Не пустили, объяснив: на совслужащих - лимит. Становитесь к станку или поступайте в армию - там лимита нет. В те годы - сразу же после окончания университета - он увлекся математическим прогнозированием социалистической экономики. Считал и считал, не поднимая головы, а когда понял, убедился: а с державы-то крыша съехала! Он прогнозирует обвальную экономику. Работа не скучная. Много неожиданностей и много крови. Любой предприниматель он в потенциале и бандит, а любой бандит - он же в перспективе и предприниматель.
Все - дело случая. Представился и ему случай стать предпринимателем. Не получилось. Сам шеф, Ананий Денисович, подбадривал: Предпринимательство - это как женщина: далеко не каждая отдается с первого раза.
Кажется, подбодрил. Обнадежил. И - вроде бы успокоил: не всем суждено быть с большими деньгами, абсолютное большинство довольствуется малыми, радуется, что хоть такие да есть, а запротестуешь, что мало платят работодатель тебя под зад коленкой, и никакой суд не восстановит в должности: судьи тоже что-то имеют от работодателя.
Успокоить-то успокоил. Но внутренний голос время от времени напоминал: "Тебе нужны большие деньги - ровно миллион".
На неподатливую женщину можно махнуть рукой: эта не отдалась - другая отдастся. А вот заполучить недвижимость, чтоб она посулила миллион прибыли - тут соблазнишься и на вторую и на третью попытку...Коль есть цель, к ней стремятся, тогда она будет достижимой.
Печально, что цель навязана державным паскудством: разве раньше детей воровали для выкупа? Было: выкрадывали, чтоб усыновить, удочерить. Теперь воруют, чтоб от здорового ребенка отстегнуть, например, почку или вырезать глаз и подороже продать забугорному предпринимателю.
"Только бы Олежку не разрезали на части"...
В океане человеческих подлостей Фиделю Михайловичу казалось: он суденышко, которое буря гонит на скалы, и уцелеть возможно, если волею случая тебя вынесет в открытое море: там - спасение.
Свое спасение Фидель Михайлович видел в общении с нужными людьми: они его признали своим, а это значит, в чем-то и помогут.
С надеждой на помощь он в сопровождении Антонины Леонидовны переступил порог городской квартиры Лозинских.
Их встречала хозяйка, вся сверкающая и сияющая, одета со вкусом в соответствием с комплекцией и возрастом. На ней было бордовое платье и оно ей очень шло. Глаза её, как спелые, умытые дождем маслины, молодо блестели, выдавали трудно скрываемую радость.
Антонина Леонидовна давно изучила свою подругу, знала причину радости - подруга очень надеялась провести ночь с Фиделем Михайловичем. "И ты соскучилась", - ревниво подумала она, переступая порог квартиры. - А вот и мы!
Антонина Леонидовна великодушно разрешила Дарьяне Манукяновне обнять и поцеловать найденыша.
30
В палате, куда пригласили Аркадия Семеновича, Сузик лежал один. Большое в полстены окно выходило на широкое озеро. За озером цепочкой бежали огни - там проходила магистраль.
Рядом с койкой Сузика стояла такая же койка - ждала очередного бедолагу. Сузик, весь в бинтах, как спеленатый, - одни глаза до предела распахнутые после пережитого ужаса, свидетельствовали, что человек в сознании. А подключенная аппаратура напоминала, что под бинтами бьется сердце - на голубом экране синусоида вычерчивала волнистую дорожку.
Аркадий Семенович взглянул на Сузика и по его распахнутым глазам понял - узнал. - Сузик, привет! Я тебя забираю в Москву, - нарочито бодро заговорил профессор.
Сузик застонал, забормотал, но слова застряли в толще бинтов. Молодой бородатый врач с узким мальчишечьим лицом, не намного старше Сузика, пояснил:
- Он говорит, что его без Кати не увозите. - Кто такая Катя? - Его девушка. Невеста. - У него есть невеста? - Есть. Хорошая девчушка. Наша, поселковая. Кстати, моя соседка. Она, если вы слышали, из той самой династии Коноваловых. - К сожалению, слышать не доводилось. - Ну как же! Это её дедушка и братья дедушки начинали наш Комбинат.
О династии Коноваловых Аркадий Семенович слышал впервые. Подобных династий в России тысячи, и каждая что-то строила, восстанавливала, реконструировала если не комбинат, то завод или фабрику - не по-щучьему же велению Россия стала великой державой.
