Для тебя я песню, женщина, слагаю, за твои картины, что ты показала. Горько плачет Гунлёд, изменил ей Бёльверк, не забыть его ей, деве одинокой. Но богов измена людям дарит прибыль: дар великий скальдов Эмблы Первая женщина.

род вкушает. Скальдом ты зовешься, ведь о скорби Гунлёд ты проворством пальцев песнь слагаешь в красках.
В зале было тихо, пока он произносил свою песнь. И когда он закончил, Эльвир попросил его повторить, потому что не слышал первой строфы. Но когда он захотел вознаградить исландца, тот покачал головой.— Я сочиню для тебя другую песнь, — сказал он, — и за нее ты можешь заплатить мне, если захочешь. За эту же песнь я получил плату заранее.Сигрид сидела за ткацким станком. И теперь, глядя на свою работу, она увидела ее в новом свете: она увидела все его глазами, глазами скальда.Он назвал ее тканье песнью в красках.В самом деле, она умела подбирать цвета: радостные и грустные, тяжелые и легкие, помогающие изложить содержание саги, показать чувства людей, великанов и богов. Но раньше никто этого не понимал.Он назвал ее скальдом…Кто он такой, этот юноша? Во всяком случае, он производил впечатление человека, знающего себе цену.Она вздрогнула, снова услышав его голос, который теперь звучал взволнованно.— Хьяртан, старое эскимосское чучело! Что ты делаешь здесь, в Трондхейме?Его слова были адресованы Хьяртану Торкельссону.Оперевшись правой рукой о стол, он с легкостью перескочил через него, расплескав при этом налитый в чаши мед и заставив Эльвира нахмуриться; очутившись возле Хьяртана, он принялся энергично колотить его по спине. И Хьяртан, выпивший уже не одну чашу меда, ржал, как жеребец.— В-в-вот уж не думал снова встретиться с тобой, Сигват! Как здорово! — заикаясь от веселого возбуждения, воскликнул он. — Как у тебя дела? Много ли ты съел за последнее время рыбьих голов?Сигват захохотал.— Нет, — ответил он, — но если ты знаешь, где водится много рыбы того же сорта, что и в Апаватне, я охотно отправлюсь туда порыбачить!— Ты понимаешь, о чем он говорит? — спросил Эльвир у Гицура, сидящего рядом с ним.— Да, — ответил Гицур, — Сигват воспитывался у Торкеля из Апаватна. И ему сказали, что если питаться определенным видом рыбы, обитающей в тех водах, то станешь необычайно умным. Один норвежец посоветовал ему есть головы, потому что там находится рыбий ум. И тогда Сигват съел все головы от пойманной рыбы и стал скальдом.— Хьяртан был одним из родственников Торкеля, — продолжал Гицур, — и считал Апаватн своим домом, вот почему они с Сигватом знают друг друга.А тем временем Хьяртан и Сигват рассказывали друг другу, что произошло со времени их последней встречи. И когда в зале на миг стало тихо, вдруг послышался шепот Сигвата, слышимый во всех углах:— Как обстоят дела с твоим золотом, Хьяртан?Хьяртан крякнул, огляделся по сторонам и процедил сквозь зубы:— Оно лежит на берегу в Винланде, ты сам об этом знаешь.— И ты до сих пор не взял его! Хьяртан, смелый завоеватель Винланда, ты меня просто разочаровал!— Мне бы только снарядить корабль… — сказал Хьяртан, — но никто не хочет слушать меня. Ты бы посмотрел на тот берег на севере Винланда, куда мы причалили! Золотые слитки валялись там, как яйца чаек! Если бы он только послушал меня, этот Торвальд Эрикссон, мы теперь были бы богаты, все, кто был на борту! Но он всегда знал обо всем лучше других. И он сказал, что нужно возвращаться назад — в тот раз, когда мы с ним нашли золото, всего в трех-четырех днях пути от домов Лейва, но он не захотел слушать меня… А потом Торвальд умер. А золото осталось лежать там, и мне не удалось никого убедить в этом на обратном пути. Никто не верил мне, когда я говорил, что мы с Торвальдом нашли… — Лицо его просияло. — Ясное дело, они боялись эскимосов, и они не решились отправиться туда, трусы.— Это там ты заплыл на веслах в пещеру? — спросил Сигват.Хьяртан кивнул.— Если хочешь, чтобы я рассказал об этом, мне нужно немного промочить горло.Основательно глотнув из чаши, он продолжал:— В тех горах, что рядом с золотоносным берегом, было множество пещер. И в шторм волны поднимались так высоко, что невозможно было войти туда. В тихую же погоду вода не доходила до уключин весел. Из одной пещеры слышался треск, похожий на удары грома, и никто не осмеливался зайти туда и посмотреть, в чем дело. «Ты, Хьяртан, — сказал Торвальд, — ты самый смелый из нас, ты и пойдешь туда». И я сказал ему: «Да, я готов осмелиться на это», — и пошел.