Сладкое оцепенение охватывало замерзающее тело, слипались дремотой глаза.
– Если бы, – с трудом поднялся рядом Жильбер. – Они лишь поехали к ближнему известному господину броду. У нас форы часа четыре, не больше.
– Тогда давайте не мешкать. Купаться в такую пору и так вредно, а сидеть в кустах в мокром платье еще вреднее, – вскочил Рыжий. – Будем сушить вас у огня.
Жанне уже ничего не хотелось…
Жаккетта, даже не подозревая, что они были на волосок от гибели, трудолюбиво занималась устройством лагеря.
Когда Жанна и мужчины дошли до нее, сушняк был уже собран, кони привязаны в сторонке, мокрое седло с искупавшейся лошадки снято, а Жаккетта расчищала место для кострища.
Рыжий достал кресало, сноровисто выбил искру. Загорелся трут, и скоро костер весело трещал, сразу сделав место их короткой остановки уютным и родным.
У Жильбера в притороченной седельной суме нашлась сухая смена белья, он переоделся, хорошенько выжал свои походные суконные куртку и штаны и мог теперь опять пуститься в путь, даже не просушивая их у огня. Одним словом, Жильбер снова был в порядке.
С Жанной было сложнее. Платье, с которого натекла хорошая лужа воды, потеряло весь свой шик и сиротливо висело около костра на ветвях. От него шел парок.
«Накрылся бархат… – грустно думала Жанна. – Все-таки для дороги это непрактично. Мягкое флорентийское сукно лучше. И выглядит вполне благородно…»
Слышали бы ее думы Рыжий с оруженосцем, вот бы перекосились от удивления их лица!
Жанну пришлось одевать с мира по нитке. Она стояла в короткой для нее Жаккеттиной нижней рубашке и юбке. Рыжий отдал ей плащ. Больше лишней сухой одежды не было.
Жанна распустила копну золотых волос. Уже отогрелись руки и ноги, запылали румянцем щеки. С другой стороны костра грелся Жильбер и изо всех сил старался не смотреть на ее голые тонкие лодыжки.
Рыжий занимался седлом Жанны.
– Первая часть нашей авантюры прошла успешно, – подытожил он. – Если не считать того, что на хвосте у нас вошедший в раж виконт. Да, кстати, я торжественно возношу благодарность небесам и тем неотразимым женщинам, ради которых мы все это затеяли.
– Это ты про нас? – уточнила Жаккетта, пропустившая все самое интересное.
– И про вас, неотразимая госпожа Нарджис, тоже! Скажи, маленькая, ты не обидишься, если узнаешь, что обязана спасением лишь тому обстоятельству, что мужчины из замка тайком от хозяина бегают этим бродом к веселым девицам? Ведь Волчье Солнышко был от нас в двух шагах, мы в кустах чуть от страха не померли.
– Только порадуюсь, – трезво рассудила практичная Жаккетта. – Да пусть бегают себе на здоровье и дальше. Главное, что и нам пригодилось.
– Золотые слова! – Рыжий пошел седлать лошадь Жанны.
Глава XXXI
Беглецы направлялись к городку Этревиль, который играл важную роль в крае. От деревни он отличался наличием по крайней мере четырех важных вещей: крепостной стены, защищающей безопасность горожан, рынка, на котором совершался практически весь товарооборот округи, церкви святой Женевьевы, покровительницы лесов, и здания городского совета, где в подвале была устроена и городская тюрьма.
Ну и бордель в нем, конечно, был – источник возникновения тайного и прямого пути из Шатолу в Этревиль.
Вот по этому-то натоптанному пути сейчас беглецы и мчались галопом.
– Это приятно, – заметил Рыжий в одну из коротких остановок, – когда вдумаешься, что мы едем с абсолютной гарантией, что этот путь самый короткий!
Жанна же, одобряя короткий путь, совсем не разделяла восторгов Рыжего. Подозрительные мысли зашевелились в ее голове: слишком уж уверенно Жильбер ведет их самой короткой дорогой… Но Жанна одернула себя и решила не опускаться до гнусных подозрений.
Жаккетту же больше волновала погоня на хвосте. Обещанные Жильбером четыре часа форы истекли. Как бы опять не услышать за спиной переливы собачьего лая.
Уже светало, и это было очень кстати – с рассветом городские ворота раскроют и можно будет беспрепятственно попасть в городок.
Короткий путь, в конце концов, вывел их на обычную наезженную дорогу. По ней уже тянулись повозки с товарами, крестьяне спешили успеть занять хорошее место на рынке.