Пока санитары комбинатовской больницы готовили Сузика к транспортировке, - по их движеньям было видно, работают грамотно, - врач рассказывал о Коноваловых, не забыл напомнить, что отец Кати, словом, будущий тесть Сузика, дожидается в коридоре. - Может, вы его утешите? предложил юный бородач.
Аркадий Семенович следил за действиями санитаров - как бы чего не упустили, но обращение врача услышал. А утешить... не видя характера ожогов... - Я не специалист... - Но вы же профессор? Они уже знают, что вы профессор, притом, из Москвы. Они так на вас надеются! И разговоры о вас самые добрые: ещё пожар не потушен, а вы - быстрее "скорой помощи".
Аркадий Семенович хотел уточнить, что он спешил сюда, не зная ничего о Сузике. Ведь Сузика следовало искать за сотни километров отсюда, среди учеников лесотехнической школы.
А судьба - вот как она распоряжается... Безалаберный Сузик, сын известного миллионера и племянник олигарха, более того, внук швейцарского банкира - мало кто ведал, что отец Дарьяны Манукяновны в армянской диаспоре звезда чуть ли не первой величины, - этот безалаберный Сузик, внезапно исчезнувший студент МИМО, объявится в далеком рабочем поселке, окажется окружен таким вниманием.
Рабочие наверняка не знают, где он воспитывался и какая денежная у него родня, а Тюлев, хозяин комбината, не стал о нем распространяться. Видимо, Сузик уже крепко дружит с головой. Впрочем, Аркадий Семенович замечал и раньше, что парнишка он не глупый, но атмосфера семьи делала его негодным для жизни.
"Был бы он прежним, Тюлев не поставил бы его мастером", - подумал Аркадий Семенович. Покидая палату, он спросил у врача: - Как его имя-отчество? - Коновалова? Егор Донатович.
В просторном вестибюле у роскошного фикуса стояла группа рабочих. Они что-то оживленно обсуждали. Когда увидели спускавшегося по ступенькам незнакомого посетителя с кейсом в руке, враз замолкли, повернулись к незнакомцу, явно намереваясь вступить с ним в разговор.
Первым обратился к ним Аркадий Семенович, даже не ко всем, а к неказистому на вид пожилому мужчине в синей форменной куртке: - Вы - Егор Донатович? - Да. Ну как там, профессор, будет Сережка жить?
Времени на обстоятельный ответ не было, и Аркадий Семенович буднично произнес:
- Будет, - и уточнил: - Если вовремя успеем в ожоговый центр.
- В Питер?
- В Москву. Из Питера постараемся ближайшим рейсом.
- Постарайтесь, пожалуйста...
На волевом лице Егора Донатовича - глубокие складки, в них гнездилась печаль. Аркадий Семенович обратил внимание, что Сузика он назвал Сережкой, а вовсе не Сузиком. И чтоб крепче поселить в нем надежду, сказал: Сережкин отец - мой коллега. - А про себя подумал: "Какой он - мне коллега? Он - работодатель, хозяин". - Мы постараемся сделать все возможное. Но многое будет зависеть и от потерпевшего.
Что бросилось в глаза Аркадию Семеновичу: Егора Донатовича окружали молодые парни, они тоже были в рабочих, испачканных сажей спецовках. Оказалось, это были сыновья Коновалова-старшего: Дмитрий, Никита и Николай - Катины братья.
Катя, встревоженная, тяжело дыша, прибежала уже к самому трапу вертолета, когда санитары на руках заносили Сузика. Маленькая, в серой болоньевой курточке на искусственном меху, она тоже, как и отец, и её братья, смотрела на профессора с надеждой и болью.
"Любит Сузика".
С Сузиком прощалась, не скрывала слез, сняв варежку, нежно гладила бинты, приговаривала: - Поправляйся... поправляйся...Я буду ждать... Буду!
"А девчонка-то - красивая..."
Ее личико, мокрое от слез, было, как на иконе, скорбное и прекрасное. Как показалось Аркадию Семеновичу, её глаза излучали какой-то дивный загадочный свет. Он невольно сравнил эту поселковую девчонку со своей Кларой, в них угадывалось что-то общее, прежде всего, взгляд. Когда дочка видела Фиделя Михайловича, её глаза, но не серые, как у Кати, а черные, как у матери, большие, ласковые, излучали такой же дивный, но далеко не загадочный свет.
"Ах, женщины!.." Он завидовал Сузику, а ещё больше - незнакомой Кате Коноваловой. Не тронь Клару тот великовозрастный развратник, была бы и Клара с судьбой, как у Кати - жила бы, веря в свое счастье.
