Контора его состояла из его самого и конторщика Степана, изуродованного, горбатого парня, которого злые люди прозвали Квазимодо. Не избежал прозвища сам управляющий, его прозвали Гарибальди, и действительно, он напоминал Гарибальди, когда летом ходил в широкополой шляпе и коротком пиджаке. Гарибальди служил у Тарасовых долго, снискал себе уважение начиная от дворников и кончая самим хозяином. Уважали его и жильцы, и все, кто с ним соприкасался
Хозяйство Тарасовых имело несколько патриархальный оттенок. Жизнь требовала уже других форм домохозяйства и управления им, что и вводилось в последние годы в Петербурге.
Строились доходные дома европейского типа, с центральным отоплением, лифтами, ванными комнатами и даже своими телефонными станциями. Дома росли вверх, выгадывался каждый аршин территории, все больше и больше возникало дворов-колодцев. Управляющий Тарасовых предлагал им перейти на более современное домовладение, застроить большие дворы доходными домами, снеся все мелкие постройки, использовать каждый кусочек территории, но богатые престарелые хозяева не нуждались в деньгах, они стремились спокойно дожить свой век и не пошли на это.
ЖИТЕЛИ ДОХОДНОГО ДОМА
На предыдущих страницах читатель познакомился с примером старинного, несколько патриархального домовладения, которое постепенно уже на наших глазах уступало место другому типу хозяйств, более соответствовавшему новому городу, развивавшемуся в сторону торгово-промышленного уклада жизни. Это выразилось в строительстве доходных домов, с неслыханной быстротой выраставших по всем улицам центральной части города. Такие дома были рассчитаны на сдачу внаем квартир и обладателям больших средств, и людям более скромного достатка, и даже служащим с весьма ограниченным бюджетом. В таких домах были квартиры различной стоимости, различного качества. Поэтому это был конгломерат разнохарактерных, не смешивающихся между собой съемщиков, объединенных лишь интересами территориальными и бюджетом. Другой тип доходных домов был рассчитан на жильцов с достатком, требующих квартир со всеми удобствами, имеющих часто выезды или даже автомобили и не заинтересованных в близости к местам служб, а стремящихся к общению с себе равными по имущественному положению. Там квартиры были все одинаково благоустроены, отличались лишь величиной или расположением окон — на запад, на юг, на восток — да по этажам. Такие дома вырастали на Каменноостровском, на Больших проспектах Васильевского острова и Петроградской стороны, на Фонтанке, Мойке — словом, по всему городу. Здесь уже подвизались такие крупные архитекторы, как Лидваль, Щуко, Белогруд, задача которых была объединить традиции города — «строгий, стройный вид» — с требованиями новой, деловой жизни, что им вполне удалось — новый стиль придал городу европеизированный характер.
Один из авторов, будучи студентом, проживал в первом типе доходных домов и поэтому наблюдал жизнь самых разнообразных семей, разных сословий. Этот дом был построен в 1910 году на месте двух небольших деревянных домиков, снесенных энергичным подрядчиком, на углу Забалканского проспекта и Таирова переулка. Двор был настолько тесен, что никаких подсобных помещений не было — ни сараев, ни дровяников, поэтому дрова завозились подводами со складов и тотчас разносились дворниками по квартирам, что создавало в них неуютную атмосферу и мусор. Вот как образовывались дворы-колодцы: дом этот имел 7 этажей, соседний тоже был высок, так что квартиры, выходившие на двор, были полутемными. В нижних этажах помещались магазины, на вторых — конторы. С третьего до мансарды шли квартиры, чем выше, тем дешевле, на улицу выходили окна только одной стороны дома.
В доме были лифты и телефоны, но только внизу, поэтому верхних жильцов вызывали для разговора в контору. Тот же швейцар поднимал жильцов в лифте, за что каждый платил по 2 рубля в месяц.
