Лет на десять моложе императора, Робо имел гладкое лицо и светло-карие глаза, в то время как у Наполеона они были серо-голубыми. Возможно, в чем-то он был красивее, хотя зубы у него были не такие белые и ровные, как у императора, к тому же он казался полнее и ниже ростом. Но поражало другое. Лицо Робо было лицом солдата, ожидающего приказа, а весь облик Наполеона выдавал полководца, привыкшего повелевать.
Непослушными пальцами Джулия сняла с шеи золотую пчелу. Когда взгляд императора остановился на ней, она шагнула вперед и протянула на ладони украшение. Наполеон Бонапарт принял его, взглянув на молодую женщину с улыбкой, прежде чем поднести пчелу к свету. Он улыбнулся и церемонно возвратил брошь Джулии.
— Я ни минуты не сомневался в вас, увидев Робо. Удивительно, что он так мало изменился за эти долгие четыре года. Тем не менее я очень счастлив видеть этот маленький знак, который вы принесли. Это символ истинной верности, которая мне так необходима сейчас. Как я понимаю, ваш отец скончался по пути из Америки. Примите мои искренние соболезнования. Я безмерно сожалею. Когда я просил его приехать, я возлагал на это такие надежды… Я мог бы воспользоваться одной из них в прежние дни.
Джулия пробормотала несколько слов благодарности, и Наполеон продолжал, сменив мягкий, почти нежный тон на более отрывистый:
— Так как вы выполнили мое требование в отношении пчелы, могу ли я надеяться, что остальные мои инструкции выполнены с такой же тщательностью?
— Да, — с гордостью ответила Джулия. — «Давид», корабль Ост-индской компании, стоит в гавани, чтобы доставить вас в Рио-де-Жанейро. Там ожидает корабль моего мужа — «Си Джейд», чтобы перевезти вас на Мальту.
— О, — воскликнул император, поворачиваясь к Реду, — следовательно, вы тот самый американский капитан, о котором я упоминал?
— Британо-американский, — ответил Ред, наклоняя голову.
— Британский? — Наполеон невольно отодвинулся. — Я упоминал о судне американского подданства.
— Мой корабль «Си Джейд» зарегистрирован именно так, ваше величество, — откликнулся Ред.
Джулия, заметив жесткость его тона, бросила на него быстрый взгляд.
— Судно вооружено? — осведомился император.
— Да, ваше величество.
— А вы… вы сами готовы оказать сопротивление при встрече с британским судном?
— Если это окажется необходимым, ваше величество.
— Хорошо. Хотя мне это и не по душе, но изменить ничего нельзя. Всегда необходимо проявлять гибкость.
В этот момент лакей в зеленой ливрее внес два стула. Робо немедленно повернулся к нему спиной, погрузившись в изучение какого-то романа в стопке справа от него. Предосторожность была оправданна — только избранные могли знать о подмене.
— Теперь мы можем расположиться удобнее, — сказал граф Бертран, показывая, куда поставить стулья. — Насколько это возможно среди такого обилия книг. Крыша библиотеки вчера протекла, и мы не могли допустить, чтобы вода испортила книги.
Праздная болтовня прекратилась, как только за лакеем закрылась дверь. Первый маршал прочистил горло:
— Я не могу торопить вас, ваше величество, но, мне кажется, чем раньше дело будет сделано, тем лучше.
— Вы правы, мой дорогой Бертран. Пойдемте, Робо, я дам вам необходимые указания перед тем, как поменяться с вами платьем. Если вы найдете их не слишком подробными, не беспокойтесь. Диагноз моей болезни тщательно продуман и поможет вам вжиться в роль. При вас всегда будет граф Бертран, а также граф и графиня Монфолон, чтобы поддержать вас.
У двери следующей комнаты, очевидно, служившей ему спальней, Наполеон помедлил.
— Капитан, мадам Торп, я надеюсь, вы извините меня. У нас еще будет время лучше узнать друг друга. Граф Бертран займет вас в мое отсутствие. Я надеюсь, он уже заказал то, что мы называем здесь английским чаем.
Через некоторое время им принесли торт, булочки, покрытые шоколадной и сахарной глазурью и обсыпанные миндалем, и пирожные с кремом. Джулия не могла есть, нервы, казалось, напряглись как струна. Она невольно подумала о том, как был бы счастлив и горд ее отец в этот момент, если бы остался в живых. Как хрупка человеческая жизнь, тоньше крошечной фарфоровой чашки в ее руке. Ничего не стоит положить конец надеждам, мечтам и стремлениям. Прежде чем ее кофе остыл, дверь распахнулась. В комнату вошла светловолосая женщина лет сорока с красноватым лицом. Следом шел мужчина, беспрерывно уговаривая ее.
