— Я подозревала! — возопила Зоя, заламывая руки. — Я подозревала, но не могла знать наверняка, потому что никто мне ни слова не сказал, даже не намекнул. А почему? — Она обвела собрание взглядом, исполненным ненависти и злобы. — Да потому что вы все щадили непомерное самолюбие Клода! Он бы не выдержал, если бы кто-то узнал, что его драгоценная женушка напропалую гуляет с его собственным племянником, который на десять лет моложе его!Мими Тесс негромко ахнула и прижала руки к лицу. Кейл бросил на нее быстрый взгляд и заговорил растерянным, срывающимся голосом:— Я не верю этому! Никогда не поверю!— А я — верю! — крикнула его мать. — Сердце мне давно подсказывало, что здесь дело нечисто. Я всегда знала, что мой муж погиб, потому что у него хватило смелости бежать с женой собственного дяди.— Разве это Мими Тесс была с отцом, когда он погиб? — Кейл удивленно затряс головой. — Я всегда думал, что это была какая-то актрисочка.— Ну подумай сам, где мой Луис мог встретиться с какой-то там актрисой? Это была просто ложь, сказка, придуманная для того, чтобы скрыть настоящих виновников. И в особенности Клода, потому что я уверена— это он столкнул машину Луиса с дороги и убил его.— Хватит! — рявкнула Арлетта. — Все это чушь собачья, и я не желаю больше выслушивать ваш бред.— Бред, вот как? — Зоя коротко, зло рассмеялась. — Если ты все еще думаешь так, то посмотри на свою дорогую мамочку!Взоры всех присутствующих машинально обратились к Мими Тесс. Она тихо плакала, низко поникнув седой головой, словно побитая градом лилия, и слезы текли между ее судорожно прижатыми к лицу пальцами. Ее негромкие рыдания буквально рвали душу, и Арлетта неловко пошевелилась, словно хотела утешить мать, но не знала как. Джессика опередила ее. Проворно вскочив с кресла, она опустилась рядом с бабушкой на диван и нежно обхватила руками ее узкие, вздрагивающие плечи. Ник, приблизившийся к дивану с противоположной стороны, опустился на колени и взял руки матери в свои.— Не плачьте, maman, — проговорил он низким, вибрирующим голосом, и в его устах жеманное французское обращение прозвучало как знак ласки и любви. — Пожалуйста, не надо. Все хорошо. Теперь больше не о чем плакать.Зоя смерила его презрительным взглядом и разразилась хриплым каркающим смехом.— Действительно, вы сумели урвать такой жирный кусок, что плакать и вправду не о чем.— А ну заткнись! — не выдержала Арлетта. — Тебе-то что с того? Разве ты от этого что-то теряешь? Лицо Зои из белого стало свекольно-красным.— Я потеряла мужа, разве нет?— Это вовсе не удивительно при такой жадности и такой непроходимой глупости, — парировал Арлетта. — Ради Бога, Зоя, перестань скулить и возьми себя в руки. Надо жить дальше.— Ага, и завести себе еще десяток мужей. Или не мужей, а просто любовников, как кое-кто из нас! — выкрикнула Зоя и добавила самым ядовитым тоном:— Прости, Арлетта, но твой пример мне что-то совсем не по душе!Арлетта сухо рассмеялась.— Можно подумать, что кто-то на тебя польстится. Ты и в молодости-то не могла подцепить никого более или менее приличного.От этого оскорбления у Зои стало пунцовым не только лицо, но и шея.— Я этого просто не хотела, да! В отличие от тебя я знаю, что такое честь и порядочность, и они не позволяли мне бегать за каждым молодым мужчиной, как делаешь ты и как делала твоя потаскуха-мать! Это же просто позор! Как жаль, что ты не можешь увидеть себя со стороны.— Леди, леди, прошу вас, прекратите!Это сказал адвокат — сказал весьма поспешно, ибо увидел, что Арлетта с перекошенным от ярости лицом уже встает с кресла. Несколько секунд прошли в напряженном молчании, потом обе женщины обменялись испепеляющими взглядами и, поджав губы, отвернулись друг от друга.Пока длилась эта безобразная сцена, Джессика с особенной остротой ощущала присутствие Рафаэля, который наблюдал за происходящим со стороны, и на лице его — так ей, во всяком случае, показалось — все явственнее проступало выражение брезгливого равнодушия. Джессике это было обидно, хотя она и понимала, что ее родственники предстали перед Рафаэлем не в самом лучшем свете. Что он подумает о ее матери и о бабушке? Она никак не могла этого представить, тем более что даже сама для себя Джессика еще не решила, как ей следует ко всему этому относиться.