Невольно съемщики квартир одного и того же этажа оказывались близки по жизненному укладу. Так, жители мансардного этажа, где было 3 квартиры, были люди средней руки: там жила семья приказчика, семьи военного фельдшера и портного. Всем им было накладно платить 35 рублей в месяц за квартиру, поэтому они сдавали одну из трех комнат студентам Института инженеров путей сообщения, который находился поблизости. Если жил один студент, он платил 16 рублей, если жили двое — 20. На обязанности квартирохозяев лежала уборка комнаты с натиранием пола и кипяток утром и вечером. Все они были, конечно, люди с разными привычками и своими особенностями сообразно профессии. Приказчик придавал большое значение наружности — одевался по моде, был чисто выбрит, надушен, что часто заменяло телесную опрятность. Относился к жене свысока, выдавая ей деньги на день, требуя отчета. Похаживал с другими приказчиками в театр, жене и дочери давал деньги только на кино. С людьми по положению выше стоящими разговаривал угоднически, раскланиваясь и прибавляя — привычка магазина — к словам "с": «Так точно-с», «С добрым утречком-с!»
Военный фельдшер, с утра до вечера принимая больных, лечил от всех болезней главным образом приказчиков Сенного рынка. Был весьма самоуверен и, в душе завидуя врачам с образованием, говорил, что основное в медицине практика, а не теоретические знания, за которые профессора «зря дерут с больных большие деньги». Тем не менее он не запрещал своим пациентам называть себя профессором. Жили они с женой скучно и копили деньги.
Самым многосемейным и приятным в общении был третий жилец, портной. Скромный работящий человек, очень начитанный и по убеждению толстовец. Он шил на дому верхние дамские вещи от магазина-ателье Страубе, помещавшегося на Морской. Ателье было модное, заказчицы состоятельные и капризные. Из магазина ему приносили выкроенные заготовки с рисунками фасонов. Заказы он выполнял точно в срок, и в этом часто ему помогали дети, ученики школ. Рабочий день этого труженика начинался рано — уже в 6 часов он сидел на своем громадном портновском столе и что-то напевал себе под нос. Можно было иногда различить какую-нибудь арию из оперы. Он шутил, слезая в 12 часов ночи со стола: «Да здравствует 18-часовой рабочий день!» Он считал необходимым летом вывозить семью на дачу, сам же оставался в городе и работал. Иногда ходил слушать оперетту в сад «Буфф». Собеседник он был интересный, со своеобразными взглядами, — считал, например, что думать можно только при шитье. Все эти три семьи меж собой почти не общались.
Этажом ниже мещанская семья из пяти человек снимала квартиру за 40 рублей, явно не по средствам: глава семьи, мелкий служащий, получал маленькое жалованье. Приходилось экономить каждую копейку, чтобы дети были одеты «не хуже других». Как «другие», родители хотели отдать детей в гимназию — значит, платить 60 рублей; возникало много неразрешимых вопросов. Приходилось унижаться, где-то выискивать дополнительные заработки, идти на всякие ухищрения, только бы не отстать от каких-нибудь Н. Н., которые сами-то тянулись за более состоятельными. Мать рыскала по городу по дешевым распродажам, переделывала, перелицовывала старое. Для поддержания необходимого знакомства надо было иногда принимать гостей; старались и здесь с угощением не ударить в грязь лицом, выходя при этом из возможностей бюджета. А главное — скрыть свое недостаточное состояние от взоров других. Внушали лицемерие и детям: не брать при гостях лишнее яблочко, при этом делать вид, что сыты и ничего не хотят. Неотступно головы этих людей сверлила мысль скрыть прорехи. Старшей дочери «на выданье» внушалась мысль, что от ее брака зависит возможность исправить материальное положение семьи. Девушка привыкала к этой мысли и сама искала себе «подходящего», т. е. пусть старого и нелюбимого, но побогаче. Так возникали несчастные браки.
Без зависти и лжи протекала жизнь другой семьи, ютившейся в невзрачной квартирке во дворе, состоящей из комнаты и кухни. Отец семьи, слесарь на Варшавском вокзале, зарабатывал примерно столько же, сколько глава только что описанной семьи, но его девиз был: «По одежке протягивай ножки». Добросовестный мастер и серьезный человек. Его дочь, работница на заводе «Треугольник» (отчего от нее попахивало резиной), приучилась в рабочей среде держаться независимо и, несмотря на протест родителей, вышла замуж за полюбившегося ей парикмахера. Отец не благоволил к будущему зятю: с его точки зрения, занятие парикмахера не настоящая работа и вообще это народ ненадежный. Друзья его утешали: «Ничего, дочка твоя в обиду себя не даст, она его еще скрутит».