— И что же ты там обнаружил? — спросил Эльвир, никогда до этого не слышавший подобных небылиц.— Я увидел там удивительные вещи, — сказал Хьяртан, глотнув еще меду, прежде чем продолжать дальше: — В той пещере жил здоровенный бычок. Он лежал в углублении в скале, держа нос у самой поверхности воды и разинув пасть, так что рыбы и другие морские животные заплывали прямо туда. И когда он закрывал пасть, слышался треск. Я поспешно выскочил наружу. Но тут нахлынула волна и потащила меня вместе с лодкой прямо в пасть бычку. Ты бы слышал, какой послышался грохот! Чудовище поперхнулось, закашляло и выплюнуло меня вместе с лодкой из пещеры! Посмотрел бы ты на остальных парней: они дрожали, как осиновый лист, потому что вся гора задрожала, а сам я вылетел из пещеры с такой скоростью, словно меня преследовали злые духи! Там была еще одна пещера. Но если рассказывать об этом, нужно опять промочить горло.Вволю глотнув меду и вытерев рот рукавом, он продолжал:— Вторая пещера была глубокой, — начал он. — Я греб и греб, становилось все темнее и темнее. Но вдруг я увидел удивительный мерцающий свет и, оглядевшись по сторонам, увидел, что нахожусь в просторном помещении и что ко мне направляется группа эскимосов с факелами. «Откуда вы здесь взялись? » — спросил я. И тот, кто шел первым, ответил: «Мы пришли с другого края земли».— Значит, твои эскимосы говорили по-норвежски? — спросил Гутторм, подмигивая Эльвиру.— Я умею говорить по-эскимосски, — с достоинством ответил Хьяртан и, пользуясь паузой, глотнул еще меда. — «А я пришел из далекой страны, что к востоку от восхода солнца», — сказал я. «Ты, должно быть, великий хёвдинг, — сказал он мне, — если осмелился в одиночку войти в эскимосскую пещеру. Никогда я не видел таких храбрецов, как ты. Хочешь быть нашим богом? » Я поблагодарил его и сказал, что мне нужно домой в Апаватн. И ты бы видел, как он тогда разъярился! «Раз ты не хочешь, мы тебя заставим! » — сказал он. «Этого мне только не хватало, — подумал я. — Это похуже, чем бычок». И тогда я вспомнил, что в лодке у меня были лосиные рога. И я надел их на голову, крепко придерживая длинным и указательным пальцами, раздвинув большими пальцами губы и вытаращив глаза. И завыл во всю глотку… И я не знал, куда подевались все эскимосы, но больше я их не видел.Голос Хьяртана стал неразборчивым.— Должно быть, ты видел того лосося, которого я чуть было не поймал летом в Стейнкьере… — сказал он Сигвату.— Ты имеешь в виду того самого, который смахнул тебя с лодки хвостом? — спросил Эльвир.— Нет, я имею в виду не его, парень, тот был крупнее! Я уже схватил было его за шею, но тут он повернулся и плюнул мне в лицо. И мне пришлось отпустить его.В другом конце зала поднялась хрупкая, маленькая женщина.— Хьяртан! — резко, словно удар копья, прозвучал ее голос.Хьяртан сразу весь как-то скрючился и обмяк.— Извини, Сигват, — торопливо пробормотал он и понуро поплелся к двери.С этого дня его стали звать Хьяртан Эскимосское чучело.
С появлением Сигвата словно сам Браге Бог скальдической поэзии.

пожаловал в Эгга. Не было такого события, о котором бы он ни сложил песнь, начиная от добычи Эльвира, привезенной из походов, совершенных вместе с ярлом Эриком, и кончая подгорелой кашей у одной из служанок.От него исходила такая радость жизни, он с таким искренним сочувствием воспринимал радости и печали окружающих, что его невозможно было не любить. Но время от времени на него находила та мечтательность, которую Сигрид заметила в первый день.Он попросил ее показать ему другие работы, и она достала из сундуков свои самые лучшие вещи. И она была просто напугана тем, насколько хорошо он понимал, что она хотела изобразить, не требуя от нее никаких пояснений. И увидев ее работы, сделанные в тот период, когда она вынашивала Грьетгарда, он произнес без всякого вопроса в голосе:— Тебе было тогда тяжело.Она не ответила, в этом не было необходимости.Сигрид не раз замечала на себе взгляд Эльвира, разговаривая с Сигватом. И ей самой приходила в голову мысль о том, что далеко не случайно Сигват появляется на поварне всякий раз, когда она бывает там, или в старинном зале, если она сидит за ткацким станком.Однажды вечером Эльвир не выдержал. Сняв башмаки, он швырнул их, один за другим, в стену.— Это уж слишком, и Блоин Прозвище великана Имира, из тела которого была создана земля.

