А ведь одеваться они должны были нарядно, с известным шиком. Антрепренер при найме спрашивал, какие туалеты имеет артистка или артист, а в случае отсутствия таковых мог быть и отказ. Поэтому приходилось иногда идти на хитрости: занимать нарядные туалеты у подруг или даже брать напрокат. В Петербурге принято было брать напрокат носильные вещи среди артистов и таких лиц, которые хотели «пустить пыль в глаза», а имели одну «монопольку», или по нужде, как в данном случае — у артистов. Предприимчивые люди скупали по дешевке разные носильные вещи и открывали «гардеробы проката».
Для вящей славы «Буффа» и для увеличения доходов Тумпаков после окончания оперетты иногда устраивал концерты, приглашая знаменитостей, например А. Д. Вяльцеву, Варю Панину и др. Особенно валила публика на концерты Вяльцевой, за приставной стул платили по 25 рублей. Петербургская публика отдавала должное этой милой, обаятельной певунье. Ее прекрасный голос звучал как хорошая виолончель в руках настоящего артиста-музыканта. Никто с такой душой не исполнял романсов и русских песен. «Гайда, тройка, снег пушистый…», «Ветерочек», «Я на горку шла…» приводили публику в неописуемый восторг. Выходила она на сцену в стильном, темном, скромном платье. На шее на тонкой цепочке обычно висел ее знаменитый белый слоник, который якобы приносил ей счастье.
Варя Панина, дородная пожилая женщина, пела сидя, очень низким, густым контральто. «Пожар Московский», «Хризантемы», «Жалобно стонет…» — вот что особенно хорошо она исполняла. Некоторые артистки поражали публику не столько голосом и исполнением, сколько туалетами и драгоценностями. Тамара выходила в концерте с бриллиантовой стрелой во всю грудь, в публике раздавался шепот восхищения — говорили, что стрела стоила чуть не сотню тысяч.
В антрактах публика устремлялась к буфету с богатой стойкой подкрепиться, воодушевить себя и согреться в холодную погоду, ведь не надо забывать, что партер театра с боков был совершенно открыт и там гулял ветер. Петербургское лето не баловало теплой погодой. Богатая публика заходила на веранду ресторана, где выпивала и закусывала за столиком, приготавливая себя к следующему действию оперетты.
После окончания театрального представления оркестр играл бравурный «вышибательный» марш и уходил в казармы. Скромная публика, которая простояла всю оперетту у заборчика, оставалась немного отдохнуть на скамеечках, поделиться впечатлениями и вскоре расходилась по домам, напевая понравившиеся мотивы из оперетты.
Денежная публика, заполняла веранду ресторана или отдельные кабинеты, чтобы поужинать и покутить. Главный доход Тумпаков имел от ресторана с его бешеными ценами, а не от театра, который требовал больших расходов и по существу являлся средством заманить богатую публику в ресторан. Тут-то эту доверчивую публику и «накрывали», главную роль в этом играли метрдотели. На веранде работали два метрдотеля, дородные, высокие, одетые в смокинги и с галстуком-бабочкой под заплывшим подбородком. Метрдотель, видя, что столик заняла «стоющая» публика или большая компания, чтобы покутить, моментально, с необыкновенно приветливой улыбкой спешил к гостям и начинал разговор сладчайшим голосом, рекомендуя лучшие, деликатесные произведения кухни «Буффа», предлагал тонкие вина, редкие фрукты, стараясь ввести посетителей в как можно большие расходы. По мановению руки метрдотеля официанты бросались выполнять заказы гостей.
В кабинеты часто приглашали хор цыган, который всегда был наготове. Кутежи в отдельных кабинетах затягивались до полудня следующего дня, а то и на несколько дней. За деньги все дозволялось, полиция смотрела на это весьма снисходительно, но не бескорыстно.
Тяжелую работу несли официанты, повара, работники кухни и буфета. Официанты с 12 часов дня до 4 часов ночи все время были на ногах, быстро носились от столиков в кухню и буфет, искусно носили подносы, заставленные разными блюдами; они жонглировали тяжелыми подносами, нося их над головой. Кроме выносливости и ловкости надо было иметь хорошую память и исключительное внимание, чтобы во всем угодить гостям, которые часто бывали капризны и не видели в официантах человека. Достаточно гостю было выразить неудовольствие, как официанта выгоняли. Жалованья они не получали, как и метрдотели, жили только на чаевые, из которых вносили в особую кассу на бой посуды; чтобы получить место официанта, надо было дать взятку метрдотелю, он с ними работал, он их и набирал.