Теперь беглецов возглавил Рыжий. Жильбер переместился в арьергард отряда. Рыжий ехал осторожно, стараясь держаться подальше от повозок, чтобы не возбуждать излишнего любопытства странным видом Жанны. Не доезжая городка, он свернул в дубовую рощу. На желудях этой рощи выкармливало свиней не одно поколение горожан. Там их ждал мусульманин из свиты Рыжего.
– Привал! – объявил пират.
– Почему? – недовольно спросила Жанна, спешившаяся первой. – Ведь до города рукой подать. Так хочется поскорее до безопасного места добраться!..
– Так надо! – остался на удивление кратким Рыжий.
Он о чем-то долго говорил по-арабски со слугой. Жанна, Жильбер и Жаккетта ждали. Рыжий переговорил со своим человеком и принял от него тюк. Весело сказал:
– Организовать ваше бегство, дамы, выходит куда дороже, чем выкупить вас, даже если бы виконт заломил цену, которую платит за красивых женщин турецкий султан.
– И откуда вы взялись на нашу голову, непостижимо благородный и удивительно богатый морской разбойник? – язвительно спросила замерзшая и проголодавшаяся Жанна.
«Госпожа, похоже, начала выздоравливать…» – заметила про себя Жаккетта. Жанна продолжала:
– Просто необъятна щедрость вашей души! Тратить собственные средства, спешить в дебри и болота и там, рискуя жизнью, вызволять из беды двух попавших к безумцу женщин. Ваше имя, случайно, не святой Иоанн Милостивый? Почему вы все это делаете?
– Я не откажусь выслушать хвалебную оду в свой адрес еще разок, в свободное время. – Рыжий слушал ехидные вопросы Жанны и распаковывал тюк, вытаскивая из него одежду. – Одевайтесь. И ты, маленькая.
Жанне достался мужской костюм, хороший, но не новый. И что удивительно, точнехонько впору.
Жильбер сменил свои плащ и шляпу на другие. Теперь узнать его с первого взгляда было труднее.
Жаккетта получила самое обычное, затрапезное платье, рубашку, фартук, чепчик и даже разочаровалась. Нет бы что – нибудь более романтичное! Так, она и дома ходила, и в замке Монпеза, пока камеристкой не стала – Обидно как-то…
Они с госпожой зашли за дуб и принялись одеваться.
Рыжий говорил, обращаясь к шуршащей за деревом Жанне:
– Раз есть минутка обменяться любезностями, то скажу, что святой Жан Александрийский и вправду я. Собственная доброта поражает меня до глубины души, и каждое утро я уговариваю себя: «Жан, старина, плюнь на добрые дела! Вдовы, старики, сироты и сбегающие из гаремов красавицы обойдутся без твоего участия. Живи, как живут другие!» Увы, ничего не выходит.
Но здесь я с сугубо корыстными целями. Просьба Абдуллы пока не выполнена, вы еще не добрались туда, куда хотели. Кроме этого, я преследую личный интерес.
Но если вы, госпожа Жанна, задумаете на досуге вышить новую икону, что-то вроде «Святой Иоанн спасает графиню от волка-оборотня», я не стану возражать. Только нимб сделайте побольше и на плаще голубые незабудки.
– Вышить?! – прошипела Жанна из-за дуба. – Никогда!
Одетая в крестьянский наряд Жаккетта вышла из-за деревьев и вопросительно уставилась на Рыжего. К ней присоединилась Жанна, из которой получился миловидный, но субтильный юноша.
– В город мы пойдем порознь, – объяснил Рыжий. – Мы с госпожой Жанной составим одну группу. Жильбер и Саид – вторую. Жаккетта пойдет пешком. В городе найдете проулок между зданием магистрата и церковью святой Женевьевы. Там нас ждут Али, Ахмед и Махмуд. Если кто-то по каким-то причинам не попадет в проулок, идите в харчевню «Звонкий кочет». К закату туда подойдет Ахмед. Все, пора.
Рыжий вручил Жаккетте корзину, чмокнул ее в нос, вскочил в седло, и они с Жанной уехали первыми. Чуть выждав, пустились в путь и Жильбер с Саидом. Жаккетта поплелась пешком последней, волоча довольно тяжелую корзину и уныло размышляя, что, пожалуй, все превращения в ее жизни завершились. Прошла она извилистый путь от камеристки до гаремной наложницы, побыла почти знатной дамой и закончила тем, чем была до прихода в замок.
Идет теперь деревенская девица в город, юбками дорожную пыль метет…
Этревиль был близко только по меркам верхового человека. Пешком, оказалось, до него пылить и пылить.
Жаккетта охотно поменялась бы с Рыжим местами, пусть бы она верхом с госпожой Жанной в город ехала, а он бы крестьянкой шел пешком.
Утро было холодным, только к полудню солнце вернет осеннему дню почти летнее тепло, а пока зябли руки и ноги. Жаккетта шла без плаща, мерзла и злилась.
