И когда мы тронемся, в случае если гитлеровцы здесь зашевелятся, он будет делать вид, будто наступает на станцию Воропаево. И может получиться так, Павел Калинович, что завтра к исходу дня мы соединимся с кавалеристами! – Все переглянулись. Каждому хотелось задать вопрос: «Каким же это образом?» Но Железнов продолжал: – Я надеюсь на командование фронта. Оно сумеет сегодня в начале ночи сбросить нам боеприпасы и продовольствие.
– Мне командующий говорил, что у них все наготове, нужно только сообщить ему место выброски, – вставила Вера.
– Да, но нам, товарищ полковник, необходимо время, чтобы раздать все это, – напомнил заместитель по тылу.
– Знаю. Для сокращения времени место выброски назначаю впереди, по ходу нашего движения. – И он указал точку на истрепанной карте. – Сейчас же берите с собой оставшихся людей и готовьте место приема. А мы с вами, – обратился он к Бойко, – будем связываться с фронтом и кавкорпусом. И ты, Вера, – он положил руку на ее голову, – нам поможешь.
Вера помогла отцу подтянуть раненую ногу и уложить ее вдоль носилок. Рядом положили костыли. Никитушкин и Польщиков набросили на свои плечи широкие помочи из мешковины. Они бережно подняли носилки и, шагая в ногу, понесли Якова Ивановича.
Спустились сумерки. Над лесом, гудя, пролетали транспортные самолеты. Сквозь стволы деревьев виднелось пламя костров, разложенных на месте вырубки, мелькали тени людей, собиравших падающие со звездного неба мешки с грузом.
Вдруг в стороне от костров, правее Полярной звезды, поднялись, будто сцепленные между собою ниточкой, два огонька. Это Куделин сделал свое черное дело.
Вера дернула Аню за рукав:
– Гляди! Фашистская сигнальная.
– Вижу, – ответила Аня, следя за плавно поднимавшимися в небо ракетами.
– Значит, среди нас враг! – прошептал Василий.
Вера насторожилась, ожидая, что поднимется шум. Но уставшие бойцы крепко спали. Лишь там, у костров, бегали люди.
«Может быть, уже подошли фашисты?» – подумала Вера и побежала к отцу.
Но Никитушкин к отцу ее не пустил, а разбудил Короткова. Вместе с ним Вера пошла к Бойко.
Бойко поднял всех на ноги. Однако обнаружить ракетчика не удалось.
Вера намекнула насчет Куделина, но Свиридов отвел ее сомнения. Он только что был у него и ничего подозрительного не заметил. (Куделин успел искусно запрятать ракетницу под пенек.)
– Еле-еле его разбудил, – в заключение сказал Свиридов.
– Все же посмотреть за ним надо! – сказал Бойко. Он пошел было к комдиву, но, не пройдя и двух шагов, остановился и стал прислушиваться.
Теперь гудели не только наши самолеты – врывался воющий звук вражеских бомбардировщиков. По лесу пронеслась тревожная команда: «Воздух!..»
Вера побежала к отцу. Польщиков и Никитушкин хотели поднять его и где-нибудь укрыть. Но Яков Иванович отстранил их рукой. В этот момент на вырубке загрохотали разрывы авиабомб. Осколки с пронзительным свистом летели в лес и, отсекая ветки, цокались о стволы деревьев.
Вера прикрыла собой отца.
– Ты что, Веруша? – Яков Иванович обнял ее, стараясь подняться. – Я не знал, что ты у меня такая трусиха! – сказал он и попросил Короткова: – Узнайте-ка, что там?
Коротков побежал к вырубке, где уже заметно тускнело пламя костров.
К Железнову подошел Бойко.
– Ну что слышно, Павел Калинович? – спросил его Железнов. Бойко доложил, что боеприпасов и продуктов хватит суток на двое. – На двое, говоришь? – переспросил Железнов. – Но сейчас, наверное, каждый пайка по два съест…
– Мы посоветовались с начальником медпункта и товарищем Хватовым и разрешили сейчас каждому съесть по сто граммов сухарей и куска по три сахару. Вторую порцию – часа через три. А остальное роздали как НЗ.
