А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ты плюешь, брат, а места на островах хватит и нам, как и всякому смертнику. Стоит ли сердиться при упоминании бога? Сегодня вы терпите черкасцев, лисиц им от каждого казака, точно дань туркам, дарите. Черкасцев, кажется, сменят корсунцы, им тоже надо дать, да к тому же они на вашу рыбу зарятся. А это потому, что запорожцы, точно невольники, должны работать на них, таких же казаков… Но не печалься, скоро мы их всех объединим в одно товарищество, черкасцы тоже станут своими! А вот стоит ли запорожцам так сближаться со своими крымскими соседями? Что помирились с ними, это хорошо, а то, что дружите, — это уже что-то новое зародилось в жизни запорожца…
— Какая там дружба, что ты говоришь, полковник!
— Ну, не дружите, а все-таки вступаете в союз с ними. А мы что: сегодня переночуем на Томаковском Рогу, не понравится — завтра двинемся дальше, в Бучки, создадим свой кош, коль мы вам не угодны. Если уж на то пошло, оттуда до крымских татар ближе, чем от вас.
— Ты что, насмехаться вздумал над нами?
— А как же, мне только и осталось, что насмехаться! Говорю же, мы люди не гордые. С радостью принимаем к себе вольных казаков, да и сами всем отрядом присоединились бы к таким же, как мы… А пока что бьем челом и выражаем свое уважение низовому товариществу.
— Пока что, говоришь? И за это спасибо. Но о харчах для них сам позаботишься, да чтобы придерживались сечевых порядков. Как бы ты, полковник, ни перескакивал с острова на остров, а уж если пришел сюда, придется тут и жить вместе с нами. Крымские татары чужие по вере нам люди, да и то добиваются союза с нами. Видишь, коронный гетман разместил тут черкасских реестровых казаков, чтобы они следили за тем, что происходит на Сечи, да взымали с нас позорную дань, как с басурман.
— О харчах мои хлопцы сами позаботятся, как заботились по дороге сюда. Ведь и вокруг островов живут люди, ну, а рыбки в Днепре и для нас хватит. Хуже будет с одеждой, ведь некоторые парубки бегут сюда прямо в материнских свитках. Но здесь юг, и зимой тепло… — И засмеялся. — Просим и вас, запорожцев, присылать к нам лишних воинов! Мы хотели объединиться с вами для военного похода, но теперь об этом речи не может быть, коль вы помирились с крымскими татарами! А все же без дела жить — небо коптить. Может, вам, запорожцам, чем-нибудь пособить сможем… Вижу, что надсмотрщики из Черкасского полка на шее у вас сидят, так не отвадить ли их отсюда?
— Что ты говоришь, полковник, опомнись…
— Смотри, пан кошевой, тебе виднее… Конечно, мы принимаем к себе всех желающих, а некоторым и оружие дадим, какую-нибудь свитку или турецкий бешмет найдем. Просим и вас, присылайте к нам всех лишних, коль, говоришь, тяжеловато у вас с харчами… А заехал я к вам со своими хлопцами по семейным делам…
— Это что, так, к слову пришлось? — недоверчиво спросил Лутай, озадаченный таким поведением Хмельницкого.
— Ну, ясно, по семейным… Неужели ты и в самом деле не узнал меня, Григорий?
Кошевой атаман растерялся. Думал о словах: «Смотри, пан кошевой…», которые означали то ли сочувствие, то ли угрозу. Ухо востро держи, разговаривая с полковниками, устраненными от королевской службы. Вон с каким отрядом казаков прискакал в кош!
— Да ну его к лешему, Богдан! Боимся мы по-человечески говорить со своим же братом казаком. Не обращай на это внимания. Не от сладкой жизни и мы сбежали на эти заброшенные острова. Я сразу понял, что сынка разыскиваешь. А он тут, в курене чигиринцев, скрывается. Не признается, что сын чигиринского полковника. Казаки после похода подарили ему молодого турчонка или татарчонка. Будто бы это сын знаменитого мурзы, образованный малый. Сын твой обучается у него татарскому языку. С луками вместе охотятся на птиц. Они так подружились, что водой не разольешь. Поэтому и не кори нас за то, что помирились с крымскими татарами, соседи ведь… Погоди, кликну кого-нибудь из казаков, пусть разыщут его…
И кошевой нерешительно поднялся из-за стола. То ли на него подействовали обидные слова Хмельницкого, то ли собственные мысли тревожили его, сковывая движения. Не дойдя до дверей, остановился:
— Все-таки хочу предупредить тебя… Не слишком ли открыто ты кличешь к себе людей из городов и хуторов? Говорят, кто-то подговорил кобзарей, которые ходят по селам, поют песни и призывают людей идти к тебе… А здесь, знаешь, хватает немало глаз и ушей коронного гетмана, и не только в Черкасском полку. В их присутствии даже, кажется, дышать тяжело. Не только с крымскими татарами, а с адским Люцифером объединишься!..
