А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если согласятся они, то мы соединим свои судьбы по закону…— А если они откажут? — встревоженно спросил Орак-батыр. — Как ни говори, а хан Абулхаир — владыка над половиной мира, и хоть я вольный батыр, но только слуга ему. Согласится ли он отдать тебя простому да еще небогатому батыру?— Какие могут быть у него причины для отказа? — Аккозы нахмурила свои красивые, вразлет брови. — Если откажет… Что же, все равно обручусь с тобой. Никому не дано второе рождение. Клянусь, выйду только за тебя, мой батыр!..Орак-батыр ощутил такую великую радость, что, казалось, запели все мышцы его могучего тела. Легкость птицы, устремившейся в бездонную глубину неба, почувствовал он.— Каждую минуту своей жизни готов отдать я тебе, моя Аккозы! — сказал он негромко. — И на поминках по твоему бывшему мужу буду я, чтобы не сказали люди, что не уважил я его память. Попытаю заодно счастье свое в байге на выращенном мною коне Акбакае!..И вот теперь Орак-батыр не приехал на поминки. Это означало, что с ним произошло что-то плохое, потому что мало кто мог бы остановить в пути могучего батыра. Поэтому, уйдя с состязания акынов, одинокая Аккозы стояла сейчас на холме и напряженно вглядывалась в даль. Никто не обратил на это внимания, считая, что тоскует она по усопшему мужу…Вовсе не потому, что невольно обличил чингизидов неосторожный Казтуган-жырау, остановил жырау хан Абулхаир. Давным-давно забыли далекую монгольскую родину многочисленные потомки «Потрясателя вселенной».Хан Абулхаир был неглупым человеком и сразу почувствовал то общее настроение, которое умело направляли старый Асан-Кайгы с Котаном-жырау и которое отразил сейчас кипчакский певец Казтуган-жырау. Ведь больше всего в своей политике опирался хан на кипчаков, и вдруг их представитель тоже призывает к объединению, но не для завоеваний под мощной рукой хана Абулхаира, а для защиты родины. Это, по существу, и есть путь к самостоятельности казахов, чему так противился хан Абулхаир… * * * Да, они уже начали сближаться друг с другом! И не только джучиды играют в эту игру. По всему видно, что Джаныбек с Кереем нашли общий язык с правителями Моголистана из Джагатаева рода. Это означает, что тылы их всегда будут обеспечены. Не случайно все большее количество аулов откочевывает в пределы Моголистана, к родственникам. Вот почему такое торжество светится в глубине спокойных глаз Джаныбека и Керея…Только в эту минуту, после состязания двух жырау — аргына и кипчака, увидел хан Абулхаир всю глубину разверзшейся перед ним пропасти и понял, что промедление подобно смерти.Каждый день жизни, подаренный противникам, приближает его самого к гибели. Да, они уже и здесь снюхались со всеми его врагами — явными и тайными. Он хорошо знает всех их и терпит, потому что сильному правителю нельзя без врагов. Присутствие их лишь подчеркивает его могущество и пренебрежение к ним. Но когда они сплачиваются вместе, да еще льнут к соседям, необходимо действовать решительно и беспощадно!Вон они стоят, держась поближе друг к другу, — разноплеменные степные батыры. Много их, как из гранита вылиты они, и не напрасно, словно невзначай, поглядывает в их сторону султан Джаныбек… Нужно опередить их!Хан Абулхаир с вплотную вставшими телохранителями направился было в юрту своей четвертой жены Рабиа-султан-бегим. Но тут к нему обратился старец Асан-Кайгы. Продолжая сидеть на почетной подушке главного судьи состязания, он в наступившей тишине проговорил в сторону хана: Гусь, озерный баловень, Не оценит прелестей пустыни, А дрофа, влюбленная в пустыню, Пусти ее на озеро, Умрет от тоски!..