Рядом с ней притормозила телега. На ней громоздились корзины, устланные крапивой, из которой торчали чешуйчатые хвосты. Толстый, веселый дядюшка вез на продажу свежую рыбу.
– Садись, дочка! – предложил он. – Что-то шаг у тебя совсем усталый, да и лицо кислое.
– Зубы болят, – пробурчала Жаккетта и села на край телеги. Все не пешком.
Предупреждая неизбежные вопросы «чьих родителей дочка, да откуда, да куда, да зачем» она объяснила:
– К зубодеру иду. Дупло в зубе, дергает так, что говорить сил нет!
Уважая чужую беду, возница не стал приставать с расспросами. Лишь перекинул Жаккетте дерюжку:
– Держи, холодно.
Жаккетта укуталась, подперла щеку и прикрыла глаза. Постепенно она согрелась под накидкой. В корзине за ее спиной шевелились и шлепали хвостами караси.
Медленный ход телеги убаюкивал, и Жаккетта почувствовала, что очень хочет спать. И свобода почему-то не радует. Вот поесть бы хорошо, да поспать бы подольше, тогда бы, может, и стало понятно, что они вырвались из Волчьего замка. Ведь еще вчера вечером были там.
За спиной нарастал конский топот и грохот, резкие крики и ругань. Звуки миновали телегу, зазвучали, затихая, впереди.
Жаккетта чуть приподняла веки, чтобы рассмотреть пронесшихся всадников. Волчье Солнышко в треске и блеске промчался мимо, даже не разглядев на телеге, под дерюгой, едущую как ни в чем не бывало среди корзин с рыбой загадочную звезду Востока, красавицу Нарджис.
У ворот Этревиля Жаккетта слезла, поблагодарила возницу и пешком вошла в город. До центра она дошла без приключений, люди виконта ей не попались. Миновала рынок и нырнула в узенький, двум человекам не разойтись, проулок. Слева нависала громада церкви, широкой и приземистой, справа высилось здание магистрата.
Там ее ждал человек Рыжего. Не то Али, не то Махмуд.
– Хорошо, госпожа! – улыбнулся он. – Все пришел, один ты не пришел. Тебя ждал.
– Пойдем, – кивнула Жаккетта. – А это далеко?
– Далеко, госпожа. Другой конец город.
– Плохо, устала я, – вздохнула Жаккетта. – Но, раз надо, пошли. А что там?
– Господин жилье снял, – объяснил араб. – Гостиница нельзя, враг будет знать. Жилье можно.
– А ты кто, Али или Махмуд? – спросила Жаккетта.
– Я Ахмед, – расплылся в белозубой улыбке смуглый слуга.
Жаккетта хотела сунуть Ахмеду оттянувшую руки корзину, но потом передумала. Где это видано, чтобы простая женщина налегке шла? Интересно все-таки, что Рыжий в корзину напихал? Почему она такая тяжелая?! Сам бы пронес ее хоть половину пути, понял бы, каково это! Не верхом скакать, каждый туаз ножками надо отмерить!
Она резко откинула холстину, намереваясь выкинуть к чертовой бабушке из корзины все, что там находится, и увидела уютно лежащие булочки, яблоки, пару копченых колбасок и фляжку.
– О! – заглянул в корзину и Ахмед. – Так госпожа еще не кушал? Господин вчера вечером корзину готовил, говорил: госпожа голодный будет, злой, будет плакать хотеть. Покушает – опять веселый стать.
– Ну надо же! – до слез расстроилась Жаккетта. – Вот ведь совсем голова свихнулась! Нет, чтобы сразу посмотреть, так я ее всю дорогу тащила!
И, не собираясь больше нести в руках то, что можно унести в животе, Жаккетта прямо тут же, на улице, устроила маленький пир, напрочь забыв все правила, по которым живут знатные дамы.
Жаккетта подкрепилась. Жизнь действительно показалось более сносной.
Они с Ахмедом пошли к таинственному жилью. На полпути их встретил Рыжий.
– А я Волчье Солнышко видела! – первым делом сказала Жаккетта. – Мимо проскакал.
– Я тоже, – кивнул Рыжий. – К сожалению, места здесь малолюдные и он знает, что мы должны податься в Этревиль. Больше-то некуда. В деревнях нам не укрыться.
– А может, мы в лесу сидим? – высказала предположение Жаккетта.
– Нет, маленькая, по нашим следам видно, что мы вышли на большак. Теперь он попытается узнать, въезжали ли в город четыре всадника – двое мужчин и две женщины. Мы пытаемся его убедить, что не въезжали. Пусть поломает голову. А мы немного передохнем. Так, говоришь, он тебя не узнал?