Уже в Пулково, в ожидании рейсового на Москву, в медпункте аэропорта, Аркадий Семенович спросил сопровождавшего их поселкового врача (звали его Миша): - Егор Донатович что-то недосказал? - Коноваловы хотели узнать о дальнейшей судьбе комбината. - То есть? - Вы там в Москве ближе к правительству. Вам, наверное, известно, что наш хозяин собирается комбинат продавать? - О продаже не слышал. - Как же! Продает англичанам. Вот уже которую неделю поселок бурлит. Начали увольнять рабочих. Остановили два цеха. Только непонятно, зачем хозяину было поджигать целлулозный? Без него комбинату - крышка. - А что рабочие? - Рабочие не сдадутся. Свой комбинат будут защищать. Может дойти до оружия. Своего, русского, ещё потерпят. Тем более, что он пообещал искоренить бандитизм. - И кто же так смело пообещал? - Аркадий Семенович не удержался от изумления. - Ваш хозяин? - Да. Александр Гордеевич Тюлев. Недавно выступал по телеку. Сказал, что комбинат собирается продавать не он, а ему приказала губернская власть. Но он ещё подумает. А с бандитизмом, сказал он, покончить не сложно. Он так и выдал в эфир: это, говорит, как два пальца обоссать. После такого заверения многие рабочие его зауважали. Слабый по натуре сильно не выразится. Он решительный... - Конечно, решительный, - согласился Аркадий Семенович. Говорить о том, что хозяин комбината не кто иной как вор в законе, не было смысла. В поселке судят не о том, о чем ходят разговоры, судят о поступках того же хозяина.
Прислушивался ли к их разговору Сузик, по его глазам было не понять. Он смиренно лежал, изредка просил пить и врач в прорезь марли просовывал ему трубочку, давал глотнуть лимонного сока.
В самолете Сузику стало совсем плохо. Пришлось вводить обезболивающее.
В полночь Сузика доставили в ожоговый центр. И бригада хирургов приступила к своим обязанностям.
Аркадий Семенович намеревался было позвонить Дарьяне Манукяновне: присутствие матери облегчило бы страдания сыну. Ведь сын вряд ли догадывался, что это она, его родная мать, его отправила в тайгу на перевоспитание.
Аркадий Семенович не позвонил - не насмелился прерывать её здоровый сон. Он не предполагал, что в эту ночь Дарьяна Манукяновнва глаз не смыкала - сама не спала и не давала уснуть молодому и сильному мужчине.
31
В то время, когда Аркадий Семенович в сопровождении врача поселковой больницы доставлял Сузика в ожоговый центр, Дарьяна Манукяновна принимала гостей - свою верную и безотказную подругу Антонину Леонидовну и её мужа Фиделя Михайловича.
В гостиной Антонина Леонидовна тихо спросила: - Что-то не видно хозяина? Мы же по его приглашению.
Хозяйка взглянула на подругу с упреком, но не осуждающе.
- Не нужно было шефа поить коньяком.
Гостья усмехнулась: - Он сам распорядился. Вот - свидетель, - показала на Фиделя Михайловича. - А ты для чего там? Не хитри. Знала о последствиях. - Он что - опять рыдал и признавался в любви к президенту? - У него одна пластинка... - Ну прости, - извинилась подруга. - Повод неординарный. Как было не послушаться?.. Он - спит? - Дрыхнет. - А что мы? - Будем веселиться. Повод, сама говоришь, неординарный.
Вскоре на столе появился коньяк, но почему-то на этот раз была скудная закусь: нарезанные дольками лимоны, черная икра и черный хлеб.
Дарьяна Манукяновна сидела рядом с гостем, следила, чтоб он добросовестно пил и так же добросовестно закусывал, расспрашивала гостя, как он бежал из бандитского плена и словно ненароком, как бы случайно мягкой подошвой своей маленькой ступни попадала на ступню Фиделя Михайловича, при этом заглядывала ему в глаза, пытаясь за стеклами очков уловить его взгляд.
Антонина Леонидовна на мужа - ноль внимания, полностью предоставив его своей подруге.
От назойливого заигрывания хозяйки Фидель Михайлович испытывал неловкость. Вот сейчас проснется Ананий Денисович, выйдет из спальни и увидит, как его супруга воркует над гостем - служащим его фирмы и...
