Дороти Иден: «Темные воды»

Дороти Иден
Темные воды



OCR Roland; SpellCheck Леся
«Темные воды»: Терра; Москва; 2000

ISBN 5-273-00137-4 Аннотация В Англии многие дома и поместья имеют имена собственные. «Темные воды» — так называется усадьба, в которой происходят удивительные и странные вещи… Дороти ИденТемные воды 1 Когда улетучился клубящийся дым паровоза, в памяти Фанни навеки запечатлелась эта маленькая группа — необычная фигура китаянки в ее черных брюках и блузке с высоким воротником и двое детей в причудливо старомодной одежде: девочка с черными волосами, тонкие ноги которой виднелись из-под панталон, а глаза напряженно всматривались в Фанни, и мальчик помладше, неожиданно белокурый, с мечтательными и растерянными глазами.Дым все еще клубился, затем исчез совсем, и стала заметна высокая темная фигура мужчины.Она сразу поняла, что этот человек имеет к ним прямое отношение, хотя он стоял несколько поодаль. Он смотрел на нее очень пристально, отметив эффект, который на молодую леди, очевидно богатую и хорошо одетую, произвели морщинистое чужестранное лицо няни и двое похожих на сирот детей.На мгновение в ее памяти, как изображение внутри пузыря, яркое, но неустойчивое, возник образ Даркуотера: потускневший розовый дом со множеством дымовых труб, подстриженный газон, деревья, тяжелые от летней зелени, бродящие по саду павлины, отдаленный блеск озера. Это маленькое трио не укладывалось в общую картину. Инстинктивно она поняла, что они всегда будут там чужими и нежеланными.И все же Фанни почувствовала мгновенный порыв схватить детей в свои объятия и сказать: «Не бойтесь. Со мной вы в безопасности»В безопасности… Было ясно, что прохладный серый летний день, шипение пара, суета оживленного лондонского железнодорожного вокзала и постоянные клубы дыма таили в себе неясную угрозу для детей, только что прибывших из другого мира.Она не могла с уверенностью определить, был ли наблюдавший за ними мужчина частью этой угрозы.Расстроенная, ощущая одновременно гнев и огорчение, она поняла лишь, что, начиная с этой минуты, ее жизнь должна измениться и что ей придется следовать курсом, совершенно отличным от того, который она с такой надеждой намечала, когда укладывала свой чемодан в Даркуотере. 2 На дно чемодана Фанни положила свои скромные украшения и серебряный медальон, который открывался, чтобы хранить в нем миниатюрный портрет или локон любимых волос. Он был пуст, и Фанни едва ли знала, зачем она его хранила, так как было маловероятно, что он когда-нибудь будет что-нибудь содержать. У нее осталось лишь ожерелье из искусственно выращенного жемчуга, колечко с такими же жемчужинами и гранатами и золотая брошь, принадлежавшая ее матери. Фанни не знала, что случилось с ее остальными драгоценностями, если, конечно, мать не была слишком бедна, чтобы иметь их.Ее мать приехала из Ирландии, а ирландцы не славятся своим богатством. Говорили, что она была красива, но для отца это был неразумный брак. Ему следовало жениться на богатой наследнице. Она же не только была бедной, но еще и слишком хрупкой, чтобы пережить рождение ребенка. Ее звали Франческа. Это имя перешло от нее к Фанни вместе с голубыми глазами и черными волосами. И ее жизнью. Этот бесценный дар и был главной причиной тайных планов, которые строила Фанни в настоящее время. Она должна была использовать с максимальной пользой то, что досталось ей такой дорогой ценой.Поверх потертого сафьянового футляра для бижутерии она положила свое белье, два полных комплекта.Конечно, уложить для нее чемодан могла бы и Дора, но в доме не поощрялось, чтобы Фанни отдавала распоряжения слугам. На этот счет существовало молчаливое соглашение между тетей Луизой и ею. Хотя Дора, которая только недавно была допущена в комнаты верхнего этажа, обожала мисс Фанни и выполнила бы любую ее просьбу, даже рискуя вызвать неодобрение Ханны.Однако в данном случае Фанни предпочитала выполнить эту работу сама. Она не могла позволить даже верной Доре увидеть, что для однодневной поездки в Лондон она берет по два комплекта всего белья, а также и летнее, и зимнее платья.