Это было мудро высказанное недовольство пренебрежением хана к любимому людьми состязанию. Хан Абулхаир вынужден был задержаться, но, так как не прямо к нему обращался вещий певец, он тоже не стал отвечать прямо, а только озабоченно посмотрел на солнце.— Все мы очень истосковались по хорошему рассказу о своих предках, мой повелитель-хан, — сказал ему тогда Асан-Кайгы. — Редко стали собираться мы на такие состязания. Если для тебя обязательна сегодняшняя полуденная молитва, то позволь нам остаться и насладиться высоким искусством…Хан Абулхаир был в затруднении. С одной стороны, необходимо было спешить, и в юрте жены его ждал уже главный везир Бахты-ходжа, с которым он советовался по всем вопросам. С другой стороны, этот белобородый старец пользовался в степи такой любовью, что высказанное к нему неуважение может кончиться плачевно для любого правителя. Ведь это он уложил когда-то на обе лопатки самого жестокого из всех золотоордынских ханов Бердибека одной лишь строфой, вошедшей в легенду: Я узнал тебя по грозному челу, Бердибек-хан!.. Куда спешишь со своим караваном? На Едиле хочешь разбить свои юрты?.. В слезах человеческих плаваешь, Но нигде не спасешься… Тебя, отцеубийцу, Какая же земля посмеет укрыть?!
Молча стоял хан Абулхаир перед старцем, размышляя, как ему поступить. Что-то зловещее прочитал Асан-Кайгы в глазах Абулхаира. Он вдруг приподнялся с подушки, впившись взглядом в ханское лицо, и тот впервые в жизни отвел глаза в сторону. Люди вокруг замерли.— Так вот почему ты остановил песню жырау… — тихо сказал провидец Асан-Кайгы. — Кровавый намаз задумал ты совершить, мой повелитель-хан!..И вдруг словно прорвала плотину разума лавина гневных слов, уже не мог сдержать ее великий Асан-Кайгы. Все, что копилось в душах людей все эти годы, бросил он в лицо надменному хану: Даже хан, отрекшийся от справедливости, Не будет удостоен могилы! Ребра мои готовы разойтись, И близка моя смерть… Так разгони же мою тоску, хан, И не торопись замаливать грехи! Самый большой из них хочешь совершить: Поджечь родной дом!.. На две части желаешь рассечь Единый живой плод. Горькое одиночество ждет того, Кто уже не верит друзьям… Забыл ты родную степь, И болит душа старого певца-жырау… Не вноси же раздоры и братоубийство В единую семью!.. Кривые пути, мой хан, Ведут во мрак… От тебя зависит сейчас, Быть светлой заре или черной буре!
Что было делать хану?.. Сможет ли он заделать пролом в плотине, который сам сотворил? А в нее бьет уже всесокрушающая дикая волна истории, и не сегодня-завтра плотина разлетится в щепки!..Единственное, что можно сейчас предпринять, это позаботиться о том, чтобы не быть смытым первой же волной. Нужно немедленно найти способ выбраться на берег из беспощадного ревущего потока. Как ответить на слова старца, сказанные прямо в лицо и выражающие скрытые думы всех этих людей, которые расселись от самого ханского холма до горизонта и ждут?..Он так и не успел что-либо придумать, как раздался чей-то взволнованный голос:— Кто это?.. Да минует беда нашу Орду!..В те жестокие времена непрерывных междоусобных войн и стремительных набегов даже хан не мог быть огражден от неожиданного нападения врагов. Сплошь и рядом, пользуясь отсутствием правителя с войском, какие-нибудь беспокойные соседи, а то и просто крупные шайки разбойников нападали на оставшуюся ставку-орду и грабили все, что могли увезти. Вот почему все устремили встревоженные взоры в сторону, куда указывал закричавший джигит.Вдали показался мчавшийся карьером всадник с подсменным конем в поводу. Сразу тревожной стала голубовато-зеленая степь.Всадник подскакал к самому хану Абулхаиру, спрыгнул с коня, подбежал и упал лицом к земле. Только потом он поднял голову и заговорил быстро, взволнованно:— Мой повелитель-хан, вот мой язык — отрежьте его, вот моя голова — рубите ее с плеч!.. Виноват я сам, потому что не углядел. Батыр Саян, который содержался под стражей, бежал вместе с двумя сторожившими его пасбанами…Это был тот самый Осман-ходжа, которому накануне хан приказал охранять подсудимого как зеницу ока.Хан Абулхаир проглотил наконец подступивший к самому горлу комок:— А кто охранял его?— Джигиты из рода аргын, мой повелитель-хан!Кобланды-батыр гневно передернул плечами. Ухватившись за рукоять кинжала, он мрачно посмотрел на Акжол-бия. Но тот стоял как ни в чем не бывало, даже не посмотрел на своего врага, лишь поправил кривую саблю, висевшую у пояса.