— Четверть седьмого. Если вы до семи не вернетесь, мне придется предположить, что я никогда в жизни больше не увижу вас.— И вас бы это очень огорчило? — насмешливо сказал Морхен.— Но как мне быть? — ответила она. — Не могу же я оставить своего будущего мужа в беде.Захихикав, Морхен исчез.— Я достаточно ясно намекнула, что ему пора бежать, — остальное в ваших руках.— А если директор не вынесет такого удара?— Этого не бойтесь, — сказала она, после чего и он перестал сомневаться.Она ушла. Он энергично зашагал по комнате, дымя папиросой и рисуя себе победоносное завершение дня: директор «Главного агентства по устройству жизни» избавлен от своего злого гения, он сам — Терра — компаньон, власть завоевана в один день… Время приближалось к семи; он вошел в приемную, там стоял шум и гул.Зейферт прыгал по своей клетке как заведенный. Увидев Терра, он зашептал:— Немыслимо с ними справиться, семьдесят тысяч скоро придут к концу, деньги рвут у меня из рук.— Терпение, — успокаивал его Терра уверенным тоном.В толпе он наткнулся на Куршмида, разделявшего общее беспокойство. Ходили темные слухи, и шли они из недр самого предприятия.— Уж не вы ли будоражите тут всех? — спросил он Терра, но Терра ничего не понял.Еще не старый, но обросший бородой человек, который держался подле Куршмида, тоже проявлял сильное волнение.— Господин Гуммель и его друзья вложили сюда капитал общества «Всемирный переворот», — пояснил Куршмид.— Всемирный переворот может свершиться, здесь к нему готовы, — сказал громко Терра и огляделся. Вдруг он заметил Элиаса.Элиас стоял у двери комнаты, где помещалась касса, он следил за Терра смиренно-недоверчивым взглядом и, увидев, что тот его заметил, пошел навстречу.— Ну? — осведомился Терра. — Где он?— Неужели сбежал? — в свою очередь спросил Элиас. — Этого я от него не ожидал. — Он был искренно удивлен.— Вы, значит, не следили за ним, — грозно произнес Терра.Элиас же — хладнокровно:— Разве это нужно, господин комиссар? Я и так знаю, что делает Морхен. Он играет.Терра не сразу вник в смысл этих слов. Значит, Морхен играл по поручению директора на деньги «Главного агентства». С выигрыша он получал проценты, проигрыш его не касался. Тайна открывалась так просто.— Я выследил его, — объяснил Элиас. — Тогда он стал мне давать время от времени по десять марок. Ну что ж, я и держал язык за зубами.— Банк, где лежат ваши сбережения, скоро лопнет, — прорычал Терра.Элиас шарахнулся.Зейферт, который разрывался на части, в отчаянии подозвал Терра. Тот вместо него подошел к рупору, Оттуда раздался голос директора:— Неужели Морхен до сих пор не вернулся?— Господина Морхена здесь не было, — сказал Терра, подражая голосу кассира. — И касса пуста.Директор, громко и уверенно:— Значит, он придет сейчас. Именно сегодня должно закончиться одно грандиозное дело.Терра взволнованно, голосом Зейферта:— Господин директор, господин Морхен пришел. Одну минуту! — Затем, предпослав утробный смешок, сказал, подражая голосу Морхена: — Господин директор, не повезло.— Все потеряно?— Не волнуйтесь, господин директор. Для себя я выиграл.— Негодяй, ты меня ограбил!— Это вы говорите мне? — прозвучал обиженный голос Морхена. — Вот вы какой, господин директор! Семьдесят тысяч вы прощаете, а мои пятьсот марок разорили вас. Я ухожу в частную жизнь. Всего хорошего, господин директор.И Терра больше не отвечал ни слова, сколько ни звал директор своего Морхена.— Что вам угодно, господин директор? — спросил он, наконец, собственным голосом.— Я разгадал вас, — ответил сейчас же директор. — Вы пролезли ко мне, чтобы шпионить. Я тоже велел следить за вами. Где Морхен?— У него есть основания больше не показываться, — пояснил Терра и прибавил, что жалеть о Морхене не стоит. Отныне «Главное агентство по устройству жизни» может работать на здоровой основе. Но директор не поддавался уговорам.