– Нет, – мотнула головой Жаккетта. – Как мимо пустого места проехал. Я на телеге сидела. С рыбой.
– Хорошо, – одобрил Рыжий. – Я так и думал. Хотя я бы тебя все равно узнал.
Жаккетта вопросительно посмотрела на него. Рыжий пожал плечами:
– Не знаю, почему. Узнал бы и все. Там, в корзинке, ничего не завалялось?
Жаккетта молча вручила ему последнее оставшееся яблоко.
Глава XXXII
На окраине Этревиля, неподалеку от крепостной стены, Рыжий снял крохотный домик. В этом районе дома теснились вплотную один к другому. Зелени было мало, в основном во дворах.
Полукруглые ворота вели во внутренний двор, где хватало места лишь для небольшой конюшни, ветхого курятника да нескольких старых яблонь. Зато был собственный колодец.
Из внутреннего двора лестница вела на второй этаж, где и находились жилые комнаты. Их было всего две. В одной комнате устроили прибежище для дам, вторую заняли мужчины.
Дом пропах старостью. Ступеньки были скрипучими, балки и перекладины давно потеряли свой цвет, потемнели от копоти и потрескались.
Крепкому, здоровому сну Жаккетты мог позавидовать любой. Ее сон не нарушали ни дорожная тряска во время путешествия с благодетелем, ни выходки безумного Волчьего Солнышка, бессонницей она не страдала.
Но вот когда Рыжий привел их в это убежище и представилась возможность наконец-то выспаться, Жаккетта не смогла уснуть. Ей было неприятно, страшно и тревожно. Рядом спокойно спала Жанна, за тонкой стенкой шумно дышали мужчины. Два человека несли внизу караул, за окном были не бескрайние леса Шатолу, а город. И все равно сон не шел.
Жаккетта маялась, маялась, наконец, не выдержала и села. На ощупь собрала и пригладила растрепавшиеся волосы, накинула на рубашку свое любимое белое покрывало и осторожно спустила ноги на пол. Башмаки куда-то запропастились, и искать их она не стала. На цыпочках, как была босиком, Жаккетта пробежала в соседнюю комнату.
Там тлела в очаге узловатая коряга, обещая ровное тепло всю ночь. В углу у двери были свалены седла. Кроватей в домике для такого количества людей было маловато, поэтому со двора принесли охапку сена, бросили в углу, поверх сена постелили войлочные потники, плащи, и на таком великолепном ложе вольготно расположились мужчины.
Жаккетта пробралась к спящему Рыжему. Он свободно раскинулся на спине, закинув одну руку за голову. Рыжий дышал ровно, всей грудью. Жаккетта тихонько села рядом с ним, тыльной стороной ладони провела по его щеке. Затем взяла его вторую руку в свои ладони и решила посидеть так немного, чувствуя себя в безопасности. Все кругом спали, наверстывая вчерашнюю бессонную ночь.
Рыжий открыл глаза:
– Маленькая?
– Я боюсь! – тихо призналась Жаккетта. Рыжий поднялся, ни слова не говоря, взял с дожа свой плащ, закутал в него Жаккетту, подхватил ее на руки и вышел из комнаты. Он спустился по темной крутой лестнице и очутился во дворе. По двору, борясь со сном, ходил один из караульных. Второй сидел где-то в конюшне.
– Махмуд, можешь идти спать, – сказал Рыжий. – Я тебя сменяю.
Зевающий Махмуд с радостью удалился.
Около конюшни стояла копна сена, уже беспечно разворошенная с одного бока для хозяйственных нужд. Рыжий на секунду поставил Жаккетту на покрытую толстым слоем сена землю, снял с нее свой плащ и, накинув его, сел так, чтобы плаща хватило и на подстилку, и для укрытия.
– Иди сюда, маленькая, – сказал он. Жаккетта забралась к нему на колени и замерла, прижавшись щекой к его груди. Глухо и равномерно стучало сердце Рыжего. Было как-то странно и немножко страшно слышать этот стук: а вдруг перестанет биться?
Под черным плащом было тепло и уютно, а Рыжий гладил, согревая ладонями, ее озябшие ступни. Над головой висели звезды, воздух был свежий и холодный, пахло конюшней.
– Перестала бояться, маленькая? – спросил Рыжий.
Жаккетта кивнула.
Вот сейчас бы она спокойно задремала, ничего не боясь и никуда не торопясь. Она теснее прижалась к Рыжему, обхватила его руками.
Рыжий, убедившись, что ее босые ноги согрелись, прикрыл их плащом и стал тихонько гладить волосы.