Девушка вся пылала от возбуждения. С тех пор как ее кузен Джордж вернулся после ранения домой из Крыма, она с нетерпением ждала этой возможности. Она строила и отбрасывала множество планов, но этот шанс появился совершенно неожиданно. Она просто обязана была его использовать.Ей буквально кусок в горло не лез за завтраком этим утром, и пришлось объявить, что предстоящее путешествие на поезде и визит в Лондон были для нее таким большим приключением, не говоря уже о встрече новых кузенов, бедных малышей, которые приехали с самого края света. Так что остальным членам семьи пришлось без нее с удовольствием взяться за блюда, стоящие на буфете.Дядя Эдгар снисходительно улыбнулся ее словам, но тетя Луиза поджала губы, не из презрения к наивному возбуждению Фанни, а при мысли о вновь прибывающих. Тетя Луиза никогда не любила детей, которые не были ее собственными. Сама Фанни сделала это открытие в самом нежном и уязвимом возрасте, в три года.В основном за столом говорил Джордж.— Фанни выглядит чертовски хорошенькой, когда она возбуждена, — громогласно объявил он. — Не так ли? Чертовски хорошенькой.Его глаза, обычно почти отсутствующие, были прикованы к ее лицу достаточно долго, чтобы смутить девушку.Тетя Луиза резко сказала:— Не забудь о времени, Джордж. Мистер Маггс придет в девять, чтобы заняться твоим лечением.— Да, мама, — мягко ответил Джордж, не сводя горящих глаз с Фанни.Доктора говорили, что от ранения в голову, полученного им при Балаклаве, он в конце концов оправится. Возможно, они просто не решались сказать его родителям что-либо иное. Все, что Фанни знала, так это то, что высокомерное презрение, с которым он прежде относился к ней, и мелкие садистские выходки, которые он позволял себе раньше, после его возвращения превратились в приставания, вызывающие у нее боль и замешательство. Если когда-то она игнорировала его, то теперь слегка боялась.Это была еще одна причина, вызвавшая у нее желание сбежать отсюда. Еще очень давно она просила дядю Эдгара позволить ей взяться за какую-нибудь работу, она была молодой и деятельной девушкой, у нее не было шансов Амелии удачно выйти замуж, если ей это вообще могло удастся, и, самое главное, она скучала. Фанни отказывалась быть довольной жизнью, полной банальностей и надуманных занятий.Дядя Эдгар был шокирован этой просьбой и стал тверже алмаза. Чтобы кто-то из семейства Давенпорт пошел в услужение? Но, самое главное, она была его подопечной, сироткой, доверенной ему бедным кузеном Эдуардом. Он принял на себя эту святую обязанность и будет ее выполнять до самого своего смертного часа.— В этом доме вам тоже будет чем заняться, — решительно сказал он.Фанни это знала. Бегать, выполняя поручения тети Луизы и Амелии, шить белье вместе с Ханной, потому что шила она достаточно аккуратно, читать старой леди Арабелле, кормить крикливых павлинов, играть и петь для дяди Эдгара в те вечера, когда ему хотелось немного музыки. В этом доме она была марионеткой, которую дергали и так и этак. Марионеткой, вечно зависимой, вечно благодарной…Благодарность может обернуться горечью, подумала Фанни, укладывая последний предмет одежды. На самом же деле она отличалась от других настолько, что вовсе не чувствовала никакой благодарности. Не ее виной было, что мать умерла при ее рождении, а отец заболел чахоткой, которая унесла его прежде, чем ей исполнилось три года. А у дяди Эдгара и тети Луизы было так много всего. Огромный дом, сады, озеро и парк, а вдобавок к этому, еще и маленькая деревня, где все с уважением снимали перед ними шапки, церковь и даже священник.Однако маленькая испуганная девочка, приехавшая сюда после жаркого солнца итальянской Ривьеры, куда уехал умирать ее отец, не выказывала им особой благодарности.