– Прикажите, чтобы без приказа не брали, – сказал Железнов.
– Люди так настрадались от голода, что сами будут беречь. Как все радуются, товарищ полковник! Точно праздник! А какие вкусные сухари… – Бойко протянул Железнову и сам захрустел сухарем.
Железнов разделил свои сухари между Польщиковым и Никитушкиным:
– Разговляйтесь, друзья!.. – Вера от сухарей отказалась: у нее еще были свои. – А что там? – кивнув в сторону вырубки, спросил Яков Иванович.
Бойко ответил, что там всеми делами занимается Хватов. Ему не хотелось сейчас говорить об убитых, он знал, как близко принимает комдив к сердцу потери людей, и завел разговор о предстоящем прорыве.
– Все остается по-прежнему! – сказал Яков Иванович.
– Нельзя, товарищ полковник! Противник нас опередил: наша разведка обнаружила, что он выдвинулся на Ильино. А кавкорпус Белова отошел за Угру, в район Всходы.
– Отошел за Угру? – в задумчивости повторил Железнов. – А что, если мы, Павел Калинович, вот так? – Яков Иванович провел пальцем по карте на юго-запад до Челновой, а от нее резко прочертил пальцем линию на Всходы до фронта кавкорпуса.
– До Челновой разведка не дошла: по дороге на Баскаково движется немецкая колонна с танками и артиллерией.
– Тогда, Павел Калинович, наше дело… – Яков Иванович хотел сказать «дрянь», но, видя, с какой тревогой смотрят на него Бойко и Вера, спокойным тоном добавил: – Не совсем плохое. – И его палец молниеносно перелетел через расположение дивизии на северо-восток и остановился на надписи: «Преображенское».
Бойко понял комдива.
– Здесь противник теснит на север части четвертого десантного корпуса, – сказал он.
– Теснит на север? – Яков Иванович замолчал, пристально рассматривая карту.
Всей душой Вера чувствовала, как отцу сейчас тяжело. Она понимала, что все пути к кавкорпусу отрезаны. В ее взволнованном мозгу зазвучали напутственные слова начальника разведотдела фронта: «…Если дивизия пойдет на соединение с кавкорпусом, идите с ней, пока не переправитесь через Угру. Если же она пойдет в другом направлении, то на Велишки двигайтесь самостоятельно…» До боли в сердце чувствовала она жалость к отцу – так тяжело будет ей с ним расстаться!.. Чтобы своим волнением не расстраивать его, Вера отошла в сторону и села на пенек.
– Тогда, Павел Калинович, – снова начал Железнов и показал пальцем на восток, в сторону Большой земли, – нам остается только одно – пробиваться так!.. Надо полагать, Пополта вспухла, болота поднялись, и вода отсюда фрицев выжила. Леса здесь до самой дороги Гжатск – Юхнов дремучие… А другого выхода у нас нет. Либо голодная смерть, либо плен… Следовательно, Павел Калинович, мое решение таково: поворот на сто восемьдесят градусов, направление азимут семьдесят восемь – лес Новинской дачи, а там северными болотами Пополты на Доброе… – Яков Иванович хотел улыбнуться, но не смог. Он протянул Бойко свою карту и добавил: – Для встречи Доброва и Тарасова оставить моего адъютанта с разведчиками… Действуйте, товарищ Бойко!..
Бойко ушел, а Яков Иванович, опираясь на костыли, подошел к Вере.
Вера помогла отцу сесть и сама опустилась около него на колени.
Нащупав в темноте его руку, она прижала ее к своим губам.
– Прости меня, папа, – тихо сказала она.
– За что, доченька? – Яков Иванович сжал ее виски своими горячими ладонями и притянул голову к себе… Из темноты на него смотрели широко раскрытые Верины глаза. В них крохотной искрой отражалась далекая звезда. – Что ты, Верушка? Не плачешь ли ты, лейтенант?
Вера покачала головой.
– Папа, вы сейчас уходите? – спросила она.
– Да, доченька, скоро двинемся. Как видишь, нам здесь оставаться нельзя.
