Прошлогоднее зрелище было просто фантастическим, но в этом году ожидалось нечто еще более грандиозное, с гораздо большим количеством живых картин.
– А многие леди спрашивают костюмы? – спросила Селестина.
Мадам Люссан быстро кивнула.
– Очень многие. Мужчинам придется уступить улицы слабому полу, вместо того чтобы заставлять их следить за происходящим с балконов, как будто это театральное представление. Но я отвлекаюсь. Ну-ка, скажите мне, что вы хотите больше всего? Какой костюм вы выберете, чтобы затмить всех остальных? В конце концов весь смысл Марди Гра именно в этом!
Аня с трудом оторвала взгляд от козлиной маски с длинной белой бородой, красными острыми рогами, с такими обычно изображают дьявола, и явно похотливым взглядом стеклянных глаз.
– У меня нет ни малейшего представления о том, чего я хочу или кем хотела бы быть, – сказала она с улыбкой. – Я просто сама не знаю.
– Так обычно и бывает, – сказала, пожав плечами, мадам Люссан. – Позвольте мне показать вам некоторые костюмы.
Она направилась в глубь магазина, на ходу обернувшись к ним с вопросом:
– Вы пойдете на бал в «Театр д'Орлеан» завтра вечером? У меня есть несколько элегантных вечерних туалетов.
Прежде чем они смогли ей ответить, из одной небольших комнат магазина, используемых обычно для примерки, вышел молодой джентльмен. В одной руке он держал шляпу и тросточку, а другой приглаживал волосы. Обращаясь к мадам Люссан, он сказал:
– Офицерская казацкая форма как раз то, что надо. Вы можете прислать ее мне, когда вам будет удобно.
– Конечно, мсье Жиро, – ответила владелица.
– Эмиль! – воскликнула Аня, с радостью узнавшая его. – Когда ты вернулся из Парижа?
Молодой человек приблизился к ним, и теплая улыбка осветила его лицо. Он был среднего роста, с коротко подстриженными каштановыми кудрями, блестящими карими глазами на подвижном лице и креольским, с оливковым оттенком легким румянцем на скулах. Это был младший брат Жана, который был моложе его на четыре-пять лет. Последние два года он провел в Парижском университете, куда более богатые креольские плантаторы обычно отправляли своих сыновей.
Он не ответил тут же на Анин вопрос, а, взяв протянутую ему руку, наклонился над ней с истинно галльской галантностью.
– Аня, как я счастлив тебя видеть! Я спрашивал вчера у вас дома, но мне сказали, что тебя нет. Как ты великолепно выглядишь, та же богиня, которой я поклонялся издалека! – Затем он повернулся к Селестине и, поцеловав ей руку, сказал: – И, Селестина, мы снова встретились – фортуна ко мне благосклонна. Ты замечательно развлекала меня вчера, когда твоей сестры не было. Как весело было нам вспоминать старые времена!
Наряду с изысканным обычаем креольских джентльменов говорить экстравагантные комплименты, Эмиль за годы своего отсутствия приобрел также определенный лоск. Из-за того, что обмен визитами между «Бо Рефьюж» и плантацией Жиро стал нечастым после смерти Жана и из-ла того, что Эмиль тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях зимнего сезона, Аня редко видела его за прошедшие семь лет. Она запомнила его прежде всего как младшего брата, который любил подразнить ее и у которого был ручной рак: он водил его за собой на веревочке или держал в стеклянной банке, до половины наполненной речным илом. Эмиль продолжал:
– Я прибыл в Новый Орлеан на «Х.Б.Меткафе» несколько дней назад и сразу же, стоя на набережной, на коленях поцеловал родную землю. Ах, Новый Орлеан, другого такого места на земле нет! Париж прекрасен и космополитичен, там на каждом углу встретишь какой-нибудь древний исторический камень, но добрый, старый, сырой и теплый Новый Орлеан – это мой дом.
– Сегодня не так уж тепло, – сказала Селестина, кутаясь в шаль и жеманно вздрагивая.
– Я в отчаянии от того, что вынужден спорить с леди, но, поверьте мне, по сравнению с Парижем в феврале погода в Новом Орлеане – просто бальзам! Но я так понимаю, что вы пришли выбрать костюмы? Я уйду, если я вам мешаю или если вы предпочитаете, чтобы никто не знал, какие костюмы вы наденете, но я бы с огромным удовольствием остался. Кто знает, может быть, я даже смогу быть чем-то вам полезен?