Их слова оправдались в дальнейшем полностью. Парикмахер вел себя исправно, через некоторое время вошел в пай к своему товарищу по парикмахерской, стал одним из хозяев.
Владельцами средних этажей с большими, благоустроенными квартирами были главным образом купцы.
В Петербурге купечество, куда входили владельцы домов, торговых заведений, фирм, подрядчики, всякого рода поставщики, было большой силой. «Серых» купцов в наше время уже было мало, времена героев Островского миновали. Купцы были теперь в большинстве случаев образованными людьми в своей области, кончали коммерческие училища — Екатерининское, Петровское, а дети их поступали уже в университеты, в институты, учились музыке, языкам. Родители старались выдать замуж своих дочерей за чиновников, офицеров, роднились таким образом с дворянами.
Быт в этих семьях был своеобразным — терял постепенно черты прежнего купечества, но и не получил еще внешнего лоска аристократии, к которой тянулись.
Типичным образцом такой семьи была семья подрядчика О., жившего в нашем доме в третьем этаже. (Вскоре он переехал в фешенебельный район — на Сергиевскую, — в свой собственный дом, заняв целый этаж.)
Крупный подрядчик О. вел большие строительные работы и имел несколько домов в Петербурге. Семья большая, но прислуги он держал немного, часть работ по дому выполняли дочери и разные приживалки. Обстановка в квартире была солидная, добротная, уже без всяких модных вывертов и купеческих архаизмов вроде золоченой мебели. В кабинете хозяина в стену был вделан несгораемый шкаф, который говорил о том, что О. воротил крупными делами. Он был большого роста, с бородой, дородный, осанистый, в свое время кончил Екатерининское коммерческое училище и имел звание коммерции советника и почетного гражданина Петербурга. Два старших сына учились в университете на математическом факультете, третий после окончания гимназии пошел в драгунский полк вольноопределяющимся. Обе дочери кончили гимназию. Жизнь в доме шла размеренно, по-деловому. Сам О. был очень занят, ездил по работам, в банки, заключал сделки, проверял рядчиков, десятников, составлял счета, проверял сметы. Дома ему приходилось подолгу сидеть у себя в кабинете и работать. В обычные будние дни в доме было тихо, скучновато, все занимались своими делами. Стол у них был самый простой, без всяких деликатесов. Молодежь в церковь не ходила, самому приходилось, так как он был старостой в одной из близлежащих церквей. Молодежь интересовалась театрами, концертами, ходила на балы, не отставала от обычной столичной молодежи зажиточного слоя. Автору довелось побывать в этом доме. Когда наступали праздники и семейные торжества, собиралось много гостей, хозяева умели их принять богато и радушно. Гости говорили о делах и политике. Люди были солидные, что называется, «с весом» в прямом и переносном смысле. Фраков было мало, большинство сюртуков. «Матроны» купеческого звания, разодетые по случаю праздника, несли на своих дородных шеях тяжелые золотые цепи с громадными кулонами и медальонами с драгоценными каменьями. Золото и дорогие камни выставлялись напоказ, подчеркивая благосостояние семьи. Собиралась молодежь, в большинстве учащиеся — студенты, товарищи сыновей хозяина, барышни — подруги дочек. Курсисток среди них почти не было — в этом кругу считалось, что удел девушки — выйти замуж за «хорошего» человека, иметь свой дом и семью. Под словом «хороший» разумелось, что этот человек должен быть в первую очередь состоятелен, деловит, иметь связи в обществе, служебное положение. Среди гостей были и люди с малым достатком, зависимые от хозяина, некоторые даже и незваные, считавшие своим долгом прийти с поздравлением. Хотелось им покушать и выпить. Держали себя эти гости скромно, в разговор сами не вступали, больше поддакивали и соглашались с мнениями «солидных» людей. Когда все гости собрались и попили чайку, начиналась отчаянная игра в карты, игры были только азартные, процветали «железка», польский банчок, «двадцать одно», знаменитая «стукалка» с ее тремя ремизами. За дамскими столами играли в «девятый вал», менее азартную игру.
