы. Джина наклонилась и поцеловала его. А когда выпрямилась, он шепнул ей:
— Я люблю тебя, цветочек!
— И я тоже люблю тебя.
Ночная птица негромко прокричала в лесу, летучая мышь мелькнула над их головами. Был канун Иванова дня, ночь волшебства и магии. Время, когда лесные феи завлекают рыцарей туда, где нет тревог, где царят счастье и вечный покой, где праздник жизни длится бесконечно. Может, и было что-то в той сказке, рассказанной Брайеном? Ведь не все же в сказках неправда, в конце концов…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35