Кэтрин не хотела ни в чем соглашаться с Льюисом, и, надо признаться, это чувство было обоюдным. Самодовольный, жадный, обладающий даром активной злобы, он со дня своего приезда из Англии, шесть лет назад, как раз перед ее свадьбой, принялся досаждать ей. Он презирал их женитьбу и жил в постоянной тревоге, поскольку боялся появления ребенка, который мог бы унаследовать значительное состояние Жиля. Ему не следовало беспокоиться на этот счет, но Кэтрин не намеревалась объяснять, почему. Быстрым жестом Льюис раздраженно откинул назад прядь волос и пригладил свои чудные светло-серебристые волосы рукой.
— Знаешь, — ядовито сказал он, — ты обязательно должна предупредить Жиля, если де Блан причинит тебе какие-то неприятности.
— Я думаю, Жиль сам отвечает за свои поступки. Он ведь пригласил этого человека.
— Пригласить-то пригласил. Только хотелось бы знать, почему. Наверное, вследствие этих обстоятельств…
Кэтрин с болью посмотрела на него.
— Что ты под этим словом подразумеваешь?
— Что же еще, как не таинственную смерть юного Теренса прошлой осенью.
Он широко открыл глаза, почти не дыша, ожидая ее ответа.
Она видела, как жаждал он что-либо узнать, он безумно любил секреты, особенно чужие. От необходимости ответа спасло прибытие еще одного гостя. Мысленно поблагодарив за это Алана Доляней, она приветливо улыбнулась ему.
— Вы упомянули имя Теренса? — спросил Алан. — В последнее время я часто думаю о нем, наверно, в связи с состязаниями. Я скучаю по нему. Он был одним из немногих, кто понимал меня, когда я говорил о книгах.
Племянник Жиля цинично улыбнулся гостю.
— Мы также говорили и о его старшем брате. Рован де Блан сейчас утомил нашу Кэтрин. Мы не позволим ему так себя вести, не правда ли?
Алан был среднего роста и крепкого телосложения. Несмотря на сдержанные манеры, тщательную одежду и умный вид, он был похож на человека, проводившего много времени на открытом воздухе. Об этом свидетельствовал и цвет его лица — багрово-красный. Он был весьма не глуп, достаточно много знал, особенно в моменты ярости.
Покраснев, он нахмурился и обратился к Кэтрин:
— Это правда, мадам?
— Совсем не то, что предполагает Льюис, — коротко ответила Кэтрин.
— Что значит «не то»? — запротестовал Льюис. Алан проигнорировал его слова и продолжал настаивать.
— Рован де Блан причинил вам какое-то беспокойство?
— Просто он меня раздражает, вот и все. Он думает, что на мне каким-то образом лежит вина за смерть Теренса.
— Смешно, — сказал Алан, покачивая головой. — Он же должен знать, что вы самая невинная из всех женщин, стоит только взглянуть на вас, чтобы понять это. Мне поговорить с ним?
— Я умоляю вас не делать этого.
Вмешался Льюис.
— Сомневаюсь, что он вас послушает. Но вы ведь прекрасный фехтовальщик, а насколько я знаю, Доляней никогда не жаловались на отсутствие храбрости. Было бы здорово, если бы вы сделали ему пару царапин, чтобы напомнить о хороших манерах.
Алан с пониманием встретил изучающий взгляд Льюиса.
— Сабли будут тупыми, вы же знаете.
— Только острие, но не край.
— Да, но существуют правила, и их нельзя нарушать, это же закон чести.
Льюис пожал плечами: «Пусть он узнает, что такое настоящий бой».
— А вы?
— Я? Мой конек — хитрость. А фехтование я оставляю таким дюжим молодцам, вроде вас.
— Я попытаюсь сделать все от меня зависящее, — сухо сказал Алан.
— Итак, наш трюк должен быть удачным, — иронично заметил Льюис и, кисло улыбнувшись Кэтрин и Алану, ушел.
— Хлыщ, — пробормотал Алан.
Кэтрин притворилась, что не расслышала, хотя готова была согласиться с ним.
Было довольно поздно, ужин заканчивался, когда к Кэтрин подбежала Мюзетта, сверкая желто-золотым газовым платьем. Она была сводной сестрой Жиля от второго брака его матери и на добрых двадцать лет моложе его. В руках она держала китайскую тарелочку из слоновой кости и доедала последние крошки кокосово-миндально-го печенья. Она была довольно изысканна со своими золотыми вьющимися волосами, окружавшими пикантные черты лица и спускавшимися к плечам цвета слоновой кости. Образец безыскусной артистичности — вот что было типично для Мюзетты.
