– Да, но я не вижу альтернативы. Ты сам сказал, что я должна поговорить с теми, кто знает его, а кто может знать его лучше, чем его…
– Да, – сказал он торопливо, – но ты не должна даже знать ничего об этой женщине, не говоря уже о том, чтобы посещать ее.
– Это шокирует, не так ли? – Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. – Я думала, что годы, проведенные во Франции, избавили тебя от подобных провинциальных представлений.
– Я уверяю тебя, что правила поведения для женщин из порядочных семей там так же строги, как и здесь. В Париже существует только два рода женщин: леди и те, которые ими не являются. И они не смешиваются друг с другом в обществе.
– Это не светский визит. Но если хочешь, можешьоставить меня одну.
– Ты знаешь, что я не могу это сделать.
Он неожиданно показался ей очень молодым. Она склонила голову и спросила:
– Ты волнуешься из-за своей репутации?
– Конечно, нет! – И на его лице отразилось пренебрежение.
– В таком случае, – мягко сказала она, – о своей репутации я позабочусь сама.
Она потянулась к воротам. Пробормотав какое-то проклятие, Эмиль опередил ее, распахнул ворота и пропустил вперед. Она физически чувствовала его неодобрение, когда он вслед за ней вошел по мощеной дорожке во двор. Там росли несколько кустов и дерево, все покрытое пеной пурпурных цветов, но на земле все еще валялись, забившись в углы, листья, опавшие прошлой осенью. В задней части дома находилась арка, за которой была видна лестница, ведущая на галерею. Взметая юбками вихри прошлогодних листьев, Аня направилась к ней.
Дверь им открыла горничная. Цвет ее кожи и ее самоуверенность говорили о том, что перед ними квартеронка; шапочка и передник были сшиты из тонкого муслина и отделаны кружевом. Она взяла шляпу и трость у Эмиля, визитную карточку у Ани и пригласила их подождать в салоне, а сама пошла доложить хозяйке.
Аня с интересом осмотрелась вокруг. Салон изобиловал темно-красным плюшем и, казалось, душил им находящихся в комнате. Щедрые складки плюшевых драпировок свисали с окон, плюш покрывал кушетку и стулья, а также несколько пухлых оттоманок, стоявших в разных углах комнаты. Остальная мебель имела какой-то массивный и неуютный вид и была сделана из темного дерева с обильной готической резьбой. Разнообразные безделушки переполняли столы и полки огромной этажерки: от хрустальных украшений и дагерротипов в потускневших серебряных рамках до шкатулок, отделанных ракушками, от полинявших перьевых вееров и свернувшихся театральных программок до баночек с сурьмой и подносов для булавок с отчеканенными на них названиями знаменитых курортов и театров. Комната была достаточно аккуратной, но в ней ощущалась какая-то неуютность, как во всех комнатах, обитатели которых проживают в них временно. Попытка оставить личный отпечаток на атмосфере комнаты с помощью коллекции сувениров прошлых путешествий и скромных триумфов казалась слишком явной, неприкрытой и странно патетической.
Аня присела на край кушетки. Эмиль, который, очевидно, слишком нервничал, чтобы последовать ее примеру, стоял рядом. Они ожидали.
Прошло несколько долгих минут, и дверь, которая вела в другую комнату, открылась, но из нее вышла не актриса, а горничная. Девушка ничего не сказала, а, нервно улыбнувшись им, заторопилась из комнаты и ушла через переднюю дверь. Бе шаги простучали на лестнице и замерли вдали. Аня и Эмиль вопросительно посмотрели друг на друга. Медленно тянулись минуты. Наконец дверь снова открылась.
Симона Мишель вплыла в комнату в платье из парчи сливового цвета, украшенном черной тесьмой. Ее темные волосы были уложены неаккуратно, образуя беспорядочную массу завитков, и казалось, что она только что поднялась с постели. Парча обрисовывала ее пышную фигуру и изящную округлость рук и плеч. Лицо актрисы без сценического грима казалось более мягким и в то же время более решительным. Ее чувственные полные губы изгибались в напряженной улыбке, а большие сияющие глаза горели воинственным светом.
– Простите, что заставила вас ждать, мадемуазель Гамильтон, – сказала она. – Я как раз одевалась, чтобы идти в театр. Не хотите ли стаканчик шерри? Прошу прощения, что не могу предложить вам ничего большего, но я не ожидала никого.