Хан Абулхаир смотрел на них. Асан-Кайгы перевел взгляд с кинжала Кобланды-батыра на саблю Акжол-бия. И все люди смотрели на них…И в этот миг, словно сбывалось страшное пророчество вещего Асана-Кайгы, раздался гром, и показалось, что сама земля раскололась надвое. Ясную лазурь неба стали быстро заволакивать черные тучи. Огненные стрелы полыхали в них без перерыва, и трава пригнулась в степи, будто умоляя небо о спасении.Обеспокоенно взглянув в сторону летящей к ним бури, хан Абулхаир молча двинулся к юрте Рабиа-султан-бегим. За ним потянулась свита. Даже не посмотрел он на остающегося Асана-Кайгы и других жырау, которые с непокрытыми головами ждали бурю.— Сегодняшний пир был пиром печали… — сказал Асан-Кайгы. — Да увенчается все это благополучным исходом!Люди подняли руки к небу. IV На южном склоне гор Улытау, в самом сердце степи Дешт-и-Кипчак, стоял город Орда-Базар, ставка хана Абулхаира. Если не считать не очень высоких гор Улытау и Кичитау, то и на юг, и на север, и на запад, и на восток расстилалась безбрежная степь, в которой обитали одни лишь куланы да дикие олени. Ближайшим городом на югебыл Туркестан, который степняки называли по-древнему Яссы, а на севере — Тумен (Тюмень), названный еще с дальних времен Тарой. Не менее десяти суток надо было скакать до ближайшего из них…Орда-Базар некогда служил сборным пунктом бесчисленных войск Батыя перед походом на запад. Словно муравьи, сползались тумены со всех концов степи и сокрушительным потоком устремлялись туда, где закатывалось кровавое солнце. Вокруг же расстилалась зеленая степь с сочными луговыми травами, и могли прокормиться там сотни тысяч лошадей одновременно. До сих пор посреди этого степного рая высятся холмы, под которыми «Батыев курган»…Только потому, что была здесь ханская ставка, называли Орда-Базар городом. Не было здесь присущих настоящим городам улиц и площадей, да и строений было немного. Поскольку хан Абулхаир правил в основном кочевыми и полукочевыми народами, он не решался окончательно оставить степь и перебраться в какой-нибудь из знаменитых древних городов Мавераннахра. Ханская орда, состоявшая из пяти больших аулов, не нарушая вековые традиции, все лето кочевала в степи Дешт-и-Кипчаки и лишь к осени переезжала в Орду-Базар. А летом она доходила до рек Жем и Уил на западе и до Тобола, Ишима и Нуры на востоке. Не раз разбивал свои белые юрты хан Абулхаир на песчаном берегу Сейхун, а на следующее лето их видели уже у Голубого моря — Балхаша.Выезд ханских аулов не зависел от одной лишь погоды, как у обычных кочевников. Каждую весну собирался ханский совет и решал, где и когда более всего необходимого этим летом присутствие хана с его войском. В одном месте необходимо было сделаться сватом какого-нибудь влиятельного султана, чтобы обеспечить себе его поддержку; в другом — ханские юрты разбивались в ближайшем соседстве с тем родом, который внушал опасения хану. В одну прекрасную ночь все аулы этого рода оказывались разгромленными «до последних копыт», как говорят в степи. Так что пути хана на джайляу были неисповедимы, и знали о них лишь самые доверенные люди…Видимо, поэтому не стал Орда-Базар крупным городом вроде Самарканда, Бухары или Герата. Всего около двухсот каменных и глинобитных домов насчитывалось здесь, а вокруг были бесчисленные юрты и шатры, которые появлялись и исчезали в одну ночь. В центре стояло несколько небольших дворцов, изваянных лучшими зодчими Востока из знаменитого красного кирпича, который не боится времени, а венчала все белокаменная мечеть с золотым полумесяцем, могущая соперничать с лучшими мечетями Стамбула и Багдада. Неуловимым рисунком каменных кружев, отражавших древнюю степную вышивку, отличалась она от воздвигнутой Хромым Тимуром в Туркестане известной мечети над гробницей шейха Ходжи-Ахмеда-Ясави. Не было такого рисунка и в мечети, построенной Узбек-ханом в Крыму, неподалеку от Феодосии. Но никто не знал имени великого народного умельца, выткавшего это каменное чудо…А скорее всего потому не разрастался Орда-Базар, что хотел хан Абулхаир перенести свою столицу по примеру победоносных предков в один из завоеванных городов. Но пока он не решался сделать это, чтобы не оставить без присмотра степь. Кроме того, у него была тайная надежда, что раздоры и противодействия в степи постепенно ослабнут, мятежные султаны будут подавлены, и он передаст власть над казахами одному из своих подросших сыновей, а сам раз и навсегда переедет в Отрар или Сыгнак. И станет тогда степь Дешт-и-Кипчаки надежной опорой его огромной империи, поставляющей храбрых и преданных воинов…После неожиданно прошедшего урагана целую неделю лил необычный слепой дождь. Не дожидаясь окончания поминок по сыну, хан Абулхаир возвратился в Орда-Базар, и вместе с ним переехали поближе к столице знатные люди родов кипчак и аргын, а также султаны-чингизиды других казахских родов и племен.