Кошевой подошел к Богдану и положил на плечо руку. Его тепло будто согрело душу. Неужели коронные гетманы попытаются и здесь искать его?.. Может быть, не откладывая и спуститься ему в низовья Днепра, а то и совсем уйти на Дон? К самому Люциферу…
У Богдана заныло в груди, а в голове мелькнула тревожная мысль: «Тимоша, сынок! Хорошо бы встретиться, покуда меня не схватили гетманы. А уж если они нападут на меня, буду драться до последнего дыхания, во имя торжества справедливости и свободы!»
Хмельницкий подошел к дубовому столу, оперся о него руками, опустив голову на грудь. С чего начать? И немедленно! Старшины Черкасского полка плохие соседи ему, даже здесь, на островах запорожцев. Неспроста жалуется на них и кошевой атаман. А что, если помочь запорожцам избавиться от них? Собором и черта поборешь!
Вдруг он повернулся в сторону двери. Со двора доносился оживленный разговор казаков. Очевидно, нашелся Тимоша, приблудный сын запорожского коша! «Эх-эх! Дожился и я в казаках до того, что лишился семьи, остался один как перст и теперь должен прозябать на здешних островах…»
Отошел от стола. Прислушался к шуму за дверью, стараясь уловить голос сына. «Тимоша, сынок мой! Осиротели мы, изгнанниками остались на родной земле…»
Наконец дверь открылась. Богдан даже попятился назад от удивления: в курень атамана вошла группа черкасских старшин во главе с полковником Яном Вадовским.
— Спешите арестовать меня! — воскликнул Хмельницкий. — Живым в руки не дамся!.. — И схватился за рукоятку сабли.
— Напрасно, кум, хватаешься за саблю, мы к тебе в гости! — услышал Богдан голос полковника Кричевского, пропускавшего в дверь Яна Вадовского.
— Коль много гостей в доме, — значит, мир и дружба в народе! Прошу, панове старшины! — забеспокоился кошевой атаман, приглашая прибывших.
— А я и в самом деле в гости к тебе приехал! Рад видеть тебя здесь в добром здравии. Пускай тебя не пугает, что и полковник Скшетуский со мной. Сейчас он приехал как гость… — промолвил Станислав Хмелевский, выходя из толпы старшин.
— Тьфу ты, наваждение какое… Уж тебя, Стась, я действительно не ожидал. Теперь верю, что мир, а не война на этом свете! — сказал Хмельницкий, опуская руку с рукоятки сабли.
Богдан бросился в объятия Хмелевскому, пьянея от нахлынувших чувств и мыслей: Хмелевский, Кричевский и… Скшетуский.
Старшины Черкасского полка расступились, пропуская вперед полковника гусар из личного полка коронного гетмана.
Тобиаш Скшетуский знал себе цену, это сдерживало его от соблазна последовать примеру двух других полковников из его посольства и тоже обнять беглеца Хмельницкого.
— С удовольствием должен разочаровать уважаемого пана Хмельницкого, ведь я стал тоже его гостем. И прибыл с добрыми вестями, — сдержанно улыбнулся полковник Скшетуский, стараясь не показать, как ему трудно владеть собой после всего, что было между ними.
После бурных приветствий Хмелевский протянул Богдану руку, словно хотел уединиться с ним для серьезного разговора. Он так же, как и Богдан, хорошо знал реестровых старшин, особенно Черкасского полка, в присутствии которых не хотел говорить о своих делах. Хмелевский был таким же искренним, как и во время их последней встречи в Варшаве возле королевского дворца.
2
— Так и не пойму до сих пор, что это за святая троица полковников вдруг словно с неба свалилась сюда. Ждал свидания с сыном, а встретился с побратимом, — недоуменно промолвил Хмельницкий.