– Тяжело, папа… Тяжело оставлять тебя одного… Но я не могу идти с тобой…
– Почему, доченька? – Яков Иванович отвел голову Веры от своей груди и, держа ее дрожащими пальцами, смотрел в ее глаза.
– Мы должны идти, – тихо, словно чувствуя себя виноватой, ответила Вера.
– Куда? – спросил Яков Иванович, и ему стало страшно за дочь. Какие еще испытания предстоят ей на первых шагах только начавшейся жизни?..
Вера же корила себя за то, что вынуждена оставить отца в таком тяжелом положении.
– Туда, папа, за Угру. – И как бы оправдываясь, стала доказывать отцу: – Мы обязаны, папа… Понимаешь, это наш долг…
Яков Иванович кивал головой. Старый командир, он хорошо знал, что такое воинский долг. Но дело касалось его дочери, и сердце отказывалось подчиняться рассудку. Трудно было больному, много пережившему человеку отпустить свою дочь навстречу новым испытаниям.
Вера чувствовала эту душевную боль отца, но не находила слов, чтобы ее успокоить.
– Ты не бойся за меня, папа… Я выдержу все!.. – только и сумела она сказать.
– Эх, доченька! – прошептал Яков Иванович. – Тяжело расставаться… Но ведь мы с тобой солдаты… – Над лесом затарахтел немецкий самолет, похожий на У-2. – Вот видишь, нащупали. Сейчас фонари подвесит, проклятый!.. – И действительно, над вырубкой ярко вспыхнули повисшие в воздухе ракеты. – Теперь всё! Надо уходить. А то, пожалуй, подожгут лес, и тогда совсем не выберешься… Об одном прошу тебя, Верушка, будь осмотрительна и осторожна. Не горячись, даже если тебя будут на это вызывать. Внимательно присматривайся к людям. Ведь кругом будет много врагов, и немало их будет скрываться под личиной советских людей…
Вера слушала, не проронив ни слова. Яков Иванович нагнулся и поцеловал ее в голову.
– Спасибо тебе, папочка!.. – Вера погладила его шершавую руку и уже не сдерживала слез, катившихся по ее щекам.
– До свидания, доченька, – сказал Железнов и непривычно для Веры по-стариковски вздохнул.
Примерно через час Коротков вывел разведчиков к реке, где их ожидал Паршин с саперами. Паршин помог разведчикам по очереди перебраться на шаткий плот. И плот поспешно заскользил по темной воде.
Когда они сойдут с плота, когда позади останется эта речка и затихнут вдали всплески воды, молодые люди вступят в другую жизнь. И даже имена у них будут другие.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Валентинова с бешеной скоростью мчалась по Варшавскому шоссе в направлении Юхнова на своем раненом, как и она сама, «газике». Ее раны, правда, уже зарубцевались, а на «газике» все еще зияли дыры да развевались на ветру лохмотья его выцветшего тента. Ирина Сергеевна часто упрекала себя в том, что до сих пор не могла приложить к нему руки. Зато она, не жалея сил и времени, воскресила из мертвых и привела в боевое состояние его мотор и ходовую часть.
Сейчас она спешила засветло добраться до разведотдела армии, занимавшей фронт севернее Юхнова, и найти там майора Фещенко. Ему, как она поняла, командарм поручил лично связаться с Железновым, держать с ним постоянную связь, а для вывода остатков его дивизии послать навстречу Железнову проводников. Вот это-то и волновало Ирину Сергеевну. Она боялась, что раньше, чем она доберется до разведотдела, майор Фещенко вышлет навстречу дивизии своих людей.
Плутая вдоль фронта по изрытым снарядами лесным дорогам и сожженным деревням, она бы так и не нашла разведотдела, но выручили ее пропитанные кровью, с расползшимися чернилами документы: удостоверение личности и командировочное, написанное наспех от руки. Они были на» столько необычны, что как только старший патруля посмотрел на них, сразу сказал: «Липа!», подозрительно взглянул на Ирину Сергеевну и предложил ей следовать за ним.