Против главного входа на веранде был высокий помост, заставленный экзотическими растениями; на нем играл настоящий румынский оркестр. Оркестранты все были в черных фраках, первая скрипка, он же дирижер, стоял впереди оркестра. Он пританцовывал, выламывался, принимал невообразимые позы, то откидывался назад, закрывая глаза, то наклонялся вперед, прямо висел над ближайшими столиками, пожирал своими черными, маслянистыми глазками близсидевших дам, подмигивал им, многозначительно улыбался. На его подвижном лице ярко отражались все чувства, доступные человеку: страдание, радость, восторг и упоение, светлые надежды и погибшие мечты. Это был действительно «артист», порожденный ресторанным угаром. Однако надо признать, что он был отличным, правда своеобразным, скрипачом. Его скрипка пела, рыдала, хохотала, тосковала. Этот румын был настоящий виртуоз в своем жанре. Под стать первой скрипке были и другие музыканты. Особенно отличался румын, игравший на редком инструменте — свирели фавна (набор разноголосых деревянных дудочек, соединенных вместе). Было страшно смотреть на него, когда, выкатив огромные глазищи, в экзальтации яростно возил он по своим губам свирель, издавая оригинальные, красивые звуки. Эти румыны зарабатывали свой хлеб буквально «в поте лица».
Приблизительно в 1912 году к торцу веранды была пристроена сцена, на которой давался дивертисмент. Веранда была застеклена и устроены наверху ложи и кабинеты (теперь это здание сцены переоборудовано в кухню). Дивертисмент-кабаре — это был своеобразный эстрадный концерт. Здесь выступали французские шантанные певицы, которые по ходу исполняемого номера умело полураздевались. Выступали негры со своей знаменитой чечеткой, тогда только что входившей в моду. Пел цыганский хор, плясала молодая цыганка, тряся плечами. Выступали эксцентрики, фокусники, разыгрывались коротенькие скетчи, но все подавалось «под соусом» эротики. На артисток этой кафешантанной эстрады мужчины смотрели как на совершенно доступный «товар», и обычно достаточно было послать через метрдотеля визитную карточку, чтобы артистка разделила ужин с веселящейся компанией.
В три часа ночи официально «Буфф» закрывался, но некоторая публика еще задерживалась — к кабинетам это правило не относилось. Петербургские белые ночи с ранними зорями, а другой раз и яркое утреннее солнце провожали «усталую» публику с измятыми лицами из «Буффа». Официанты, еле державшиеся на ногах, должны были еще долго прибирать зал, кабинеты и буфеты. В кухне подручные повара, «кухонные мужики» и судомойки долго еще гремели кастрюлями и посудой.
Своеобразно и интересно проходило открытие и закрытие сада. Уже за месяц до официального открытия появлялись рабочие, которые все чистили, чинили и красили, приготовляли разные новшества и сюрпризы: менялся цвет построек, к крыльям музыкальной раковины пристраивались колоннады, по-иному расписывался потолок веранды. За неделю, за две привозились тяжелые инструменты оркестра, начинались репетиции. Возобновлялись декорации, устанавливались экзотические растения. Наконец все было готово к открытию. В назначенный день (обычно в начале мая) к двум часам дня на веранде накрывался громадный общий стол, за который Петя Тумпаков, чтобы слыть добрым хозяином, приглашал всех артистов, оркестрантов и всех служащих «Буффа». Помимо этого приглашались почетные гости: поставщики, пристав, брандмейстер и другие лица, которые могли быть полезны и от которых что-нибудь зависело. Много ели и пили, много произносилось тостов, музыка беспрерывно играла туш. Особенно отличался тост брандмейстера Требезова, великана в пожарном сюртуке, обладавшего трубным голосом. Он говорил каждый год одно и то же: «Мы, все здесь присутствующие, пылаем такой любовью к дорогому хозяину, что даже мои молодцы пожарные не в силах потушить этот огонь чувств! Ура!» К пяти часам торжественный обед кончался. Веранда приводилась в обычный вид, все расходились по своим местам, в 6 часов приходил духовой оркестр, и в сад впускалась публика.