А что делала в этом доме молодежь? Сначала она пыталась потанцевать, наладить разные игры, успехом пользовались шарады, требовавшие артистизма. В квартире был большой зал, всегда приглашался тапер, казалось бы, молодежь должна по-молодому и развлекаться. Но зараза азартной карточной игры не миновала и их: вскоре они рассаживались по столам и начинали играть в карты. Только небольшая кучка молодежи продолжала искренне веселиться, шутить, вести интересные разговоры, делиться впечатлениями.
В описываемое нами время азартная карточная игра в Петербурге была каким-то поветрием: играли в клубах, в богатых домах, играли в средних и бедных семьях, играли в вагонах дачных поездов, и на окраинах города, и во дворах. По-видимому, многие были заражены жаждой легкой наживы.
Часов в 12 подавался первый ужин. Начинался ужин обильными закусками: икрой, семгой, копчеными сигами, всевозможными деликатесами. Привлекала внимание громадная осетрина или лососина на мельхиоровом блюде с разнообразным гарниром, с приколотыми по хребту особыми красивыми шпильками вареными раками. После закуски подавались обычно два горячих блюда — рябчики, куропатки, индейки, что-нибудь еще рыбное или мясное.
В заключение десерт — пломбиры, фрукты. Все это обильно заливалось всевозможными водками и винами. Такой стол был приготовлен для солидных, почетных гостей. Для менее почетных и для молодежи стол тоже был хороший, но уже не тот: вина подешевле, дорогих закусок поменьше.
После ужина опять садились за карты. Теперь начиналась самая настоящая крупная игра. После сытного ужина и выпитого вина сдержанность уменьшалась, толстосумы старались показать свое денежное величие. Но даже во время азарта каждое слово взвешивалось этими деловыми людьми, потому что и за карточным столом нужно было проявить себя человеком сдержанным и умным, с которым можно вести дела.
Другие карточные столы тоже «работали вовсю», только игра там шла помельче, а азарта было и побольше. После ужина танцы иногда и возобновлялись, но быстро кончались. Все предпочитали танцам карточную игру. Если две-три пары хотели потанцевать, всегда находился человек из гостей, который умел играть танцы. В это время гостей обносили кофе с ликером, коньяками, угощали чаем с тортами, предлагали шоколадные конфеты. Часам к шести утра собирался второй ужин, в общем повторение первого, но гости, усталые, «поработавшие» здорово за карточными столами, выглядели сонно, не проявляли ко второму ужину того интереса, который был при первом. Разговоры велись другого порядка: какие предстоят деловые встречи, вспоминали промахи за карточным столом, острили и подсмеивались над неудачником, благодарили хозяев и вскоре разъезжались, оставляя усталых хозяев и сбившуюся с ног прислугу.
Подобных домов в Петербурге было немало. Отцы учили своих сыновей «уму-разуму»: как «делать деньги», составить состояние, для чего надо уметь хитрить, обманывать, поступаться своей совестью. Но сыновья редко выполняли наставления отцов — одни из них только проживали отцовские денежки, а другие выбирали себе совсем иной путь, становились врачами, адвокатами, инженерами. Девицы выходили замуж. В описываемом доме старшая дочь не засиделась в девках, как говорили, потому что была хороша собой, и даже составила хорошую партию с точки зрения родителей, т. е. вышла за правоведа, войдя таким образом в аристократический дом. Со стороны родителей молодого человека препятствий не было, хотя еще лет 10 назад такой брак, может быть, и считался бы мезальянсом.
Обряд венчания происходил в церкви, где отец был, старостой, поэтому все богослужение совершалось особенно торжественно. Певчие старались, хор большой, все паникадила горели. Съезд был большой, приезжали все в каретах. Невеста с фатой, с флердоранжем, в белом платье с длинным шлейфом, жених — во фраке, как и его товарищи-правоведы, военные — в полной парадной форме.
