Волны, налетавшие на них, подталкивали их тела друг к другу. Глаза Амалии щипало от соленой воды, в носу жгло, но она нашла в себе силы рассмеяться, глядя на мужчину, который обнимал ее прямо в воде.
Однако лицо Роберта оставалось хмурым. Он смотрел на ласковое сияние лица цвета персика в палящих лучах солнца, на трепетное вздымание груди, прекрасно очерченной мокрой бумазеей. Его бедра, прижимавшиеся к ней, напряглись буграми мускулов, и она почувствовала прикосновение его напрягшейся плоти, обжегшее ее жаром властного мужского желания. Объятия Роберта стали сильнее. В глазах читалось дикое, затравленное желание самца и самобичевание за несдержанность.
Амалия вздрогнула, отстраняясь от него. Роберт отпустил ее без сопротивления и, бросив еще один обжигающий взгляд, который ощупал все ее тело, удалился прочь, ныряя в волны. Он вышел из воды и пошел по песчаному берегу, потом бросился лицом вниз на горячий песок, закрыв голову руками.
Окатывающие ее волны успокаивали своей приятной прохладой. Минутное возбуждение прошло. Амалия еще некоторое время побарахталась в воде, а потом вышла на берег. Панталоны и юбка прилипли к телу, но Амалия стряхнула с них воду, хлопая материей себе по ногам и отжимая одновременно их по краям. Приведя в порядок костюм, она занялась волосами и только потом направилась к Роберту. Рядом с ним лежало полотенце. Амалия встала на него коленями, а другим стала вытирать лицо и сушить волосы.
— Тебе лучше вернуться домой, не то сгоришь, — сказал он срывающимся голосом.
— Да, — согласилась она, — так будет лучше. Больше в этот день Амалия его не видела, хотя слышала, как он вернулся, слышала, как ему готовили ванну, когда солнце уже погружалось в воду, и лучи заката освещали залив. Амалия надеялась, что Роберт не вернется к ужину. Мами немного устала и собиралась отдохнуть у себя в спальне, и им придется встретиться лицом к лицу за столом без нее, хотя именно она могла бы разрядить обстановку.
Читая свекрови после обеда книгу, Амалия не раз ловила на себе ее внимательный, изучающий взгляд, поэтому не могла отделаться от вопросов: видела ли свекровь их утреннее купание, и чего добивается Мами, пытаясь свести их вместе? Станет ли ее душе легче, если они поженятся? Свекровь не знала и не могла знать, насколько бесполезны были все ее ухищрения. Мами даже не догадывалась, что заявление Роберта о ночи перед дуэлью, которую он якобы провел в спальне у Амалии, было ложью, и что трагическая тайна ее сына встала теперь между ними.
Чтобы поднять себе настроение и успокоить внутреннюю дрожь, Амалия старательно нарядилась к ужину. Она надела черное шелковое платье, отороченное белым кружевом, с низким декольте и пышными рукавами. Юбка с кринолином была пошита в австрийском стиле с маленьким белым «передничком» на подоле, которому позавидовали бы на любом местном балу, так изящно он был выстрочен и так хорошо смотрелся. Сотворила это чудо портниха из Нового Орлеана, которая жила некоторое время в «Роще» и обшивала Амалию и Хлою в те несколько недель, что последовали сразу за похоронами. В таком платье и в Париже не стыдно появиться, хотя для виллы у моря оно выглядело несколько outre.
Но Амалия радовалась, что надела именно это платье, что Лали убрала ее волосы ниспадающим каскадом локонов, что сидела она за столом вдвоем с Робертом, который, похоже, вознамерился своими раздевающими взглядами смутить ее. На все попытки завязать разговор он давал односложные ответы:
— Был на рыбалке.
— ………
— Ничего не поймал.
— ………
— Никого не видел.
— ………
— Ни с кем не разговаривал.
Роберт представления не имел, кто еще отдыхал на острове, и по тону, которым он это говорил, можно было понять, что ему и дела до всего этого нет.
— ………
— Да, день был жаркий.
— ……….
— Нет, я не собирал ракушки в детстве и ничего в них не понимаю.
Наконец Амалия не выдержала:
— Если вам невыносимо скучно на острове, особенно в моем обществе, могли бы и не затруднять себя пребыванием здесь.
— Я остаюсь, потому что вынужден делать это, — сказал он, и в его синих глазах вспыхнула ярость. — Поскольку я запятнал ваше доброе имя, чего уже не исправить, я буду чувствовать себя виноватым всякий раз, когда какой-нибудь ловелас с бесчестными намерениями начнет приступать к прекрасной молодой вдове Жюльена Деклуе.