Потом мысли ее вернулись к Нику. Если он сын ее бабки и брат ее матери, значит, он приходится ей дядей. Но, будучи сыном племянника Клода Фрейзера, Ник одновременно является ее троюродным братом. Неудивительно поэтому, что дед пришел в такую ярость, когда недавно увидел их лежащими в одной постели. Он-то знал все с самого начала, и вовсе не предпринятое Ником исследование мира чувственности, бывшее, по крайней мере, по-юношески невинным, заставило Клода Фрейзера принять такие крутые меры. Грозная тень инцеста настолько напугала его и смутила его пуританскую душу, что он пошел даже на то, что выгнал усыновленного им Ника из дома.Что ж, какой бы невероятной и пугающей ни была правда, узнав ее, Джессика испытала огромное облегчение. Она буквально физически ощущала, как тает, превращаясь в воду, холодная глыба льда, которая камнем лежала у нее на сердце. Теперь она знала, что никакой ее вины в том, что дед выгнал Ника из дома, не было и нет, и непонятный и жестокий поступок Клода Фрейзера перестал отягощать ее совесть.Одновременно Джессика не могла не признать, что у ее деда были достаточно веские основания считать всех женщин клана слабовольными и распущенными. Сначала Клода Фрейзера обманула собственная жена, прижив ребенка от его же племянника. Потом его дочь, разочарованная своим первым неудачным браком, пошла по рукам, меняя любовников и мужей, да так и не смогла остановиться, ибо любовь и понимание, которые она искала, всегда оставались где-то за пределами досягаемости. Очевидно, этих двух примеров Клоду Фрейзеру было вполне достаточно, чтобы заподозрить наследственную слабость, передающуюся по женской линии из поколения в поколение.Вместе с тем, будучи человеком самодостаточным, не склонным к самокопанию, Клод Фрейзер не мог и не хотел замечать свои собственные ошибки и слабости. Джессика всерьез подозревала, что с точки зрения деда избранной им женщине должно было быть достаточно двух вещей: его любви и сознания того, что он ее любит. Увы, при его загруженности делами он мог уделить своим женщинам лишь малую толику своего времени и внимания. И именно поэтому ни Мими Тесс, ни Мадлен не могли быть уверены в том, что они что-то для него значили. Правда, богатство, которое дед создавал своим трудом, гарантировало им обеспеченное существование, однако они, по-видимому, так и не смогли воспринять эти деньги в качестве символа его любви. Поняв это, Клод Фрейзер почувствовал себя отвергнутым и, оскорбленный в лучших чувствах, ответил тем же.Джессика способна была охватить всю картину благодаря тому, что упомянутые события разворачивались на ее глазах на протяжении многих лет. Она понимала, что происходит, благодаря тому, что сама отчаянно нуждалась в любви, и ни деньги, ни престижная работа, ни корпоративные интересы не могли заполнить зияющую в ее душе пустоту. Даже ее собственный брак, основанный на физическом влечении и — в гораздо большей степени — на все тех же меркантильных интересах, не мог дать ей того, чего Джессике так не хватало. Кроме того, к этому браку ее принудили обманом — теперь она знала это твердо.Мими Тесс пошевелилась рядом с ней и, вытянув вперед тонкие дрожащие пальцы, коснулась ими лица Ника. Словно слепая, она медленно проводила рукой вдоль его губ, скул, твердого и решительного подбородка, и черты лица Ника чуть дрогнули, выражая одновременно и радость, и боль.— Сынок… — прошептали бескровные губы Мими Тесс. — Где ты был, сынок?— Неважно, — ответил Ник и, перехватив ее руку, поцеловал сухую прохладную ладонь матери. — Важно, что теперь я с тобой, и мы всегда будем вместе.— Они отняли тебя у меня. Они сказали, что ты умер. Я так скучала по тебе, милый. Но я знаю, что не сделала ничего плохого, знаю…Она с мольбой поглядела ему прямо в глаза, и ничем не сдерживаемые слезы снова покатились по ее лицу, по шее и закапали на лиф платья.На скулах у Ника заиграли желваки, но он не отвел взгляда. Хрипло, но твердо он сказал:— Конечно, нет, мама. Я знаю.