Он действительно оказался полезен. Без колебаний он отсоветовал Селестине смелый и одновременно какой-то детский костюм Пьеретты, а вместо него предложил ей придворное платье эпохи Людовика XIII из богато вышитого красно-коричневого панбархата, которое придавало торжественную важность слегка округлым фигуре и лицу Селестины. После этого он принялся обсуждать с Аней достоинства средневекового платья с широкими рукавами, какие носили при Дворе Любви Элеоноры Аквитанской, грациозной длинной туники и тоги из тонкой шерсти кремового цвета, отделанных по краям золотой лентой я царственно пурпурной полосой – подобный наряд мог принадлежать римской богине, – и наконец достоинства японского кимоно из тяжелого, изящно расшитого алого шелка, продававшегося в комплексе с украшениями для прически в японском стиле и веером из сандалового дерева. Казалось, что Эмилю больше нравится романтичный средневековый костюм, тогда как Аня больше склонялась в сторону экзотического японского кимоно. В конце концов она выбрала в качестве компромисса простой римский наряд и заметила, как Эмиль подмигивает Селестине, как бы говоря, что этот костюм понравился ему больше остальных с самого начала.
Ане нравилось общество Эмиля, его непринужденный живой разговор, его очевидное удовлетворение от пребывания в обществе женщин, а также горько-сладкие воспоминания о его брате, которые он возбуждал в ее памяти, но у нее была еще одна причина поощрять его желание оставаться с ними. После того как они выбрали костюмы и вышли из магазина, она пригласила его заехать к ним домой на чашку кофе. Он принял это приглашение со всей любезностью человека, обладающего безграничным запасом времени, заявив с обезоруживающей улыбкой, что просто не может лишить себя общества двух таких очаровательных леди. По пути домой в экипаже они продолжали добродушно подшучивать друг над другом и все еще смеялись, заходя в салон их дома.
Мадам Роза подняла голову, чтобы поздороваться с ними, неторопливо откладывая в сторону французский перевод «Башен Барчестера» Троллопа. Она не стала подниматься, чтобы поприветствовать Эмиля, а осталась сидеть в кресле, положив ноги, обутые в высокие черные туфли на небольшой табурет, обитый шелком. Эмиль не просто поклонился ей, а подошел, чтобы поцеловать ей руку, так как она была замужней дамой, и с присущими ему хорошими манерами продолжал стоять рядом и беседовать с ней, пока Аня отдавала слуге указание принести чай, кофе, сладкую воду и настойку из апельсиновых цветов, а также легкие закуски.
Разговор вращался вокруг банальностей, пока слуга не принес поднос с напитками. Ленивым жестом мадам Роза показала, чтобы поднос поставили перед Аней. Аня налила для мачехи стакан настойки из апельсиновых цветов, напиток, который она сама не выносила, так как настойка опия, которая щедро добавлялась в этот напиток, тут же погружала ее в полусонное состояние, но среди женщин старшего возраста этот напиток пользовался огромной популярностью. Селестина выбрала чай, а Эмиль кофе. После того как Эмиль передал напитки остальным двум леди и поставил собственную чашку на столик рядом со своим креслом, Аня налила чашку черного кофе и себе и откинулась в кресле.
– Эмиль, – обратилась к нему Аня как можно более непринужденным тоном, – как человек, знающий многих в городе, ты, должно быть, слышал о несостоявшейся сегодня утром дуэли между Равелем Дюральдом и женихом Селестины. Что говорят по этому поводу в кафе?
Эмиль, тут же посерьезнев, неловко шевельнулся в кресле. Он так надолго задержался с ответом, что Аня заговорила снова:
– Ну же, я прекрасно знаю, что об этом женщины обычно избегают говорить, но нет смысла делать вид, что мы ничего не знаем.
Он положил в кофе слегка желтоватый сахар, размешал его серебряной ложечкой и лишь затем пожал плечами.
– Некоторые говорят, что Равель Дюральд намеренно уклонился от этой дуэли из-за того, что принес уже достаточно горя женщинам этой семьи. Другие считают этот его поступок намеренным оскорблением. Есть еще третья группа, в которую входят многие из тех, кто сражался вместе с ним в Никарагуа, и они сейчас обыскивают вдоль и поперек всю Галлатин-стрит и Ирландский квартал, опасаясь, что здесь имела место нечистая игра. Они заявляют, что он мог не явиться на дуэль единственно по этой причине.