— Не следует этого делать, моя дорогая. Вы разгневаете его.
— Что мне его гнев, если он покидает нас? — воскликнула женщина.
Граф Бертран быстро поднялся и закрыл дверь.
— Моя дорогая Альбина, — произнес он, — это неслыханно. Вы хотите все испортить?
— Я видела человека, который должен был влезть в мое окно. Я переодевалась, ждала вызова в суд, ждала чести сказать ему последнее «доброй ночи»… Не затыкайте мне рот тем, что я срываю планы великого человека. Если ему совершенно безразличны я и мой муж, тогда почему я должна думать о нем?
— Мадам! — воскликнул граф Бертран.
— Моя дорогая, — умоляюще произнес граф де Монфолон.
Дверь спальни распахнулась, и император, в панталонах, льняной рубашке и галстуке, появился на пороге.
— Что за шум? — воскликнул он. — Прекратите немедленно!
— Ваше величество, — жалобно начала графиня де Монфолон.
— Альбина, это вы? Следовало догадаться. Вы пришли проститься. Очень хорошо. Но будем краткими. Пусть все наши прощания будут краткими.
Женщина хотела упасть в его объятия, но император сжал ее руку. Повернувшись к ее мужу, он обнял его, как истинный галл, затем сделал то же самое с графом Бертраном.
— Друзья, мы наконец подошли к тому, что должны были сделать давно. Я поручаю вам своего друга Ррбо. Вы должны стать для него тем же, чем были для меня. Он будет очень нуждаться в вашей помощи и ценить ее, как я ценил вашу дружбу и верность все эти черные годы. Мне жаль, что я покидаю вас, но верьте, я не стану томить вас напрасным ожиданием. Итак, до встречи.
Взяв шляпу, оставленную Робо на стуле, Наполеон двинулся к двери. В это время из спальни вышел мсье Робо, одетый в мундир императора. Он настолько плохо сидел на нем, что у Джулии невольно вырвался крик отчаяния. Она не сомневалась, что мундир можно подогнать, но этот тихий человек, с которым она так сблизилась на корабле, слишком смахивал на маскарадную фигуру. Слезы навернулись у нее на глаза, и, порывисто бросившись к нему, она обняла Робо за шею.
— Не расстраивайтесь, моя дорогая, — мягко сказал он, похлопав ее по плечу. — Я доволен.
Джулия знала, что это правда, но улыбка далась ей с трудом. Все расплывалось у нее перед глазами, когда она выходила из комнаты следом за мужем и императором.
По праву и привилегии монарха Наполеон шагал впереди. Никому из них не пришло в голову его поправить. Джулия закусила губу, не желая произносить ни слова. Однако они уже приближались к охраннику, и человеку на посту не могло не показаться странным, что мужчина, не отмеченный особым саном, идет впереди женщины.
— Мсье Робо! — негромко позвала Джулия.
Наполеон не подал вида, что слышит ее. Тогда она бросилась вперед и схватила его за руку. Он повернулся в гневном изумлении, но, заметив мольбу в ее янтарных глазах и уловив поспешный кивок в сторону охранника, улыбнулся и, умерив шаг, пошел рядом. Они благополучно миновали первого охранника, затем второй пожелал им доброго пути. Когда Наполеон, сопровождаемый Джулией, разместился в дальнем углу экипажа, Ред обменялся несколькими словами с человеком на посту и сам сел на место возницы.
Джулия опасалась, что император откажется от авантюры, увидев транспортный экипаж, но он занял свое место с такой естественностью, словно никогда не пользовался иными средствами передвижения.
Во время их пребывания в доме экипаж разгрузили. В пустоте Джулию не покидало чувство, что на них устремлены сотни глаз. Это продолжалось до тех пор, пока Лонгвуд не остался далеко позади. Однако и после этого Джулия не могла успокоиться и, судя по всему, ее спутник пребывал в таком же напряжении. Что если семафоры сэра Гудзона Лоу, похожие на гигантских циклопов, уже передают весть о бегстве императора? В распускаемых по острову сплетнях говорилось, что, если бы Бонапарт исчез, вдобавок к остальным сигналам был бы поднят голубой флаг. Хотя флага видно не было, Джулия не успокоилась. Вряд ли можно доверять людской молве.
