Надо сказать, что природа наградила графа Салтыкова отменным сложением — широкие плечи и грудь, узкие бедра, длинные стройные ноги, впалый живот. И к ужасу Мари, она сама задержалась глазами на огромном естестве молодого графа, которое ясно демонстрировало ей, что молодой Салтыков ею пленен и горит страстью…Мари зажмурилась и закрыла глаза руками. Тут же раздался громоподобный хохот, потом легкий скрип, щелчок закрывшейся двери и удаляющиеся шаги по коридору.— Он меня соблазняет! — Мари в сердцах стукнула кулачками по постели.Но больше всего она злилась не на молодого русского графа, поведение которого, хоть и неприлично, но объяснимо и, по-животному, естественно, а на саму себя. Салтыков соблазнял ее — и ему это удавалось. Впрочем, после того как он появился в замке, Мари меньше думала о своих проблемах с Рихардом. Ее мысли нет-нет, и возвращались к Александру. Его внимание было ей приятно. Баронесса так устала быть взаперти. С того дня как она вышла замуж, они с мужем посетили не больше трех званых приемов. Книги, науки, уединение — все это бесспорно пошло на пользу Мари, она стала взрослее, больше узнала о мире, задумалась о таких вещах как справедливость, смысл человеческого существования, неизбежность прогресса, необходимость коренной ломки сложившихся общественных институтов, потому что грядет новая эпоха, священность монархии… Но баронесса была молода, красива, полна жизни — ей хотелось общества, бесед, галантных кавалеров, внимания и поклонения! Того, что нужно любой молодой женщине, цветущей, полной сил. Салтыков — единственный посторонний мужчина, появившийся в ее жизни. Мари сама не осознавала, как ей важно покорить его, как ей важно почувствовать, что она способна волновать кровь, возбуждать страсть, любовь, что она женщина — настоящая, полная чувств, нежности, красоты. Поэтому она меньше думала о холодности Рихарда. В конце концов, может быть Лизхен и права. Ревность пойдет ему на пользу. Возможно, он снова влюбится в жену, когда вспомнит, что два года назад был вынужден блистать в обществе и осыпать ее подарками для того, чтобы она обратила на него благосклонный взор. Как все изменилось…Прежде чем Мари успела прийти в себя, окончательно осмыслить события вчерашнего вечера и наступившего утра, в ее дверь постучали.— Немедленно убирайтесь! — крикнула Мари и бросила в дверь подушку.— Мари, я понимаю, ты сердишься, но ничего страшного не случилось! Позволь мне войти, и мы поговорим! — раздался голос Лизхен за дверью.— Ах… Лизхен… Входи!Подруга вошла. Вид у нее был виноватый.— Мари, я знаю, что вчера ты приходила ко мне и все слышала. Представляю, как ты ко всему этому относишься, но пойми… Я ведь не благородная дама, а всего лишь служанка…— Лизхен, прекрати. Я не собираюсь обсуждать с тобой этого и вовсе не сержусь.— А почему же ты не хотела меня впускать?— Я же не знала, что это ты! Я думала это вернулся… — Мари замялась.— Так-так! — Лизхен упёрла руки в бока. — Кто это должен был вернуться? Значит, наша святоша, на самом деле жалкая лицемерка? — она лукаво прищурилась.— Я думала, это вернулся Рихард, — неловко соврала Мари, неожиданно для самой себя.— И ты кричишь ему, чтобы он убирался? — Лизхен буравила свою несчастную подругу глазами. — Это обычно для тебя, но не таким тоном.— Ох, Лизхен… Хоть ты меня не мучай! Ты же знаешь, что между мною и Рихардом в последнее время дела совсем плохи. — Мари поднялась с кровати. — Сколько времени?— Около двенадцати.— Господи, неужели уже так поздно? Надо одеваться.— Позвать горничную?— Нет. Честно говоря, она только мешает, а хорошенько затянуть корсет у нее никак не выходит. Послушай, Лизхен, я хочу с тобой кое о чем поговорить.— Уж не о русском ли графе? — Лизхен озорно улыбнулась. — Кстати, он сейчас внизу. Довел Фриду до истерики. Сидит за столом в одном халате, а под халатом ничего нет, — фройляйн Риппельштайн хихикнула.Мари невольно улыбнулась и почувствовала, как кровь снова приливает к ее щекам. Молодой Салтыков действительно хорош.— Лизхен, я запрещаю принимать тебе графа Салтыкова у себя в комнате, — неожиданно громко и властно сказала Мари.— Что? — Лизхен, кажется, не поверила своим ушам.