Полный мрачных мыслей, вернулся в ставку хан Абулхаир, и в глазах его сверкали молнии. Еще пуще помрачнел он, когда узнал подробности побега батыра Саяна.Все приближенные знали, что назревает что-то страшное. И многие удивились бы, узнав, что вовсе не бегство батыра Саяна послужило причиной гнева хана Абулхаира…Для степняка нет ничего важнее конских скачек и состязаний. Вся степная политика зиждется порой на них, и малейшее отклонение от правил имеет глубокий смысл. Годами потом обсуждаются те или иные перипетии скачек, высказываются прогнозы на будущее. И вот сейчас хорошо обдуманное предприятие грозило рухнуть из-за какого-то голоштанного батыра, промышляющего лошадьми и охотой, как изголодавшийся волк.В самом начале приготовлений к поминкам пошли слухи в народе, что батыр-табунщик Орак, выпасающий ханские табуны, намерен пустить в ханскую байгу своего скакуна Акбакая. Родовитые и богатые люди принимали участие у придворных конных играх и состязаниях, а здесь речь шла о человеке, который так или иначе является простым слугой хана.Знать со всей степи Дешт-и-Кипчак собралась на поминки по ханскому сыну. Как мог осмелиться какой-то Орак соваться сюда со своим единственным конем! Хуже всего, что хану сообщили все сведения об этом коне по кличке Акбакай. Будто бы быстрее ветра конь Акбакай и не устоит против него ни одна из ханских чистопородных лошадей…Вся степь будет смеяться над ханом Абулхаиром, если победит на скачках этот Орак на своем Белоногом. Чернь станет ликовать, втаптывая в песок влияние ханской власти. Для них это будет именно победой!..А самое главное, что хан Абулхаир сам неплохо знал качества коня по кличке Акбакай. У хана была, что называется, «лошадиная» память, и он не мог забыть происшедшего два года назад случая. Лично объезжая своего любимца Тарланкока, хан Абулхаир поехал как-то в свои табуны. Там все ловили одичавшего коня, принадлежавшего табунщику Ораку, но уже трое суток никто не мог его догнать. В пылу азарта хан сначала сам пустился за ним на своем Тарланкоке, а потом отдал своего коня лучшему наезднику. Взяв в руки курук для ловли диких коней, ханский наездник ринулся на белоногого коня, который пасся теперь в стороне от табунов.Не тут-то было!.. Как только раздался топот копыт приближающегося Тарланкока, дикий Акбакай навострил уши и в один миг исчез в степной дымке. Словно ветер, гнался за ним не имеющий ни капли жира, специально тренированный ханский скакун, а уставший от непрерывной трехдневной погони Акбакай легко и свободно уходил от него. Едва удалось тогда заарканить коня…Сейчас этому Акбакаю должно быть семь лет. Это тот возраст, когда у коня полностью отрастает хвост и грива и он становится наиболее выносливым и резвым. Орак-батыр тогда скромно стоял в стороне, но теперь он бросил вызов самому хану!..И еще одну, совсем уж невероятную весть услышал от верных людей хан Абулхаир, повелитель половины мира. Орак-батыр, не имеющий даже белой юрты, достойной настоящего человека, сблизился с ханской вдовой снохой красавицей Аккозы и намеревается сразу после поминок соединить с ней свою судьбу. Сама Аккозы дала уже согласие на это неслыханное дело!..Хан Абулхаир накануне праздника вызвал к себе верного везира Бахты-ходжу. К вечеру семеро закутанных в темные халаты людей уже маячили на дороге, по которой должен был приехать на состязания Орак-батыр… * * * Ночью застали они врасплох не ожидавшего нападения батыра Орака. Не дав даже крикнуть, навалились они все разом, заткнули ему рот кляпом, связали по рукам и ногам. Тут же стоял привязанный к колышку Акбакай. Ханские слуги привязали беспомощного батыра к хвосту Акбакая и принялись нахлестывать коня плетью. Обезумевший конь загремел по такыру стальными копытами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34