– …Очень подозрительная, – докладывал он коменданту штаба. – В машине ехала одна, сама за баранкой. Заглянул в машину, а там ящиков и мешков доверху. Спрашивает, где разведотдел, а сама глазами зыркает…
Так, благодаря бдительности, проявленной этим солдатом, Ирина Сергеевна наконец добралась до разведотдела. Комендант штаба сам поспешил доставить ее на место. Но было поздно: Фещенко, как доложил дежурный, с людьми уехал на ПРП.
Тогда Ирина Сергеевна стала настоятельно требовать, чтобы дежурный дал ей сопровождающего до ПРП. Но дежурный был неумолим. Единственное, что он ей обещал, это доложить Фещенко, когда тот приедет на пункт, и соединить его с ней по телефону.
– А пока что погуляйте, – сказал дежурный и скрылся за скрипучей дверью землянки.
Ирина Сергеевна не помнила потом, сколько раз она измерила дорожку, ведущую от землянки к прогалине. Но, видимо, много, потому что через некоторое время в просветах между стволами пегих берез и зеленых елей сгустилась предвечерняя дымка. Ирина Сергеевна с тревогой думала о своих боевых товарищах, которые там, за глухими раскатами артиллерийской дуэли, пробивались на Большую землю. В наступавших сумерках ей чудилось, что она видит их, окровавленных и истощенных, поддерживающих друг друга, точно матросы из кинофильма «Мы из Кронштадта». В ее кармане лежали письма Железнову и Карпову от их жен из Сибири. Письмо Карповой словно кололо пальцы, ей хотелось распечатать его, и стоило больших усилий удержать себя от этого недостойного поступка.
«Зачем я хочу это сделать?.. Кто я ему?..» – упрекала она себя.
– Товарищ военинженер! – наконец позвали Ирину Сергеевну. К ней навстречу шел дежурный с человеком в гражданском полупальто и в немецком кепи.
– Вот этот товарищ довезет вас до майора Фещенко, – сказал дежурный.
Ехали лесной дорогой в темноте, чуть ли не ощупью. Стрельба становилась все слышнее и слышнее, и Ирина Сергеевна немало натерпелась страху, опасаясь, как бы этот необычный шофер в гражданской одежде не проскочил свои позиции и не завез ее к врагам. Когда наконец появились темные силуэты изб, Ирина Сергеевна заметила, что ее руки крепко сжаты в кулаки, она разжала их и в первый раз за всю дорогу спросила:
– Скоро?
Но шофер ничего не ответил, он осторожно объезжал поблескивающую водой свежую воронку. Не успели они миновать это препятствие, как из-за угла разрушенной избы выскочил боец и стал громко ругать их, не стесняясь в выражениях.
– Не видишь, что фриц палит?! – кричал он, упершись рукой в радиатор «газика». – Ворочай, не то я сам тебя пристрелю!..
Боясь, что опоздает, Ирина Сергеевна выскочила из машины и стала упрашивать бойца, чтобы он пропустил их. Боец, услышав женский голос, стал поспокойнее.
– Разве не понимаете, доктор, что нельзя? – сказал он, приняв ее за врача.
– Нам непременно надо ехать! – убеждала его Ирина Сергеевна и, воспользовавшись его ошибкой, пошла на хитрость. – Мы едем к тяжелораненому… Мы должны спасти его.
– Ну если спасти, тогда другое дело, – сдался наконец боец. – Только если нарветесь на старшего лейтенанта, так ему и скажите, что жизнь солдатскую спасать едете.
ПРП находился невдалеке от этого селения, в усадьбе, стоявшей в лесу. Лес оберегал усадьбу от посторонних взоров и ушей. У ворот усадьбы их уже ждал высокий военный, отрекомендовавшийся майором Фещенко.
– Я опоздала? – с тревогой в голосе спросила Ирина Сергеевна. – Проводники уже ушли?
– Ушли, – ответил Фещенко. И, увидев, что Ирина Сергеевна побледнела и схватилась за ворота, спросил: – Что с вами? – Он взял Валентинову под руку и повел ее в дом.
– Я хотела с ними идти.
– Зачем? – Семен Сергеевич открыл дверь и пропустил Валентинову в дом.
