Дорогой губернатор Клейборн!
Мы в прошлом не были с Вами союзниками, но, хотя Вы обо мне иного мнения, я считаю себя преданным американцем, искренне любящим свою страну. Именно по этой причине я пишу Вам это письмо.
Всегда трудно представить себе, что тебя предали, особенно если это сделал друг. Поэтому я прошу Вас, несмотря на возможное желание разорвать это письмо, отнестись к моим предостережениям внимательно.
По моему мнению, капитан Уитни не был виноват в том давнем нападении на его корабль пиратов. Мне кажется, его ложно обвинили благодаря усилиям человека, пытавшегося скрыть таким образом свое участие в этом дьявольском предприятии. Имя этого человека — Жерар Пуантро.
Простое расследование, которое Вы раньше никогда не предпринимали, поскольку слепо доверяли господину Пуантро, докажет Вам, что он не тот человек, за которого выдает себя Мою точку зрения может подтвердить визит, который он мне нанес, когда была похищена его дочь. Тогда он предложил в обмен на сведения о ее похитителе обеспечить мне Ваше расположение. Это предложение, возникло не от отчаяния — оно было сделано с откровенным презрением к Вам и намеком, как легко можно манипулировать Вами, во что Пуантро, без сомнения, верит.
Заявляю Вам сейчас, что я, которого обвиняют во многих грехах, никогда не продавал друга тому, кого он считает своим врагом.
Я отклонил предложение господина Пуантро потому, что, несмотря на наши разногласия, верю, что Вы — благородный человек, который не станет компрометировать свои идеалы.
Надеюсь, что Вы прочитаете это письмо с таким же доброжелательным настроем, с каким оно написано, и что справедливость восторжествует.
Преданный Вам, Жан Лафитт.
Губернатор Клейборн еще несколько минут молча смотрел на письмо. Он гордился тем, что был порядочным человеком, и к таковым всегда относил Жерара. Но сейчас…
Расстроенный тем, какой оборот начинают принимать его мысли, Клейборн скомкал письмо и швырнул под стол. Правда была очень проста: Лафитт — пират, а Жерар — его друг. И конец этому делу!
Слабый свет в комнате Манон отбрасывал длинные тени. Вконец обессилевшая женщина с трудом пыталась наладить дыхание. Перед глазами у нее все стало расплываться. Мужская фигура рядом с ее кроватью… Доктор Торо.
— Доктор…
Торо поднял голову и подсел к ней поближе.
— Да, Манон?
Она попыталась что-то сказать. Она не чувствовала никакой боли — только не могла дышать. Она прошептала:
— Мари… она вернулась?
— Она ушла несколько минут назад.
— Она должна предупредить Габриэль…
— Мари понимает.
— Жизнь человека поставлена на карту…
— Вам надо успокоиться, Манон.
— Я была неправа.
— Манон…
— Простит ли он меня?
— Кто простит вас?
— Бог.
— Манон, вы…
— Помолитесь за меня.
— Манон…
Яркий свет озарил вдруг все вокруг перед внутренним взором умирающей, и Манон увидела его, своего неродившегося ребенка…
Угасающее дыхание сошло на нет, и руки Манон безжизненно повисли.
Красно-золотой диск солнца уже скрылся за горизонтом, когда Габриэль приблизилась к отцовскому дому и вошла внутрь. Она прикрыла за собой парадную дверь и, опершись на нее, тяжело задумалась. Она прошла пешком несколько кварталов от тюрьмы до дома, мысли ее путались.
Образ Рогана возник перед ее глазами, и боль снова пронзила сердце. Она так стремилась к нему, чтобы прикоснуться к его рукам, прижаться к его губам… Кто же он: Роган или Рапас, любовник или преступник? Один из них или един в двух лицах? Не важно, она любила его.
И он любил ее — она знала это. Это было написано в его хищном с отблеском золота взгляде, который становился нежным и мягким, оборачиваясь в ее сторону. Это чувствовалось во всем его теле, когда они лежали, прижавшись друг к другу, — и ничто не мешало им. В .их чувстве не было ничего надуманного, только правда. Но где кончалась эта правда и начиналась другая?
Роган и Клариса… Боль как ножом пронзила ее снова, но Габриэль постаралась справиться с ней. Правда была очевидной. Сейчас ей надо отдохнуть. А когда отец придет, она поговорит с ним. Она…
— Мамзель Габриэль…
Габриэль открыла глаза и увидела стоявшего рядом Бойера.
— Что, Бойер?
— Вас ждут.
— Где?
— В гостиной.
Габриэль посмотрела сквозь массивные двери — Бойер инстинктивно ответил на ее невысказанный вопрос.