— Вы отказываетесь вернуть мне Морхена? — упорно твердил он. — Без Морхена ничего не выйдет. Вы отказываетесь… — Голос смолк. Затем вдруг — сухой треск. Терра отпрянул и огляделся.Положение было критическое. Загородка, защищающая кассу, лежала сломанная на полу, и в нарастающем шуме преобладал крик: «Полицию!» Терра, которого окружила толпа, требуя сведений, пытался все свалить на плутовство одного из служащих; самому предприятию, по его словам, не угрожало никакой опасности. При этом он с дрожью в сердце оглядывался, ища лазейки. Что там случилось с директором?..«Народ» вывел его из тяжелого положения, — он так вопил, что привлек к себе общее внимание.— Проклятая еврейская шайка! — кричал он. — Довольно уж народ терпел от вас!Все поддержали его: вкладчики, спекулянты, актеры, зрители и заблудившиеся мечтатели.Глубоко потрясенному поэту Гуммелю пришлось усомниться в мировом перевороте из-за отказа «Главного агентства по устройству жизни» от платежей. Только Элиас являл собой оазис беспечности.— Чего надрывается этот парень? — спрашивал он, показывая большим пальцем через плечо на шумевший «народ». — Вольно ж ему было всему верить!Терра энергично протиснулся в комнату. Он и сам верил в директора, верил настолько, что не принял никаких мер предосторожности и таким образом ускорил катастрофу!.. В темную каморку вторглись беснующиеся дикари, а между тем дядюшка Ланге, глухим воем выражавший скорбь о потере столь тяжко заработанных грошей своей дочери Альмы, орудовал топором. Рама обитой войлоком двери затрещала, наконец дверь поддалась и толпа ввалилась в комнату. Но взятая с бою тайна оказалась иной, чем все ожидали. При виде комнаты с бутафорией вместо книг, с люком, с пустыми стенами вместо несгораемых касс, наполненных награбленным добром, многим стало смешно. Но, заглянув за один из бутафорских книжных шкафов, люди перестали смеяться. Безмолвно толпились они, обмениваясь вполголоса краткими соображениями, а затем дружно удалились.Терра закрыл дверь и для безопасности припер ее самыми тяжелыми креслами. Только тогда он прошел за створку. Директор сидел в кресле у письменного стола, навалившись на один из локотников. Правая рука с револьвером свешивалась вниз; казалось, что она хочет потихоньку засунуть оружие под ковер. Голова склонилась набок и упиралась подбородком в плечо; таким образом, некогда пламенный, а теперь стеклянный взгляд директора приходился, как обычно, на уровне рук посетителей. Казалось, ему по-прежнему важнее всего, что они принесли.— Несчастный шарлатан, — заговорил Терра, — больше ждать нечего. Все это было лишь плодом твоего шарлатанства, плодом нашего общего шарлатанства. Чем сильнее я и мне подобные верили в существующий социальный строй, тем несокрушимее казался и ты. Временами чувствовалось, что в делах не все ладно, но никто не задавался вопросом, совместимы ли миражи с делами. Ты жертва всеобщей потребности в несбыточном. Те, кто ее удовлетворяет, гибнут, не дождавшись признательности. Мир праху твоему! — заключил он, услышав шаги.
Из люка появилась княгиня Лили.— Я не любопытна, — заявила она, когда Терра хотел провести ее за бутафорскую стену. — Кроме того, я боюсь новых разочарований.— Он совсем не страшен.— У него было все, чего я тщетно искала в мужчинах.— Неправда, — сказал Терра в приливе ревности. — У него не было будущности.— Смерть — единственное, чего нельзя простить. — С этими словами она повернулась к выходу. У самой лестницы она, однако, остановилась и схватилась за перила, у нее дрожали колени. — И я собиралась за него замуж. — Она содрогнулась. — А как раз теперь мне было бы особенно некстати попасть впросак.— Мое восхищение растет с часу на час, — как я понимаю, вы у нового поворота жизненного пути.