— Начальник стражи Педро де Мунгиа перешел на службу к его величеству, корабль отца-доминиканца плывет сюда, но не затем, чтобы сдаться вашему превосходительству, а чтобы дать жестокое сражение, у них огненные снаряды, пушки и двести аркебузов, Педро де Мунгиа, ставший пособником и наперсником монаха, плывет вместе с ними.
Начальник стражи Педро де Мунгиа перешел на службу к его величеству! Никогда еще не испытывал я такого жестокого удара, даже в те минуты, когда двести неправедных плетей раздирали мне спину на площади Потоси, даже когда полумертвым рухнул я в битве при Чукинге, даже когда суровые беды принудили меня убить такую красавицу донью Инес де Атьенса. Начальник стражи Педро де Мунгиа перешел на службу к его величеству, и измена эта означает, что теперь в руках у моих врагов все мои планы и намерения, и я уже не смогу внезапно атаковать Номбре-де Дьос, захватить провинцию Панама, пополнить наши ряды беглыми неграми, сколотить армию в три тысячи человек, завладеть галерами и пушками, напасть на Перу с большим и непобедимым флотом и под знаменем свободы одолеть короля Испании, все обратилось в дым и несбыточную мечту. Будь проклят ты, сукин сын Мандрагора, что не дал мне предвестья об измене, в день моей смерти ты унесешь мою душу в ад, но в этот час измены и вероломства я вышвыриваю тебя из моего тела, тупой Мандрагора, я тебя проклинаю и изрыгаю. Я пролью кровь, и она потечет по долинам острова Маргариты, кровь твоих развратных монахов и злонамеренных правителей, король Филипп, и не будет такой беды, что поколебала бы мой мятежный дух до самой моей смерти, пусть даже меня покинут и предадут все мои военачальники, мои мараньонцы, мои дети.
Первый раз в жизни видела дочка Эльвира, что он теряет рассудок, первый раз увидела она его таким старым, это был уже не твердый вождь мараньонцев, не Князь Свободы — дряхлый, безумный, глубоко несчастный солдат выкрикивал непонятное во дворе крепости. И тогда дочка Эльвира подошла к нему и сказала дотоле неслыханное: «Отец, поцелуйте меня».
Лопе де Агирре владел островом Маргариты сорок дней и за это время отдал приказ о двадцати пяти казнях, которые впоследствии осуждались и порицались учеными и писателями. В списке, составленном его недругами, смерти эти приведены в следующем порядке:
1. Смерть Диего де Балъкасара.
Перед тем как бросить якорь в водах Парагуаче, жестокий тиран отдал приказ казнить гарротой капитана Диего де Балькасара, и бесчеловечное приказание было исполнено двумя неграми по имени Франсиско и Хорхе, которые выполняли роль
— Чинопочитание и низкопоклонство Диего Балькасара перед монархами и судьями отвратительно, — говорит Лопе де Агирре. — В городе Сиудад-де-лос-Рейес он играл в карты с вице-королем Уртадо де Мендосой и сам раболепно похвалялся такой привилегией. Никогда не забуду, как нескладно поступил этот Диего де Балькасар, когда после смерти губернатора Урсуа его назначили главным судьей, а он во всеуслышание сказал: «Принимаю жезл во имя короля Филиппа, нашего государя, и никого иного». Я тогда еще хотел наказать его за оскорбление, но мерзавец ускользнул от правосудия, спрятался за спиною принца Фернандо и кричал при этом без стеснения: «Да здравствует король! Да здравствует король!» Здесь, у берегов Маргариты, настал его последний час, не потащим мы дальше за собою, к тому же против его воли, этого матерого холуя и поклонника королевской задницы.
2. Смерть Гонсало Гираля де Фуэнтеса.
Не успел испустить дух Диего де Балькасар, как жестокий тиран приказал казнить гарротой другого офицера по имени Гонсало Гираль де Фуэнтес, который в свое время был великим другом принца дона Фернандо и, невзирая на то, предостерег однажды Лопе де Агирре от готовящихся против него козней. Напоминание о той услуге не помогло, ему даже не дали исповедаться, веревка, затянутая на шее, оборвалась, добивали его кинжалами и выбросили в
— Действительно, — говорит Лопе де Агирре, — этот Гонсало Гираль был одним из тех, кто предупредил меня о заговоре принца дона Фернандо и его покойных военачальников против меня. Измена радует, изменник раздражает, гласит пословица. Услыхав приговор, Гонсало Гираль побелел и упрекнул меня в грехе неблагодарности. Дело в том, ответил я ему, что по глазам твоим видно, что продашь ты меня так же, как продал дона Фернандо. Что же касается веревки, клянусь вашей милости, оборвалась она потому, что Гираль де Фуэнтес сопротивлялся вместо того, чтобы смириться и умереть как подобает солдату.