— Это неприлично! Это бросает тень…— Ваша светлость, — Лизхен выпрямилась, глаза ее сверкнули огнем. — Вы забываете, что я не аристократка, а всего лишь ваша экономка. Я обязана вам подчиняться, но у моего положения есть преимущества. Например, принимать у себя мужчин, не боясь осуждения…— Лизхен! Боже мой! Как ты… Как ты можешь такое говорить? — Баронесса была искренне возмущена. Как Лизхен хватает наглости вести себя подобным образом? Ведь ей же обещано хорошее приданое, Мари позаботилась о ее будущем! — Чего тебе недостает? Я поговорила с Рихардом, он согласен выделить тебе приданое, я всегда относилась к тебе как к сестре…— Перестань! Я буду делать, что хочу и с кем хочу! — Лизхен покраснела.Мари отпрянула в ужасе, видя, что в ее подруге клокочет ненависть. Все в голове баронессы фон Штерн окончательно смешалось. Рихард, этот русский Салтыков, теперь Лизхен…«За какие грехи небо отвернулось от меня?», — подумала Мари в отчаяньи. В ее жизни наступили самые черные дни.— Лизхен, неужели ты… — Мари боялась даже предположить, что ее лучшая подруга приняла графа Салтыкова только из-за платья… И в то же время, внутри баронессы фон Штерн, словно гриб после дождя, неотвратимо росло отвращение к шлюхе, каковое есть несомненно у каждой порядочной женщины. Стараясь подавить это чувство, Мари закрыла глаза, и попыталась представить их детство, когда Лизхен спала в ее комнате, они вместе ели и слушали занудную грамматику господина Фильнера…. Мари вспомнила как она и Лизхен поклялись друг другу в вечной дружбе и верности. Нет! Нельзя допустить, чтобы их дружба разрушилась, нужно удержать Лизхен от первого шага в сторону ада.— Что я? — Лизхен сжала кулаки и уперлась ими в бока. Эту позу сварливой крестьянки она унаследовала от своей матери, и никакое воспитание не помогло фройляйн Риппельштайн избавиться от привычки во время ссоры выставлять вперед правую ногу, наклонять вперед корпус и упирать в бока сжатые кулаки.— Ну, может быть, ты…. Может быть, ты полюбила его? — Мари приподняла брови. Да, конечно, почему это сразу не пришло ей в голову! Хотя сердце ее наполнилось горечью.— Полюбила? Ну, нет, ваша светлость, это, знаете ли, не для меня. Сегодня мы поедем в лавку господина Готфрида Люмбека, и этот русский купит мне красивое платье из малинового бархата, а затем сопроводит меня в имение вашего отца, дорогая баронесса фон Штерн.Мари чувствовала, что все лицо ее пылает от гнева. Неужели все в этом доме потеряли разум? Не найдя что ответить Лизхен, она нервно спросила:— А зачем ты едешь к папе?— Твой муж поручил отвезти ему кое-какие документы, которые надо передать ему лично в руки.— Я могла бы поехать с тобой… Мне тоже хочется повидаться с папой.— Или провести время с молодым Салтыковым? — ехидно спросила Лизхен.— Что?!У Мари голова пошла кругом, и она опустилась в кресло.— Да уж, лучше не придумать. Действительно, что может быть разумнее, чем благочестиво поехать к отцу, прихватив с собой меня? А если Рихард спросит что-нибудь про графа, то ты просто скажешь, что он увязался за шлюхой Лизхен.— Лизхен, перестань! — Мари заплакала. — Откуда в вас всех взялось столько яда? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Что я вам всем сделала?Лицо Лизхен стало непроницаемым.— У вас будут какие-нибудь приказания, ваша светлость?— Нет, — еле слышно ответила Мари.Когда Лизхен вышла, Баронесса фон Штерн вскочила и начала судорожно одеваться. У нее дрожали руки, а в горле застрял неприятный комок. Она чувствовала себя мышкой, которую поместили под стеклянный колпак.— Между всем этим есть какая-то связь… — она сжимала руки и ходила из угла в угол своей комнаты. — Все началось с этого ужасного сна. Надо вспомнить… Комната, нет, скорее какое-то хозяйственное помещение. Очень тесно. Странные вокруг вещи. Стакан с отравой… Может, это предупреждение? Может, вещий сон? Потом мы были в городе. Там видели Марту. Почему Лизхен так хотела на нее взглянуть? Через некоторое время у нас в доме появился этот русский. И в первый же вечер сделал Лизхен своей любовницей… — Мари в сердцах топнула ногой. — Все это не случайно, не случайно…Мари с силой сжала свои виски.