Она вдруг протянула ему руку.— Я должна быть благодарна вам, Клаудиус.— А я несказанно поражен, что вы еще помните мое имя, — произнес он смиренно.— Мне сообщили, какую деятельность вы развили сегодня, чтобы вызвать здесь взрыв.— В этом вы мне ни на йоту не уступали, ваша светлость. Вы пожертвовали даже своими жемчугами.— Деньги не имеют значения там, где речь идет о более важном, — ответила она горделиво. И торжественно, почти с нежностью: — Вы, милый друг, уберегли меня от такого скандала, который никак не может быть на пользу женщине. Этого я не забуду никогда. Рассчитывайте на меня. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах. Клянусь в этом памятью покойного, — закончила она и стала спускаться впереди Терра по ступенькам.— Ваша квартира носит отпечаток изысканного вкуса, — констатировал он внизу.Она поджала губы.— Он вас уже не слышит. К счастью, все записано на мое имя и полностью оплачено.В одной из комнат, весело взвизгивая, без устали бегал из угла в угол ребенок, совсем еще крошка. Няня исчезла при их появлении.— Мама! — радостно крикнул малыш, бросил куклу, которую таскал за собой, и повис на матери.— Он умеет радоваться, — заметил Терра. — И у меня, говорят, была сильно развита эта способность.— Он все еще неразрывно связан со мной, — сказала мать. — Когда я волнуюсь, его невозможно унять.— До сих пор? А сколько ему лет?— Ему два года и три месяца, мой друг, — ответила она и посмотрела на него. Взгляд Терра, выдержавший ее взгляд, дрогнул, он сам не знал, больно ли, или сладостно. Он засмеялся.— И три года прошло со времени нашего близкого знакомства. Вы строго выдержали законный срок, Лили.— Это мальчик, — деловито пояснила она, — зовут его Клаус, как и полагается. Дай ручку дяде, Клаус!Терра наклонился, чтобы взять ручку ребенка. Его темные глаза с жгучим вниманием впились в карие глаза ребенка, в личико с красками блондина. Он едва удержался, чтобы не покачать головой. В конце концов это могло быть даже и правдой. Факт, не менее невероятный, чем многие другие. Нетрудно принять эту версию, как и всякую другую… Испуганный ребенок поспешил ускользнуть от назойливого гостя. Он поплакал минутку, а потом, весело взвизгивая, снова принялся бегать по комнате.— Позвольте выразить вам мою искреннюю, глубокую признательность, — произнес Терра и с изысканной любезностью поцеловал унизанную кольцами руку княгини.— Благодарность взаимная, — ответила она и налила ему ликера.— Разрешите задать вам только один скромный вопрос: почему именно на мою долю выпало это незаслуженное счастье?— Оно было не так уж не заслужено, — ответила она, пожимая плечами. — Ведь вы настоятельно требовали ребенка.— А до меня? — начал он злобно.— До вас, если вам угодно знать, никто этого особенно не требовал.Тяжело дыша, он устремил взгляд в одну точку.— Каковы же будут дальше наши отношения? — миролюбиво спросила она.— Проще всего было бы нам остаться добрыми друзьями, — живо предложил он.— Итак, если я ваш добрый друг: как у вас с финансами? Я не имею права оставить вас на произвол судьбы. Вы были заведующим отделом рекламы в агентстве, которое вряд ли будет существовать впредь.Он поспешил отклонить всякую заботу.Но она:— Мне вы ничего нового не скажете о том, как гнусна жизнь. В свое время вы всем пожертвовали для меня.Он возразил, что то было другое дело.— А кроме того, вы отец моего ребенка.За это он категорически не примет платы.— Но вы меня оградили от нелепого скандала.В ответ он засмеялся, и она вместе с ним. Это как будто разрядило атмосферу, и она дала волю слезам. Когда она встала, он поднялся вслед за ней. Они прошлись еще раз по комнате; ребенок стоял и злыми глазами следил за каждым их шагом. Терра держал ее под руку. Лили снова касалась его бедром; ее щека нежно льнула к его плечу, он чувствовал ее дыхание.