– А что ты думаешь?
– У меня нет причин любить этого человека, – сказал Эмиль холодным тоном, который резко отличался от его прежнего веселого голоса, – и, по правде говоря, я не знаю его достаточно хорошо, так как он на несколько лет старше меня. Однако ничто из того, что я слышал о нем, не заставило думать о нем как о человеке, который стал бы избегать встречи или так пренебрежительно отнесся бы к дуэли без очень веской на то причины, В дверях салона возникло какое-то движение. В комнату вошел раскрасневшийся Муррей. Когда он обратился к креолу, в его тоне был слышен оттенок воинственности.
– Но в данном случае у него была на то причина. Дюральд стареет, и он устал от сражений. Он слышал о том, что я весьма неплохо владею оружием, и решил не испытывать судьбу. Он думает, что я забуду об этом, что все развеется само по себе, если он в течение какого-то времени будет отсутствовать в городе. Когда он вернется, то поймет, как сильно он ошибался на этот счет.
Аня, нахмурившись, смотрела на Муррея. Его поведение и речь показались ей просто неприличными, но, возможно, он вел себя так из-за облегчения, которое испытывал, но не мог позволить себе выразить открыто, или из-за того, что боялся, что окружающие почувствуют, какое он испытывает облегчение. Не может быть, чтобы он не понимал, какой опасности ему удалось так счастливо избежать. Репутация Равеля как дуэлянта основывалась в основном на его умении владеть шпагой, но он был также солдатом и поэтому считалось, что он прекрасно владеет и огнестрельным оружием.
Обеспокоенная Аня наклонилась чуть вперед.
– Конечно же, нет никакой необходимости устраивать еще одну дуэль. Вы же разумные люди, ведь должен существовать какой-то другой способ уладить это нелепое недоразумение.
– Нелепое недоразумение? – переспросил, подбоченившись, Муррей. – Это было вызвано нанесенным тебе оскорблением, Аня, если ты помнишь.
– Я помню это инцидент очень хорошо, и у меня не сложилось впечатление, будто мне было нанесено оскорбление. Если тебя хоть в какой-то степени волнует сохранение моего доброго имени или спокойствие Селестины, ты не станешь ничего предпринимать и оставишь все как есть.
– Я, конечно, прошу прощения за беспокойство, которое я доставил Селестине, – сказал он, слабо улыбаясь, – но я должен просить тебя объяснить мне, каким образом этот вопрос касается твоего доброго имени.
– Если ты будешь проявлять излишнюю настойчивость, то все начнут ломать голову над вопросом, что же такого на самом деле сделал со мной Равель.
– Они уже ломают голову, – очень тихо произнесла Селестина.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Аня, повернувшись к ней.
– Ну, были один-два человека, которые изо всех сил пытались выяснить причину дуэли, задавая хитрые вопросы, особенно после того, как выяснилось, что ты уехала из города в ту же ночь.
– Это любопытство вполне естественно, – сказала мадам Роза, – но мне все это совершенно не нравится – все эти сплетни и предположения насчет дочери моего мужа. Аня права: это дело нужно немедленно прекратить.
Муррей победно улыбнулся.
– По моему мнению, по этому поводу можно не беспокоиться. Я мог бы сказать даже в ту ночь, когда все это случилось, что этот человек не хочет встречаться со мной, и очевидно, что сейчас он хочет этого еще меньше.
Манера говорить, присущая жениху Селестины, действовала Ане на нервы. Она даже закусила нижнюю губу, чтобы сдержаться и не объяснять ему, насколько он ошибается в своем суждении о Равеле. С внезапной ясностью она поняла, что если Равель выказал каким-то образом нежелание встречаться с Мурреем, то это не имело ни малейшего отношения к его возрасту или страху перед Мурреем. Равель не был стар, ему было чуть больше тридцати, но, по его собственному признанию, ему надоели сражения, и он не хотел принимать участия в бессмысленных дуэлях.
– Я был бы осторожнее в высказываниях, будь я на вашем месте, мсье, – медленно сказал Эмиль, тщательно подбирая слова.
Муррей перевел взгляд на него. С уничижительным оттенком в голосе он сказал:
– Действительно?