— Скажи мне быстро, Кэтрин, он достоен нашего двора? — мягко, но многозначительно сказала она.
— Ты имеешь в виду Рована де Блана? — невинно посмотрела Кэтрин на золовку.
— Ты же знаешь, что именно его. Остальных мы сравнивали и обсуждали сто раз. Не притворяйся, я так старалась, почти махала у него перед носом своей танцевальной карточкой, но он никого не пригласил на танец, только тебя. Ответь мне!
— Хорошо, скажу, — голос прозвучал резко. — Я не думаю, что он подойдет.
Мюзетта даже отпрянула, а ее голубые глаза расширились от удивления.
— Но мне он кажется таким ценным кандидатом. Подумай только о европейском блеске, который он может принести с собой. А его знание женщин! А любовь, с которой он, должно быть, встречался во время путешествий! Ты не можешь мне сказать, что тебе не интересно, как он будет отвечать на вопросы.
— Не думаю, что ему будет интересно играть в слова. И я не думаю также, что тебе будет интересно слушать его ответы на твои вопросы.
Мюзетта наклонила голову, ее глаза сузились.
— Ты интригуешь меня, да-да, ты. Что ты задумала?
— Вовсе ничего, — Кэтрин тряхнула головой так, что сияющее облако золотисто-каштановых волос рассыпалось по плечам. — Я только думаю, что с нашей стороны было бы ошибкой обращаться с ним столь беспечно и несерьезно. Он здесь из-за Теренса.
— Ну и что? Если он будет нас о чем-нибудь спрашивать, ответов-то не будет! Их у нас нет. Его имя числится в списках первых участников, он будет состязаться с остальными. А в перерывах, пока будет отдыхать, возможно и примет участие в игре.
Влажный ветер колыхал кружевные шторы на окнах. Кэтрин поежилась от холода. Она сложила на талии руки, покрывшиеся гусиной кожей. Вдруг, нахмурившись, Кэтрин рассказала своей золовке о страстном желании Рована де Блана выиграть завтрашние состязания, чтобы потом иметь возможность задать ей вопросы.
— Ты как обычно слишком серьезно к этому относишься, — сказала Мюзетта, пожав плечами.
— Я очень жалею, что Жиль организовал этот вечер, — невесело сказала Кэтрин.
— И испортил наше веселье? Не будь глупенькой. Клянусь, если бы я не знала тебя достаточно хорошо, то подумала бы, что ты захотела придержать Рована де Блана для себя. Я видела, как ты повисла на нем, споткнувшись.
— Неправда! — несмотря на отрицание, щеки Кэтрин покраснели.
Мюзетта ответила ей довольно безнравственной улыбкой.
— Я сама не прочь прижаться к нему разок-другой. Не могу дождаться, чтобы увидеть его одетым для фехтования. Боже мой, как будут обтягивать его панталоны! Меня уже сейчас бросает в жар, лишь только подумаю об этом.
Глядя, как Мюзетта раскрывает веер и сильно машет им так, что локоны развеваются по лицу, Кэтрин спросила:
— Что бы сказал Брэнтли, услышав это?
— Он бы выдрал себе бороду, нахмурился в осуждении и ушел бы считать свои тюки с хлопком. Если он не танцует со мной, не развлекает беседой, едва ли он имеет право жаловаться, что стреляю глазами по сторонам.
Свадьба Мюзетты была сыграна братом после ее прибытия из Англии. За ней тянулся шлейф скандала из-за неудачного, побега с Гретом Грином. По-видимому, это была не первая ее проделка такого рода. То, что эта партия была ошибкой, было признано всеми, за исключением Жиля.
Кэтрин сказала: «А Перри?» Зазвучала музыка. Так музыканты ответили на знак Жиля, появившегося в зале. Она вынуждена была повысить голос, чтобы быть услышанной из-за вальса Штрауса.
— Дорогой Перегрин, — глаза Мюзетты потеплели, последнее время этот молодой человек развлекал ее. — Я могла бы читать его мысли, если бы он попросил меня об этом.
Сзади послышались шаги, затем тихий голос, сделавшийся от волнения хриплым, спросил: «Мои мысли насчет чего?»
Мюзетта взметнула желтое облако своих юбок.
— Перри, любовь моя, вот и ты. Я ждала тебя. Ты должен сказать свое мнение о нашем новом госте, когда мы будем танцевать. Победит ли он вас всех столь легко, как хвастается?