Амалия почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Ах, вот оно в чем дело! — воскликнула она с гневом.
— Да, именно в этом!
— К вашему сведению, я способна сама постоять за себя.
— В самом деле? — спросил Роберт.
— Если вы думаете, что я, позволив вам… прикоснуться ко мне, не могу отказать другому, то вы сильно ошибаетесь. — Теперь ее лицо пылало от обиды и негодования.
— Ни о чем подобном я и не думал, — возразил Роберт. — Просто я считал, что без мужского сопровождения вы будете беззащитны перед наглыми домогательствами праздно шатающихся джентльменов — особенно если у них появится повод, и они вообразят, что им отвечают взаимностью.
— Я весьма признательна вам, мсье, за лекцию о вероломстве особей мужского пола, но я хотела бы напомнить вам, что я не одна, со мной Айза и Тиге.
— И оба понесут наказание за то, что ударили белого человека.
— Потребовался бы весьма отважный чиновник, чтобы обвинить слуг в том, что они защищают свою хозяйку.
— Потребовались бы свидетельские показания, и гипотетический джентльмен, о котором идет речь, убедил бы всех присутствующих, что считал вас кем у годно, только не леди.
Амалию бесило, что он с такой легкостью разбил все ее доводы.
— Вопрос этот действительно гипотетический, как вы изволили выразиться. Никогда еще я не чувствовала себя в такой безопасности, как на острове Дернир.
— Чувствовать и быть в безопасности — вещи разные.
Эту странную пикировку прервал Тиге, который на правах дворецкого прислуживал за столом, а сейчас убирал со стола посуду и делал вид, что ничего не слышит, хотя говорили они на повышенных тонах.
— Сегодня такой приятный вечер. Возможно, мамзель пожелает, чтобы кофе подали на галерею?
Уход хозяев из столовой позволил бы Тиге быстрее убрать со стола, чтобы подольше погулять с Лали по берегу. Амалия знала об этих прогулках и всячески поощряла, и порой не звала служанку помочь раздеться перед сном. Вот и сейчас, разгадав маленькую хитрость Тиге, она с улыбкой сказала.
— Это было бы прекрасно.
Выйдя на воздух, Роберт прошел в самый конец галереи и стоял там, держась одной рукой за перила, а другой за шею, пока Тиге ставил поднос с кофе на плетеный столик. Он смотрел в направлении отеля, который сиял освещенными окнами, потом перевел взгляд на залив.
— «Стар» на этот раз сильно опаздывает, — бросил он через плечо.
«Неужели опять суббота?» — подумала Амалия. Это казалось невероятным. Она подошла к Роберту, и ее шелковые юбки прошелестели, сливаясь с шумом моря.
«Стар» был уже на входе в бухту Виллидж, колеса его бешено вращались, а из труб валил черный дым. Люди на верхней палубе прилипли к перилам, всматриваясь в темные очертания острова, огоньки домов, разбросанных по всему побережью.
— Что же могло его так задержать? — спросила Амалия, всматриваясь в силуэт приближающегося парохода. Казалось, она слышит шум его паровых машин.
— Возможно, какая-нибудь поломка в пути, — пожал плечами Роберт. — А может, поезд из Нового Орлеана опоздал.
«Все возможно, но, по крайней мере, пароход пришел. Такое не всегда бывает. Различные происшествия с колесными пароходами — дело обычное», — подумала Амалия, а вслух сказала:
— Кофе стынет.
Они молча потягивали горячий ароматный напиток. В окнах соседних вилл погасли огни, и только отель, несмотря на поздний час, по-прежнему светился. Амалия заметила, как
Тиге и Лали вывернули с тыльной стороны виллы и направились к берегу моря. Соленый морской ветерок приятно щекотал кожу, а волны успокаивающе шептали что-то о покое и вечности. Амалия почувствовала вдруг, как тело наполняется томительной негой. Ей очень хотелось знать, не испытывает ли человек, сидевший напротив, что-либо похожее?
В отеле продолжала играть музыка. Слышался ритм задорной польки. Начались танцы. Там, в огромной зале отеля, собрались люди, чтобы веселиться. Говорили, что немец-скрипач, который обычно играл на танцах, не имел себе равных в исполнении вальсов Штрауса. За это он стал местной знаменитостью и самым популярным гостем самого мистера Магга.