Возможно, именно эта ее вызывающая независимость более всего определила враждебность тети Луизы. Фанни посмотрела на свое отражение в наклонном зеркале на туалетном столике. В этот момент возбуждение придало ей румянец и ее темно-голубые глаза заблестели. Несмотря на невзрачность серого поплинового платья, она выглядела просто прелестной. У нее была высокая стройная шея и талия, которой горько завидовала Амелия. Ее иссиня-черные волосы, гладкие и роскошные, придавали ей, как говорила Амелия, «иностранный вид». Английские же мужчины любят исключительно светловолосых женщин. И тетя Луиза полагала, что Фанни смотрела на всех них чересчур смело и прямо. В отличие от нее Амелия знала, как красиво опустить свои длинные светлые ресницы. Не то чтобы у Фанни не было своих длинных ресниц. Но домочадцы полагали, что пользоваться ими она должна с подобающей приживалке скромностью. Ей следовало помнить о своем положении…Впрочем, до тех пор, пока она оставалась в Даркуотере, она никогда не смогла бы забыть о своем положении. Но она продолжала смотреть на людей прямо. У нее не было желания ни с кем заниматься флиртом, хотя она и пользовалась успехом рядом с вечно хихикающей Амелией. Иногда это ей было даже приятно, но, в конце концов, молодые люди открывали для себя, что наследницей имения была все же пухленькая Амелия, и в их отношении к Фанни появлялась многозначительная прохлада.Фанни презирала их всех. Когда-нибудь она встретит мужчину, для которого деньги имеют второстепенное значение. Но нет, подсказывала ей интуиция, пока она остается в Даркуотере…Раздался стук в дверь, и, прежде чем она успела что-нибудь сказать, в комнату ворвалась Амелия.— Послушайте, Фанни, — затараторила она громко, — вы уже закончили собираться? Папа хочет поговорить с вами в библиотеке, когда вы будете готовы. Я в самом деле думаю, что ему следовало бы разрешить мне поехать с вами.— Может быть, вам хотелось бы поехать вместо меня? — холодно осведомилась Фанни.Амелия, надувшись, бросилась в кресло.— Вот еще! И нянчиться с двумя маленькими сопляками?— Да, именно этим я и собираюсь заняться. Круглое, розовое с белым лицо Амелии, слишком полное и уже чем-то похожее на лицо отца, осталось беззаботным. Ее в этой жизни никогда не интересовала ничья точка зрения, кроме ее собственной.— О, это же другое дело, не так ли? Но вы могли бы заодно сделать кое-какие покупки для дома. В любом случае, привезите мне французскую ленту. Ладно? Чтобы она подходила к моей розовой шляпке.— Если у меня будет на это время и вы дадите мне денег.— О, дорогая моя, но я уже истратила все свои карманные деньги, — с немым укором во взгляде воскликнула Амелия.— Увы, — ответила Фанни, — у меня таковых и вовсе никогда не было.— Надо будет попросить у паны, — мрачно решила Амелия. — То-то он опять разворчится.— Он не откажет вам.— Ну что же, в конце концов, на то он и мой папа, — отметила Амелия. — Если бы ваш был жив, я думаю, он тоже был бы рад купить вам французские ленты и обеспечить вам достойное приданое. Фанни, как вы думаете, кто женится на вас?Вопрос этот больно уколол девушку.— Тот, кто полюбит меня, — спокойно ответила Фанни.— Да, но кто это будет? Я имею в виду, без приданого…— Я не собираюсь продавать себя.Амелия вскочила, ее щеки порозовели.— Фи, как вам не стыдно говорить гадости. Вы имеете в виду, что мужчины предпочитают меня вам только потому, что я богата. Другими словами, что я продаю себя.Фанни, ничего не говоря, прямо посмотрела на нее. Глаза Амелии засверкали от гнева и оскорбленной гордости.— Очень хорошо, можете гордиться тем, что у вас объем талии восемнадцать дюймов, но мама говорит, что мужчины предпочитают, чтобы женщины не были слишком худыми. — Ее глаза прошлись но чудесным очертаниям груди Фанни и снова опустились. Она по-детски топнула ногой.— Фанни, вы обиделись. Очень хорошо. Извините, что я спросила, кто на вас женится. Этот вопрос, конечно, может ранить. Но вы не в силах изменить общественных предрассудков, а иметь приданое очень важно, что бы вы ни говорили. Впрочем, я уверена, когда-нибудь вы найдете себе подходящую пару. Только осталось не так много времени, не так ли?Этим Амелия намекнула на то, что Фанни шел двадцать первый год. Фанни предпочла неправильно понять ее.— Совершенно верно. Его почти уже не осталось, и мне нужно увидеть дядю Эдгара в библиотеке, прежде чем я уеду.— Я имею в виду другое время, но суть не в этом. — К Амелии вернулось ее добродушие. — Как вы думаете, что-нибудь серьезно изменится оттого, что эти дети будут находиться в доме? Мама говорит, что да, но папа считает, что, если они не будут у всех на виду, то мы едва ли заметим, что они здесь. И, в любом случае, как он мог отказаться принять детей своего брата? Это ужасно хорошо, что папа так великодушен, не так ли? Сначала получить в качестве подопечной вас, а теперь этих двоих. И они едут из такой дали, из самого Китая. Мама боится…— Боится чего? — спросила Фанни, так как Амелия колебалась.