— А с твоим сыном я тоже виделся, — успокоил его Хмелевский. — Хороший казак растет! Его позвали, когда надо было поговорить с одним посланником от крымских татар. Говорят, твой сынок с одним пленным татарчуком дружбу завел, будто бы собирается найти у них убежище, если жизнь заставит…
— Вот спасибо за весточку. Что же, панове полковники, давайте поговорим о деле. Вижу, что вас, далеко не единосущную тройку, могло объединить только серьезное дело. Если бы не было с вами полковника Скшетуского, я мог принять вас двоих и за гостей. Но вы, очевидно, приехали сюда, чтобы уговорить меня и арестовать…
— Пора бы опомниться, пан полковник. Я бы гордился быть причисленным третьим к этой ипостаси друзей, как говорят священники, — промолвил Скшетуский, утомленно опускаясь на стул.
— Долго ли вы еще будете договариваться тут, панове полковники? — нетерпеливо спросил Вадовский. — Живешь тут на отшибе, от одних слухов голова кругом идет.
— Как видит пан полковник, мы еще не начинали, — ответил ему Хмелевский.
— Ну-с, что поделаешь, — вздохнул черкасский полковник. — Можно, разумеется, и выйти, а потом снова наведаться, если что… И до нас дошел слух, полковник, что ты прибыл на острова с несколькими сотнями казаков, чтобы переждать. Зимовать тут решили или как? Ведь и нас прислали сюда для того, чтобы порядок наводить. Разные ложные слухи распространяются в этих местах. Да стали поговаривать люди, что казаков вербуешь к себе, моих черкасцев подбиваешь к своеволию. Раз уж банитованный, так притаился бы где-нибудь и сидел, как хорек в норе. Мы не можем справиться с ними, все идут и идут…
— Не тем тоном, полковник, следовало бы тебе говорить со мной! — возмутился Богдан. — Острова не воеводские, и нечего тут нарушать покой осокорей да верб. Шел бы ты, пан шляхтич, своей дорогой, чтобы можно было разминуться с тобой. А люди пускай объединяются. Разве я знаю, куда забросит их судьба, придавленных сафьяновыми сапогами шляхтичей. Тебе, очевидно, известно, что каждый человек хочет жить, вот и ищут казаки, как и я, спасения. А что касается меня, не советую радоваться прежде времени. Если вы и впредь будете распространять ложь, возведенную на меня ничтожным шляхтичем, я сумею защитить свою честь вот этой саблей. Мне все равно, — садись, пан Вадовский, и прислушивайся, о чем мы будем говорить. У меня нет никаких секретов, а святая правда обо мне, может быть, заставит и твою душу — душу шляхтича — усомниться в той клевете. О людях, приютившихся на островах, тебе нечего беспокоиться, полковник! Они идут, верно, — идут. Да разве это только сейчас наши бедные люди бегут в такую даль из родного дома? Они бегут от непосильных жолнерских постоев в селах, от грабежей и унижений, убегают от таких, как и вы, пан Вадовский…
— Пан Вадовский, мы хотели бы без лишних свидетелей передать пану Хмельницкому послание нашего короля, — решительно произнес Хмелевский, словно и не слышал острого разговора Богдана с черкасским полковником.
— Мне непонятно, Стась, почему мы должны скрывать от людей послание короля? Я ни за что не позволю арестовать меня или уговорить. Черкасские казаки наши люди. Они скорее своего полковника Вадовского свяжут, чем меня. Не так ли, братья черкасцы? — обратился Хмельницкий к казакам, толпившимся у двери.
— Ну его к лешему!.. К тебе переходим, полковник Богдан, хватит сидеть на шее у своих же братьев хоть тут, хоть на Поднепровье! — крикнул один из казаков.
— Так это ты к бунту подстрекаешь и черкасских казаков?! — закричал полковник Вадовский, пятясь к двери.
Хмельницкий грозно ступил к нему, взявшись рукой за саблю. Следом за ним двинулись и несколько черкасских казаков.
— Сам уйдешь или тебя вывести? Может, и за ноги вытащить?.. — пригрозил черкасский казак.
Вадовский стремительно выбежал из куреня.
— Банитованным меня сделали проклятые! — тяжело дыша, крикнул Хмельницкий. — Хорошо, пускай и я буду банитованным. Уже всех наших людей они сделали преступниками. Боже праведный, где же твоя правда и мир на земле, ежели проклятая шляхта творит такое беззаконие!.. — Еле взял себя в руки, посмотрел на гостей. — Признаюсь, друзья мои, я теряю власть над собой. Они выводят меня из равновесия. Прошу не обращать внимания… Более всего я удивлен тем, что среди королевских посланников оказался и пан Скшетуский. Не в том дело, что вы, полковник, шляхтич, прошу прощения, не всех шляхтичей и я считаю нашими врагами. А вот ваш сын…
— Он тоже воин Короны, пан Хмельницкий, и выполнял приказ, — твердо сказал Скшетуский.