— Мне кажется, случилось не такое уж большое несчастье, — сказал он резким тоном.— Ах, милый друг, вы еще не понимаете, что случилось. — Всхлипывая: — Господин фон Толлебен ускользнет теперь из моих рук.— Этот Бисмарк? Да пусть его! Он в долгу как в шелку.— Но его положение! Реклама! Клаудиус, помогите мне.— Он же не человек, а недоразумение, — рассуждал Терра. — У него нет темперамента. Что привязывало его к вам, мой друг? Высочайшая опера. Следовательно, нужно, чтобы этот шедевр был в вашем распоряжении. После смерти директора опера перешла к вам. Или, еще лучше, покойный хотел унести ее с собой в могилу и бросил в огонь. Вы с опасностью для своих прекрасных рук выхватили ее из пламени.— Какое пылкое воображение! — сказала женщина с той стороны и обняла его.— Если и после этого он не будет раболепствовать перед вами, то я готов стать вашим рабом.— Но вы как-нибудь натолкните его на это.— Возможность, пожалуй, представится, — сказал он и поджал губы. Он вспомнил о графине и тут же осознал, что ни разу не подумал сегодня о ней, о той, ради кого он вынес столь богатый событиями день. Она отдалилась от него за этот один день так, словно их прошло не меньше ста. Рядом с ним стояла женщина с той стороны и выжидательно смотрела на него. В это время к ним подбежал ребенок и первый раз прижался к его колену. В приливе еще не изведанного чувства Терра сел, чтобы приласкать ребенка, а кроме того, у него ослабели ноги.— Вы, вероятно, прервали учение, но, конечно, не забросили совсем? — спросила Лили. — Это было бы недостойно вас. Тот, кто поддержит вас, пока вы не закончите образования, отнюдь не прогадает. Скажем, вот я… Как знать? — заключила она мечтательно, положив руку ему на плечо.Он понял: «Может быть, вы женитесь на мне, скоро я приду и к этому, и сделаете карьеру при помощи моих сбережений и связей». Ему предлагалась комбинация, которая оскорбляла буржуазные приличия и была сама по себе унизительна. Ни под каким видом нельзя соглашаться — и все же это предрешено судьбой, приведшей его сюда. «Иди на унижение! Дерзай ради меня!» — твердила его судьба. Рука женщины с той стороны все еще покоилась на его плече. Он схватил эту руку, приблизил к ней лицо и вдруг в необузданном порыве прижал ее сначала к своему влажному лбу, а потом к скорбным губам.
Куршмид и писатель Гуммель все еще стояли в подъезде.— Какие здесь разыгрались потрясающие сцены! — сказал поэт. — Социальный вопрос — самая благодарная из тем.— Хорошо, что хоть вы не потерпели ущерба, — заметил Терра. Это относилось, правда, только к моральной стороне дела. Как Гуммель, так и Куршмид предвидели, что на заседании общества «Всемирный переворот», куда они направлялись, начнется форменная паника. Они пригласили Терра пойти с ними. Ему было не по себе, — ведь он немало содействовал катастрофе. Но Куршмид представил Гуммелю Терра как слушателя, способного оценить ту драму, которую Гуммель собирается прочесть нынче вечером членам правления «Всемирный переворот». В толпе Куршмиду и Терра удалось отстать на несколько шагов от Гуммеля.— Вы сегодня здорово похозяйничали, — сказал Куршмид чуть не с благоговением. — Директор будет не единственной жертвой.— Меня самого как обухом по голове ударило, — сознался Терра.— Умоляю вас, со мной не нужно маски! Ваша неутолимая потребность в нравственном совершенстве создает катастрофы, куда только ни ступит ваша нога. Но если бы это сразило даже меня самого, я все же предан вам до конца! — с пылким рукопожатием заключил Куршмид.