3. Смерть Санчо Писарро.
В самый день прибытия в Парагуаче жестокий тиран послал одного солдата по имени Мартин Родригес с проводником индейцем гуайкери наземным путем в Банда-Норте, где стояла на якоре бригантина Мартина Переса де Саррондо. Солдат Мартин Родригес должен был передать краткое поручение: «Без промедления, ваша милость, выходите к нам, а по дороге предайте смерти капитана Санчо Писарро». Кровожадный начальник штаба Мартин Перес де Саррондо с превеликим удовольствием выполнил полученный приказ. Сойдя на берег, он с пятью людьми отошел подальше, и в лесочке они лишили жизни Санчо Писарро, заколов его кинжалами и пиками, как приказал им жестокий
— Проклятый Санчо Писарро, — говорит Лопе де Агирре, — не давал мне покоя с самого начала похода. Посудите сами, ваша милость, этот Санчо Писарро был любимым и уважаемым офицером у генерала Педро де Урсуа и у Хуана Алонсо де Ла Бандеры, оба доверяли ему самые рискованные задания, Санчо Писарро, лукавый трухильянец, умел скрывать свои намерения, Санчо Писарро, низкий хитрец, в критическую минуту мог без колебаний выпалить из аркебуза в грудь своему недругу, дай господи, чтобы этого недруга не звали Лопе де Агирре!, необходимо было схватить его за руку, не дать подобной беде приключиться.
4. Смерть Алонсо Энрикеса де Орельяны.
Через два дня после высадки на Маргарите жестокий тиран отдал приказ повесить на площади города Эспириту-Санто капитан-интенданта Алонсо Энрикеса де Орельяну, поскольку ему сказали, что этот Орельяна в день прибытия напился пьяным и принялся кричать, славить победу. Казнь свершили в полночь, не позволив виновному и слова сказать себе в защиту и не дав ему исповедаться, о чем он смиренно
— В распоряжении и под охраной капитана Алонсо Энрикеса де Орельяны находились все боеприпасы и огнестрельное оружие нашего лагеря, — говорит Лопе де Агирре. — Представьте себе, ваша милость, в самый день высадки в город Эспириту-Санто, не зная еще, остались ли на острове приверженцы губернатора и не выступят ли они против нас, чтобы отбить его, этот капитан Алонсо Энрикес де Орельяна уходит со своего поста в крепости, забирается в местную таверну и пьет до тех пор, пока его не выволакивают оттуда в бесчувственном состоянии. Негр Эрнандо Мандинга, который помогал класть его на носилки и который никогда не лжет и не распространяет клеветы, свидетельствует, что Орельяна в пьяном бреду грозился взбунтоваться, подобную похвальбу слышал от него и бакалавр Гонсало де Суньига, но никому об этом не сказал. Я велел без промедления вздернуть на виселицу шумливого капитан-интенданта Алонсо Энрикеса де Орельяну и воспользовался случаем с повышением назначить на эту должность самого верного моего друга Антона Льамосо, который, несмотря на всю свою преданность, выше сержанта еще не поднялся.
5 и 6. Смерть Хуана де Вильяторо и Педро Санчеса дели Кастильо.
Два дня спустя из лагеря жестокого тирана бежали пятеро солдат, а именно Гонсало де Суньига, Франсиско Васкес, Педрариас де Альместо, Хуан де Вильяторо и Педро Санчес дель Кастильо.
Генерал Лопе де Агирре, ревевший и бушевавший как тигр, велел позвать губернатора Вильяндрандо с его алькальдами и пригрозил, что, если не найдутся беглецы, он убьет их самих. Перепуганный губернатор и устрашенные алькальды отдали приказание прочесать все дома и горы на острове, но поймать пятерых бежавших мараньонцев, и так велико было проявленное усердие, что в конце концов нашли Кастильо и Вильяторо и привели их в кандалах, а еще раньше добровольно сдался Педрариас де Альместо, у которого была большая рана на ноге, Суньига же и Васкес так и не были найдены. Жестокий тиран велел повесить на одном дереве обоих — Кастильо и Вильяторо, и неожиданно для всех помиловал Педрариаса де
— Будь прокляты все бакалавры на свете! — говорит Лопе де Агирре. — И Васкес, и Суньига, и Педрариас — бакалавры, и они одни вышли живыми из этой переделки. Ваша милость прекрасно знает, что все мятежи в Новом Свете терпели поражение потому, что трусы и клятвопреступники переходили на сторону короля. Кордовец Хуан де Вильяторо и Педро Санчес дель Кастильо, родом из Бадахоса, были повешены ночью, тотчас же после поимки, а Педрариаса де Альместо я освободил от наказания по причине, о которой скажу позднее или вообще никогда не скажу.