Минуту спустя они ушли. Кэтрин стояла и наблюдала, как эти двое смешались с танцующими: смеющаяся блондинка и страстный темноволосый молодой человек с серьезным лицом, темными жгучими глазами и влажными алыми губами. Оказалось, Перри решительно отрицал, что его кто-либо победит. Его вычурные жесты были в полном согласии с пестрым шейным платком и чрезмерно длинными волосами в романтическом стиле, который он обожал.
Кэтрин тихонько вздохнула и обхватила себя руками. Мюзетта была так непостоянна! Сейчас она могла быть такой кроткой, а через минуту — сущей ведьмой. Она жила сегодняшним днем, под влиянием эмоций, которым слепо доверяла. Ее мало трогали последствия сказанных ею слов. Через два дня после прибытия, Перегрин Беэкстоун уже не отходил от нее. Увлеченная его страстью, Мюзетта была весьма неблагоразумна.
Возможно, ее муж и не заметит этого. Зять Жиля был очень занятым человеком, на его крепких плечах лежала ответственность за благосостояние Аркадии. Будучи поверенным в делах Жиля, он вел строгий учет всему: каждому акру земли, пущенному под выращивание хлопка, каждому мулу, кобыле, мебели и всякой приобретенной безделушке, каждой вещице, принесенной со склада и каждому съеденному куску. Он был ответственным за продажу хлопка и наблюдал, как с каждым урожаем увеличивается состояние Жиля. Он был на несколько лет старше своей жены, с бородой в стиле Наполеона III, столь модной сейчас. Временами его можно назвать даже назойливым, официозным. Именно Брэнтли Хеннон выдавал Кэтрин ежемесячное содержание и ее личные деньги на булавки. Казалось бы, она должна обижаться на него за то, с какой тщательностью он считал каждую монету, словно вынимал ее из своего собственного кармана, но, естественно, она не могла удержаться от чувства жалости к нему.
На другом конце зала, вдали от движущегося калейдоскопа танцующих, прислонясь к стене широкими плечами, стоял Рован де Блан. Он наблюдал за ней, его темные брови слились в единую линию над глазами.
Кэтрин знала о его присутствии. Она давно чувствовала на себе его пристальный взгляд. В напряженности, с которой он смотрел на нее, было что-то, делающее ее уязвимой и беззащитной. Ей все это не нравилось. В свое время она с большим трудом приняла решение быть хозяйкой Аркадии и женой своего мужа. Она не могла вынести ничего, что нарушило бы такой шаткий баланс ее в этой роли. Она никому не позволит сделать этого. Ни Ровану де Блану, ни даже самому Жилю.
Повернувшись к молодому человеку спиной, она опустила руки, подхватил парчовый колокол юбки со множеством складок, собрала их перед собой, гордо вздернула подбородок и медленно вышла из комнаты.
Рован де Блан нахмурился, наблюдая столь величественный уход. Провокационное колыхание юбок Кэтрин Каслрай вызвало у него желание, что было как неожиданно, так и неудобно. Отблеск свечей на ее плечах, мерцающий шелк ее волос заставили его руки дрожать от желания прикоснуться. Это желание отбросить весь этот толстый слой одежды и открыть тайну плоти было так велико, что он сжал кулаки в надежде заглушить его.
Он начинал понимать, почему Теренс был так ею околдован.
Теренс, такой молодой, идеалист, он был не пара этой женщине, замужней леди с такими богатством и положением в обществе, и с такой необычной красотой. Но Теренс был влюблен, это без сомнения.
Он отразит все ее ухищрения, постепенно откроет ее притворство, найдет ответ — почему из-за нее умер его брат.
Он узнает правду, не имеет значения, сколько времени на это уйдет, и что ему придется сделать для того, чтобы получить ответ.
Он не отречется от своего решения.
И не будет околдован ею…
Глава 2
— Ну, дорогая, что ты думаешь о поле? — спросил Жиль. Он расположился в кресле рядом с уютно сидевшей Кэтрин. Поблизости никого не было. Несколько человек поднимались по деревянным ступеням покрытой брезентом трибуны, но большинство все еще выходили группами из дома или из экипажей. Гости кричали, звали друг друга, их голоса эхом отдавались в густом лесу Аркадии. Женщины громко приветствовали друг друга, пытаясь одной рукой держать зонтики, закрывая ими лица от полуденного солнца, а другой одновременно подхватить юбки, стараясь их не запачкать, пока они шли по тропинкам среди свежескошенной травы.