Общество «Всемирный переворот» заседало в «Асканийском подворье». В большом неуютном помещении за длинным трактирным столом собралась полностью вся корпорация модернистов, мужчин в возрасте до сорока лет. Более пожилые были адвокаты, их положительный ум служил поправкой к отвлеченным дерзаниям литературных схимников. Увы, и они доверились «Главному агентству по устройству жизни» и были жестоко обмануты. Теперь, правда, они заявляли, что никогда не верили в этот вздор и только уступали пристрастию своих более наивных собратьев к социальным веяниям.— Что может быть общего у Грюнфельда с веяниями? — заметил кто-то, указывая на человека, сидевшего напротив Терра и явно страдавшего желудком. Слова здесь были такие же острые, как и умы. Требования предъявлялись высокие: находчивость, смелость, ультрасовременные взгляды в области искусства и социальные убеждения. За сарказмом выражений чувствовалось твердое верование — у одних искреннее, у других наигранное, но оно чувствовалось повсюду, в каждом разговоре: скоро предстоит ни больше ни меньше как решение социальной проблемы. В связи с этим наступала эра нового духа, так что обществу «Всемирный переворот» открывалась широкая дорога; но пока что оно устраивало спектакли в отдаленных пригородных театрах, для чего требовались средства — во имя настоящего и будущего блага.— Я прямо потрясен: здесь обсуждаются революционные мероприятия, — простодушным тоном сказал Терра господину, сидевшему напротив.— Сколько времени вы в Берлине? — спросил господин Грюнфельд.— Один день, — сознался Терра.— Я здесь уже двадцать лет, а всемирный переворот бывает только по средам.После этой отповеди Терра оставалось лишь приналечь на пунш, и для соседей он перестал существовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Из люка появилась княгиня Лили.— Я не любопытна, — заявила она, когда Терра хотел провести ее за бутафорскую стену. — Кроме того, я боюсь новых разочарований.— Он совсем не страшен.— У него было все, чего я тщетно искала в мужчинах.— Неправда, — сказал Терра в приливе ревности. — У него не было будущности.— Смерть — единственное, чего нельзя простить. — С этими словами она повернулась к выходу. У самой лестницы она, однако, остановилась и схватилась за перила, у нее дрожали колени. — И я собиралась за него замуж. — Она содрогнулась. — А как раз теперь мне было бы особенно некстати попасть впросак.— Мое восхищение растет с часу на час, — как я понимаю, вы у нового поворота жизненного пути.Она вдруг протянула ему руку.— Я должна быть благодарна вам, Клаудиус.— А я несказанно поражен, что вы еще помните мое имя, — произнес он смиренно.— Мне сообщили, какую деятельность вы развили сегодня, чтобы вызвать здесь взрыв.— В этом вы мне ни на йоту не уступали, ваша светлость. Вы пожертвовали даже своими жемчугами.— Деньги не имеют значения там, где речь идет о более важном, — ответила она горделиво. И торжественно, почти с нежностью: — Вы, милый друг, уберегли меня от такого скандала, который никак не может быть на пользу женщине. Этого я не забуду никогда. Рассчитывайте на меня. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах. Клянусь в этом памятью покойного, — закончила она и стала спускаться впереди Терра по ступенькам.— Ваша квартира носит отпечаток изысканного вкуса, — констатировал он внизу.Она поджала губы.— Он вас уже не слышит. К счастью, все записано на мое имя и полностью оплачено.В одной из комнат, весело взвизгивая, без устали бегал из угла в угол ребенок, совсем еще крошка. Няня исчезла при их появлении.— Мама! — радостно крикнул малыш, бросил куклу, которую таскал за собой, и повис на матери.— Он умеет радоваться, — заметил Терра. — И у меня, говорят, была сильно развита эта способность.— Он все еще неразрывно связан со мной, — сказала мать. — Когда я волнуюсь, его невозможно унять.— До сих пор? А сколько ему лет?— Ему два года и три месяца, мой друг, — ответила она и посмотрела на него. Взгляд Терра, выдержавший ее взгляд, дрогнул, он сам не знал, больно ли, или сладостно. Он засмеялся.