7. Смерть Хоанеса де Итурриаги.
На десятый день своего пребывания на острове жестокий тиран распорядился убить капитана Хоанеса де Итурриагу, который был его любимым другом и земляком и которого в лагере уважали за высокие душевные качества. Капитан Итурриага сидел-ужинал, пил вино в обществе других мараньонцев, как вдруг вошел начальник штаба Мартин Перес де Саррондо с десятью своими подручными, и на глазах у всех они застрелили его из аркебузов, сказав, что делают это по приказу генерала Лопе де Агирре. На следующее утро, похоже, жестокий тиран сожалел о совершенном преступлении, ибо повелел предать земле капитана Хоанеса де Итурриагу с большими почестями, и отец Педро де Контрерас отслужил торжественную
— Ни в этой казни и ни в какой другой я ничуть не раскаиваюсь, — говорит Лопе де Агирре. — Теперь я понимаю, что в ошибке моей был повинен злодей Мартин Перес де Саррондо, мой начальник штаба, который завидовал тому, что все в лагере любили отважного баска капитана Хоанеса де Итурриагу. Я тогда был в отчаянии, что все не возвращался Педро де Мунгиа, отправившийся на захват корабля монаха Монтесиноса, он долго не возвращался, и я начал бояться, что он не вернется вообще. В дурной час пришел ко мне начальник штаба с наветом на капитана, злоба ослепила меня, и я поверил его словам. А когда в голове у меня прояснилось, было поздно. Немного полегчало от того, что похоронили капитана Хоанеса де Итурриагу с почестями, которых он заслуживал. Погребальная процессия вышла из крепости, более часа пробыла в церкви и завершила церемонию на кладбище. Впереди монахи и регенты несли крест, четыре человека, верхом на мулах, глухо били в литавры, им отзывались нестройным гулом тамбурины и барабаны, посреди процессии шел я, Лопе де Агирре, удрученный и в трауре, в знак траура по земле волочились знамена, церковные колокола печально звонили, рожки и свирели надрывались в похоронном плаче, алтари были затянуты черным крепом, отец Контрерас пропел requiem aeternam [32], но капитан Хоанес де Итурриага был мертв и не мог видеть и принять почести, которые ему воздавали.
8, 9, 10, 11 и 12. Смерть Хуана де Вильяндрандо, Мануэля Родригеса де Сильвы, Косме де Леона, Педро де Касереса и Хуана Родригеса.
Жестокий тиран был еще вне себя от гнева, в который привело его бегство Педро де Мунгиа, и разъярен мыслью о приближении корабля монаха Монтесиноса, который уже видели в лиге от Пунта-де-Пьедры, с сотней стрелков из аркебузов и тьмою вооруженных стрелами индейцев на борту, не говоря уж о пушках и кулевринах. Прежде чем выйти с ними на бой, жестокий тиран приказал казнить самого губернатора Хуана де Вильяндрандо, алькальда Мануэля Родригеса де Сильву, главного альгвасила Косме де Леона, рехидора Педро де Касереса и слугу Хуана Родригеса, которые содержались пленниками в крепости Пуэбло-де-ла-Мар. Однажды в понедельник он велел вывести их из темных камер и подземелий, не снимая кандальных цепей, и пообещал, что им будет сохранена жизнь: «Можете поверить мне, сеньоры, что, даже если монах Монтесинос приведет с собой самое большое во всем Новом Свете войско и будет биться со мной и в этом бою погибнут все мои товарищи, даже в этом случае никому из вас не грозит опасность и никто из вас не лишится жизни». Услыхав такие слова, пленники воспрянули духом, но злокозненный тиран и не думал выполнять свое обещание. Едва их снова развели по камерам, как пришел тот самый безжалостный Франсиско Карьон, что предавал смерти донью Инес де Атьенса в мараньонской сельве, следом за ним по лестнице спустились два негра со зловещими веревками в руках и четыре солдата с обнаженными шпагами; Франсиско Карьон сказал несчастным пленникам, чтобы они скорее поручали душу богу, потому что сейчас они умрут и нет времени звать отца-исповедника; губернатор Вильяндрандо горько посетовал, ссылался на то, что генерал Лопе де Агирре всего несколько минут назад клялся и давал честное слово, что сохранит