После венчания кареты понеслись к дому невесты. Молодожены и гости были встречены оглушительными звуками военного оркестра, никаких слов слышно не было, видны были только радостные лица, открытые рты, пытающиеся перекричать оркестр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Хозяйство Тарасовых имело несколько патриархальный оттенок. Жизнь требовала уже других форм домохозяйства и управления им, что и вводилось в последние годы в Петербурге.
Строились доходные дома европейского типа, с центральным отоплением, лифтами, ванными комнатами и даже своими телефонными станциями. Дома росли вверх, выгадывался каждый аршин территории, все больше и больше возникало дворов-колодцев. Управляющий Тарасовых предлагал им перейти на более современное домовладение, застроить большие дворы доходными домами, снеся все мелкие постройки, использовать каждый кусочек территории, но богатые престарелые хозяева не нуждались в деньгах, они стремились спокойно дожить свой век и не пошли на это.
ЖИТЕЛИ ДОХОДНОГО ДОМА
На предыдущих страницах читатель познакомился с примером старинного, несколько патриархального домовладения, которое постепенно уже на наших глазах уступало место другому типу хозяйств, более соответствовавшему новому городу, развивавшемуся в сторону торгово-промышленного уклада жизни. Это выразилось в строительстве доходных домов, с неслыханной быстротой выраставших по всем улицам центральной части города. Такие дома были рассчитаны на сдачу внаем квартир и обладателям больших средств, и людям более скромного достатка, и даже служащим с весьма ограниченным бюджетом. В таких домах были квартиры различной стоимости, различного качества. Поэтому это был конгломерат разнохарактерных, не смешивающихся между собой съемщиков, объединенных лишь интересами территориальными и бюджетом. Другой тип доходных домов был рассчитан на жильцов с достатком, требующих квартир со всеми удобствами, имеющих часто выезды или даже автомобили и не заинтересованных в близости к местам служб, а стремящихся к общению с себе равными по имущественному положению. Там квартиры были все одинаково благоустроены, отличались лишь величиной или расположением окон — на запад, на юг, на восток — да по этажам. Такие дома вырастали на Каменноостровском, на Больших проспектах Васильевского острова и Петроградской стороны, на Фонтанке, Мойке — словом, по всему городу. Здесь уже подвизались такие крупные архитекторы, как Лидваль, Щуко, Белогруд, задача которых была объединить традиции города — «строгий, стройный вид» — с требованиями новой, деловой жизни, что им вполне удалось — новый стиль придал городу европеизированный характер.
Один из авторов, будучи студентом, проживал в первом типе доходных домов и поэтому наблюдал жизнь самых разнообразных семей, разных сословий. Этот дом был построен в 1910 году на месте двух небольших деревянных домиков, снесенных энергичным подрядчиком, на углу Забалканского проспекта и Таирова переулка. Двор был настолько тесен, что никаких подсобных помещений не было — ни сараев, ни дровяников, поэтому дрова завозились подводами со складов и тотчас разносились дворниками по квартирам, что создавало в них неуютную атмосферу и мусор. Вот как образовывались дворы-колодцы: дом этот имел 7 этажей, соседний тоже был высок, так что квартиры, выходившие на двор, были полутемными. В нижних этажах помещались магазины, на вторых — конторы. С третьего до мансарды шли квартиры, чем выше, тем дешевле, на улицу выходили окна только одной стороны дома.
В доме были лифты и телефоны, но только внизу, поэтому верхних жильцов вызывали для разговора в контору. Тот же швейцар поднимал жильцов в лифте, за что каждый платил по 2 рубля в месяц.