— И три года прошло со времени нашего близкого знакомства. Вы строго выдержали законный срок, Лили.— Это мальчик, — деловито пояснила она, — зовут его Клаус, как и полагается. Дай ручку дяде, Клаус!Терра наклонился, чтобы взять ручку ребенка. Его темные глаза с жгучим вниманием впились в карие глаза ребенка, в личико с красками блондина. Он едва удержался, чтобы не покачать головой. В конце концов это могло быть даже и правдой. Факт, не менее невероятный, чем многие другие. Нетрудно принять эту версию, как и всякую другую… Испуганный ребенок поспешил ускользнуть от назойливого гостя. Он поплакал минутку, а потом, весело взвизгивая, снова принялся бегать по комнате.— Позвольте выразить вам мою искреннюю, глубокую признательность, — произнес Терра и с изысканной любезностью поцеловал унизанную кольцами руку княгини.— Благодарность взаимная, — ответила она и налила ему ликера.— Разрешите задать вам только один скромный вопрос: почему именно на мою долю выпало это незаслуженное счастье?— Оно было не так уж не заслужено, — ответила она, пожимая плечами. — Ведь вы настоятельно требовали ребенка.— А до меня? — начал он злобно.— До вас, если вам угодно знать, никто этого особенно не требовал.Тяжело дыша, он устремил взгляд в одну точку.— Каковы же будут дальше наши отношения? — миролюбиво спросила она.— Проще всего было бы нам остаться добрыми друзьями, — живо предложил он.— Итак, если я ваш добрый друг: как у вас с финансами? Я не имею права оставить вас на произвол судьбы. Вы были заведующим отделом рекламы в агентстве, которое вряд ли будет существовать впредь.Он поспешил отклонить всякую заботу.Но она:— Мне вы ничего нового не скажете о том, как гнусна жизнь. В свое время вы всем пожертвовали для меня.Он возразил, что то было другое дело.— А кроме того, вы отец моего ребенка.За это он категорически не примет платы.— Но вы меня оградили от нелепого скандала.В ответ он засмеялся, и она вместе с ним. Это как будто разрядило атмосферу, и она дала волю слезам. Когда она встала, он поднялся вслед за ней. Они прошлись еще раз по комнате; ребенок стоял и злыми глазами следил за каждым их шагом. Терра держал ее под руку. Лили снова касалась его бедром; ее щека нежно льнула к его плечу, он чувствовал ее дыхание.— Мне кажется, случилось не такое уж большое несчастье, — сказал он резким тоном.— Ах, милый друг, вы еще не понимаете, что случилось. — Всхлипывая: — Господин фон Толлебен ускользнет теперь из моих рук.— Этот Бисмарк? Да пусть его! Он в долгу как в шелку.— Но его положение! Реклама! Клаудиус, помогите мне.— Он же не человек, а недоразумение, — рассуждал Терра. — У него нет темперамента. Что привязывало его к вам, мой друг? Высочайшая опера. Следовательно, нужно, чтобы этот шедевр был в вашем распоряжении. После смерти директора опера перешла к вам. Или, еще лучше, покойный хотел унести ее с собой в могилу и бросил в огонь. Вы с опасностью для своих прекрасных рук выхватили ее из пламени.— Какое пылкое воображение! — сказала женщина с той стороны и обняла его.— Если и после этого он не будет раболепствовать перед вами, то я готов стать вашим рабом.— Но вы как-нибудь натолкните его на это.— Возможность, пожалуй, представится, — сказал он и поджал губы. Он вспомнил о графине и тут же осознал, что ни разу не подумал сегодня о ней, о той, ради кого он вынес столь богатый событиями день. Она отдалилась от него за этот один день так, словно их прошло не меньше ста. Рядом с ним стояла женщина с той стороны и выжидательно смотрела на него. В это время к ним подбежал ребенок и первый раз прижался к его колену. В приливе еще не изведанного чувства Терра сел, чтобы приласкать ребенка, а кроме того, у него ослабели ноги.