– Может случиться так, что однажды утром вы проснетесь и обнаружите, что Равель Дюральд вернулся. Вплоть до последнего момента ничто не возбуждало его гнев. Но можете не сомневаться: если то, что вы сказали здесь, вы говорили где-либо еще, и если это дойдет до его ушей, вам придется отвечать за ваши слова.
Голос Эмиля был тверд, несмотря на румянец, покрывший щеки. Аня видела, что за изящными манерами и цветистыми комплиментами младшего брата Жана скрывается твердый характер. То, что он защищал Равеля, человека, который должен был бы считаться его врагом, сначала поразило ее, а потом она поняла, что Эмиль защищает не конкретного человека, но всю свою расу от нападок americain и северянина.
Каковы бы ни были его причины, она мысленно аплодировала его поступку. Внезапно ей стало ясно, что она очень близка к тому, чтобы принять сторону Равеля в этой ссоре. Эта мысль настолько поразила ее, что она, потеряв дар речи, снова откинулась на спинку кресла. Была ли она настолько восприимчива к этому человеку, которому она против своей воли позволила так быстро себя переубедить? Это не казалось возможным, но какое другое объяснение можно было этому найти?
Муррей, сердито глядя на Эмиля, сказал напряженным голосом:
– Сэр, вы ставите под вопрос мое благоразумие?
– Как я могу это сделать, если я с вами совершенно не знаком? – ответил Эмиль, глядя на него прозрачными глазами. – Я просто хотел предупредить вас.
Мадам Роза постаралась разрядить обстановку. Ее внушительная фигура и жесты приобрели повелительный оттенок.
– Джентльмены, прошу вас, ссоры – это так утомительно. Умоляю вас не ссориться в моем салоне. Мсье Николс, прошу вас сесть так, чтобы нам не приходилось все время поднимать головы, чтобы увидеть ваше лицо. Вот так, очень хорошо. Вы так любезны. Итак, что может Аня предложить вам освежиться?
ГЛАВА 7
В этот зимний вечер в Новом Орлеане было очень много развлечений. В январе в город приехал знаменитый ветеран аэронавтики Морат, совершивший семьдесят один подъем на воздушном шаре. Он приглашал всех желающих подняться вместе с ним и осмотреть окрестности города из корзины своего нового гигантского воздушного шара «Гордость юга» Первая женщина-фокусник, мадам Макаллистер, вдова мастера иллюзиона, ради своих детей решила продолжить дело мужа и давала магические представления, в ходе которых демонстрировались парение в воздухе ее ассистентки, мадемуазель Матильды, различные манипуляции с волшебной шкатулкой и чудеса с использованием различных механических, электрических, пневматических и гидравлических приспособлений. В «Музее и Амфитеатре Спеллинга и Роджерса» на Сент-Чарльз-стрит публику развлекали дрессированные слоны по имени Виктория и Альберт, что давало повод для шутливых замечаний в прессе в адрес королевских персон, чьими именами слоны были названы. Кроме того, там демонстрировались Человек-муха, умевший ходить по потолку вниз головой, и сиамские близнецы Чань и Ень. В «Музее Вануччи», расположенном дальше по этой улице, двухголовая девочка с четырьмя конечностями пела, танцевала вальс и играла на губной гармошке. Там же можно было увидеть миниатюрную Венеру, миссис Эллен Бриггс, ростом тридцать пять дюймов, и великаншу из Кентукки, мадемуазель Океану, самую большую женщину в мире, весившую 538 фунтов.
В более серьезном занятии всемирно известный шахматист из Луизианы Пол Морфи должен был через месяц продемонстрировать свое невероятное умение играть одновременно две партии с завязанными глазами. Эдвин Бут получил весьма разнородные рецензии на свои выступления в ведущих ролях в спектаклях «Гамлет», «Ричард III» и «Отелло, венецианский мавр» в «Гэйети Театр» Криспа перед закрытием сезона. В феврале были обещаны лекции Томаса Форстера, редактора бостонской газеты «Знамя света», на тему «Спиритуализм в состоянии транса» и лекция англичанина Чарльза Маккея, редактора широко известных «Иллюстрированных лондонских новостей», на тему «Поэзия и песня».