В театре шла одна из любимых оперетт в лучшем составе, артисты играли с особенным подъемом, по окончании спектакля давался еще и хороший концерт. По случаю закрытия сезона опять был особый, прощальный спектакль с лучшими силами. Так же Тумпаков устраивал общий обед. В последующие дни все убиралось, увозилось, закрывалось и заколачивалось, в саду становилось тихо и уныло, голые деревья раскачивались осенним ветром, падали первые снежинки. По саду тихо в задумчивости проходил дворник Степан. На лице его были написаны печаль и скука. Теперь ему придется проводить всю зиму одному, карауля сад и театр, жить в подвальном помещении вместе с голодными крысами и мечтать о лете, когда ему снова перепадет и выпивка, и вкусная закуска, остающиеся от господ. В таком элегическом настроении проходило несколько месяцев до нового открытия сада.
Владельцы сада «Буфф» — братья Тарасовы, у которых Тумпаков арендовал «Буфф», никогда не посещали его. Не то они были избалованы заграничными опереттами, не то считали для себя унизительным пользоваться увеселениями такого рода. Но арендную плату — сорок тысяч в год — получали от Тумпакова аккуратно.
Мы сознательно решили ограничиться описанием открытого театра, каким являлся «Буфф», закрытых театров касаться не будем — о них написано много и специалистами, и беллетристами, да и многогранность театральной темы требует широчайшего размаха.
Оставаясь в прежних рамках, продолжим повествование об «открытых» зрелищах, на сей раз уличных народных.
Контрастом к вышеописанному являлись скромные развлечения, которыми должны были довольствоваться люди малого достатка, трудовой народ. Это были прежде всего представления, предлагаемые уличному люду шарманщиками, ходившими по окраинам и дворам. Они вертели органчик, из которого не очень стройно лились звуки вальса, полечек, чувствительных песенок, вроде «Мой костер в тумане светит» или «Любила я, страдала я» и других.
Сопровождаемые группой ребятишек, шарманщики носили обычно клетку с попугаем или белой мышью, которые вытаскивали из ящичка билетик «на счастье». В нем можно было прочесть предсказание судьбы. Стоило это три копейки. С наступлением тепла появлялись на окраинах болгары с обезьянами. Они и летом были в полушубках и высоких бараньих шапках. Каждый носил маленькую шарманку, иногда только бубен, и тащил за собой чахлую обезьянку. Обезьянка под звуки шарманки или бубна давала представления. «А ну покажи, как баба воду носит». На плечики обезьянки укладывалась палочка, та обхватывала ее лапками и ходила по кругу, как будто несла коромысло с ведрами. «А теперь покажи, как пьяный мужик валяется». Обезьянка идет пошатываясь, потом валится на бок и делает вид, что засыпает.
Другое, еще более захватывающее развлечение — «Петрушка». Два артиста — один с ящиком и ширмой, другой с гармошкой и барабаном. Первый расставляет ширму в виде замкнутого четырехугольника, залезает туда с ящиком, вынимает из него куклы, все время приговаривая разные шутки и прибаутки. Во рту у него особая свистулька, которая искажает звук человеческого голоса. Другой в это время играет на гармонике и заменяет собой чуть ли не целый оркестр. За спиной у него большой турецкий барабан с медными тарелками наверху, от которых к ноге протянута веревка. За манжету на правой руке заложена колотушка для барабана, так что правой рукой он и играет на гармонике, и бьет в барабан. На голове — медный колпак с колокольчиками. И так, тряся головой, ударяя по барабану, играя на гармонике, стуча тарелкой о тарелку, он создает невероятную какофонию.