– Было бы надежнее. Я свой человек и наверняка бы добралась до них.
– А мы тоже не чужие. Раздевайтесь и располагайтесь здесь как дома.
Но Ирина Сергеевна не стала раздеваться. Она решила ехать туда, где ожидается выход дивизии.
Фещенко, очевидно, догадался о ее намерениях.
– Никуда вы не поедете, – сказал он. – Давайте поужинаем, и ложитесь спать. В лучшем случае, наши девушки доберутся до Железнова только к рассвету. Путь ведь не легкий…
Ирина Сергеевна и сама понимала, что «путь не легкий». Даже здесь, в этом заброшенном в лесу доме, и то было страшновато: нет-нет да и рванет снаряд, а то где-то рядом с треском ахнет мина.
И Ирина Сергеевна представила себе, как, прижимаясь всем телом к земле, девушки ползут по болоту или по лесным зарослям, преодолевая зону губительного огня. И, отказавшись от сна, она осталась возле майора Фещенко. Время от времени дежурный радист докладывал о полученных от девушек сигналах. И Семен Сергеевич тут же карандашом ставил на карте точку и указывал время; он радовался, когда точка оказывалась далеко от прежней, и огорчался, если она была близко. Тогда, многозначительно посмотрев на Ирину Сергеевну, он говорил:
– М-да, прижали!.. Что ж, в нашем деле такое бывает.
Не меньше, а, пожалуй, даже больше он волновался за дивизию, от которой уже давно не поступало никаких сообщений. Хотя Фещенко предполагал, что Железнов молчит, чтобы не обнаружить свою рацию, он то и дело ходил в землянку к радисту, державшему связь с дивизией. Сам садился за соседнюю рацию и шарил по эфиру, ловя немецкие станции, стараясь подслушать, что говорят гитлеровцы о частях Железнова. Но, как назло, их станции то передавали шифры, то вели кодированный разговор.
Ирине Сергеевне одной в доме не сиделось, она выходила на крыльцо и всматривалась в темноту, ожидая, что вот-вот майор Фещенко появится и скажет, что все пропало. Но, видя волнение Ирины Сергеевны, Семен Сергеевич каждый раз, выходя из землянки, говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Мне командующий говорил, что у них все наготове, нужно только сообщить ему место выброски, – вставила Вера.
– Да, но нам, товарищ полковник, необходимо время, чтобы раздать все это, – напомнил заместитель по тылу.
– Знаю. Для сокращения времени место выброски назначаю впереди, по ходу нашего движения. – И он указал точку на истрепанной карте. – Сейчас же берите с собой оставшихся людей и готовьте место приема. А мы с вами, – обратился он к Бойко, – будем связываться с фронтом и кавкорпусом. И ты, Вера, – он положил руку на ее голову, – нам поможешь.
Вера помогла отцу подтянуть раненую ногу и уложить ее вдоль носилок. Рядом положили костыли. Никитушкин и Польщиков набросили на свои плечи широкие помочи из мешковины. Они бережно подняли носилки и, шагая в ногу, понесли Якова Ивановича.
Спустились сумерки. Над лесом, гудя, пролетали транспортные самолеты. Сквозь стволы деревьев виднелось пламя костров, разложенных на месте вырубки, мелькали тени людей, собиравших падающие со звездного неба мешки с грузом.
Вдруг в стороне от костров, правее Полярной звезды, поднялись, будто сцепленные между собою ниточкой, два огонька. Это Куделин сделал свое черное дело.
Вера дернула Аню за рукав:
– Гляди! Фашистская сигнальная.
– Вижу, – ответила Аня, следя за плавно поднимавшимися в небо ракетами.
– Значит, среди нас враг! – прошептал Василий.
Вера насторожилась, ожидая, что поднимется шум. Но уставшие бойцы крепко спали. Лишь там, у костров, бегали люди.
«Может быть, уже подошли фашисты?» – подумала Вера и побежала к отцу.
Но Никитушкин к отцу ее не пустил, а разбудил Короткова. Вместе с ним Вера пошла к Бойко.
Бойко поднял всех на ноги. Однако обнаружить ракетчика не удалось.