Для любителей музыки в полном разгаре был оперный сезон. В «Театр д'Орлеан» уже прошли представления «Фаворитки» и «Эрнани» Верди и планировалась постановка «Моисея в Египте» Россини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– А многие леди спрашивают костюмы? – спросила Селестина.
Мадам Люссан быстро кивнула.
– Очень многие. Мужчинам придется уступить улицы слабому полу, вместо того чтобы заставлять их следить за происходящим с балконов, как будто это театральное представление. Но я отвлекаюсь. Ну-ка, скажите мне, что вы хотите больше всего? Какой костюм вы выберете, чтобы затмить всех остальных? В конце концов весь смысл Марди Гра именно в этом!
Аня с трудом оторвала взгляд от козлиной маски с длинной белой бородой, красными острыми рогами, с такими обычно изображают дьявола, и явно похотливым взглядом стеклянных глаз.
– У меня нет ни малейшего представления о том, чего я хочу или кем хотела бы быть, – сказала она с улыбкой. – Я просто сама не знаю.
– Так обычно и бывает, – сказала, пожав плечами, мадам Люссан. – Позвольте мне показать вам некоторые костюмы.
Она направилась в глубь магазина, на ходу обернувшись к ним с вопросом:
– Вы пойдете на бал в «Театр д'Орлеан» завтра вечером? У меня есть несколько элегантных вечерних туалетов.
Прежде чем они смогли ей ответить, из одной небольших комнат магазина, используемых обычно для примерки, вышел молодой джентльмен. В одной руке он держал шляпу и тросточку, а другой приглаживал волосы. Обращаясь к мадам Люссан, он сказал:
– Офицерская казацкая форма как раз то, что надо. Вы можете прислать ее мне, когда вам будет удобно.
– Конечно, мсье Жиро, – ответила владелица.
– Эмиль! – воскликнула Аня, с радостью узнавшая его. – Когда ты вернулся из Парижа?
Молодой человек приблизился к ним, и теплая улыбка осветила его лицо. Он был среднего роста, с коротко подстриженными каштановыми кудрями, блестящими карими глазами на подвижном лице и креольским, с оливковым оттенком легким румянцем на скулах. Это был младший брат Жана, который был моложе его на четыре-пять лет. Последние два года он провел в Парижском университете, куда более богатые креольские плантаторы обычно отправляли своих сыновей.
Он не ответил тут же на Анин вопрос, а, взяв протянутую ему руку, наклонился над ней с истинно галльской галантностью.
– Аня, как я счастлив тебя видеть! Я спрашивал вчера у вас дома, но мне сказали, что тебя нет. Как ты великолепно выглядишь, та же богиня, которой я поклонялся издалека! – Затем он повернулся к Селестине и, поцеловав ей руку, сказал: – И, Селестина, мы снова встретились – фортуна ко мне благосклонна. Ты замечательно развлекала меня вчера, когда твоей сестры не было. Как весело было нам вспоминать старые времена!
Наряду с изысканным обычаем креольских джентльменов говорить экстравагантные комплименты, Эмиль за годы своего отсутствия приобрел также определенный лоск. Из-за того, что обмен визитами между «Бо Рефьюж» и плантацией Жиро стал нечастым после смерти Жана и из-ла того, что Эмиль тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях зимнего сезона, Аня редко видела его за прошедшие семь лет. Она запомнила его прежде всего как младшего брата, который любил подразнить ее и у которого был ручной рак: он водил его за собой на веревочке или держал в стеклянной банке, до половины наполненной речным илом. Эмиль продолжал:
– Я прибыл в Новый Орлеан на «Х.Б.Меткафе» несколько дней назад и сразу же, стоя на набережной, на коленях поцеловал родную землю. Ах, Новый Орлеан, другого такого места на земле нет! Париж прекрасен и космополитичен, там на каждом углу встретишь какой-нибудь древний исторический камень, но добрый, старый, сырой и теплый Новый Орлеан – это мой дом.
– Сегодня не так уж тепло, – сказала Селестина, кутаясь в шаль и жеманно вздрагивая.
– Я в отчаянии от того, что вынужден спорить с леди, но, поверьте мне, по сравнению с Парижем в феврале погода в Новом Орлеане – просто бальзам! Но я так понимаю, что вы пришли выбрать костюмы? Я уйду, если я вам мешаю или если вы предпочитаете, чтобы никто не знал, какие костюмы вы наденете, но я бы с огромным удовольствием остался. Кто знает, может быть, я даже смогу быть чем-то вам полезен?