— Масса еще не пришел.
Она медленно прошла в гостиную и прикрыла за собой дверь. Войдя, Габриэль увидела там немолодую особу. Внешность этой женщины могла показаться весьма заурядной, если бы особый огонь в глазах не привлекал к ней внимание.
Габриэль неуверенно спросила:
— Вы хотели видеть меня?
— Вы — Габриэль Дюбэй? — Женщина сделала шаг вперед, чтобы получше рассмотреть ее. — Oui, вижу, что это вы.
— Могу ли я поинтересоваться…
— Non, будет лучше, если вы не будете задавать вопросы, а только выслушаете меня. Я и так потеряла много времени, а мне надо немало сказать вам.
— Как вас зовут?
Пожилая женщина подошла к ней еще на несколько футов. Габриэль заметила некоторую неприязнь в ее глазах, когда та резко начала:
— Меня зовут Мари. Меня послала к вам моя хозяйка, мадам Манон Матье.
— О… — Габриэль непроизвольно отступила. Сначала любовница Рогана… теперь любовница ее отца… Она не была готова к этому.
— Что мадам Матье от меня надо?
Ненависть промелькнула в глазах женщины.
— Она хочет спасти жизнь!
— Жизнь!
— Она очень просила меня — и я пришла! Она умоляла меня сообщить о планах вашего отца. Она не хочет нести ответственность за смерть человека, которого вы любите!
Снова Габриэль непонимающе покачала головой.
— О чем вы говорите?
Старая служанка буквально пронзила взглядом девушку.
— Манон знает, что он собирается сделать. Она наконец поняла, что Жерар Пуантро — это чудовище, которое не остановится ни перед чем, чтобы достигнуть своих целей!
— Мой отец?
— Он уничтожит все, что стоит на пути его счастливого будущего с дочерью его дорогой Шантель!
Габриэль вздрогнула:
— Откуда вы знаете, кто моя мать?
— Я знаю, что ваш отец любил только ее! Он позволял другим женщинам приблизиться настолько, насколько это было ему необходимо для удовлетворения низменных инстинктов, тогда как ее образ оставался незапятнанным в его сердце и мозгу! Вы — ее плоть от плоти, и он любит вас, как любил бы все, что связано с ней. Но Манон знает, что вы будете страдать от этой любви Пуантро, так же как страдали она и ваша мать!
— Мать любила Жерара Пуантро совершенно иначе, нежели моего отца. Она…
— Ваша мать, судя по всему, была очень мудрой! Она знала, что любовь Жерара Пуантро подавляет, более того — убивает! Я также не раз предупреждала Манон.
Я призывала ее к осторожности, говорила, что он не способен ответить на подлинное чувство, но она твердила мне, что я ошибаюсь. Теперь она страдает. Манон очень добра и не хочет, чтобы вы страдали подобно ей, поэтому она и прислала меня предупредить вас.
— О чем?
— Ваш отец сказал Манон, что организует устранение того человека, который присвоил себе вашу любовь к отцу! Это — капитан Уитни.
Габриэль вздохнула:
— Это неправда.
— В этот момент сделка, может быть, уже совершена: золото за кровь. Это стиль вашего отца! Он затем будет утешать вас до тех пор, пока вы не забудете либо не успокоитесь. Господин Пуантро будет рядом, пока вас не перестанут заботить нужды других людей, пока вы не отдадитесь целиком только собственным прихотям и не станете такой же порочной, как он!
— Нет!
— В душе Пуантро гнездится дьявол! И бедная Манон распознала это слишком поздно! — Слезы потекли по морщинистым щекам старой женщины. — Ма cherie Манон просила успокоить вас, сказать, что она понимает, какое смятение вы сейчас испытываете. Она просила передать, что разделяет это волнение, потому что тоже любила вашего отца…
— Вы говорите, что отец любит меня, но убьет того, кого люблю я?!
— И оставит в вашем сердце только себя. Габриэль внезапно возвысила голос.
— Я не понимаю, зачем именно вы пришли, чтобы рассказать мне все это? Почему Манон, если она так страстно мечтает утешить меня, не могла этого сделать сама?
— Потому что этот дьявол, ваш отец, толкнул ее на пол, и она потеряла ребенка, которого ждала, — его ребенка.
— Нет…
Шок… недоверие. Эмоции захлестнули Габриэль.
— Что я могу сделать? Как я могу помочь?..
— Спасите себя! Оставьте его! Бегите! Не дайте ему воспользоваться вашей доверчивостью! Помните о горьком уроке Манон!
— Но Роган… как я могу спасти его?