Невольно съемщики квартир одного и того же этажа оказывались близки по жизненному укладу. Так, жители мансардного этажа, где было 3 квартиры, были люди средней руки: там жила семья приказчика, семьи военного фельдшера и портного. Всем им было накладно платить 35 рублей в месяц за квартиру, поэтому они сдавали одну из трех комнат студентам Института инженеров путей сообщения, который находился поблизости. Если жил один студент, он платил 16 рублей, если жили двое — 20. На обязанности квартирохозяев лежала уборка комнаты с натиранием пола и кипяток утром и вечером. Все они были, конечно, люди с разными привычками и своими особенностями сообразно профессии. Приказчик придавал большое значение наружности — одевался по моде, был чисто выбрит, надушен, что часто заменяло телесную опрятность. Относился к жене свысока, выдавая ей деньги на день, требуя отчета. Похаживал с другими приказчиками в театр, жене и дочери давал деньги только на кино. С людьми по положению выше стоящими разговаривал угоднически, раскланиваясь и прибавляя — привычка магазина — к словам "с": «Так точно-с», «С добрым утречком-с!»
Военный фельдшер, с утра до вечера принимая больных, лечил от всех болезней главным образом приказчиков Сенного рынка. Был весьма самоуверен и, в душе завидуя врачам с образованием, говорил, что основное в медицине практика, а не теоретические знания, за которые профессора «зря дерут с больных большие деньги». Тем не менее он не запрещал своим пациентам называть себя профессором. Жили они с женой скучно и копили деньги.
Самым многосемейным и приятным в общении был третий жилец, портной. Скромный работящий человек, очень начитанный и по убеждению толстовец. Он шил на дому верхние дамские вещи от магазина-ателье Страубе, помещавшегося на Морской. Ателье было модное, заказчицы состоятельные и капризные. Из магазина ему приносили выкроенные заготовки с рисунками фасонов. Заказы он выполнял точно в срок, и в этом часто ему помогали дети, ученики школ. Рабочий день этого труженика начинался рано — уже в 6 часов он сидел на своем громадном портновском столе и что-то напевал себе под нос. Можно было иногда различить какую-нибудь арию из оперы. Он шутил, слезая в 12 часов ночи со стола: «Да здравствует 18-часовой рабочий день!» Он считал необходимым летом вывозить семью на дачу, сам же оставался в городе и работал. Иногда ходил слушать оперетту в сад «Буфф». Собеседник он был интересный, со своеобразными взглядами, — считал, например, что думать можно только при шитье. Все эти три семьи меж собой почти не общались.
Этажом ниже мещанская семья из пяти человек снимала квартиру за 40 рублей, явно не по средствам: глава семьи, мелкий служащий, получал маленькое жалованье. Приходилось экономить каждую копейку, чтобы дети были одеты «не хуже других». Как «другие», родители хотели отдать детей в гимназию — значит, платить 60 рублей; возникало много неразрешимых вопросов. Приходилось унижаться, где-то выискивать дополнительные заработки, идти на всякие ухищрения, только бы не отстать от каких-нибудь Н. Н., которые сами-то тянулись за более состоятельными. Мать рыскала по городу по дешевым распродажам, переделывала, перелицовывала старое. Для поддержания необходимого знакомства надо было иногда принимать гостей; старались и здесь с угощением не ударить в грязь лицом, выходя при этом из возможностей бюджета. А главное — скрыть свое недостаточное состояние от взоров других. Внушали лицемерие и детям: не брать при гостях лишнее яблочко, при этом делать вид, что сыты и ничего не хотят. Неотступно головы этих людей сверлила мысль скрыть прорехи. Старшей дочери «на выданье» внушалась мысль, что от ее брака зависит возможность исправить материальное положение семьи. Девушка привыкала к этой мысли и сама искала себе «подходящего», т. е. пусть старого и нелюбимого, но побогаче. Так возникали несчастные браки.
Без зависти и лжи протекала жизнь другой семьи, ютившейся в невзрачной квартирке во дворе, состоящей из комнаты и кухни. Отец семьи, слесарь на Варшавском вокзале, зарабатывал примерно столько же, сколько глава только что описанной семьи, но его девиз был: «По одежке протягивай ножки». Добросовестный мастер и серьезный человек. Его дочь, работница на заводе «Треугольник» (отчего от нее попахивало резиной), приучилась в рабочей среде держаться независимо и, несмотря на протест родителей, вышла замуж за полюбившегося ей парикмахера. Отец не благоволил к будущему зятю: с его точки зрения, занятие парикмахера не настоящая работа и вообще это народ ненадежный. Друзья его утешали: «Ничего, дочка твоя в обиду себя не даст, она его еще скрутит».