Несмотря на вежливость произнесенных ею слов, тон был довольно резким, требующим немедленного объяснения. Аня, хотя и сама была бы рада сразу же приступить к делу, почувствовала отчетливое нежелание того, чтобы эта женщина торопила ее или чтобы она контролировала этот визит.
Она любезно сказала:
– Мы с вами незнакомы, мадемуазель Мишель, но я видела вас этой зимой в нескольких ролях на сцене. Позвольте поздравить вас с успехом и выразить свое восхищение вашим актерским мастерством.
– Спасибо. – В ее ответе были отчетливо слышны удивление и большая осмотрительность.
– Мне кажется, вы незнакомы с Эмилем Жиро. Это мой дорогой друг, недавно вернувшийся из Парижа. – Она указала на Эмиля.
Молодой француз не подвел ее – он сделал шаг вперед и совершил безупречный поклон над рукой актрисы.
– Я восхищен, мадемуазель. К вашим услугам.
Аня не дала женщине времени ответить.
– Не думаю, что мы обеспокоим вас с напитками, хотя это было очень мило с вашей стороны предложить их нам, при том что мы явились к вам без предупреждения. Мы гуляли, наслаждались сегодняшним днем – таким теплым и приятным, не правда ли? – когда я почувствовала внезапное желание увидеть вас.
– Понимаю, – сказала актриса, хотя по ее напряженному тону было ясно, что она ничего не понимает. Подойдя к стулу, она села, расправив складки своего платье.
Аня заколебалась, глядя на актрису. Внезапно принятый ею тон превосходства показался ей неверным. Если она сделает эту женщину своим врагом, это не приблизит ее к цели. Они могут просидеть здесь несколько часов, обмениваясь высокомерными замечаниями, и это даже не позволит им подойти к проблеме и достичь откровенности друг с другом.
– Нет, – сказала Аня, расслабившись и с грустной улыбкой покачав головой, – вы не можете понять. Дело в том, что у меня есть проблема, и я думаю, что вы можете помочь мне в ее решении. Это касается нашего общего знакомого Равеля Дюральда.
– Равеля?
Актриса все еще была осторожна, как будто ожидала, что ее будут обвинять или укорять в чем-то.
– Не более двадцати четырех часов назад кто-то пытался убить его.
У Симоны перехватило дыхание, она поднесла руку к горлу, а ее глаза расширились.
– Но кто? Почему?
– Не знаю. Я думаю, может быть, у вас есть какая-то идея по этому поводу.
– У меня?
Актриса внимательно смотрела на Аню, и мало-помалу самообладание возвращалось к ней. Она наклонилась вперед и, опустив руку, сжала подлокотник кресла, затем прямо спросила у Ани: – А вам какое дело до этого? Почему вы беспокоитесь?
Это был отличный вопрос, который Аня умудрялась игнорировать вплоть до этого момента. Она уцепилась за первую же мысль, которая пришла ей в голову.
– Это нападение было совершено на моей плантации. Естественно, как его хозяйка я бы чувствовала себя в какой-то степени ответственной, если бы он был убит.
– А как он оказался на вашей плантации?
– По делу, связанному… со скотом, – ответила Аня, благодаря в душе мадам Розу за придуманный ею предлог, который оказался чрезвычайно подходящим.
Симона подняла бровь.
– Вы ничего не слышали о дуэли, которую он пропустил, пока был у вас?
– Мужчины не говорят о подобных вещах, – уклончиво сказала Аня. – Но не могли бы вы сказать мне, кто мог быть его врагом и почему он мог бы хотеть его убить?
В течение долгих мгновений актриса молча размышляла.
– Мое общение с этим джентльменом длилось недолго.
– И все же вы должны что-то знать.
– Равель не из тех людей, которые много разговаривают, он больше человек действия.
По лицу женщины промелькнула тень воспоминаний, которая заставила Аню сжать руки в кулаки с такой силой, что ее ногти больно впились в ладони. Но она не стала ничего говорить, а молча ждала, чтобы актриса продолжила.
– Он очень странный человек, он приходит и уходит в необычное время с очень странными друзьями. Было бы удивительно, если бы у него не было врагов, учитывая образ жизни, который он вел, людей, убитых им на дуэлях, или их родственников; мужчин, которые проиграли ему свое состояние, или тех, кто не согласен с его политическими взглядами, такими как поддержка этого безумца Уокера. Но, боюсь, я не смогу назвать их вам.