На улицах Джеймстауна было полно народу, и, казалось, никому нет до них дела. Лишь у мола стояли двое солдат в одинаковой форме и смотрели на «Давида». Как только экипаж остановился, они развернулись и решительно направились к нему.
— Прошу прощений, сэр, вы капитан Редьярд Торп?
Ред кивнул.
— У нас есть пропуск на корабль, с которым вы отплываете. Нам сказали, вас ожидает шлюпка. Мы хотели бы попросить вашего разрешения добраться на ней до корабля, если это не сильно обеспокоит вас, сэр.
В шлюпке места было более чем достаточно, и никаких разумных причин для отказа не имелось.
— Конечно, — ответил Ред, — если вы не против того, чтобы занять переднее сиденье. Моя жена не переносит, когда брызги летят ей в лицо, а мой друг подвержен морской болезни.
— Что ж, выбирать не приходится — нелюбезно усмехнулся солдат. — Благодарим вас, сэр.
Удачный компромисс. Глядя вперед, они не смогут детально рассмотреть императора.
Сидя на жестком сиденье лодки, Джулия чуть слышно вздохнула. Ред, почувствовав ее беспомощность, взглянул на бледное лицо жены и, с потемневшими глазами, не обращая внимания на остальных, привлек ее к себе, смягчая удары набегающих волн.
Пока все складывалось благополучно. Молодые солдаты исчезли, едва Джулия ступила на палубу «Давида». Ред, проводив императора в каюту мсье Робо, провел с ним более часа, вводя его в курс событий и лиц, с которыми он должен быть знаком.
Джулия находилась одна в своей каюте. Вместо ожидаемых радости и гордости она чувствовала лишь смертельную усталость, головную боль, вызванную напряженной чередой дневных событий, и желание побыть одной и выплакаться.
«Давид» снялся с якоря с утренним приливом. Так как Ред снова был занят с императором, Джулия в одиночестве стояла у поручня, глядя на удаляющийся остров Святой Елены. Погруженная в свои мысли, она не заметила приблизившегося к ней человека, пока он не заговорил:
— Тоскливая местность, — произнес граф де Бальмен. — Думаю, что, пробыв здесь несколько дней, вы, так же как и я, несказанно рады, что больше не вернетесь сюда.
— Вы! — невольно вырвалось у нее.
— Именно так. Я ведь говорил вам, что намереваюсь отправиться в Рио, не правда ли?
— Я и не предполагала, что вы это всерьез, — откровенно призналась Джулия.
— Должен сказать, и для меня самого это было несколько неожиданно. — Он направил окуляр подзорной трубы на Лонгвуд. — Насколько я понимаю, вчера днем вас принимал император, — продолжал граф.
— Да, это так.
— Как я завидую вам, — сказал он, с треском складывая трубу.
— Возможно, по возвращении вам представится такая возможность. — Джулия поправила соломенную шляпку так, чтобы она закрывала ее лицо.
— А вернусь ли я? Сомневаюсь. На мой взгляд, на острове не осталось ничего достойного внимания.
Его загадочный тон встревожил Джулию. Она резко повернула голову.
— То есть?
— Я имею в виду, что там нет вас, — ответил он с улыбкой.
Последнее показалось ей недостаточно убедительным, тем не менее Джулия сказала:
— Невежливо обращаться так с замужней женщиной. В любом случае, мне казалось, вы сочли достойной интереса падчерицу леди Лоу.
— Вы весьма наблюдательны, — заметил он, прищурившись, — а также, несомненно, умны.
— И совершенно невосприимчива к лести, — со смехом ответила она.
Несмотря на эту милейшую болтовню, чувствовалась напряженность, и у Джулии не было ни малейшего желания продолжать. При первой же возможности она поспешила в свою каюту. Вопреки ее ожиданиям, граф Александр де Бальмен ничем не выдал своей осведомленности на протяжении восемнадцати сотен миль пути к берегам Южной Америки.
Последующие несколько дней Джулия скрупулезно подгоняла одежду Робо на императора. Панталоны требовалось ушить в талии и сделать значительно длиннее. Это оказалось нетрудно, поскольку еще в Лондоне предусмотрительно приглашенный портной заранее подготовил все необходимое. И все же ей пришлось повозиться, так как Наполеон был недостаточно терпелив для роли манекена, а Ред далеко не так искусен в роли мальчика, снимающего мерки.