тому свидетель! — воскликнул он.Сигват сочинил песнь в честь Сигрид. Он продекламировал ее за столом, и Эльвир вскипел, но, связанный обязательствами гостеприимства, обуздал себя.— Не кричи! — пыталась остановить его Сигрид. — Тебя слышно даже в Мэрине!— И прекрасно! — в гневе ответил Эльвир. — Надеюсь, что твой друг Сигват не настолько занят, чтобы не вознаградить себя, послушав, что я говорю. Ведь теперь-то я знаю, куда упали те капли скальдического меда, которые, к несчастью, потерял Один по пути в Асгард. Они упали в Апаватне, тем самым дав способность к рифмоплетству тому глупому скальду, который их выпил. Вот почему Исландия кишит убогими рифмоплетами, возомнившими себя поэтами!— Тебя никто не заставляет любить Сигвата, — раздраженно произнесла Сигрид. — Но он не тот, о котором ты говоришь. Для этого он слишком одарен. Он вкусил истинный мед поэзии, можешь быть в этом уверен. И если он выпил его слишком много, то в этом вина самого Одина.— Разумеется, ты защищаешь его… — сказал Эльвир и с издевкой прочитал две наименее удачные строки из песни Сигвата:
С сиянием солнца сравнится женщины красота…
— И я должен выслушивать все это, видя, как ты сидишь, подобострастно, как сука, глядя на него и ловя каждое его слово!— Уймись! — в гневе произнесла она. — Если мне нравится Сигват и его песни, это не значит, что ты должен вести себя как вёльва, которую не вознаградили за ее искусство! Если ты думаешь, что я делаю что-то плохое, скажи мне об этом прямо. А если не хочешь, то помолчи!Эльвир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его снова, увидев, что маленький Турир, спавший в одной кроватке со своей сестренкой, проснулся, разбуженный сердитыми голосами.Сигрид подошла, чтобы успокоить его. Но Гудрун тоже проснулась, пришлось успокаивать и ее, и на это ушло много времени.Между тем гнев Эльвира прошел. Он прилег, закрыв глаза, вид у него был усталый. Сигрид стояла и смотрела на него.Волосы Эльвира уже начали седеть, и сам он утверждал — хотя этого никто и не замечал, — что начинает толстеть. И чтобы поддерживать себя в форме, он тренировался и занимался военными играми.Может быть, поэтому, думала Сигрид, он так тяжело воспринял эту историю с Сигватом, чувствуя больше обычного их разницу в возрасте?Она прилегла рядом, взяла его руку, положила ее к себе на плечо. Он ничего не сказал, и она положила голову ему на плечо.Они были женаты уже более семи лет, и Сигрид чувствовала, что ее жизнь настолько переплелась с жизнью Эльвира, что связь эту невозможно было порвать, не разорвав при этом на куски ее судьбу.Как мог Эльвир подумать, что Сигват что-то значит для нее? Хотя она и вправду восхищалась его песнями, да и он сам нравился ей, и она была польщена его поклонением, но… Но… Мысль ее оборвалась. Было ли это все? Была ли она уверена в том, что в той радости, которую она испытывала в присутствии Сигвата, в том взаимопонимании не крылось что-то большее? Может быть, Эльвир был прав в своем гневе?И чем больше она думала об этом, тем больше склонялась к мысли о том, что питала к юноше более горячие чувства, чем ей казалось: медленно и незаметно в ней нарастало влечение.Она дурно поступила с Эльвиром. Ей даже не приходила в голову мысль о том, что кто-то другой может завладеть ее мыслями; она не понимала, что с ней происходит. Теперь же она начинала понимать, что любовь, которую один человек испытывает к другому, не продолжается сама по себе, если за это не бороться.Внезапно ей пришла в голову мысль, испугавшая ее: может быть, она дурная женщина? Может быть, в ней самой нет той верности, которую ждут от женщины и о которой слагают саги и песни? Той верности, которая заставляла Сигрид горевать о смерти Хельге… И она мысленно увидела лицо человека, о котором не вспоминала уже много лет: лицо Эрика Торгримссона из Бьяркея. Когда-то она соблазнила его, не думая о последствиях, а потом забыла.И на этот раз, с Сигватом, она бездумно рисковала очень многим! При одной мысли об этом ее бросило в жар, она инстинктивно прижалась к Эльвиру, и он крепче обнял ее.