Жаккетте было так приятно, когда его рука касалась щеки, что она, как кошка, сама подставляла ее под ладонь Рыжего, слегка поворачивая голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Если бы, – с трудом поднялся рядом Жильбер. – Они лишь поехали к ближнему известному господину броду. У нас форы часа четыре, не больше.
– Тогда давайте не мешкать. Купаться в такую пору и так вредно, а сидеть в кустах в мокром платье еще вреднее, – вскочил Рыжий. – Будем сушить вас у огня.
Жанне уже ничего не хотелось…
Жаккетта, даже не подозревая, что они были на волосок от гибели, трудолюбиво занималась устройством лагеря.
Когда Жанна и мужчины дошли до нее, сушняк был уже собран, кони привязаны в сторонке, мокрое седло с искупавшейся лошадки снято, а Жаккетта расчищала место для кострища.
Рыжий достал кресало, сноровисто выбил искру. Загорелся трут, и скоро костер весело трещал, сразу сделав место их короткой остановки уютным и родным.
У Жильбера в притороченной седельной суме нашлась сухая смена белья, он переоделся, хорошенько выжал свои походные суконные куртку и штаны и мог теперь опять пуститься в путь, даже не просушивая их у огня. Одним словом, Жильбер снова был в порядке.
С Жанной было сложнее. Платье, с которого натекла хорошая лужа воды, потеряло весь свой шик и сиротливо висело около костра на ветвях. От него шел парок.
«Накрылся бархат… – грустно думала Жанна. – Все-таки для дороги это непрактично. Мягкое флорентийское сукно лучше. И выглядит вполне благородно…»
Слышали бы ее думы Рыжий с оруженосцем, вот бы перекосились от удивления их лица!
Жанну пришлось одевать с мира по нитке. Она стояла в короткой для нее Жаккеттиной нижней рубашке и юбке. Рыжий отдал ей плащ. Больше лишней сухой одежды не было.
Жанна распустила копну золотых волос. Уже отогрелись руки и ноги, запылали румянцем щеки. С другой стороны костра грелся Жильбер и изо всех сил старался не смотреть на ее голые тонкие лодыжки.
Рыжий занимался седлом Жанны.
– Первая часть нашей авантюры прошла успешно, – подытожил он. – Если не считать того, что на хвосте у нас вошедший в раж виконт. Да, кстати, я торжественно возношу благодарность небесам и тем неотразимым женщинам, ради которых мы все это затеяли.
– Это ты про нас? – уточнила Жаккетта, пропустившая все самое интересное.
– И про вас, неотразимая госпожа Нарджис, тоже! Скажи, маленькая, ты не обидишься, если узнаешь, что обязана спасением лишь тому обстоятельству, что мужчины из замка тайком от хозяина бегают этим бродом к веселым девицам? Ведь Волчье Солнышко был от нас в двух шагах, мы в кустах чуть от страха не померли.
– Только порадуюсь, – трезво рассудила практичная Жаккетта. – Да пусть бегают себе на здоровье и дальше. Главное, что и нам пригодилось.
– Золотые слова! – Рыжий пошел седлать лошадь Жанны.
Глава XXXI
Беглецы направлялись к городку Этревиль, который играл важную роль в крае. От деревни он отличался наличием по крайней мере четырех важных вещей: крепостной стены, защищающей безопасность горожан, рынка, на котором совершался практически весь товарооборот округи, церкви святой Женевьевы, покровительницы лесов, и здания городского совета, где в подвале была устроена и городская тюрьма.
Ну и бордель в нем, конечно, был – источник возникновения тайного и прямого пути из Шатолу в Этревиль.
Вот по этому-то натоптанному пути сейчас беглецы и мчались галопом.
– Это приятно, – заметил Рыжий в одну из коротких остановок, – когда вдумаешься, что мы едем с абсолютной гарантией, что этот путь самый короткий!
Жанна же, одобряя короткий путь, совсем не разделяла восторгов Рыжего. Подозрительные мысли зашевелились в ее голове: слишком уж уверенно Жильбер ведет их самой короткой дорогой… Но Жанна одернула себя и решила не опускаться до гнусных подозрений.
Жаккетту же больше волновала погоня на хвосте. Обещанные Жильбером четыре часа форы истекли. Как бы опять не услышать за спиной переливы собачьего лая.
Уже светало, и это было очень кстати – с рассветом городские ворота раскроют и можно будет беспрепятственно попасть в городок.
Короткий путь, в конце концов, вывел их на обычную наезженную дорогу. По ней уже тянулись повозки с товарами, крестьяне спешили успеть занять хорошее место на рынке.
Теперь беглецов возглавил Рыжий. Жильбер переместился в арьергард отряда. Рыжий ехал осторожно, стараясь держаться подальше от повозок, чтобы не возбуждать излишнего любопытства странным видом Жанны. Не доезжая городка, он свернул в дубовую рощу. На желудях этой рощи выкармливало свиней не одно поколение горожан. Там их ждал мусульманин из свиты Рыжего.