им жизнь; остальные четверо злополучных пленников только жалобно охали; но злодей Франсиско Карьон не захотел слушать их доводов и приказал неграм удушить их одного за другим гарротой, первым губернатора, который был самым бравым из них, затем алькальда Мануэля Родригеса, за ним главного альгвасила Косме де Леона, потом слугу Хуана Родригеса, а последним — рехидора Педро де Касереса, потому что был он параличный и больной, жалость брала убивать такого. Узнав, что его приговор приведен в исполнение, жестокий тиран безмерно обрадовался и велел похоронить пятерых покойников в двух вырытых в углу крепости ямах. Но, перед тем как закопать их, он собрал всех своих солдат у циновки, где лежали бренные останки пятерых казненных, и произнес следующую чудовищную речь: «Смотрите, мараньонцы, что вы наделали! За плечами у вас зло и беды, которые чинили вы на реке Мараньон, где убили вашего губернатора Педро де Урсуа, и его заместителя Хуана де Варгаса, и еще многих других, где вы провозгласили принцем и клялись в верности дону Фернандо де Гусману и ставили под присягой свои имена, а ныне убит на острове здешний губернатор с алькальдом и судьями, вот они, смотрите! Пусть теперь каждый из вас позаботится о себе хорошенько и сражается за свою жизнь, ибо нигде в мире не сможете более вы жить в безопасности без меня после того, как совершили столько преступлений. И пусть никто не говорит: я этого не делал, я этого не видел, ибо я — всего-навсего человек и ничего подобного не мог совершить, если бы не ваши»
— В жизни не слышал более лживой и обманной истории, чем та, которую вашей милости рассказали, — говорит Лопе де Агирре. — С этим губернатором Вильяндрандо и его алькальдами я раз и другой обратился в высшей степени милостиво; совсем недолго подержал их в плену и выпустил на свободу, отпустил домой и попросил их по-доброму помогать мне править на острове, попросил их дружбы, и они обещали и поклялись. Ай-ай-ай, через три дня мои шпионы донесли, что губернатор со своими алькальдами пытаются меня провести; я приказал, чтобы собрали и тщательно охраняли все пироги индейцев аруаков, которые приплыли на остров торговать, губернатор же Вильяндрандо и его главный альгвасил Косме де Леон вместо того, чтобы выполнять мою волю, посоветовали индейцам аруакам разойтись по домам со своими пирогами и сплетнями; тогда я велел снова бросить их в тюрьму и заковать в кандалы. Потом я еще раз дал слово сохранить им жизнь, да, так было, но вслед за тем пришел ко мне солдат-португалец Гонсало де Эрнандес и рассказал о новых затеях вероломный обманщиков; губернатор с его дружками не смирились духом в тюрьме, дьявол их побери!, а позволили себе отправить гонцов на корабль монаха Монтесиноса, «сойдите, ваша милость, на берег, сразитесь с этими тиранами и уничтожьте их», говорилось в том послании. Вот тогда терпение мое сменилось гневом, и я отдал их в руки капитана Франсиско Карьона, дабы он свершил правосудие, ибо я не на праздник вышел с цветами и песнями, но на смертный бой с королем Испании и его управителями. История, которую выслушала ваша милость, правдива лишь в том, что я собрал солдат перед трупами пяти казненных и сказал им, что ни один мараньонец никогда уже не сможет повернуть назад или перейти на сторону врага, ибо никогда им не получить прощения за их преступления, которые в равной мере и мои. Судьба их отныне, даже проживи они тысячу лет, — сражаться вместе со мною до смертного часа.
13. Смерть Мартина Переса де Сарропдо.
Удушив гарротой губернатора с его алькальдами и судьями, жестокий тиран отбыл в Пунта-де-Пьедру с восьмьюдесятью пятью стрелками в намерении дать бой и победить монаха Монтесиноса, взять живьем Педро де Мунгиа и казнить его злой казнью. Старшим и главою города Эспириту-Санто он оставил начальника штаба Мартина Переса де Саррондо, который в честь такого события той же ночью закатил пир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31