И теперь, когда она поняла, что к чему, она решила отгородиться от всех, кто мог бы помешать ее любви к Эльвиру. И она удивлялась тому, что Эльвир, насколько ей было известно, не изменял ей все эти годы и думал об измене то же самое, что и она. Ей вдруг захотелось поблагодарить его за то, что он помог ей понять ее заблуждения.— Значит, стоит время от времени выходить из себя, — сказал он. — Но после этого тебе не следует разговаривать с Сигватом, разве что по долгу вежливости.Сигрид кивнула, лежа на его плече.— Ты чувствуешь то же самое? — спросила она.— Что именно?— Что мог бы увлечься другой, если бы не следил за собой…— Я перестал думать об этом с тех самых пор… — ответил он. — И я пришел к выводу, что если у тебя есть что-то хорошее, нужно держаться за него. И я был бы глупцом, поставив на карту все, что мы с тобой нажили, ради сомнительных радостей! — он улыбнулся. — Кстати, я, видимо, плохо тебя воспитывал, — игриво добавил он. — Так что мне придется, наверное, снова завести себе… — он засмеялся и крепче прижал ее к себе. — Может быть, я тоже разлюблю тебя… — прошептал он ей на ухо.
Заканчивался месяц забоя скота С середины октября до середины ноября.

, когда из Стейнкьера пришло известие о том, что ярл желает поговорить с Эльвиром.Эльвир вернулся в Эгга в мрачном настроении.— Олав Харальдссон вступил в Трондхейм, — сообщил он Сигрид. — И Эйнар Тамбарскьелве разоряет пограничные деревни. Если бы крестьяне могли объединиться! — озабоченно произнес он. — Мне хотелось бы, чтобы ярл собрал ополчение. Мы смогли бы и здесь набрать людей.И через три дня пришло уведомление от Эйнара Тамбарскьелве о том, что бонды не могут больше решать, кто будет у них хёвдингом. Олав недвусмысленно заявил им, что управлять ими теперь будут люди, назначенные прежде Олавом Трюгвассоном, и что они нарушили присягу.— Много ли мы выиграем, приняв условия Олава Трюгвассона? — с яростью и отчаянием произнес Эльвир. — Неужели народ ничему еще не научился?Но Олав Харальдссон был уже на пути к фьорду. И ярлу Свейну, у которого не хватало людей, чтобы встретиться с ним в бою, пришлось спасаться бегством. Один из его кораблей был оставлен на плаву до зимы — на нем он и отплыл под парусами из фьорда.Фру Холмфрид была на последнем месяце беременности и не могла ехать с ним; вместе со своими служанками она прискакала верхом в Эгга. Энунд, не желавший покидать свой скромный приход, тоже приехал.Уведомление было разослано по всем усадьбам. И в конце концов в Эгга собралось значительное войско.
Сигрид сидела в зале с фру Холмфрид и Торой, когда сообщили, что показался королевский корабль. Все сразу заволновались: ярл отплыл совсем недавно, и король мог перехватить его в проливе.— Помилуй, Господи, — прошептала Холмфрид, дочь короля, закрыв глаза и сложив в молитве руки.Сигрид хотелось утешить ее, но она сама чувствовала себя беспомощной. Все происходящее казалось ей совершенно нереальным, она никак не могла понять, что это серьезно. Она видела, как Эльвир готовится к бою — ведь он был хёвдингом для всей округи. Она видела серьезные лица посыльных, скачущих в соседние имения; видела двор, запруженный вооруженными людьми с суровыми лицами, знакомыми ей и не знакомыми…Все это было похоже на кошмарный сон.
Эльвир стоял с группой людей и наблюдал, как корабль Олава Харальдссона подходит к Стейнкьеру. Было ясно, что ни ярла, ни его людей не было на борту в качестве пленных, и все удивлялись, как ярлу удалось улизнуть от Олава.Но король прибыл с большим вооруженным отрядом, и бонды были предупреждены о том, чтобы не начинать драку, если сам Олав не рвется в бой, а дождаться подкрепления из соседних усадьб.Вскоре после того, как отряд короля вышел на берег в Стейнкьере, в Эгга прискакал оттуда человек. Это был один из исландцев, остановившихся там, товарищ Гицура и Сигвата. Он сказал, что король требует от них вторую половину пошлины, которую ему задолжал ярл Хакон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26