Начинается представление. Петрушка — Арлекин в колпаке с бубенчиком — изображает героя, который никого и ничего не боится, всех побеждает, выходит из любого положения и остроумно отвечает на вопросы. Сидящий за ширмой разными голосами говорит за нескольких кукол, которые появляются по ходу действия. Разговор кукол зачастую шел на злободневные темы с сатирической, а иногда и с политической окраской. Сценки такого рода: появляется, скажем, кукла-купец, и между ним и Петрушкой происходит диалог. «Что, Петрушка, делаешь?» — «Хочу обмануть купца». — «Тебе не удастся». — «Нет, удастся». В конце концов Петрушка захватывает у купца мешок с золотом и исчезает, купец плачет. Или такое: появляются солдат и девушка. Оба — Петрушка и солдат — ухаживают за ней, но победа остается за Петрушкой, девушка бросается ему на шею. Солдат хочет зарубить Петрушку саблей, но ему не удается. Неведомая сила тащит его вниз, и он пропадает. Петрушка обращается к публике и говорит, что он никого не боится. Появляется городовой с красной физиономией и необыкновенно длинными усами. Он грозно говорит: «Я тебя заберу, ты всех обижаешь». В руках у Петрушки появляется палочка, он бьет ею городового по носу. Петрушка хохочет, публика тоже. Но под конец гибнет и сам Петрушка. Появляется таинственный «московский баранчик» — взлохмаченная кукла с выпученными глазами. Петрушка, побеждающий всех, при виде «московского баранчика» сразу скисает, опрокидывается вниз в сторону публики, трясет головой, изображая ужас, умоляет пощадить его, но «московский баранчик» беспощаден, он хватает Петрушку зубами, трясет его, и оба исчезают под прощальный крик Петрушки. Публика воспринимала это так, что есть сила выше городового, и от души смеялась.
Вариации представлений были разнообразными. Все зависело от вдохновения, импровизации, настроения артиста и набора кукол. Конечно, примитивное зрелище, но некоторые номера были безусловно удачны, в них проявлялся народный талант. В перерывах и по окончании, представления играла музыка, публика бросала деньги в шапку, лежавшую на земле. Артисты переходили от одного двора к другому, мальчишки бежали за ними и могли насмотреться вдоволь.
Мы уже не застали старинных масленичных гуляний на Марсовом поле. Мы помним такие гулянья на Семеновском плацу до постройки там ипподрома. Плац был огромный, начинался он сразу за казармами Семеновского полка и тянулся до Обводного канала между Звенигородской улицей и Царскосельской железной дорогой. На плацу на масленице выстраивались балаганы, карусели, ларьки с игрушками, сладостями, горячими блинами. Особым успехом пользовались большие карусели, изображающие палубу корабля. Площадка карусели при вращении меняла плоскость движения, создавалось впечатление, что палуба качается и ты находишься на корабле в сильную бурю. Многих действительно укачивало, но, несмотря на это, публика валом валила, особенно мальчишки. Для большего впечатления на перилах были развешаны спасательные круги. Центр был огражден круговой стенкой с иллюминаторами, и вообще на карусели было много бутафорского морского снаряжения, вплоть до большого якоря. При отправлении и остановке раздавались пароходные гудки. Стоимость поездки была три или пять копеек. Карусель вращало вручную несколько здоровенных парней, упирающихся в горизонтальные балки. Эта морская карусель, как и другие, имела призовое кольцо. Когда карусель достигала полной скорости, один из обслуживающих начинал вертеть деревянную грушу, на которой в пружине качалось кольцо. Кто это кольцо сумел вырвать, получал право прокатиться еще раз бесплатно. Гармонь играла вальс.
Эти гулянья на Семеновском плацу посещал простой люд. Аристократы привозили детей посмотреть на веселье, но из экипажей не выходили.
После масленицы шел великий пост, но на шестую Вербную неделю опять начинались развлечения. Была уже весна, вторая половина марта — начало апреля, и вербы покрывались пухом. На Конногвардейском бульваре и Мало-Конюшенной улице устраивались вербные базары. По обе стороны улицы сооружались деревянные ларьки, украшенные кумачом с надписями: «Здесь вафли», «Яр-базар», «Чудеса». Торговля была рассчитана на невзыскательную толпу молодежи, учащихся младших классов, детей, для которых эти базары были заманчивы и интересны. Тут же торговали живыми птичками разных пород, выкрашенные в желтую краску воробьи сходили за канареек. Продавали рыбок для аквариумов, черепах, шла торговля детскими игрушками и особыми «вербными» чудесами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29