Аня кивнула. Нарочито уклончивым тоном она спросила:
– Что он за человек, с вашей точки зрения?
Симона откинулась на спинку кресла.
– Щедрый. Требовательный. Изобретательный. Сильный.
У Ани возникло ощущение, будто ее заманивают в ловушку. Это ощущение соответствовало действительности, так как слегка задумчивый тон этой женщины вызвал в ее сознании образы, от которых жгучая боль распространилась по всему телу. У нее за спиной послышался звук открываемой двери, без сомнения, это вернулась горничная. Не обращая внимания, она резко сказала:
– Как вы считаете, является ли он благородным человеком?
– По-своему, да.
– Способен ли он на убийство?
– Убийство?! – Актриса еще раз выпрямилась в кресле.
– Так как?
В дверях послышались тихие шаги.
– Почему бы тебе не спросить у меня? – сказал Равель.
Горничная-квартеронка, которая привела его, задыхаясь от спешки, проскользнула в комнату за ним и за спинами присутствующих прошла к двери и скрылась в задней части дома. Аня поднялась, заметив, что Эмиль сделал шаг вперед, как бы пытаясь защитить ее.
Равель перевел взгляд с Ани на брата Жана, и выражение его черных глаз было таким же холодным и горьким, как вчерашний кофе. Даже после всего проведенного ими вместе времени, после всего, что их объединяло, она все еще считала его убийцей. Мысль об этом была, как нож, вонзенный в его грудь и поворачиваемый в ране. Он снова слышал едкие уничтожающие нотки в ее голосе, видел ее гордо вздернутый подбородок, и ему захотелось овладеть ею здесь и сейчас, заставить ее понять, что он чувствует по отношению к ней, сделать это важным для нее. Желание это было низменным, и он понимал это, но это не делало его менее чарующим.
Аня не могла придумать, что ей сказать, не могла протолкнуть ни слова через свое внезапно сжавшееся горло. Что подтолкнуло ее задать этот вопрос? Она сама не могла объяснить это. Она хотела ошеломить Симону, услышать от нее неподготовленный ответ, возможно, проверить свое собственное суждение о Равеле, суждение о том, что, хотя он и может убить обороняясь, но никогда намеренно не лишит человека жизни.
– В чем дело? – спросил Равель со скрытой злостью в голосе, глядя на Аню. – Тебе уже неинтересно услышать ответ? Или ты просто смущена, что тебя обнаружили здесь? Ты боишься, что я окажусь настолько низок, что распространю по городу новость о том, где я встретил тебя, или даже использую это, чтобы заставить тебя подчиниться моей воле? Существует ли такое преступление, в котором ты не заподозрила бы меня?
Прежде чем она смогла ответить, заговорил Эмиль:
– Я думаю, нам лучше уйти, Аня.
– О, до вас неожиданно дошла вся неуместность ее пребывания здесь? – спросил Равель, обращаясь к молодому человеку. – Как жаль, что этого не случилось раньше.
– Не надо изливать свое раздражение на Эмиля, – сказала Аня. – Он настолько неохотно отправился сюда со мной, насколько это было возможно. Но если бы он не проводил меня, я бы пришла сюда сама.
– Представляю себе.
– Равель, mon cher, – сказала Симона, поднимаясь и беря его за руку, – ты так сердито говоришь. Нет никакой необходимости в подобной горячности. Мы всего лишь сидели и приятно болтали.
Она посмотрела на Аню многозначительным взглядом, и это молчаливое послание было нетрудно понять. Симона просила ее о помощи, чтобы предотвратить вызов, который, как она боялась, мог последовать из-за этой встречи, устроенной ею самой. Возможность эта, о которой было страшно подумать, была слишком реальна. Аня взяла Эмиля под руку.
– Я думаю, ты прав, Эмиль, – сказала она, – нам лучше уйти. Мадемуазель Мишель, вы были очень добры, что согласились поговорить со мной.
– Я сделала это с большим удовольствием. Возможно, мы еще встретимся.
Аня улыбнулась и в то же время надавила на руку Эмиля, чтобы он вместе с ней двигался к двери.
– Да, может быть.