Гость представил: что же будет? По всей вероятности, шеф открыто возмущаться не станет. Он с улыбкой пожмет своему служащему руку, будет, как и его жена, угощать коньяком, а завтра даст поручение товарищу полковнику ликвидировать аналитика и даже укажет причину смерти - инфаркт миокарда. И этого служащего похоронят, конечно, с почестями, как недавно похоронили Андрея Лукьяновича Красия, бывшего офицера особого отдела танковой армии, лазутчика вора в законе Тюлева.
Спасибо Аркадию Семеновичу - просвещает. Единственно, о чем он помалкивает, но до чего Фидель Михайлович дошел своим умом, - так это о том, что ещё ни один служащий этой фирмы не умер своей смертью - как будто все тут безнадежные инфарктники. Впрочем, это объяснимо: у каждого есть сердце, и оно, как любые часы, в любой момент может остановиться.
Ближе к полночи, приняв солидную дозу коньяка, Фидель Михайлович почувствовал, что он пьян. Такое с ним случалось редко, в чем он однажды признался Кларе, но случалось. Значит, не исключением будет и сегодняшняя выпивка.
"Домой не поеду...", - подумал, поднимаясь.Его шатнуло. - Тоня, нам пора... - А может, заночуете, Фидель Михайлович. - Это голос Дарьяны Манукяновны. Голос - как сквозь вату. - Как Тоня.
Тоня возражать не стала. Она ввела мужа в спальню. Как он раздевался он уже не помнил. Упал в постель - словно провалился.
Проснулся - не сразу сообразил, где он: то ли в своей однокомнатной во Внуково, то ли в высотке на Котельнической. Но и там и там постель источала запах не такой, как здесь. К тому же здесь окна были плотно зашторены. Даже городские огни где-то там, за непроницаемой шторой.
Рядом - дыхание женщины. Тоня?.. Положил руку на грудь. Грудь крупная с тугими сосками. У Тони вообще нет сосков - турецкие контрразведчики выжгли раскаленным оловом. Здесь, на пышной груди, сосок с мизинец. У Тони грудь гораздо меньше, но плотней. А эта - как студеннь. А может, после крепкой выпивки все кажется крупней? У Тони и живот намного меньше и не очень мягкий, и ноги не такие толстые, и не такие податливые. Он только шевельнулся - а нога уже под его бедром.
И когда он навалился на мягкий толстый живот, ощущая под собой гутаперчевые груди, он окончательно убедился, что это не Тоня. Та в подобных движеньях стремительна, как эстрадная танцовщица. Эта - шевелилась не очень, но скоро её тело покрылось испариной и вся она источала пронзительно тонкий аромат приятных незнакомых духов.
Тоня пахла своим крепким здоровым телом. А эта... Зачем её к нему подсунули? Выходит, все это: и приглашение в гости, и обильная выпивка под скудную закусь - все было подстроено?
Женщина скоро выдохлась - устало отвечала на его движения.
Уснул он под утро и уже не пьяным, а вполне протрезвевшим.
Проснулся, открыл глаза: солнечные лучи упирались в тяжелые плотные шторы. В спальне было светло. Высокие ребристые потолки с нарисованными розовыми ангелами напоминали собой купол собора. На стенах - виды африканских джунглей. Мебели - никакой, за исключением разве что несуразно широкой кровати из красного дерева и в обрамлении бронзы овальное трюмо.
Откуда-то из-за портьеры доносилась тихая музыка.
"Если есть рай, то примерно такой", - невольно подумал Фидель Михайлович, продолжая обозревать спальню. Злость на Тоню не проходила. Он ещё ночью понял, где он. Чувствовал себе неловко. Спать с женой шефа, когда шеф где-то рядом, по-другому чувствовать себя не будешь. К тому же побаливала голова.
Шеф по утрам, как правило, в хорошем здравии: не рыдает, не показывает своим ближним, как он страстно любит президента.
Штора слегка колыхнулась, в дверях - Тоня. - Как спалось? - Как после выпивки. - Что снилось? - Женщина. - Приятная? - Не разобрался. - Тогда подъем, и - в бассейн. Тебя заждалась Дарьяна. - А что Ананий Денисович? Он уже на Арбате. - Он знает, что мы здесь? - Ему это ни к чему... Но ты поторопись. У нас тоже впереди рабочий день.
В бассейне Дарьяна Манукяновна резвилась, как моржиха - с шумом и фырканьем. Увидела Фиделя Михайловича - из-под резиновой шапочки улыбнулась глазами-маслинами.
Завтракали спешно: надо было торопиться. Но хозяйка отпускала их неохотно. Настроение у неё - превосходное, как будто не Фидель Михайлович, а она вырвалась из бандитского плена и теперь наслаждалась свободой.