— Идите к губернатору, расскажите ему все.
— Вы хотите, чтобы я уничтожила своего отца?!
— Иначе он уничтожит человека, которого любите вы!
Габриэль не могла сдвинуться с места, когда женщина, резко повернувшись, направилась к выходу.
— Куда вы?
— К Манон. Моя малышка нуждается во мне.
— Пожалуйста… пожалуйста, передайте Манон, что мне очень жаль… — Ее голос прервался. — Скажите, я бы хотела…
— Я передам ей.
Глядя на дверь, за которой скрылась служанка Манон, Габриэль застыла от растерянности и ужаса. Внезапно она испытала состояние озарения.
Отец, подобно врагу, намеревался убить ее возлюбленного именно потому, что она его любила. Потому что он любил ее. О Боже, это было горькой правдой! Она знала, что это так!
В состоянии ли она пойти к губернатору и уничтожить своего отца, когда все, что он делает, — только из-за любви к ней? Она не может жертвовать им, но попытается выторговать жизнь Рогана, ибо не важно, что они совершили, — она любила их обоих.
Что она могла сделать? Куда пойти? Никуда.
Разве что…
Приняв решение, она смахнула со щеки слезы и решительно направилась к двери.
Тяжело дыша, Мари поднялась по ступенькам домика Манон и тихо открыла дверь. Войдя в дом, она постаралась справиться с дыханием. Верная Мари не хотела, чтобы Манон заметила ее недомогание.
Откинув назад упавшую на лоб прядь седых волос и выпрямив спину, она на мгновение остановилась перед дверью спальни. В доме царила тишина. Она была рада, что Манон наконец успокоилась.
Неосознанно она вспомнила Габриэль Дюбэй и искренне пожалела ее. Милая девушка совсем не походила на ту высокомерную колючку, какой представляла ее себе Мари. В глазах Габриэль был ужас, когда она узнала о дьявольских злодеяниях Жерара Пуантро, и, как ни странно, Мари была уверена, что девушка поверила ей.
Комок застрял в горле Мари, когда она вспомнила слова юной Габриэль.
Пожалуйста… передайте Манон, что мне очень жаль.
Манон будет счастлива, узнав, что к ее предупреждению отнеслись внимательно и благодаря этому Жерару Пуантро не удастся погубить дочь и безнаказанно уничтожить невинного человека. Дай Бог, чтобы это помогло Манон простить саму себя и дать силы жить дальше.
Она приоткрыла дверь спальни, стараясь не нарушать тишину. В комнате почти не было света. Доктор Торо стоял позади кровати, молчаливый и задумчивый. Она подошла к нему поближе и только тогда заметила, что его лицо залито слезами.
Слезы… У нее перехватило дыхание. Прекрасное лицо Манон было таким спокойным. Она не шевелилась. Она не дышала!
Мари издала стон, который шел из самой глубины души.
— Манон! Ma petite Манон!
Упав на колени, Мари схватила Манон за руку и прижалась к ней губами — рука была уже холодна. Она почти не слышала того, что говорил доктор Торо.
— Я не мог спасти ее, Мари. У нее опять началось кровотечение… Я не хотел, чтобы она ушла от нас…
Я не хотел, чтобы она ушла от нас.
— Она улыбалась, Мари… Когда ангелы явились, чтобы забрать ее душу, она улыбалась.
Улыбка, после которой были слезы… Слезы Мари, много, много слез.
В заведении было полно народа. В коридоре за дверью то и дело раздавались мужские голоса, женский смех и топот ног. Кларису же одолевало желание сбежать, скрыться, найти место, где она могла бы спрятаться и утишить бурю, разрывавшую ее сердце. Клариса подошла к кувшину с водой, смочила полотенце и, закрыв глаза, набросила его на лицо.
Клариса Бушар… беспомощная и одинокая. Она не предполагала, что когда-нибудь еще ей будет так тяжело. Клариса верила, что после смерти матери и последующих испытаний она сможет перенести любые удары судьбы. Сейчас стало ясно, что это не так: она не может пережить потери Бертрана и Рогана.
Однако едкая мысль тут же мелькнула в голове. Она льстит себе! Роган потерян для нее? Да он никогда и не принадлежал ей на самом деле и не любил ее, как она придумывала в своих мечтах. И никогда не полюбит, так как сердце его отдано другой. Он ясно дал это понять. Боль от трезвого осознания рухнувшей мечты была настолько сильной, что какое-то время после возвращения из тюрьмы Клариса молча лежала на кровати в своей запертой комнате, не в состоянии сопротивляться ей.