– Привал! – объявил пират.
– Почему? – недовольно спросила Жанна, спешившаяся первой. – Ведь до города рукой подать. Так хочется поскорее до безопасного места добраться!..
– Так надо! – остался на удивление кратким Рыжий.
Он о чем-то долго говорил по-арабски со слугой. Жанна, Жильбер и Жаккетта ждали. Рыжий переговорил со своим человеком и принял от него тюк. Весело сказал:
– Организовать ваше бегство, дамы, выходит куда дороже, чем выкупить вас, даже если бы виконт заломил цену, которую платит за красивых женщин турецкий султан.
– И откуда вы взялись на нашу голову, непостижимо благородный и удивительно богатый морской разбойник? – язвительно спросила замерзшая и проголодавшаяся Жанна.
«Госпожа, похоже, начала выздоравливать…» – заметила про себя Жаккетта. Жанна продолжала:
– Просто необъятна щедрость вашей души! Тратить собственные средства, спешить в дебри и болота и там, рискуя жизнью, вызволять из беды двух попавших к безумцу женщин. Ваше имя, случайно, не святой Иоанн Милостивый? Почему вы все это делаете?
– Я не откажусь выслушать хвалебную оду в свой адрес еще разок, в свободное время. – Рыжий слушал ехидные вопросы Жанны и распаковывал тюк, вытаскивая из него одежду. – Одевайтесь. И ты, маленькая.
Жанне достался мужской костюм, хороший, но не новый. И что удивительно, точнехонько впору.
Жильбер сменил свои плащ и шляпу на другие. Теперь узнать его с первого взгляда было труднее.
Жаккетта получила самое обычное, затрапезное платье, рубашку, фартук, чепчик и даже разочаровалась. Нет бы что – нибудь более романтичное! Так, она и дома ходила, и в замке Монпеза, пока камеристкой не стала – Обидно как-то…
Они с госпожой зашли за дуб и принялись одеваться.
Рыжий говорил, обращаясь к шуршащей за деревом Жанне:
– Раз есть минутка обменяться любезностями, то скажу, что святой Жан Александрийский и вправду я. Собственная доброта поражает меня до глубины души, и каждое утро я уговариваю себя: «Жан, старина, плюнь на добрые дела! Вдовы, старики, сироты и сбегающие из гаремов красавицы обойдутся без твоего участия. Живи, как живут другие!» Увы, ничего не выходит.
Но здесь я с сугубо корыстными целями. Просьба Абдуллы пока не выполнена, вы еще не добрались туда, куда хотели. Кроме этого, я преследую личный интерес.
Но если вы, госпожа Жанна, задумаете на досуге вышить новую икону, что-то вроде «Святой Иоанн спасает графиню от волка-оборотня», я не стану возражать. Только нимб сделайте побольше и на плаще голубые незабудки.
– Вышить?! – прошипела Жанна из-за дуба. – Никогда!
Одетая в крестьянский наряд Жаккетта вышла из-за деревьев и вопросительно уставилась на Рыжего. К ней присоединилась Жанна, из которой получился миловидный, но субтильный юноша.
– В город мы пойдем порознь, – объяснил Рыжий. – Мы с госпожой Жанной составим одну группу. Жильбер и Саид – вторую. Жаккетта пойдет пешком. В городе найдете проулок между зданием магистрата и церковью святой Женевьевы. Там нас ждут Али, Ахмед и Махмуд. Если кто-то по каким-то причинам не попадет в проулок, идите в харчевню «Звонкий кочет». К закату туда подойдет Ахмед. Все, пора.
Рыжий вручил Жаккетте корзину, чмокнул ее в нос, вскочил в седло, и они с Жанной уехали первыми. Чуть выждав, пустились в путь и Жильбер с Саидом. Жаккетта поплелась пешком последней, волоча довольно тяжелую корзину и уныло размышляя, что, пожалуй, все превращения в ее жизни завершились. Прошла она извилистый путь от камеристки до гаремной наложницы, побыла почти знатной дамой и закончила тем, чем была до прихода в замок.
Идет теперь деревенская девица в город, юбками дорожную пыль метет…
Этревиль был близко только по меркам верхового человека. Пешком, оказалось, до него пылить и пылить.
Жаккетта охотно поменялась бы с Рыжим местами, пусть бы она верхом с госпожой Жанной в город ехала, а он бы крестьянкой шел пешком.
Утро было холодным, только к полудню солнце вернет осеннему дню почти летнее тепло, а пока зябли руки и ноги. Жаккетта шла без плаща, мерзла и злилась.