"Сказать ей, что отыскался Сузик?" Решил: пусть это скажет не он, а Тоня, и то не сейчас, Алик мог и соврать. Вот когда товарищ полковник наведет о нем справки...
Но наводить справки не потребовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Все - дело случая. Представился и ему случай стать предпринимателем. Не получилось. Сам шеф, Ананий Денисович, подбадривал: Предпринимательство - это как женщина: далеко не каждая отдается с первого раза.
Кажется, подбодрил. Обнадежил. И - вроде бы успокоил: не всем суждено быть с большими деньгами, абсолютное большинство довольствуется малыми, радуется, что хоть такие да есть, а запротестуешь, что мало платят работодатель тебя под зад коленкой, и никакой суд не восстановит в должности: судьи тоже что-то имеют от работодателя.
Успокоить-то успокоил. Но внутренний голос время от времени напоминал: "Тебе нужны большие деньги - ровно миллион".
На неподатливую женщину можно махнуть рукой: эта не отдалась - другая отдастся. А вот заполучить недвижимость, чтоб она посулила миллион прибыли - тут соблазнишься и на вторую и на третью попытку...Коль есть цель, к ней стремятся, тогда она будет достижимой.
Печально, что цель навязана державным паскудством: разве раньше детей воровали для выкупа? Было: выкрадывали, чтоб усыновить, удочерить. Теперь воруют, чтоб от здорового ребенка отстегнуть, например, почку или вырезать глаз и подороже продать забугорному предпринимателю.
"Только бы Олежку не разрезали на части"...
В океане человеческих подлостей Фиделю Михайловичу казалось: он суденышко, которое буря гонит на скалы, и уцелеть возможно, если волею случая тебя вынесет в открытое море: там - спасение.
Свое спасение Фидель Михайлович видел в общении с нужными людьми: они его признали своим, а это значит, в чем-то и помогут.
С надеждой на помощь он в сопровождении Антонины Леонидовны переступил порог городской квартиры Лозинских.
Их встречала хозяйка, вся сверкающая и сияющая, одета со вкусом в соответствием с комплекцией и возрастом. На ней было бордовое платье и оно ей очень шло. Глаза её, как спелые, умытые дождем маслины, молодо блестели, выдавали трудно скрываемую радость.
Антонина Леонидовна давно изучила свою подругу, знала причину радости - подруга очень надеялась провести ночь с Фиделем Михайловичем. "И ты соскучилась", - ревниво подумала она, переступая порог квартиры. - А вот и мы!
Антонина Леонидовна великодушно разрешила Дарьяне Манукяновне обнять и поцеловать найденыша.
30
В палате, куда пригласили Аркадия Семеновича, Сузик лежал один. Большое в полстены окно выходило на широкое озеро. За озером цепочкой бежали огни - там проходила магистраль.
Рядом с койкой Сузика стояла такая же койка - ждала очередного бедолагу. Сузик, весь в бинтах, как спеленатый, - одни глаза до предела распахнутые после пережитого ужаса, свидетельствовали, что человек в сознании. А подключенная аппаратура напоминала, что под бинтами бьется сердце - на голубом экране синусоида вычерчивала волнистую дорожку.
Аркадий Семенович взглянул на Сузика и по его распахнутым глазам понял - узнал. - Сузик, привет! Я тебя забираю в Москву, - нарочито бодро заговорил профессор.
Сузик застонал, забормотал, но слова застряли в толще бинтов. Молодой бородатый врач с узким мальчишечьим лицом, не намного старше Сузика, пояснил:
- Он говорит, что его без Кати не увозите. - Кто такая Катя? - Его девушка. Невеста. - У него есть невеста? - Есть. Хорошая девчушка. Наша, поселковая. Кстати, моя соседка. Она, если вы слышали, из той самой династии Коноваловых. - К сожалению, слышать не доводилось. - Ну как же! Это её дедушка и братья дедушки начинали наш Комбинат.
О династии Коноваловых Аркадий Семенович слышал впервые. Подобных династий в России тысячи, и каждая что-то строила, восстанавливала, реконструировала если не комбинат, то завод или фабрику - не по-щучьему же велению Россия стала великой державой.
Пока санитары комбинатовской больницы готовили Сузика к транспортировке, - по их движеньям было видно, работают грамотно, - врач рассказывал о Коноваловых, не забыл напомнить, что отец Кати, словом, будущий тесть Сузика, дожидается в коридоре. - Может, вы его утешите? предложил юный бородач.