Он действительно оказался полезен. Без колебаний он отсоветовал Селестине смелый и одновременно какой-то детский костюм Пьеретты, а вместо него предложил ей придворное платье эпохи Людовика XIII из богато вышитого красно-коричневого панбархата, которое придавало торжественную важность слегка округлым фигуре и лицу Селестины. После этого он принялся обсуждать с Аней достоинства средневекового платья с широкими рукавами, какие носили при Дворе Любви Элеоноры Аквитанской, грациозной длинной туники и тоги из тонкой шерсти кремового цвета, отделанных по краям золотой лентой я царственно пурпурной полосой – подобный наряд мог принадлежать римской богине, – и наконец достоинства японского кимоно из тяжелого, изящно расшитого алого шелка, продававшегося в комплексе с украшениями для прически в японском стиле и веером из сандалового дерева. Казалось, что Эмилю больше нравится романтичный средневековый костюм, тогда как Аня больше склонялась в сторону экзотического японского кимоно. В конце концов она выбрала в качестве компромисса простой римский наряд и заметила, как Эмиль подмигивает Селестине, как бы говоря, что этот костюм понравился ему больше остальных с самого начала.
Ане нравилось общество Эмиля, его непринужденный живой разговор, его очевидное удовлетворение от пребывания в обществе женщин, а также горько-сладкие воспоминания о его брате, которые он возбуждал в ее памяти, но у нее была еще одна причина поощрять его желание оставаться с ними. После того как они выбрали костюмы и вышли из магазина, она пригласила его заехать к ним домой на чашку кофе. Он принял это приглашение со всей любезностью человека, обладающего безграничным запасом времени, заявив с обезоруживающей улыбкой, что просто не может лишить себя общества двух таких очаровательных леди. По пути домой в экипаже они продолжали добродушно подшучивать друг над другом и все еще смеялись, заходя в салон их дома.
Мадам Роза подняла голову, чтобы поздороваться с ними, неторопливо откладывая в сторону французский перевод «Башен Барчестера» Троллопа. Она не стала подниматься, чтобы поприветствовать Эмиля, а осталась сидеть в кресле, положив ноги, обутые в высокие черные туфли на небольшой табурет, обитый шелком. Эмиль не просто поклонился ей, а подошел, чтобы поцеловать ей руку, так как она была замужней дамой, и с присущими ему хорошими манерами продолжал стоять рядом и беседовать с ней, пока Аня отдавала слуге указание принести чай, кофе, сладкую воду и настойку из апельсиновых цветов, а также легкие закуски.
Разговор вращался вокруг банальностей, пока слуга не принес поднос с напитками. Ленивым жестом мадам Роза показала, чтобы поднос поставили перед Аней. Аня налила для мачехи стакан настойки из апельсиновых цветов, напиток, который она сама не выносила, так как настойка опия, которая щедро добавлялась в этот напиток, тут же погружала ее в полусонное состояние, но среди женщин старшего возраста этот напиток пользовался огромной популярностью. Селестина выбрала чай, а Эмиль кофе. После того как Эмиль передал напитки остальным двум леди и поставил собственную чашку на столик рядом со своим креслом, Аня налила чашку черного кофе и себе и откинулась в кресле.
– Эмиль, – обратилась к нему Аня как можно более непринужденным тоном, – как человек, знающий многих в городе, ты, должно быть, слышал о несостоявшейся сегодня утром дуэли между Равелем Дюральдом и женихом Селестины. Что говорят по этому поводу в кафе?
Эмиль, тут же посерьезнев, неловко шевельнулся в кресле. Он так надолго задержался с ответом, что Аня заговорила снова:
– Ну же, я прекрасно знаю, что об этом женщины обычно избегают говорить, но нет смысла делать вид, что мы ничего не знаем.
Он положил в кофе слегка желтоватый сахар, размешал его серебряной ложечкой и лишь затем пожал плечами.
– Некоторые говорят, что Равель Дюральд намеренно уклонился от этой дуэли из-за того, что принес уже достаточно горя женщинам этой семьи. Другие считают этот его поступок намеренным оскорблением. Есть еще третья группа, в которую входят многие из тех, кто сражался вместе с ним в Никарагуа, и они сейчас обыскивают вдоль и поперек всю Галлатин-стрит и Ирландский квартал, опасаясь, что здесь имела место нечистая игра. Они заявляют, что он мог не явиться на дуэль единственно по этой причине.