Рядом с ней притормозила телега. На ней громоздились корзины, устланные крапивой, из которой торчали чешуйчатые хвосты. Толстый, веселый дядюшка вез на продажу свежую рыбу.
– Садись, дочка! – предложил он. – Что-то шаг у тебя совсем усталый, да и лицо кислое.
– Зубы болят, – пробурчала Жаккетта и села на край телеги. Все не пешком.
Предупреждая неизбежные вопросы «чьих родителей дочка, да откуда, да куда, да зачем» она объяснила:
– К зубодеру иду. Дупло в зубе, дергает так, что говорить сил нет!
Уважая чужую беду, возница не стал приставать с расспросами. Лишь перекинул Жаккетте дерюжку:
– Держи, холодно.
Жаккетта укуталась, подперла щеку и прикрыла глаза. Постепенно она согрелась под накидкой. В корзине за ее спиной шевелились и шлепали хвостами караси.
Медленный ход телеги убаюкивал, и Жаккетта почувствовала, что очень хочет спать. И свобода почему-то не радует. Вот поесть бы хорошо, да поспать бы подольше, тогда бы, может, и стало понятно, что они вырвались из Волчьего замка. Ведь еще вчера вечером были там.
За спиной нарастал конский топот и грохот, резкие крики и ругань. Звуки миновали телегу, зазвучали, затихая, впереди.
Жаккетта чуть приподняла веки, чтобы рассмотреть пронесшихся всадников. Волчье Солнышко в треске и блеске промчался мимо, даже не разглядев на телеге, под дерюгой, едущую как ни в чем не бывало среди корзин с рыбой загадочную звезду Востока, красавицу Нарджис.
У ворот Этревиля Жаккетта слезла, поблагодарила возницу и пешком вошла в город. До центра она дошла без приключений, люди виконта ей не попались. Миновала рынок и нырнула в узенький, двум человекам не разойтись, проулок. Слева нависала громада церкви, широкой и приземистой, справа высилось здание магистрата.
Там ее ждал человек Рыжего. Не то Али, не то Махмуд.
– Хорошо, госпожа! – улыбнулся он. – Все пришел, один ты не пришел. Тебя ждал.
– Пойдем, – кивнула Жаккетта. – А это далеко?
– Далеко, госпожа. Другой конец город.
– Плохо, устала я, – вздохнула Жаккетта. – Но, раз надо, пошли. А что там?
– Господин жилье снял, – объяснил араб. – Гостиница нельзя, враг будет знать. Жилье можно.
– А ты кто, Али или Махмуд? – спросила Жаккетта.
– Я Ахмед, – расплылся в белозубой улыбке смуглый слуга.
Жаккетта хотела сунуть Ахмеду оттянувшую руки корзину, но потом передумала. Где это видано, чтобы простая женщина налегке шла? Интересно все-таки, что Рыжий в корзину напихал? Почему она такая тяжелая?! Сам бы пронес ее хоть половину пути, понял бы, каково это! Не верхом скакать, каждый туаз ножками надо отмерить!
Она резко откинула холстину, намереваясь выкинуть к чертовой бабушке из корзины все, что там находится, и увидела уютно лежащие булочки, яблоки, пару копченых колбасок и фляжку.
– О! – заглянул в корзину и Ахмед. – Так госпожа еще не кушал? Господин вчера вечером корзину готовил, говорил: госпожа голодный будет, злой, будет плакать хотеть. Покушает – опять веселый стать.
– Ну надо же! – до слез расстроилась Жаккетта. – Вот ведь совсем голова свихнулась! Нет, чтобы сразу посмотреть, так я ее всю дорогу тащила!
И, не собираясь больше нести в руках то, что можно унести в животе, Жаккетта прямо тут же, на улице, устроила маленький пир, напрочь забыв все правила, по которым живут знатные дамы.
Жаккетта подкрепилась. Жизнь действительно показалось более сносной.
Они с Ахмедом пошли к таинственному жилью. На полпути их встретил Рыжий.
– А я Волчье Солнышко видела! – первым делом сказала Жаккетта. – Мимо проскакал.
– Я тоже, – кивнул Рыжий. – К сожалению, места здесь малолюдные и он знает, что мы должны податься в Этревиль. Больше-то некуда. В деревнях нам не укрыться.
– А может, мы в лесу сидим? – высказала предположение Жаккетта.
– Нет, маленькая, по нашим следам видно, что мы вышли на большак. Теперь он попытается узнать, въезжали ли в город четыре всадника – двое мужчин и две женщины. Мы пытаемся его убедить, что не въезжали. Пусть поломает голову. А мы немного передохнем. Так, говоришь, он тебя не узнал?