— Вы, вероятно, прервали учение, но, конечно, не забросили совсем? — спросила Лили. — Это было бы недостойно вас. Тот, кто поддержит вас, пока вы не закончите образования, отнюдь не прогадает. Скажем, вот я… Как знать? — заключила она мечтательно, положив руку ему на плечо.Он понял: «Может быть, вы женитесь на мне, скоро я приду и к этому, и сделаете карьеру при помощи моих сбережений и связей». Ему предлагалась комбинация, которая оскорбляла буржуазные приличия и была сама по себе унизительна. Ни под каким видом нельзя соглашаться — и все же это предрешено судьбой, приведшей его сюда. «Иди на унижение! Дерзай ради меня!» — твердила его судьба. Рука женщины с той стороны все еще покоилась на его плече. Он схватил эту руку, приблизил к ней лицо и вдруг в необузданном порыве прижал ее сначала к своему влажному лбу, а потом к скорбным губам.
Куршмид и писатель Гуммель все еще стояли в подъезде.— Какие здесь разыгрались потрясающие сцены! — сказал поэт. — Социальный вопрос — самая благодарная из тем.— Хорошо, что хоть вы не потерпели ущерба, — заметил Терра. Это относилось, правда, только к моральной стороне дела. Как Гуммель, так и Куршмид предвидели, что на заседании общества «Всемирный переворот», куда они направлялись, начнется форменная паника. Они пригласили Терра пойти с ними. Ему было не по себе, — ведь он немало содействовал катастрофе. Но Куршмид представил Гуммелю Терра как слушателя, способного оценить ту драму, которую Гуммель собирается прочесть нынче вечером членам правления «Всемирный переворот». В толпе Куршмиду и Терра удалось отстать на несколько шагов от Гуммеля.— Вы сегодня здорово похозяйничали, — сказал Куршмид чуть не с благоговением. — Директор будет не единственной жертвой.— Меня самого как обухом по голове ударило, — сознался Терра.— Умоляю вас, со мной не нужно маски! Ваша неутолимая потребность в нравственном совершенстве создает катастрофы, куда только ни ступит ваша нога. Но если бы это сразило даже меня самого, я все же предан вам до конца! — с пылким рукопожатием заключил Куршмид.Общество «Всемирный переворот» заседало в «Асканийском подворье». В большом неуютном помещении за длинным трактирным столом собралась полностью вся корпорация модернистов, мужчин в возрасте до сорока лет. Более пожилые были адвокаты, их положительный ум служил поправкой к отвлеченным дерзаниям литературных схимников. Увы, и они доверились «Главному агентству по устройству жизни» и были жестоко обмануты. Теперь, правда, они заявляли, что никогда не верили в этот вздор и только уступали пристрастию своих более наивных собратьев к социальным веяниям.— Что может быть общего у Грюнфельда с веяниями? — заметил кто-то, указывая на человека, сидевшего напротив Терра и явно страдавшего желудком. Слова здесь были такие же острые, как и умы. Требования предъявлялись высокие: находчивость, смелость, ультрасовременные взгляды в области искусства и социальные убеждения. За сарказмом выражений чувствовалось твердое верование — у одних искреннее, у других наигранное, но оно чувствовалось повсюду, в каждом разговоре: скоро предстоит ни больше ни меньше как решение социальной проблемы. В связи с этим наступала эра нового духа, так что обществу «Всемирный переворот» открывалась широкая дорога; но пока что оно устраивало спектакли в отдаленных пригородных театрах, для чего требовались средства — во имя настоящего и будущего блага.— Я прямо потрясен: здесь обсуждаются революционные мероприятия, — простодушным тоном сказал Терра господину, сидевшему напротив.— Сколько времени вы в Берлине? — спросил господин Грюнфельд.— Один день, — сознался Терра.— Я здесь уже двадцать лет, а всемирный переворот бывает только по средам.После этой отповеди Терра оставалось лишь приналечь на пунш, и для соседей он перестал существовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64