Их слова оправдались в дальнейшем полностью. Парикмахер вел себя исправно, через некоторое время вошел в пай к своему товарищу по парикмахерской, стал одним из хозяев.
Владельцами средних этажей с большими, благоустроенными квартирами были главным образом купцы.
В Петербурге купечество, куда входили владельцы домов, торговых заведений, фирм, подрядчики, всякого рода поставщики, было большой силой. «Серых» купцов в наше время уже было мало, времена героев Островского миновали. Купцы были теперь в большинстве случаев образованными людьми в своей области, кончали коммерческие училища — Екатерининское, Петровское, а дети их поступали уже в университеты, в институты, учились музыке, языкам. Родители старались выдать замуж своих дочерей за чиновников, офицеров, роднились таким образом с дворянами.
Быт в этих семьях был своеобразным — терял постепенно черты прежнего купечества, но и не получил еще внешнего лоска аристократии, к которой тянулись.
Типичным образцом такой семьи была семья подрядчика О., жившего в нашем доме в третьем этаже. (Вскоре он переехал в фешенебельный район — на Сергиевскую, — в свой собственный дом, заняв целый этаж.)
Крупный подрядчик О. вел большие строительные работы и имел несколько домов в Петербурге. Семья большая, но прислуги он держал немного, часть работ по дому выполняли дочери и разные приживалки. Обстановка в квартире была солидная, добротная, уже без всяких модных вывертов и купеческих архаизмов вроде золоченой мебели. В кабинете хозяина в стену был вделан несгораемый шкаф, который говорил о том, что О. воротил крупными делами. Он был большого роста, с бородой, дородный, осанистый, в свое время кончил Екатерининское коммерческое училище и имел звание коммерции советника и почетного гражданина Петербурга. Два старших сына учились в университете на математическом факультете, третий после окончания гимназии пошел в драгунский полк вольноопределяющимся. Обе дочери кончили гимназию. Жизнь в доме шла размеренно, по-деловому. Сам О. был очень занят, ездил по работам, в банки, заключал сделки, проверял рядчиков, десятников, составлял счета, проверял сметы. Дома ему приходилось подолгу сидеть у себя в кабинете и работать. В обычные будние дни в доме было тихо, скучновато, все занимались своими делами. Стол у них был самый простой, без всяких деликатесов. Молодежь в церковь не ходила, самому приходилось, так как он был старостой в одной из близлежащих церквей. Молодежь интересовалась театрами, концертами, ходила на балы, не отставала от обычной столичной молодежи зажиточного слоя. Автору довелось побывать в этом доме. Когда наступали праздники и семейные торжества, собиралось много гостей, хозяева умели их принять богато и радушно. Гости говорили о делах и политике. Люди были солидные, что называется, «с весом» в прямом и переносном смысле. Фраков было мало, большинство сюртуков. «Матроны» купеческого звания, разодетые по случаю праздника, несли на своих дородных шеях тяжелые золотые цепи с громадными кулонами и медальонами с драгоценными каменьями. Золото и дорогие камни выставлялись напоказ, подчеркивая благосостояние семьи. Собиралась молодежь, в большинстве учащиеся — студенты, товарищи сыновей хозяина, барышни — подруги дочек. Курсисток среди них почти не было — в этом кругу считалось, что удел девушки — выйти замуж за «хорошего» человека, иметь свой дом и семью. Под словом «хороший» разумелось, что этот человек должен быть в первую очередь состоятелен, деловит, иметь связи в обществе, служебное положение. Среди гостей были и люди с малым достатком, зависимые от хозяина, некоторые даже и незваные, считавшие своим долгом прийти с поздравлением. Хотелось им покушать и выпить. Держали себя эти гости скромно, в разговор сами не вступали, больше поддакивали и соглашались с мнениями «солидных» людей. Когда все гости собрались и попили чайку, начиналась отчаянная игра в карты, игры были только азартные, процветали «железка», польский банчок, «двадцать одно», знаменитая «стукалка» с ее тремя ремизами. За дамскими столами играли в «девятый вал», менее азартную игру.