Равель позволил им уйти. Что толку пытаться задержать их? Он меньше всего хотел бы услышать что-нибудь из того, что Аня думает о нем, или скрестить шпаги с Эмилем Жиро. Бог мой, как он устал! Голова болела из-за того, что он пытался сделать слишком много и слишком быстро, и те места на спине, где раскаленные угольки прожгли рубашку, давали о себе знать под сюртуком. Слегка поведя плечами, чтобы облегчить боль, он направился к окну и выглянул во двор.
– Ты был очень любезен, что пришел так быстро, – сказала Симона, – особенно если учесть, что прошло довольно много времени с тех пор, как ты был здесь в последний раз.
– Мне показалось, что твоя горничная считает, что это срочно, – небрежно сказал он, отодвигая шторы и выглядывая в окно. Он увидел, как Аня и Эмиль спустились с лестницы и через двор направились к воротам.
– Так ты пришел поэтому или потому, что я послала тебе ее карточку?
Равель повернулся к ней.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Нет, – хрипло ответила Симона, встретившись с ним взглядом. – Нет, не хочу. – Повернувшись, она подобрала тяжелые парчовые юбки и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь в будуар.
Последние лучи заходящего солнца светились золотом в сине-лиловом зимнем небе. Золотистые отблески отражались на оштукатуренных стенах домов и в воде, заполнявшей сточную канаву посреди улицы. Последний дневной свет поблескивал на лакированных боках проезжавших экипажей и горел в стеклах витрин. Аня бросала гневные взгляды на окружавшее ее сияние.
Равель Дюральд мог быть или не быть убийцей, но он несомненно был негодяем. Он занимался с ней любовью, он запер ее в комнате для своего собственного удовольствия, но когда она сбежала оттуда и встретилась лицом к лицу с его любовницей, он тут же примчался, чтобы избавить женщину от возможных неприятностей. Что, он предполагал, она собирается сделать е его любовницей? Обзывать ее грязными словами? Отхлестать ее кнутом? Она не могла поступить так низко, и ей так хотелось сказать ему об этом! Будь прокляты мужчины и их необычайная чувствительность, их убийственные импульсы, из-за которых приходится ходить вокруг них на цыпочках и даже спасать их от самих себя.
На самом деле она не думала, что Равель поставит себя в такое положение, что будет вынужден бросить вызов Эмилю. Она заметила выражение глаз Равеля, когда он увидел молодого человека и уловил его сходство с Жаном.
И все-таки ему не следовало упрекать ее, как будто она была девушкой, воспитывавшейся в монастыре и не знающей обычаев света. Его совершенно не касается, что она делает, кого навещает или кого выбирает себе в провожатые.
Эмиль прикоснулся пальцами к ее руке, которой она вцепилась в его руку.
– Помедленнее, Аня. Ты устанешь, да и люди смотрят.
Она повернула голову и уставилась на него непонимающим взглядом; затем она осознала, что идет по улице очень быстрым шагом, наклонив вперед голову, как будто ей нужно за короткое время пройти большое расстояние. Она спохватилась и замедлила шаг.
– Извини, – пробормотала она.
– Я понимаю, что ты расстроена, но мне кажется, твое расстройство несколько не соответствует тому, что только что произошло. Я чувствую, что за этим скрывается нечто большее, чем ты мне рассказала. Тебе не кажется, что я имею право знать, в чем дело, коль скоро я могу вполне быть убит из-за этого?
– Наверное, – несчастным голосом сказала она.
В этот момент ее внимание было привлечено каким-то резким движением, и она не смогла продолжить свою речь. Они находились в далеко не лучшем районе города: то здесь, то там среди более респектабельных заведений попадались игорные притоны или трактиры. Она заметила быстрое движение: мужчина, стоявший на пороге одного из трактиров и смотревший на нее, внезапно нырнул внутрь. Он был высоким и мощным, одетым в потрепанную обычную одежду, ничем не отличаясь от полудюжины других мужчин, которые болтались вокруг той же двери. Если бы он не двинулся, она прошла бы мимо, даже не бросив на него взгляд, но теперь она уголком глаза заметила красно-рыжие волосы, свисавшие из-под котелка, и сразу же узнана его.
– Вот он! – сдавленным голосом сказала она, остановившись так резко, что ее кринолин и юбки обвились вокруг ног Эмиля. – Вон тот мужчина – главарь шайки, которая пыталась убить Равеля!
– Что? – воскликнул он. – Где?
– Там, внутри! – закричала она.
Не медля ни секунды, Аня подхватила свои юбки и побежала к трактиру, за дверью которого исчез рыжеволосый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45