Наступила пауза, а потом вдруг запела скрипка. Она тревожила, ласкала, баюкала, заставляла слезы наворачиваться на глаза, а губы растягиваться в улыбке. Слушая эти волшебные завораживающие звуки, Амалия ощущала, как к горлу подступает комок. Невольно она вспомнила свой последний танец с Жюльеном на балу у Морнеев, его властную грацию и безупречное чувство музыки. «Бедный Жюльен, — подумала Амалия с грустью, — тебя бросили в реку, словно ненужную вещь. Был ли ты жив в ту минуту и умер, захлебнувшись водой? А может, тебя сбросили уже мертвым, когда на твоем бледном окровавленном лице уже лежала печать смерти?»
Амалия поднялась из-за стола и, подобрав юбки, бросилась к лестнице, чтобы выбежать на улицу. Она слышала, как Роберт окликнул ее, но не оглянулась и не остановилась, продолжая шагать к морю. Песок забивался в туфли, прилипал к юбкам, но Амалия не обращала на это никакого внимания.
Прежде чем Роберт догнал ее, она услышала за спиной его быстрые шаги и скрип песка. Он не пытался остановить ее, а, соизмерив шаги, шел рядом. Амалия взглянула на Роберта и остановилась. Он темной тенью стоял рядом, и Амалия ощущала, как от него исходит тепло, как он сдерживает себя, чтобы не наброситься на нее. Она почувствовала, как замерло, а потом бешено заколотилось сердце, и все тело охватила противная дрожь. Амалия стиснула зубы, чтобы он не услышал, как они отбивают дробь. Она хотела прогнать его, но не смогла. В отеле по-прежнему играла музыка.
— Можно? — спросил Роберт мягким, успокаивающим голосом. .
Он обнял ее за талию, привлек к себе, а потом начал двигаться плавным шагом вальса в такт долетавшей до них музыке. Они кружились по песку, кружились, как безумные, в гипнотическом сне, и морской ветерок играл ее юбками, поднимая их и опуская вновь навстречу волнам, которые, набегая, омывали ноги танцоров. Обласканные соленым бризом и ночной прохладой, они парили в полузабытьи, без прошлого и будущего, до той минуты, пока не смолкли волшебные звуки скрипки.
ГЛАВА 18
Роберт не отпускал ее, словно танец еще продолжался. Он стоял неподвижно, потом медленно освободил свою руку из руки Амалии и опустил ее ей на талию.
— Амалия, mon Coeur, — произнес Роберт одними губами, — прогони меня, если можешь, если боишься, что я приношу тебе одни несчастья.
Он привлек ее послушное тело к себе и нагнулся, чтобы поцеловать. Амалия не только не протестовала, но жаждала этой минуты, как усталый путник в пустыне жаждет глотка чистой воды. Ее измученное ожиданием тело требовало ласки, и ему совершенно безразлично, кем был Роберт до встречи с ней и что мог совершить. Все было неважно, кроме одного: он, и только он, мог замедлить бег ее крови, погасить огонь страсти, сжигающий ее, унять дрожь в теле.
Его губы чуть обветрили и были слегка солеными, но как сладок оказался поцелуй! Амалия обхватила руками его шею и прижалась к нему всем телом. Она почувствовала, как кончик его языка скользит по ее губам, ища лазейку, в которую он мог бы проникнуть внутрь. Амалия приоткрыла губы, словно приглашая его, и он не преминул этим воспользоваться. Их языки сплелись в борьбе за пространство, а губы слились в сладком единении. Казалось, еще минута — и их души воспарят в едином порыве. Его объятия становились все сильнее, он сжимал ее стальными обручами рук, и Амалии это нравилось. Было хорошо как никогда. Все вокруг стало расплываться, земля поплыла из-под ног, и Амалия поняла, что ничего не существует в мире, кроме ночи, моря и их двоих.
Она почувствовала, как рука Роберта дотронулась до ее груди, которая спелым персиком выскользнула из корсета. Роберт прикоснулся пальцем к затвердевшему соску, и Амалия почувствовала знакомое покалывание: желание разлилось по всему ее телу. Издав сладострастный стон, она прижалась к нему еще плотнее, запустила пальцы в нависшую над ней густую гриву, жесткие завитки волос, которые, казалось, сами тянулись к ее рукам, обвивались вокруг ее пальцев.