А что делала в этом доме молодежь? Сначала она пыталась потанцевать, наладить разные игры, успехом пользовались шарады, требовавшие артистизма. В квартире был большой зал, всегда приглашался тапер, казалось бы, молодежь должна по-молодому и развлекаться. Но зараза азартной карточной игры не миновала и их: вскоре они рассаживались по столам и начинали играть в карты. Только небольшая кучка молодежи продолжала искренне веселиться, шутить, вести интересные разговоры, делиться впечатлениями.
В описываемое нами время азартная карточная игра в Петербурге была каким-то поветрием: играли в клубах, в богатых домах, играли в средних и бедных семьях, играли в вагонах дачных поездов, и на окраинах города, и во дворах. По-видимому, многие были заражены жаждой легкой наживы.
Часов в 12 подавался первый ужин. Начинался ужин обильными закусками: икрой, семгой, копчеными сигами, всевозможными деликатесами. Привлекала внимание громадная осетрина или лососина на мельхиоровом блюде с разнообразным гарниром, с приколотыми по хребту особыми красивыми шпильками вареными раками. После закуски подавались обычно два горячих блюда — рябчики, куропатки, индейки, что-нибудь еще рыбное или мясное.
В заключение десерт — пломбиры, фрукты. Все это обильно заливалось всевозможными водками и винами. Такой стол был приготовлен для солидных, почетных гостей. Для менее почетных и для молодежи стол тоже был хороший, но уже не тот: вина подешевле, дорогих закусок поменьше.
После ужина опять садились за карты. Теперь начиналась самая настоящая крупная игра. После сытного ужина и выпитого вина сдержанность уменьшалась, толстосумы старались показать свое денежное величие. Но даже во время азарта каждое слово взвешивалось этими деловыми людьми, потому что и за карточным столом нужно было проявить себя человеком сдержанным и умным, с которым можно вести дела.
Другие карточные столы тоже «работали вовсю», только игра там шла помельче, а азарта было и побольше. После ужина танцы иногда и возобновлялись, но быстро кончались. Все предпочитали танцам карточную игру. Если две-три пары хотели потанцевать, всегда находился человек из гостей, который умел играть танцы. В это время гостей обносили кофе с ликером, коньяками, угощали чаем с тортами, предлагали шоколадные конфеты. Часам к шести утра собирался второй ужин, в общем повторение первого, но гости, усталые, «поработавшие» здорово за карточными столами, выглядели сонно, не проявляли ко второму ужину того интереса, который был при первом. Разговоры велись другого порядка: какие предстоят деловые встречи, вспоминали промахи за карточным столом, острили и подсмеивались над неудачником, благодарили хозяев и вскоре разъезжались, оставляя усталых хозяев и сбившуюся с ног прислугу.
Подобных домов в Петербурге было немало. Отцы учили своих сыновей «уму-разуму»: как «делать деньги», составить состояние, для чего надо уметь хитрить, обманывать, поступаться своей совестью. Но сыновья редко выполняли наставления отцов — одни из них только проживали отцовские денежки, а другие выбирали себе совсем иной путь, становились врачами, адвокатами, инженерами. Девицы выходили замуж. В описываемом доме старшая дочь не засиделась в девках, как говорили, потому что была хороша собой, и даже составила хорошую партию с точки зрения родителей, т. е. вышла за правоведа, войдя таким образом в аристократический дом. Со стороны родителей молодого человека препятствий не было, хотя еще лет 10 назад такой брак, может быть, и считался бы мезальянсом.
Обряд венчания происходил в церкви, где отец был, старостой, поэтому все богослужение совершалось особенно торжественно. Певчие старались, хор большой, все паникадила горели. Съезд был большой, приезжали все в каретах. Невеста с фатой, с флердоранжем, в белом платье с длинным шлейфом, жених — во фраке, как и его товарищи-правоведы, военные — в полной парадной форме.
После венчания кареты понеслись к дому невесты. Молодожены и гости были встречены оглушительными звуками военного оркестра, никаких слов слышно не было, видны были только радостные лица, открытые рты, пытающиеся перекричать оркестр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29