– А что ты думаешь?
– У меня нет причин любить этого человека, – сказал Эмиль холодным тоном, который резко отличался от его прежнего веселого голоса, – и, по правде говоря, я не знаю его достаточно хорошо, так как он на несколько лет старше меня. Однако ничто из того, что я слышал о нем, не заставило думать о нем как о человеке, который стал бы избегать встречи или так пренебрежительно отнесся бы к дуэли без очень веской на то причины, В дверях салона возникло какое-то движение. В комнату вошел раскрасневшийся Муррей. Когда он обратился к креолу, в его тоне был слышен оттенок воинственности.
– Но в данном случае у него была на то причина. Дюральд стареет, и он устал от сражений. Он слышал о том, что я весьма неплохо владею оружием, и решил не испытывать судьбу. Он думает, что я забуду об этом, что все развеется само по себе, если он в течение какого-то времени будет отсутствовать в городе. Когда он вернется, то поймет, как сильно он ошибался на этот счет.
Аня, нахмурившись, смотрела на Муррея. Его поведение и речь показались ей просто неприличными, но, возможно, он вел себя так из-за облегчения, которое испытывал, но не мог позволить себе выразить открыто, или из-за того, что боялся, что окружающие почувствуют, какое он испытывает облегчение. Не может быть, чтобы он не понимал, какой опасности ему удалось так счастливо избежать. Репутация Равеля как дуэлянта основывалась в основном на его умении владеть шпагой, но он был также солдатом и поэтому считалось, что он прекрасно владеет и огнестрельным оружием.
Обеспокоенная Аня наклонилась чуть вперед.
– Конечно же, нет никакой необходимости устраивать еще одну дуэль. Вы же разумные люди, ведь должен существовать какой-то другой способ уладить это нелепое недоразумение.
– Нелепое недоразумение? – переспросил, подбоченившись, Муррей. – Это было вызвано нанесенным тебе оскорблением, Аня, если ты помнишь.
– Я помню это инцидент очень хорошо, и у меня не сложилось впечатление, будто мне было нанесено оскорбление. Если тебя хоть в какой-то степени волнует сохранение моего доброго имени или спокойствие Селестины, ты не станешь ничего предпринимать и оставишь все как есть.
– Я, конечно, прошу прощения за беспокойство, которое я доставил Селестине, – сказал он, слабо улыбаясь, – но я должен просить тебя объяснить мне, каким образом этот вопрос касается твоего доброго имени.
– Если ты будешь проявлять излишнюю настойчивость, то все начнут ломать голову над вопросом, что же такого на самом деле сделал со мной Равель.
– Они уже ломают голову, – очень тихо произнесла Селестина.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Аня, повернувшись к ней.
– Ну, были один-два человека, которые изо всех сил пытались выяснить причину дуэли, задавая хитрые вопросы, особенно после того, как выяснилось, что ты уехала из города в ту же ночь.
– Это любопытство вполне естественно, – сказала мадам Роза, – но мне все это совершенно не нравится – все эти сплетни и предположения насчет дочери моего мужа. Аня права: это дело нужно немедленно прекратить.
Муррей победно улыбнулся.
– По моему мнению, по этому поводу можно не беспокоиться. Я мог бы сказать даже в ту ночь, когда все это случилось, что этот человек не хочет встречаться со мной, и очевидно, что сейчас он хочет этого еще меньше.
Манера говорить, присущая жениху Селестины, действовала Ане на нервы. Она даже закусила нижнюю губу, чтобы сдержаться и не объяснять ему, насколько он ошибается в своем суждении о Равеле. С внезапной ясностью она поняла, что если Равель выказал каким-то образом нежелание встречаться с Мурреем, то это не имело ни малейшего отношения к его возрасту или страху перед Мурреем. Равель не был стар, ему было чуть больше тридцати, но, по его собственному признанию, ему надоели сражения, и он не хотел принимать участия в бессмысленных дуэлях.
– Я был бы осторожнее в высказываниях, будь я на вашем месте, мсье, – медленно сказал Эмиль, тщательно подбирая слова.
Муррей перевел взгляд на него. С уничижительным оттенком в голосе он сказал:
– Действительно?