— Мы просто не знаем, на ком дядя Оливер женился в Шанхае. Разве это не было бы ужасно…— Если бы дети оказались китайцами? Глаза Амелии стали круглыми от возмущения.— Они не могут быть ими совсем, так как дядя Оливер не китаец. Но они могут быть… э-э-э… полукровками, и, даже если это так, мама и пана настаивают, что они будут по воскресеньям вместе с нами ходить в церковь. Представьте себе нас — рядом с кузенами цвета слоновой кости!Амелия начала хихикать, но все еще была взволнована. Прочитать ее мысли было достаточно легко. Она размышляла, способно ли даже значительное приданое оградить ее от такого скандала.— Мама полагает, что дядя Оливер и его жена создали нам целую кучу неудобств, когда умерли из-за этой эпидемии тифа, — продолжала Амелия. — Но дяде Оливеру всегда не везло, и я думаю, что это, так сказать, самая высшая точка.— Ваш отец должен был быть рад, когда он решил уехать на Восток двадцать лет тому назад и не вернулся обратно.— Должен был, — искренним голосом сказала Амелия. — Дорогой папа, он такой респектабельный. Я полагаю, что в случае с дядей Оливером дело было не только в деньгах, но и, — она понизила голос, — в женщинах! Вот почему мама говорит, что эти дети могут оказаться кем угодно.Фанни пыталась вспомнить этот далекий день, когда она, совсем еще ребенком, совершила долгое и страшное путешествие в Даркуотер. Она помнила темные окутавшие ее складки одеяла, а позднее — странные пронзительные звуки, вызвавшие у нее волну слез, но они оказались всего лишь криками элегантных и высокомерных павлинов на лужайке. Ведь и она тоже могла оказаться «кем угодно».— Они ваша собственная плоть и кровь, Амелия, — с упреком сказала она. — Ваш отец это прекрасно осознает. Как мне кажется, он единственный человек, который понимает это.Амелия рывком двинулась по комнате. Ей не мешало бы научиться ходить грациозно.— О, Фанни, не будьте такой праведной. Я знаю, в чем состоит мой долг, так же, как и папа, так же, как и вы. Но ведь это же будет жуткая тоска, придется всем-всем вокруг миллион раз рассказывать о бедных сиротках-кузенах и об их прибытии из Китая. «Как из Китая? Из самого Китая? Да-да, из самого что ни на есть раскитайского Китая!» — Она моментально разыграла эту воображаемую сценку. — И если у них окажутся косые глаза — что же, для меня это не так уж важно. Я не собираюсь позволять им ломать мою жизнь.Бедные малыши, думала Фанни. Никому они не нужны. На самом деле, даже дяде Эдгару. И она бессердечно собирается сбежать и заставить Ханну, которая должна сопровождать ее в Лондон, привезти их домой.Но нет, она должна, просто обязана воспользоваться этой возможностью! Если она не сделает это теперь, война в Крыму закончится, мисс Найтингейл Флоренс Найтингейл — первая английская сестра милосердия в Крымскую войну. Ее русским аналогом была Даша Севастопольская.

уже не будут нужны помощницы, и у нее не будет другого выхода, как искать место гувернантки или компаньонки, причем оба эти места невозможно найти без рекомендаций, а уже одна мысль о том, что придется к кому-то обратиться за этим, вызывала отвращение. В Крыму она, по крайней мере, сможет выполнять достойную работу, и, возможно, встретит, наконец, человека, для которого чистота, горячее сердце, а также и немного красоты значат больше, чем земельная собственность, капитал и ценные бумаги.А дети ехали сюда со своей китайской няней, которой предстояло остаться с ними. О них следовало бы соответствующим образом позаботиться.— Фанни, вы даже не слушаете меня! — с обидой сказала Амелия.— Я слушала, и даже очень внимательно. Я просто подумала, как все мы пытаемся защитить нашу собственную жизнь.Бледно-голубые глаза Амелии, немного выпуклые, как у ее отца, расширились.— Но что именно нужно защищать вам?— Мое сердце бьется так же, как и ваше, — сухо сказала Фанни. Затем, так как ей все же нравилась Амелия, которая, хотя была и эгоистичной, и безразличной, и весьма пустоголовой, но у нее, но крайней мере, не было садистских наклонностей ее брата, она сказала успокаивающе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31