– Нет, – мотнула головой Жаккетта. – Как мимо пустого места проехал. Я на телеге сидела. С рыбой.
– Хорошо, – одобрил Рыжий. – Я так и думал. Хотя я бы тебя все равно узнал.
Жаккетта вопросительно посмотрела на него. Рыжий пожал плечами:
– Не знаю, почему. Узнал бы и все. Там, в корзинке, ничего не завалялось?
Жаккетта молча вручила ему последнее оставшееся яблоко.
Глава XXXII
На окраине Этревиля, неподалеку от крепостной стены, Рыжий снял крохотный домик. В этом районе дома теснились вплотную один к другому. Зелени было мало, в основном во дворах.
Полукруглые ворота вели во внутренний двор, где хватало места лишь для небольшой конюшни, ветхого курятника да нескольких старых яблонь. Зато был собственный колодец.
Из внутреннего двора лестница вела на второй этаж, где и находились жилые комнаты. Их было всего две. В одной комнате устроили прибежище для дам, вторую заняли мужчины.
Дом пропах старостью. Ступеньки были скрипучими, балки и перекладины давно потеряли свой цвет, потемнели от копоти и потрескались.
Крепкому, здоровому сну Жаккетты мог позавидовать любой. Ее сон не нарушали ни дорожная тряска во время путешествия с благодетелем, ни выходки безумного Волчьего Солнышка, бессонницей она не страдала.
Но вот когда Рыжий привел их в это убежище и представилась возможность наконец-то выспаться, Жаккетта не смогла уснуть. Ей было неприятно, страшно и тревожно. Рядом спокойно спала Жанна, за тонкой стенкой шумно дышали мужчины. Два человека несли внизу караул, за окном были не бескрайние леса Шатолу, а город. И все равно сон не шел.
Жаккетта маялась, маялась, наконец, не выдержала и села. На ощупь собрала и пригладила растрепавшиеся волосы, накинула на рубашку свое любимое белое покрывало и осторожно спустила ноги на пол. Башмаки куда-то запропастились, и искать их она не стала. На цыпочках, как была босиком, Жаккетта пробежала в соседнюю комнату.
Там тлела в очаге узловатая коряга, обещая ровное тепло всю ночь. В углу у двери были свалены седла. Кроватей в домике для такого количества людей было маловато, поэтому со двора принесли охапку сена, бросили в углу, поверх сена постелили войлочные потники, плащи, и на таком великолепном ложе вольготно расположились мужчины.
Жаккетта пробралась к спящему Рыжему. Он свободно раскинулся на спине, закинув одну руку за голову. Рыжий дышал ровно, всей грудью. Жаккетта тихонько села рядом с ним, тыльной стороной ладони провела по его щеке. Затем взяла его вторую руку в свои ладони и решила посидеть так немного, чувствуя себя в безопасности. Все кругом спали, наверстывая вчерашнюю бессонную ночь.
Рыжий открыл глаза:
– Маленькая?
– Я боюсь! – тихо призналась Жаккетта. Рыжий поднялся, ни слова не говоря, взял с дожа свой плащ, закутал в него Жаккетту, подхватил ее на руки и вышел из комнаты. Он спустился по темной крутой лестнице и очутился во дворе. По двору, борясь со сном, ходил один из караульных. Второй сидел где-то в конюшне.
– Махмуд, можешь идти спать, – сказал Рыжий. – Я тебя сменяю.
Зевающий Махмуд с радостью удалился.
Около конюшни стояла копна сена, уже беспечно разворошенная с одного бока для хозяйственных нужд. Рыжий на секунду поставил Жаккетту на покрытую толстым слоем сена землю, снял с нее свой плащ и, накинув его, сел так, чтобы плаща хватило и на подстилку, и для укрытия.
– Иди сюда, маленькая, – сказал он. Жаккетта забралась к нему на колени и замерла, прижавшись щекой к его груди. Глухо и равномерно стучало сердце Рыжего. Было как-то странно и немножко страшно слышать этот стук: а вдруг перестанет биться?
Под черным плащом было тепло и уютно, а Рыжий гладил, согревая ладонями, ее озябшие ступни. Над головой висели звезды, воздух был свежий и холодный, пахло конюшней.
– Перестала бояться, маленькая? – спросил Рыжий.
Жаккетта кивнула.
Вот сейчас бы она спокойно задремала, ничего не боясь и никуда не торопясь. Она теснее прижалась к Рыжему, обхватила его руками.
Рыжий, убедившись, что ее босые ноги согрелись, прикрыл их плащом и стал тихонько гладить волосы.
Жаккетте было так приятно, когда его рука касалась щеки, что она, как кошка, сама подставляла ее под ладонь Рыжего, слегка поворачивая голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28