— Я схожу с ума, — прошептала она. Ведь кроме дикого безотчетного ужаса и предчувствия, что все происходящее не случайно — у нее не было никаких фактов или доказательств, что события последних дней связаны между собой. — Сон… Наказание Марты. Приезд русского. Может, Лизхен о нем знала? Но откуда?Мари остановилась, чувство беспомощности было ужасным. Словно она бегает по лабиринту и каждый раз попадает в тупик. Но выход есть…— Черт побери! — кровь виконта де Грийе, героя нескольких очень запутанных авантюрных историй взыграла в жилах Мари. Ее отец был храбр и безрассуден, и до сих пор не известно, по какой именно причине он уехал из Франции и оказался в Пруссии, поговаривали, что король Людовик XV, таким образом, спас его от мести недоброжелателей. — Я разберусь во всем этом!Мари села перед зеркалом, исполненная решимости быть сегодня ослепительной, неотразимой, блестящей как никогда.Собрав волосы в высокую прическу и украсив их нитями редких черных бриллиантов, свадебным подарком ее отца, Мари тщательно втерла в кожу травяную мазь, приготовленную для нее одним арабским фармацевтом. Эта мазь делала кожу гладкой, упругой, нежной, словно у ребенка. Затем баронесса фон Штерн аккуратно подвела глаза тоненькой кисточкой, обмакивая ее в миниатюрную чернильницу где была индийская сурьма. Немного кармина на щеки и нежные персиковые тени на веки. Смешав кармин с перламутром, Мари аккуратно нанесла получившуюся помаду на губы, придав им сочный, манящий блеск.Декольте платья из черного сверкающего атласа, сшитого по английской моде, но без нижней рубашки почти ничего не скрывало. Это означало, что глубокий прямоугольный вырез открывал грудь почти до самых сосков. Белое тело с нежно-розовым отливом и тонкими голубыми прожилками вен, казалось изысканной фигуркой из слоновой кости, вложенной в драгоценный футляр. На ногах баронессы фон Штерн красовались маленькие сапожки из черной замши на высоких каблуках. Наконец, Мари надела тяжелую золотую цепь, звенья которой были усыпаны бриллиантами, застежка цепи была выполнена в форме баронской короны.Мари окинула себя оценивающим взглядом и осталась довольна.Из зеркала на нее смотрела прекрасная молодая женщина, настоящая богиня гнева. Сейчас она пойдет к Рихарду и заставит его объяснить, что, черт возьми, здесь творится.Мари шла по коридорам и попадавшиеся навстречу слуги почтительно склонялись, чувствуя, как по их позвоночнику пробегает холодок.— Что-то будет! — сказала горничная Тильда кухарке Фриде. — Ее светлость встали сегодня поздно, а из комнаты вышли, словно черная, грозовая туча. Мне кажется, что в замке что-то затевается, и как пить дать, сегодня произойдет что-нибудь интересное.— Не болтай, — сердито буркнула Фрида.— А что? Этой задаваки Риппельштайн сейчас нету. Она уехала с этим русским графом, — и Тильда прыснула в кулак.— Что это ты заливаешься, Тильда?Ты разве не знаешь? Фройляйн Риппельштайн вчера уже видела этого красавчика, в чем мать родила, даже без халата. Он ночевал в ее комнате, — и Тильда опять хихикнула.— Не может быть! Да ну!— Точно тебе говорю. Когда я утром несла ей, как обычно, кувшин с горячей водой, он вышел мне навстречу, в том самом халате, забрал у меня воду, и сказал, чтобы их пока не беспокоили. Представляешь?— Похоже ее роману с Фридериком конец?— А что мешает ей встречаться с ними обоими? — Тильда пожала плечами, презрительно скривив губы. — Я тебе вот что скажу: фройляйн Риппельштайн надо бы приковать к позорному столбу на рыночной площади!— Это только для знатных, замужних дам, вроде несчастной Марты фон Граубер, нашей потаскухе Лизхен — не возбраняется.— А ты когда-нибудь видела ее Фридерика?— Нет, но знаю, что она от него была без ума. Как-то они поссорились, не знаю уж из-за чего, так я тогда нашла ее лежащей без сил в своей комнате, она рыдала всю ночь. Сказала мне, что на все готова, чтобы он остался с ней.— Не надолго же ее хватило!— Знаешь, Тильда, мне кажется, что здесь не все так просто… — Фрида поднесла палец к губам.— А чего сложного? Потаскуха — она потаскуха и есть.— Посмотрим.Фриде было уже больше сорока лет. Муж ее погиб на войне, и Ганс быстро его заменил. Кухарка не только жила в замке фон Штернов дольше всей остальной прислуги, но и обладала редким талантом, помимо кулинарного. У нее была необыкновенная память — цепкая, долгая и умение слушать. Причем не только что говорит человек, но и как он это делает. Фрида поняла, что зачастую, жесты и поза значат больше чем слова. Когда она увидела Лизхен смертельно бледной, с черными кругами вокруг глаз — она поняла, что этот Фридерик потребовал от нее чего-то сверхъестественного, может быть, даже какого-то чудовищного преступления, и Лизхен не найдет в себе сил, чтобы ему отказать.