Роберт опустил ее на песок на колени и сам опустился рядом, чтобы расстегнуть пуговицы на ее платье и распустить шнурки на корсете. Она ощущала кожей теплый ночной воздух и жаркое дыхание Роберта, искала ртом его губы. На этот раз Амалия направляла его сама. Она подтянула голову Роберта к своей обнаженной груди и с игривой взбалмошностью опытной распутницы прижала его губы к своему подрагивающему от нетерпения соску, почувствовав влажный жар его губ и сладостную истому, скапливавшуюся около ее бедер. Чтобы удержать равновесие, Амалия ухватилась за его пояс, а потом сама не заметила как ее рука оказалась на ширинке его брюк. Она настолько далеко зашла в своем распутстве, что нежно погладила вздыбившуюся под брюками плоть, а потом и взяла в руку.
Роберт прижался к ней, прерывисто дыша, и она опрокинулась назад, но он подхватил ее и бережно уложил на раскинувшиеся юбки. Отстегнутый кринолин валялся в стороне. Роберт закинул ее юбки, ища клапан в панталонах. Как только его рука коснулась ее влажной набухающей плоти, Амалия потеряла ощущение реальности, руки ее беспорядочно двигались, ища Роберта, хватая его и прижимая к себе.
— Бог нас защитит, — прошептал он, отодвигаясь в сторону.
Обострившийся слух Амалии уловил сквозь шум прибоя шорох снимаемых брюк. Еще минута нестерпимого ожидания — и он оказался на ней. Его язык и губы ласкали и обжигали соски ее грудей, а горячее тело настойчиво вжималось в ее мягкую податливость. Неописуемый восторг охватил Амалию, когда Роберт медленно вошел в нее, а затем резкими толчками стал проникать все глубже и глубже. Она помогала ему в этом устремлении, напрягаясь и подрагивая бедрами в том же ритме. С каждым движением навстречу друг другу, приближавшем наивысшую точку экстаза, ее покидали обиды, боль, сомнения, упреки. Все это было теперь мелким и ничего не значившим.
Они не расставались ни на минуту, думая только друг о друге и дыша друг другом, до тех пор, пока воды прилива предательски не подобрались к ним настолько близко, что могли захлестнуть своей равнодушной холодной волной. Поскольку источник жизни дарован свыше, то свыше дана и радость освобождения, охватившая их в безмолвном взрыве нестерпимого блаженства. Они видели не только темноту, укрывавшую их от посторонних взглядов, но и пронзительный свет наслаждения.
Амалия лежала неподвижно. Сколько времени прошло, прежде чем Роберт пошевелился, выходя из нее, она не знала, да и не хотела знать. Она ощутила, а не увидела в этой тьме египетской, что он склонился над ней, почувствовала прикосновение его нежных пальцев к своему лицу.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он заботливо. Ее губы расплылись в счастливой улыбке, хотя он и не мог этого видеть.
— Да, все в порядке, — ответила она тихо.
— Нам лучше вернуться, — сказал Роберт озабоченно. Он помог ей подняться на ноги и привести себя в порядок.
Амалия взяла его руку, потому что не была уверена, что он предложит первым, и они молча направились к вилле. Пока они шли, Амалия несколько раз посматривала в его сторону, но разве в темноте разглядишь что-нибудь, хотя ей казалось, что она знает, о чем Роберт думает в эти минуты.
У двери в дом он остановился и, повернув Амалию лицом к себе, прильнул к ее губам в сладком, долгом поцелуе.
— Спокойной ночи, Амалия, — сказал он, выпуская ее из своих объятий.
— Разве ты не идешь в дом? — спросила она с тревогой, че желая мириться с тем, что этот поцелуй был прощальным.
— Пока нет.
Момент, когда Амалия могла прямо спросить, не собирается ли он разделить с ней ложе, был упущен безвозвратно.
— Тогда спокойной ночи. — Она подождала еще с минуту и вошла в дом.
Лали еще не вернулась. Амалия разделась сама, что было довольно затруднительно, но платье оставила лежать на полу, надеясь, что эта небольшая неаккуратность послужит объяснением тому, что оно сильно измято. Воспользовавшись слегка теплой, нагревшейся за день водой в кувшине, Амалия умылась над ванной, похожей на перевернутую мужскую шляпу, вытерлась насухо полотенцем и надела чистую ночную сорочку. Она зевнула, забираясь в постель, и все же довольно долго не могла уснуть, прислушиваясь, когда вернется Роберт. Однако усталость и волнения сделали свое дело, и сон сморил ее задолго до прихода Роберта.
Проснулась она довольно поздно. Роберт уже побывал в своей спальне и ушел. Его чемодан был собран и отправлен на пристань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42