А Джессика, которая молча наблюдала за этой сценой, вдруг почувствовала в горле комок. Какие же страшные вещи люди могут делать друг с другом во имя любви. Когда после побега жены Клод Фрейзер привез ее обратно в Луизиану, Мими Тесс была в коме. Она пролежала в больнице несколько месяцев и перенесла несколько сложных операций, призванных ослабить давление на мозг, явившееся следствием тяжелой травмы головы… Так, во всяком случае, гласила семейная легенда. Должно быть, именно в этот период она и родила сына, Ника, которого Клод Фрейзер сразу забрал у нее. Но было ли это сделано потому, что Мими Тесс уже не могла заботиться ни о себе, ни о ребенке, или это было наказанием?Джессика подумала, что ответа на этот вопрос она уже никогда не узнает, да и зачем теперь нужны все эти ответы!..— Какой ты красивый, сынок, — шептала Мими Тесс, ласково ероша светлые волосы Ника. — Ты так похож на моего Клода. Правда, я так и не сказала ему о тебе, и это, наверное, тоже было не правильно. Но я была так сердита на него за то, что он наговорил мне всяких вещей. Он не имел никакого права говорить мне такое.— Кому ты не сказала о Нике, бабушка? Луису или… дедушке? — в смущении спросила Джессика и наклонилась вперед, чтобы видеть глаза Мими Тесс. — О ком ты говоришь?Мими Тесс слегка повернула голову, и ее ищущий взгляд скользнул по лицу внучки.— Луис был мне другом. Он смешил меня… и мы вместе смеялись. Разве это так плохо?Неужели Мими Тесс хотела сказать, что она и Луис никогда не были любовниками? И что Ник был родным сыном старого Клода Фрейзера? Что ж, в этом не было ничего невероятного. Согласно той же легенде, которую Джессика не раз слышала на протяжении своей жизни, Клод Фрейзер, отправившись в погоню за своей беглянкой-женой и ее предполагаемым любовником, настиг их через неделю с небольшим. Должно быть, он знал почти наверняка — впрочем, и простого подозрения ему было достаточно, — что ребенок Мими Тесс — его собственный. Вот почему он усыновил Ника и дал ему свою фамилию, хотя для остальных обстоятельства его рождения оставались тайной за семью печатями. Но как же Клод Фрейзер мог так обойтись с родным сыном? В этом случае доля в «Голубой Чайке» могла достаться Нику как в качестве компенсации за старое зло, так и по праву рождения.Но что способно компенсировать Мими Тесс годы унижений и позора, которые она прожила с клеймом отвергнутой за неверность жены? Что способно вознаградить ее за годы неполноценного, полурастительного существования?— Нет, — мягко ответила Джессика. — В этом нет ничего плохого.— Все равно, Клод должен был знать. Я должна была сказать ему. Но зачем он так говорил со мной? — Мими Тесс вздохнула, и в этом вздохе прозвучали горечь давних обид и невысказанных сожалений. — Как все это печально. А все его бешеный нрав… да и мой тоже.Ее выцветшие глаза снова затуманились, вернувшись к лицу Ника.— Старческие бредни, — вполголоса прошипела Зоя.— Оставь свое мнение при себе, — осадила ее Арлетта, сопроводив свои слова решительным жестом. — Мама просто устала — ведь ей пришлось столько времени хранить в себе эту тайну. — Она посмотрела на мать и снова отвернулась в смущении, вызванном скорее таким неожиданно прилюдным проявлением любви и привязанности, чем слабостью Мими Тесс. Ее взгляд остановился на Мадлен и внезапно стал пронзительным и острым. Издав яростное восклицание, она, быстро наклонившись вперед и схватив молодую женщину за руку, поднесла ее к свету.— Я так и думала! Это кольцо принадлежало моей матери. Отец не дарил его тебе — не мог подарить! Ты сама взяла его. Значит, ты уже залезла в его сейф?— Я имею на это право! — возразила Мадлен, залившись краской, и выдернула руку из цепких пальцев Арлетты. — Я — его жена!— Была, — поправила Арлетта. — Но ты не являешься наследницей и не имеешь права совать нос в дела, которые тебя не касаются. Меня другое интересует: что еще ты нашла в его сейфе и куда ты все это дела?Джессика в отчаянии переводила взгляд с Мадлен на Арлетту и обратно. Как она могла забыть! В сейфе деда лежали эти проклятые фотографии, от которых Джессика должна была избавиться. А она-то думала, что они в безопасности…Что ж, значит, она опять ошиблась. 