– Может случиться так, что однажды утром вы проснетесь и обнаружите, что Равель Дюральд вернулся. Вплоть до последнего момента ничто не возбуждало его гнев. Но можете не сомневаться: если то, что вы сказали здесь, вы говорили где-либо еще, и если это дойдет до его ушей, вам придется отвечать за ваши слова.
Голос Эмиля был тверд, несмотря на румянец, покрывший щеки. Аня видела, что за изящными манерами и цветистыми комплиментами младшего брата Жана скрывается твердый характер. То, что он защищал Равеля, человека, который должен был бы считаться его врагом, сначала поразило ее, а потом она поняла, что Эмиль защищает не конкретного человека, но всю свою расу от нападок americain и северянина.
Каковы бы ни были его причины, она мысленно аплодировала его поступку. Внезапно ей стало ясно, что она очень близка к тому, чтобы принять сторону Равеля в этой ссоре. Эта мысль настолько поразила ее, что она, потеряв дар речи, снова откинулась на спинку кресла. Была ли она настолько восприимчива к этому человеку, которому она против своей воли позволила так быстро себя переубедить? Это не казалось возможным, но какое другое объяснение можно было этому найти?
Муррей, сердито глядя на Эмиля, сказал напряженным голосом:
– Сэр, вы ставите под вопрос мое благоразумие?
– Как я могу это сделать, если я с вами совершенно не знаком? – ответил Эмиль, глядя на него прозрачными глазами. – Я просто хотел предупредить вас.
Мадам Роза постаралась разрядить обстановку. Ее внушительная фигура и жесты приобрели повелительный оттенок.
– Джентльмены, прошу вас, ссоры – это так утомительно. Умоляю вас не ссориться в моем салоне. Мсье Николс, прошу вас сесть так, чтобы нам не приходилось все время поднимать головы, чтобы увидеть ваше лицо. Вот так, очень хорошо. Вы так любезны. Итак, что может Аня предложить вам освежиться?
ГЛАВА 7
В этот зимний вечер в Новом Орлеане было очень много развлечений. В январе в город приехал знаменитый ветеран аэронавтики Морат, совершивший семьдесят один подъем на воздушном шаре. Он приглашал всех желающих подняться вместе с ним и осмотреть окрестности города из корзины своего нового гигантского воздушного шара «Гордость юга» Первая женщина-фокусник, мадам Макаллистер, вдова мастера иллюзиона, ради своих детей решила продолжить дело мужа и давала магические представления, в ходе которых демонстрировались парение в воздухе ее ассистентки, мадемуазель Матильды, различные манипуляции с волшебной шкатулкой и чудеса с использованием различных механических, электрических, пневматических и гидравлических приспособлений. В «Музее и Амфитеатре Спеллинга и Роджерса» на Сент-Чарльз-стрит публику развлекали дрессированные слоны по имени Виктория и Альберт, что давало повод для шутливых замечаний в прессе в адрес королевских персон, чьими именами слоны были названы. Кроме того, там демонстрировались Человек-муха, умевший ходить по потолку вниз головой, и сиамские близнецы Чань и Ень. В «Музее Вануччи», расположенном дальше по этой улице, двухголовая девочка с четырьмя конечностями пела, танцевала вальс и играла на губной гармошке. Там же можно было увидеть миниатюрную Венеру, миссис Эллен Бриггс, ростом тридцать пять дюймов, и великаншу из Кентукки, мадемуазель Океану, самую большую женщину в мире, весившую 538 фунтов.
В более серьезном занятии всемирно известный шахматист из Луизианы Пол Морфи должен был через месяц продемонстрировать свое невероятное умение играть одновременно две партии с завязанными глазами. Эдвин Бут получил весьма разнородные рецензии на свои выступления в ведущих ролях в спектаклях «Гамлет», «Ричард III» и «Отелло, венецианский мавр» в «Гэйети Театр» Криспа перед закрытием сезона. В феврале были обещаны лекции Томаса Форстера, редактора бостонской газеты «Знамя света», на тему «Спиритуализм в состоянии транса» и лекция англичанина Чарльза Маккея, редактора широко известных «Иллюстрированных лондонских новостей», на тему «Поэзия и песня».
Для любителей музыки в полном разгаре был оперный сезон. В «Театр д'Орлеан» уже прошли представления «Фаворитки» и «Эрнани» Верди и планировалась постановка «Моисея в Египте» Россини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45