Аркадий Семенович следил за действиями санитаров - как бы чего не упустили, но обращение врача услышал. А утешить... не видя характера ожогов... - Я не специалист... - Но вы же профессор? Они уже знают, что вы профессор, притом, из Москвы. Они так на вас надеются! И разговоры о вас самые добрые: ещё пожар не потушен, а вы - быстрее "скорой помощи".
Аркадий Семенович хотел уточнить, что он спешил сюда, не зная ничего о Сузике. Ведь Сузика следовало искать за сотни километров отсюда, среди учеников лесотехнической школы.
А судьба - вот как она распоряжается... Безалаберный Сузик, сын известного миллионера и племянник олигарха, более того, внук швейцарского банкира - мало кто ведал, что отец Дарьяны Манукяновны в армянской диаспоре звезда чуть ли не первой величины, - этот безалаберный Сузик, внезапно исчезнувший студент МИМО, объявится в далеком рабочем поселке, окажется окружен таким вниманием.
Рабочие наверняка не знают, где он воспитывался и какая денежная у него родня, а Тюлев, хозяин комбината, не стал о нем распространяться. Видимо, Сузик уже крепко дружит с головой. Впрочем, Аркадий Семенович замечал и раньше, что парнишка он не глупый, но атмосфера семьи делала его негодным для жизни.
"Был бы он прежним, Тюлев не поставил бы его мастером", - подумал Аркадий Семенович. Покидая палату, он спросил у врача: - Как его имя-отчество? - Коновалова? Егор Донатович.
В просторном вестибюле у роскошного фикуса стояла группа рабочих. Они что-то оживленно обсуждали. Когда увидели спускавшегося по ступенькам незнакомого посетителя с кейсом в руке, враз замолкли, повернулись к незнакомцу, явно намереваясь вступить с ним в разговор.
Первым обратился к ним Аркадий Семенович, даже не ко всем, а к неказистому на вид пожилому мужчине в синей форменной куртке: - Вы - Егор Донатович? - Да. Ну как там, профессор, будет Сережка жить?
Времени на обстоятельный ответ не было, и Аркадий Семенович буднично произнес:
- Будет, - и уточнил: - Если вовремя успеем в ожоговый центр.
- В Питер?
- В Москву. Из Питера постараемся ближайшим рейсом.
- Постарайтесь, пожалуйста...
На волевом лице Егора Донатовича - глубокие складки, в них гнездилась печаль. Аркадий Семенович обратил внимание, что Сузика он назвал Сережкой, а вовсе не Сузиком. И чтоб крепче поселить в нем надежду, сказал: Сережкин отец - мой коллега. - А про себя подумал: "Какой он - мне коллега? Он - работодатель, хозяин". - Мы постараемся сделать все возможное. Но многое будет зависеть и от потерпевшего.
Что бросилось в глаза Аркадию Семеновичу: Егора Донатовича окружали молодые парни, они тоже были в рабочих, испачканных сажей спецовках. Оказалось, это были сыновья Коновалова-старшего: Дмитрий, Никита и Николай - Катины братья.
Катя, встревоженная, тяжело дыша, прибежала уже к самому трапу вертолета, когда санитары на руках заносили Сузика. Маленькая, в серой болоньевой курточке на искусственном меху, она тоже, как и отец, и её братья, смотрела на профессора с надеждой и болью.
"Любит Сузика".
С Сузиком прощалась, не скрывала слез, сняв варежку, нежно гладила бинты, приговаривала: - Поправляйся... поправляйся...Я буду ждать... Буду!
"А девчонка-то - красивая..."
Ее личико, мокрое от слез, было, как на иконе, скорбное и прекрасное. Как показалось Аркадию Семеновичу, её глаза излучали какой-то дивный загадочный свет. Он невольно сравнил эту поселковую девчонку со своей Кларой, в них угадывалось что-то общее, прежде всего, взгляд. Когда дочка видела Фиделя Михайловича, её глаза, но не серые, как у Кати, а черные, как у матери, большие, ласковые, излучали такой же дивный, но далеко не загадочный свет.
"Ах, женщины!.." Он завидовал Сузику, а ещё больше - незнакомой Кате Коноваловой. Не тронь Клару тот великовозрастный развратник, была бы и Клара с судьбой, как у Кати - жила бы, веря в свое счастье.