— Понимаю, уважаемый пан полковник, вы тоже получили такой же приказ. Но, как душевный человек, вы поняли всю несостоятельность предъявленных мне обвинений, когда, напав на мой след возле Днепра, не особенно старались найти меня… Вы поступили благородно, пан полковник, и я не забуду этого до самой смерти! К сожалению, нет у вашего сына этого благородства души. Пока что он действует заодно с подлыми полковниками-чужаками… Прошу не слишком осуждать меня за резкость, расцените ее как слабость глубоко оскорбленного человека. Однако об этом хватит. Говори лучше ты, Стась, о деле. Правильно ли мне кажется, что пан полковник Скшетуский у вас за старшего? — окончательно овладев собой, спросил Хмельницкий.
— Однако здесь я уполномочен королем быть старшим, — улыбаясь, подчеркнул Станислав Хмелевский. — Именно мне, по совету короля, было приказано паном коронным гетманом привезти тебя, отныне полковника Белоцерковского полка реестровых казаков, к месту новой службы…
— Что-о?! — воскликнул Хмельницкий, вскакивая со скамейки.
Поведение Хмельницкого встревожило Станислава Кричевского, который не вмешивался в разговор. Он понимал, что Хмельницкий был раздражен разговором с черкасским полковником. Со двора доносились голоса — это казаки продолжали перебранку с полковником, угрожали ему. Там мог вспыхнуть бунт. Надо было удержать Хмельницкого здесь, чтобы он не присоединился к черкасским казакам. Какой леший принес сюда Вадовского! Надо во что бы то ни стало предотвратить взрыв!
— То, что слышишь, полковник, — спокойно промолвил Кричевский. — Пану коронному гетману на приеме у короля пришлось согласиться на предложенный им разумный компромисс. Кстати, пан Николай Потоцкий просил передать его соболезнование по поводу преждевременной кончины пани Ганны. Он обещал восстановить дом в Субботове или построить новый на Роси, в Белой Церкви…
— Это, мои добрые друзья полковники, похоже на назойливое сватовство, — засмеялся Богдан, стараясь погасить пламя гнева в душе. — Каждая девушка колупает печь на глазах у сватов, коль ей жених по душе. А здесь же и печи подходящей нет…
— Если эту шутку полковника Хмельницкого принять как его согласие, тогда, казалось бы, и разговору конец, — вмешался полковник Скшетуский. — Но мне кажется, уважаемые панове, что этим согласием еще нельзя устранить недоразумение, порочащее доброе имя пана Хмельницкого. Очевидно, пан полковник поставит еще какие-то условия. Вполне естественно, я допускаю и понимаю, что деяния Чаплинского не останутся безнаказанными.
— Постойте, панове полковники! Какие я могу ставить условия, коли вон, слышите, как отвечают на условия коронного гетмана даже черкасские казаки!.. Как прикажете вас понимать? Ведь речь идет о мире, а не войне, которую так легкомысленно начал чигиринский подстароста, очевидно по приказу коронного гетмана Потоцкого. Большое спасибо вам за добрую весточку и за совет поговорить с правительством. Но разве только одного Чаплинского надо обвинять, разговаривая с паном коронным гетманом? Ведь это он же сам окружил украинские села и города королевскими войсками! Неужели и впредь будут командовать полками реестровых казаков вот такие, как Вадовский, пришлые шляхтичи, назначенные Варшавой или Краковом? А почитайте вы угрожающие решения сейма, — до каких пор будут приниматься решения, оскорбляющие весь украинский народ? Неужели так будет и дальше? Или, может быть, вы скажете, что все это капризы Хмельницкого, поссорившегося с краковским воеводой Николаем Потоцким, а не позорные действия знатной шляхты, направленные против всего православного люда? Как видите, вот о чем надо поговорить. Это важнее, чем обиды Хмельницкого. Если у моих уважаемых друзей полковников есть соответствующие полномочия поговорить обо всем, что касается восстановления прав и свободы Украины, так зачем тогда выгонять людей за дверь? Пригласите казаков, и в их присутствии будем разговаривать. Здесь, на приднепровских просторах, нам никто не помешает говорить о том, что нас волнует. Поэтому я предлагаю пригласить сюда наших людей, заброшенных, как и я, на эти острова. Пускай запорожское товарищество, а не пан Вадовский, послушает нас. Пусть запорожцы расскажут, почему они убегают сюда, покидая теплые домашние очаги, семью и детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62