Стук в дверь оторвал ее от тягостных мыслей. Она повернулась на звук.
— Кто там?
— Мадам просит вас зайти в ее кабинет.
— Скажите мадам, я… я плохо себя чувствую.
— Мадам просила передать, что она будет ждать.
Клариса закрыла глаза. Она знала мадам. Если она не выполнит эту просьбу, мадам сама придет к ней. И она не сможет дать разумного объяснения своему отказу явиться. Клариса тяжело вздохнула.
— Хорошо.
Дождавшись, когда шаги удалятся от двери, она поднялась и вышла. Пройдя по знакомому коридору в том самом зеленом платье, в котором она наведывалась в тюрьму, Клариса вдруг ощутила себя никому не нужной, выброшенной за ненадобностью проституткой.
С этой болезненно отозвавшейся в сердце мыслью Клариса постучала в дверь мадам. Услышав ответ, она вошла в кабинет и тут же остановилась.
— Закрой плотней дверь, Клариса. Клариса выполнила просьбу мадам.
— Как видишь, у тебя гостья. Думаю, вас не надо представлять друг другу.
— Non.
— Тогда я оставлю вас, чтобы вы наедине могли обсудить свои дела.
Мадам прошла мимо нее. Дверь закрылась за ее тучной фигурой, но взгляд Кларисы так и остался прикованным к прекрасной девушке, стоявшей позади стола мадам.
Щелчок захлопнувшейся двери внезапно раскрепостил Кларису, и она спросила:
— Что вы здесь делаете?
— Значит, вы знаете, кто я такая.
Габриэль Дюбэй сделала паузу. Она была одета в строгое темное платье, которое только подчеркивало белизну ее кожи и заметно контрастировало с вульгарным костюмом Кларисы.
— Похоже, я единственная, кто не в курсе запутанного клубка отношений, в которые меня вовлекли. Признаюсь, я и не подозревала о вашем существовании до тех пор, пока…
— Это имеет какое-то значение? — перебила ее Клариса.
— Очевидно, нет.
Габриэль подошла к ней ближе. Страдая от ее изучающего взгляда, Клариса также постаралась хорошо рассмотреть соперницу. Мысль, что девушка еще более хороша собой, чем она себе представляла, причинила ей боль. Ясные серые глаза Габриэль буквально излучали искренность и наивность, что контрастировало с решительностью, написанной у нее на лице. Габриэль Дюбэй снова заговорила:
— Вы очень красивы.
— Свою красоту я унаследовала от матери, и моей заслуги в этом нет. Это подарок природы, который я использовала прямо по назначению.
Габриэль смутилась.
— Извините. Похоже, я обидела вас. — Она перевела дыхание. — Я только что была в тюрьме.
Клариса ничего не сказала.
— Вы были там тоже.
Клариса продолжала оставаться безмолвной. Габриэль сделала паузу:
— Вы виделись с Роганом.
Клариса подняла голову:
— Да.
Страдание исказило лицо девушки:
— Я… мне нужна ваша помощь. Я разговаривала с Бертраном. Он сказал…
— Хорошо.
Дождавшись, когда шаги удалятся от двери, она поднялась и вышла. Пройдя по знакомому коридору в том самом зеленом платье, в котором она наведывалась в тюрьму, Клариса вдруг ощутила себя никому не нужной, выброшенной за ненадобностью проституткой.
С этой болезненно отозвавшейся в сердце мыслью Клариса постучала в дверь мадам. Услышав ответ, она вошла в кабинет и тут же остановилась.
— Закрой плотней дверь, Клариса.
Клариса выполнила просьбу мадам.
— Как видишь, у тебя гостья. Думаю, вас не надо представлять друг другу.
— Non.
— Тогда я оставлю вас, чтобы вы наедине могли обсудить свои дела.
Мадам прошла мимо нее. Дверь закрылась за ее тучной фигурой, но взгляд Кларисы так и остался прикованным к прекрасной девушке, стоявшей позади стола мадам.
Щелчок захлопнувшейся двери внезапно раскрепостил Кларису, и она спросила:
— Что вы здесь делаете?
— Значит, вы знаете, кто я такая.
Габриэль Дюбэй сделала паузу. Она была одета в строгое темное платье, которое только подчеркивало белизну ее кожи и заметно контрастировало с вульгарным костюмом Кларисы.
— Похоже, я единственная, кто не в курсе запутанного клубка отношений, в которые меня вовлекли. Признаюсь, я и не подозревала о вашем существовании до тех пор, пока…
— Это имеет какое-то значение? — перебила ее Клариса.
— Очевидно, нет.
Габриэль подошла к ней ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37