Уже в Пулково, в ожидании рейсового на Москву, в медпункте аэропорта, Аркадий Семенович спросил сопровождавшего их поселкового врача (звали его Миша): - Егор Донатович что-то недосказал? - Коноваловы хотели узнать о дальнейшей судьбе комбината. - То есть? - Вы там в Москве ближе к правительству. Вам, наверное, известно, что наш хозяин собирается комбинат продавать? - О продаже не слышал. - Как же! Продает англичанам. Вот уже которую неделю поселок бурлит. Начали увольнять рабочих. Остановили два цеха. Только непонятно, зачем хозяину было поджигать целлулозный? Без него комбинату - крышка. - А что рабочие? - Рабочие не сдадутся. Свой комбинат будут защищать. Может дойти до оружия. Своего, русского, ещё потерпят. Тем более, что он пообещал искоренить бандитизм. - И кто же так смело пообещал? - Аркадий Семенович не удержался от изумления. - Ваш хозяин? - Да. Александр Гордеевич Тюлев. Недавно выступал по телеку. Сказал, что комбинат собирается продавать не он, а ему приказала губернская власть. Но он ещё подумает. А с бандитизмом, сказал он, покончить не сложно. Он так и выдал в эфир: это, говорит, как два пальца обоссать. После такого заверения многие рабочие его зауважали. Слабый по натуре сильно не выразится. Он решительный... - Конечно, решительный, - согласился Аркадий Семенович. Говорить о том, что хозяин комбината не кто иной как вор в законе, не было смысла. В поселке судят не о том, о чем ходят разговоры, судят о поступках того же хозяина.
Прислушивался ли к их разговору Сузик, по его глазам было не понять. Он смиренно лежал, изредка просил пить и врач в прорезь марли просовывал ему трубочку, давал глотнуть лимонного сока.
В самолете Сузику стало совсем плохо. Пришлось вводить обезболивающее.
В полночь Сузика доставили в ожоговый центр. И бригада хирургов приступила к своим обязанностям.
Аркадий Семенович намеревался было позвонить Дарьяне Манукяновне: присутствие матери облегчило бы страдания сыну. Ведь сын вряд ли догадывался, что это она, его родная мать, его отправила в тайгу на перевоспитание.
Аркадий Семенович не позвонил - не насмелился прерывать её здоровый сон. Он не предполагал, что в эту ночь Дарьяна Манукяновнва глаз не смыкала - сама не спала и не давала уснуть молодому и сильному мужчине.
31
В то время, когда Аркадий Семенович в сопровождении врача поселковой больницы доставлял Сузика в ожоговый центр, Дарьяна Манукяновна принимала гостей - свою верную и безотказную подругу Антонину Леонидовну и её мужа Фиделя Михайловича.
В гостиной Антонина Леонидовна тихо спросила: - Что-то не видно хозяина? Мы же по его приглашению.
Хозяйка взглянула на подругу с упреком, но не осуждающе.
- Не нужно было шефа поить коньяком.
Гостья усмехнулась: - Он сам распорядился. Вот - свидетель, - показала на Фиделя Михайловича. - А ты для чего там? Не хитри. Знала о последствиях. - Он что - опять рыдал и признавался в любви к президенту? - У него одна пластинка... - Ну прости, - извинилась подруга. - Повод неординарный. Как было не послушаться?.. Он - спит? - Дрыхнет. - А что мы? - Будем веселиться. Повод, сама говоришь, неординарный.
Вскоре на столе появился коньяк, но почему-то на этот раз была скудная закусь: нарезанные дольками лимоны, черная икра и черный хлеб.
Дарьяна Манукяновна сидела рядом с гостем, следила, чтоб он добросовестно пил и так же добросовестно закусывал, расспрашивала гостя, как он бежал из бандитского плена и словно ненароком, как бы случайно мягкой подошвой своей маленькой ступни попадала на ступню Фиделя Михайловича, при этом заглядывала ему в глаза, пытаясь за стеклами очков уловить его взгляд.
Антонина Леонидовна на мужа - ноль внимания, полностью предоставив его своей подруге.
От назойливого заигрывания хозяйки Фидель Михайлович испытывал неловкость. Вот сейчас проснется Ананий Денисович, выйдет из спальни и увидит, как его супруга воркует над гостем - служащим его фирмы и...
Гость представил: что же будет? По всей вероятности, шеф открыто возмущаться не станет. Он с улыбкой пожмет своему служащему руку, будет, как и его жена, угощать коньяком, а завтра даст поручение товарищу полковнику ликвидировать аналитика и даже укажет причину смерти - инфаркт миокарда. И этого служащего похоронят, конечно, с почестями, как недавно похоронили Андрея Лукьяновича Красия, бывшего офицера особого отдела танковой армии, лазутчика вора в законе Тюлева.