20 Уже ближе к полуночи Джессика наконец прокралась под покровом темноты в спальню-кабинет деда, где находился встроенный в стену сейф. Свет она не зажигала, и не только потому, что не хотела привлекать к себе внимание, — он ей был попросту не нужен. Джессика точно знала, где стоят письменный стол, платяной шкаф и широкая старинная кровать на четырех резных столбиках, на которой спали еще ее прадед и прапрадед. Даже недавно появившиеся здесь столики на колесах, на которых Клод Фрейзер держал все, что должно было постоянно находиться у него под рукой, не были для нее серьезным препятствием. Тем более хорошо Джессика знала, за какой картиной скрывается дверь сейфа.Она не старалась заранее вспомнить комбинацию замка, но, как только ее пальцы легли на холодный металлический диск с делениями, нужные цифры сами собой всплыли в ее памяти. Послышалась серия негромких щелчков, и облезлая металлическая дверца отворилась с негромким лязгом.Кипы бумаг, перетянутых резинками; старая бухгалтерская книга с самодельным коленкоровым корешком; две или три облезлые бархатные шкатулки с драгоценностями; коллекция монет в побитой жестянке из-под табака — все это Джессика могла найти на ощупь даже с закрытыми глазами, но ничего, напоминающего конверт с фотографиями, здесь не было. Тогда она стала вынимать из сейфа бумаги и складывать их на стоящий рядом столик, надеясь найти искомое среди них или под ними. Бумаг оказалось неожиданно много, и Джессика потянулась к выключателю маленькой настольной лампы.— Ты не это ищешь? — раздался из темного угла комнаты знакомый голос.Рафаэль…Сердце в груди Джессики подпрыгнуло так, что она чуть не потеряла сознание и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, включила свет.Рафаэль стоял у окна за портьерой, которая надежно скрывала его. В руке он держал толстый конверт из плотной серовато-желтой бумаги, и взгляд его был угрюмым и мрачным.Примерно час назад, отправляясь в ванную комнату, чтобы принять перед сном душ, Джессика оставила его мирно читающим в гостиной на первом этаже, и то, что он вдруг оказался здесь, в спальне деда, она восприняла как самое низкое коварство. Впрочем, по зрелом размышлении она поняла, что удивляться тут было особенно нечему.— Если это фотографии, — сказала Джессика сухо, — то да. Именно их я и ищу.Рафаэль взвесил конверт на ладони.— Скорее всего это действительно они. Правда, я еще не заглядывал внутрь.— И, разумеется, ты догадался, где именно они могут лежать, — едко заметила Джессика. Она прекрасно знала, при каких обстоятельствах Кастеляру стало известно, что снимки хранятся в сейфе, но ей хотелось, чтобы Рафаэль сам в этом признался.— Нет, ты ошибаешься. Я видел, куда сеньор Фрейзер убрал снимки после того, как показал их мне, — ровным голосом пояснил Рафаэль и, предвосхищая ее следующий вопрос, добавил:— У моей матери в спальне стоит точно такой же сейф — его устанавливал еще мой дед. Эта модель была особенно популярна в тридцатые годы. Когда мне исполнилось десять, я научился легко справляться с кодовым замком, хотя комбинация цифр время от времени менялась.— Что ж, поздравляю. Ты, видно, был смышленым мальчиком, — желчно сказала Джессика, делая шаг вперед и протягивая руку за конвертом. — А теперь дай-ка их сюда.— Минуточку, — возразил Рафаэль и, убрав руку с конвертом за спину, задумчиво посмотрел на нее. — Тебе не кажется, что я тоже имею на них право? Как-никак, моя персона тоже запечатлена на этих снимках.— Вряд ли для тебя это имеет какое-то особенное значение, — нетерпеливо ответила Джессика, не убирая протянутой руки.— Имеет, и очень большое. — В голосе Рафаэля явственно зазвучали стальные нотки. — Кроме того, я обязан беречь и защищать тебя, а теперь— больше, чем когда-либо. Мне будет гораздо проще выполнить эту задачу, если снимки останутся у меня.— Я уже давно взрослая и могу сама за себя постоять.— Ты собираешься их уничтожить?Джессика заколебалась.— Мы могли бы сжечь их вместе.— Могли бы, — сказал он, и его губы изогнулись в сардонической усмешке. — И, несомненно, нам следовало бы это сделать, но лично мне это кажется трусостью.— Скажи лучше, что ты хотел бы сохранить их на случай, если тебе снова понадобится действенное и безотказное средство принудить меня поступать так, как хочется тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55