— Господин барон! — дворецкий церемонно вошел в кабинет Рихарда. — Магистр Луи Клод Сен-Мартен ожидает вас внизу, — объявил слуга и замер в почтительном поклоне, ожидая приказаний.Сен-Мартен?! — Рихард чуть было не поперхнулся. Один из известнейших европейских мистиков, масон Сен-Мартен в его замке! Барон фон Штерн даже встревожился, с чего вдруг европейские авантюристы устремились в его замок. Рихард задумался. Если к нему пожаловал магистр великого ордена, то, может быть, и граф Салтыков появился не случайно? Вся сложность состояла в том, что барон фон Штерн не мог даже предположить, что именно их всех привлекло.— Так что ему передать?— Как что?! Пригласи его войти, болван!— Слушаюсь, ваша светлость.Дворецкий был удивлен. Приехавший господин, судя по его виду, не был ни богат, ни очень знатен. Он прискакал один, правда, на хорошей лошади. Костюм приезжего был простым и покрыт дорожной пылью. Гость был молод. Может быть, двадцати пяти лет, а, может быть и моложе. Из-под шляпы на его плечи падали спутанные светлые волосы, а подбородок был покрыт четырехдневной щетиной. Было видно, что этот Сен-Мартен проделал длинный путь. Тем не менее, приказ, есть приказ.— Барон просит вас войти! — церемонно объявил дворецкий, спустившись вниз. На его удивление, никто не отозвался. Опустив глаза, слуга с удивлением увидел, что гость спит, сидя на лакейском пуфике у двери. — Господин! — дворецкий подошел поближе и позвал приезжего.— Что? — тот открыл глаза и потер лоб.— Барон просит вас, — повторил слуга с поклоном.— Да, хорошо… Послушай, любезный, — гость вытащил из кармана золотую монету и сунул ее в руку дворецкому. Тот не поверил своим глазам. С чего вдруг такая щедрость? Но Сен-Мартен быстро вывел дворецкого из затруднительного положения, задав вопрос. — Русский граф, Салтыков, здесь?— Да, — тут же ответил слуга, поспешно убирая деньги. — Русский господин здесь. Он гостит у нас уже второй день.— Где он сейчас?— Он уехал с нашей экономкой, фройляйн Риппельштайн.— А куда? — гость вытащил из кармана вторую монету, но не отдал ее дворецкому, а просто показал. Слуга болезненно сглотнул и. опустил глаза.— Этого я не знаю, господин. Простите. Сен-Мартен улыбнулся и протянул дворецкому второй золотой.— Жди меня в коридоре. Твой хозяин не откажет мне в приюте, поэтому, когда я выйду от него — ты проведешь меня в комнату русского. Я щедро вознагражу тебя.Дворецкий изумленно уставился на Сен-Мартена и кивнул.Они поднялись по лестнице, внезапно из-за угла навстречу гостю стремительно вышла Мари фон Штерн, щеки которой пылали, а грудь высоко вздымалась.— Ох! — Мари, столкнувшись с гостем, потеряла равновесие, и неминуемо упала бы, но тот, к счастью, успел подхватить ее.Создалась неловкая ситуация. Оказавшись прижатой к незнакомому мужчине, Мари покраснела и попыталась восстановить равновесие, но для этого ей пришлось взять спасителя за плечи. Баронесса подняла голову и вдруг лицо ее просияло:— Клод?!— Мари? — Сен-Мартен выглядел менее удивленным, чем хозяйка.— Боже мой! Клод! — баронесса не могла поверить своим глазам.Это же Клод Сен-Мартен! Ее первая любовь… Как он возмужал! Сероглазый, мечтательный юноша, увлекавшийся мрачными историями и легендами о странствующих рыцарях, ундинах, любви, что никогда не умирает, духах, охраняющих могилы влюбленных. Перед глазами Мари возник запущенный парк кузины ее отца, матери Сен-Мартена, Матильды Сен-Мартен, у которой они гостили в 1717 году. Ей было пятнадцать лет, как и Клоду… Он каждую ночь пробирался в ее спальню и оставлял рядом со спящей Мари огромный букет роз. Это продолжалось до тех пор, пока в розарии тети Матильды не осталось ни одного цветка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20