За ними, на фоне ярко-синего, какое бывает только в пору бабьего лета, неба, возвышалась громада — дом в готическом стиле, названный Жилем Аркадией в честь греческих идеалов . Но в его серых оштукатуренных стенах, в расположенных по углам балконах, стрельчатых арках, окнах с витражами, высоком фронтоне, украшенном лиственным орнаментом, не было ничего ни греческого, ни пасторального. Озеро — скорее тихий бурый пруд с отблесками синего неба на поверхности — в унынии лежало позади дома. На дальнем его берегу стояла высокая, полностью отражавшаяся в зеркальной глади башня, зубчатые стены которой заканчивались куполом. Башню Жиль построил для себя как убежище. Соседи расценивали ее как дорогостоящее безрассудство; в какой-то мере она предназначалась для довольно уникальной оранжереи, а вообще было модно иметь столь бесполезное сооружение.
От озера гости шли по лужайке, которая делала веерообразный изгиб к шарообразной лощине. Она была словно настоящая арена, там и была выстроена трибуна.
— Поле? — переспросила Кэтрин, любуясь простиравшейся перед ними зеленой поверхностью. — Оно так ухожено, словно бархат изумрудного цвета.
— Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду участников, претендентов! — Жиль с раздражением дернул головой в сторону мужчин, выстроившихся на открытом пространстве.
Она сжала губы, притворившись очень внимательной.
— Да, в этом году все они кажутся такими стойкими и смелыми. Не могу припомнить, чтобы я когда-либо встречала столько мускулов, собранных в одном месте.
— Сила и стойкость очень важны. — Высокопарные выражения и разведение лошадей были страстью Жиля. Она пристально посмотрела на него.
— Конечно, как и у жеребцов.
— Пожалуйста, не будь грубой, когда это не требуется, — нахмурился он.
— Тебя здесь кто-нибудь привлекает? На кого бы ты могла поставить?
Она усмехнулась с некоторой иронией.
— Если уж критерием является сила, тогда да, есть такой. Меня привлекает Сэтчел Годвин.
Упомянутый ею молодой человек был великан, на вид самый мужественный из всех. Простой, сердечный, но неотесанный и до смешного непочтительный; у него были песочного цвета волосы, такие жесткие, что он должно быть мыл их щелоком, и обветренное на солнце лицо. Он любил всякий спорт, от фехтования до рыбалки, и никогда не пропускал ни одного турнира, устраиваемого Жилем.
Муж уставился на нее своими выцветшими голубыми глазами.
— Это не игра, Кэтрин. Я предпочитаю, чтобы ты к этому не относилась так легкомысленно.
Она посмотрела на свои руки, теребившие край оборки муслинового платья.
— Я думаю, что это игра, Жиль. Только твоя, а не моя.
— Ты дала мне слово.
— Только потому, что ты не давал мне покоя.
Он глубоко и тяжело вздохнул.
— Так или иначе, я настаиваю…
Взглянув на него умоляюще, она произнесла:
— Жиль, ну пожалуйста…
— Нет, ты могла бы осторожно организовать это по своему усмотрению, прибегнув к простой женской хитрости, если бы сделала выбор. Но ты не сделала.
Отчаяние прозвучало в его голосе, когда она услышала сказанное.
— Это ведь не так легко, как ты думаешь.
— Ты боишься, и в этом частично и моя вина. Ты так долго была невинной женой, боишься доверить себя другому, в тебе не проявились те чувства, которые…
— Неправда! — бросила она, и жар залил ее щеки.
— Я приветствую твои принципы, дорогая, но они всего лишь глупое препятствие. Время не терпит.
— Ты же не собираешься умирать, — коротко сказала она. Она так много раз, за пять лет их женитьбы, разуверяла его в этом, обычно даже с большим пылом, чем сейчас. Но он не мог отделаться от навязчивой мысли, что жить ему осталось недолго.
— Но в положенный срок я умру. А мой час настанет намного раньше, чем твой, дорогая. Ты молода, Кэтрин, а я нет. Годы пройдут, прежде чем ты последуешь за мной в могилу, годы, в течение которых ты можешь поступать так, как тебе захочется. А пока я хочу одного, хочу всем сердцем и душой. И ты должна мне это дать, или я… — Он резко оборвал свою речь и уставился на участников состязаний. Наконец, вздрогнув, он дотронулся до ее руки и тихим умоляющим голосом сказал: — Ты сделаешь, как надо, дорогая. Я знаю, ты сделаешь.
Поднявшись, он помедлил, затем ушел. Кэтрин смотрела, как он медленно спускался по ступенькам на площадку, где игроки выбирали себе оружие.
Жиль хотел быть одним из участников, она это знала. Он злился, что миновали дни былой бодрости и активности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29