Как только с этим было покончено, судно попало в полосу плохой погоды. Порывы дождя и ветра следовали один за другим, и впервые в жизни Джулия пала жертвой морской болезни. Она почти не могла есть, стала невероятно чувствительна к запахам, а нервы ее совершенно расшатались. Ей было ненавистно бесконечное движение фрегата вверх-вниз по волнам и казалось, что путешествию не будет конца. Все это усугублялось еще и перспективой того, что по приезде в Рио им сразу же предстоит повернуть назад и проделать долгий морской путь обратно в Европу.
Ред был очень предупредителен с ней в эти дни, однако не вполне понимал, что ей нужен покой. Ей были противны и вода с уксусом, и бульон, и кофе, и чай, и шоколад.
— Пожалуйста, — просила она, сглатывая желчь, стоявшую в горле. — Я ничего не хочу.
— Но нужно же что-то поесть, иначе вы умрете с голоду. Я принесу вам бульон с сухарями и посижу рядом, пока вы съедите хоть немного.
— Я выброшусь за борт, — предупредила Джулия, — или брошу сухарь вам в голову!
— Хорошо. — В голосе его прозвучало что-то подозрительно похожее на смех. — Стакан лимонада?
— Не могу, — ответила она содрогаясь.
— Сможете, если будете пить маленькими глотками!
— Ну хорошо, — произнесла она со вздохом. — Но если мне станет хуже, имейте в виду, я предупреждала.
Ред присел на край койки, пристально глядя на нее.
— Джулия, — медленно произнес он, — вы уверены, что дело в морской болезни?
— Что вы хотите сказать?
— Вы уверены, что вас не беспокоит утренняя тошнота?
— Почему вы спрашиваете об этом? — Она постаралась придать голосу беспечность.
— Я заметил маленькие перемены в вашем теле. Вы, должно быть, тоже их заметили.
— Если да, хотя я этого не утверждаю, — быстро сказала она, — какое вам до этого дело?
Ред медлил с ответом, и она подняла голову. По его лицу пробежала легкая тень, невидящим взглядом он уставился на свои руки, плотно сжав губы.
— Что значит какое дело? Весьма странный способ выражаться.
— У нас вообще странный брак.
Тень усмешки тронула его губы, но он не ответил. Джулия отвернулась.
— Выходит, я права. Ребенок не входит в ваши планы.
— Не правда. Было бы крайне глупо не предвидеть такой возможности. Ребенок — вполне естественное следствие того рода деятельности, которому мы предавались последние недели.
— Но мысль об отцовстве вас не радует. Почему?
— Я объясню, если вы честно ответите на мой вопрос. А сами вы будете счастливы?
Ей хотелось зарыдать, обвинив его в непонимании причин ее несчастья. Одна вдали от дома, без родных и друзей, во всем, от куска хлеба до каждого лоскутка одежды, зависимая от мужа. И от какого мужа! Человека, который воспользовался ее слабостью, чтобы вынудить ее на брак без любви, а потом обманом заманил в постель! И теперь, как следствие этого, она, возможно, станет матерью. Могло ли все это, вместе взятое, помноженное на месяцы плавания, усугублявшего ее дурное самочувствие, служить поводом для счастья?
— Вот видите! — сказал Ред, не услышав ответа. — Все не так просто, как кажется. Мы привыкли сдерживаться, и вы, и я. Даже в наши самые интимные моменты вы не принадлежите мне полностью, а я не могу открыться вам. Мне кажется, вы просто боитесь, что касается меня — причины иные, но результат тот же. Не надо! — произнес он, увидев, как она поднесла руку к глазам. — Не терзайтесь сомнениями и не тревожьтесь. У вас еще будет время узнать, как я отношусь к ребенку и всему прочему, когда наше дитя родится.
Нагнувшись, Ред поцеловал ее в лоб и вышел. Лимонад он прислал со стюардом, а сам вернулся только поздно ночью. Пытаясь раздеться в темноте и натыкаясь на вещи, он разбудил ее. Причина его неловкости стала понятна только тогда, когда он упал рядом на койку и мгновенно уснул, едва коснувшись головой подушки. От него сильно пахло бренди.
В тот день, когда «Давид» приблизился к голубой конической горе, — которую моряки называют Сахарной головой, вовсю сияло весеннее тропическое солнце. Подобные жидкому аквамарину, волны залива ударялись о белые стены города под названием Рио-де-Жанейро. Неподалеку просматривались четкие белые линии стоявшего на якоре «Си Джейд».
Им нельзя было долго задерживаться в Рио. Наполеон, естественно, стремился побыстрее пересесть с британского корабля на «Си Джейд». Для него радость ощущения земной тверди омрачалась опасностью быть узнанным кем-нибудь из расположенной в городе французской колонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41