Спасибо Аркадию Семеновичу - просвещает. Единственно, о чем он помалкивает, но до чего Фидель Михайлович дошел своим умом, - так это о том, что ещё ни один служащий этой фирмы не умер своей смертью - как будто все тут безнадежные инфарктники. Впрочем, это объяснимо: у каждого есть сердце, и оно, как любые часы, в любой момент может остановиться.
Ближе к полночи, приняв солидную дозу коньяка, Фидель Михайлович почувствовал, что он пьян. Такое с ним случалось редко, в чем он однажды признался Кларе, но случалось. Значит, не исключением будет и сегодняшняя выпивка.
"Домой не поеду...", - подумал, поднимаясь.Его шатнуло. - Тоня, нам пора... - А может, заночуете, Фидель Михайлович. - Это голос Дарьяны Манукяновны. Голос - как сквозь вату. - Как Тоня.
Тоня возражать не стала. Она ввела мужа в спальню. Как он раздевался он уже не помнил. Упал в постель - словно провалился.
Проснулся - не сразу сообразил, где он: то ли в своей однокомнатной во Внуково, то ли в высотке на Котельнической. Но и там и там постель источала запах не такой, как здесь. К тому же здесь окна были плотно зашторены. Даже городские огни где-то там, за непроницаемой шторой.
Рядом - дыхание женщины. Тоня?.. Положил руку на грудь. Грудь крупная с тугими сосками. У Тони вообще нет сосков - турецкие контрразведчики выжгли раскаленным оловом. Здесь, на пышной груди, сосок с мизинец. У Тони грудь гораздо меньше, но плотней. А эта - как студеннь. А может, после крепкой выпивки все кажется крупней? У Тони и живот намного меньше и не очень мягкий, и ноги не такие толстые, и не такие податливые. Он только шевельнулся - а нога уже под его бедром.
И когда он навалился на мягкий толстый живот, ощущая под собой гутаперчевые груди, он окончательно убедился, что это не Тоня. Та в подобных движеньях стремительна, как эстрадная танцовщица. Эта - шевелилась не очень, но скоро её тело покрылось испариной и вся она источала пронзительно тонкий аромат приятных незнакомых духов.
Тоня пахла своим крепким здоровым телом. А эта... Зачем её к нему подсунули? Выходит, все это: и приглашение в гости, и обильная выпивка под скудную закусь - все было подстроено?
Женщина скоро выдохлась - устало отвечала на его движения.
Уснул он под утро и уже не пьяным, а вполне протрезвевшим.
Проснулся, открыл глаза: солнечные лучи упирались в тяжелые плотные шторы. В спальне было светло. Высокие ребристые потолки с нарисованными розовыми ангелами напоминали собой купол собора. На стенах - виды африканских джунглей. Мебели - никакой, за исключением разве что несуразно широкой кровати из красного дерева и в обрамлении бронзы овальное трюмо.
Откуда-то из-за портьеры доносилась тихая музыка.
"Если есть рай, то примерно такой", - невольно подумал Фидель Михайлович, продолжая обозревать спальню. Злость на Тоню не проходила. Он ещё ночью понял, где он. Чувствовал себе неловко. Спать с женой шефа, когда шеф где-то рядом, по-другому чувствовать себя не будешь. К тому же побаливала голова.
Шеф по утрам, как правило, в хорошем здравии: не рыдает, не показывает своим ближним, как он страстно любит президента.
Штора слегка колыхнулась, в дверях - Тоня. - Как спалось? - Как после выпивки. - Что снилось? - Женщина. - Приятная? - Не разобрался. - Тогда подъем, и - в бассейн. Тебя заждалась Дарьяна. - А что Ананий Денисович? Он уже на Арбате. - Он знает, что мы здесь? - Ему это ни к чему... Но ты поторопись. У нас тоже впереди рабочий день.
В бассейне Дарьяна Манукяновна резвилась, как моржиха - с шумом и фырканьем. Увидела Фиделя Михайловича - из-под резиновой шапочки улыбнулась глазами-маслинами.
Завтракали спешно: надо было торопиться. Но хозяйка отпускала их неохотно. Настроение у неё - превосходное, как будто не Фидель Михайлович, а она вырвалась из бандитского плена и теперь наслаждалась свободой.
"Сказать ей, что отыскался Сузик?" Решил: пусть это скажет не он, а Тоня, и то не сейчас, Алик мог и соврать. Вот когда товарищ полковник наведет о нем справки...
Но наводить справки не потребовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32