Вера намекнула насчет Куделина, но Свиридов отвел ее сомнения. Он только что был у него и ничего подозрительного не заметил. (Куделин успел искусно запрятать ракетницу под пенек.)
– Еле-еле его разбудил, – в заключение сказал Свиридов.
– Все же посмотреть за ним надо! – сказал Бойко. Он пошел было к комдиву, но, не пройдя и двух шагов, остановился и стал прислушиваться.
Теперь гудели не только наши самолеты – врывался воющий звук вражеских бомбардировщиков. По лесу пронеслась тревожная команда: «Воздух!..»
Вера побежала к отцу. Польщиков и Никитушкин хотели поднять его и где-нибудь укрыть. Но Яков Иванович отстранил их рукой. В этот момент на вырубке загрохотали разрывы авиабомб. Осколки с пронзительным свистом летели в лес и, отсекая ветки, цокались о стволы деревьев.
Вера прикрыла собой отца.
– Ты что, Веруша? – Яков Иванович обнял ее, стараясь подняться. – Я не знал, что ты у меня такая трусиха! – сказал он и попросил Короткова: – Узнайте-ка, что там?
Коротков побежал к вырубке, где уже заметно тускнело пламя костров.
К Железнову подошел Бойко.
– Ну что слышно, Павел Калинович? – спросил его Железнов. Бойко доложил, что боеприпасов и продуктов хватит суток на двое. – На двое, говоришь? – переспросил Железнов. – Но сейчас, наверное, каждый пайка по два съест…
– Мы посоветовались с начальником медпункта и товарищем Хватовым и разрешили сейчас каждому съесть по сто граммов сухарей и куска по три сахару. Вторую порцию – часа через три. А остальное роздали как НЗ.
– Прикажите, чтобы без приказа не брали, – сказал Железнов.
– Люди так настрадались от голода, что сами будут беречь. Как все радуются, товарищ полковник! Точно праздник! А какие вкусные сухари… – Бойко протянул Железнову и сам захрустел сухарем.
Железнов разделил свои сухари между Польщиковым и Никитушкиным:
– Разговляйтесь, друзья!.. – Вера от сухарей отказалась: у нее еще были свои. – А что там? – кивнув в сторону вырубки, спросил Яков Иванович.
Бойко ответил, что там всеми делами занимается Хватов. Ему не хотелось сейчас говорить об убитых, он знал, как близко принимает комдив к сердцу потери людей, и завел разговор о предстоящем прорыве.
– Все остается по-прежнему! – сказал Яков Иванович.
– Нельзя, товарищ полковник! Противник нас опередил: наша разведка обнаружила, что он выдвинулся на Ильино. А кавкорпус Белова отошел за Угру, в район Всходы.
– Отошел за Угру? – в задумчивости повторил Железнов. – А что, если мы, Павел Калинович, вот так? – Яков Иванович провел пальцем по карте на юго-запад до Челновой, а от нее резко прочертил пальцем линию на Всходы до фронта кавкорпуса.
– До Челновой разведка не дошла: по дороге на Баскаково движется немецкая колонна с танками и артиллерией.
– Тогда, Павел Калинович, наше дело… – Яков Иванович хотел сказать «дрянь», но, видя, с какой тревогой смотрят на него Бойко и Вера, спокойным тоном добавил: – Не совсем плохое. – И его палец молниеносно перелетел через расположение дивизии на северо-восток и остановился на надписи: «Преображенское».
Бойко понял комдива.
– Здесь противник теснит на север части четвертого десантного корпуса, – сказал он.
– Теснит на север? – Яков Иванович замолчал, пристально рассматривая карту.
Всей душой Вера чувствовала, как отцу сейчас тяжело. Она понимала, что все пути к кавкорпусу отрезаны. В ее взволнованном мозгу зазвучали напутственные слова начальника разведотдела фронта: «…Если дивизия пойдет на соединение с кавкорпусом, идите с ней, пока не переправитесь через Угру. Если же она пойдет в другом направлении, то на Велишки двигайтесь самостоятельно…» До боли в сердце чувствовала она жалость к отцу – так тяжело будет ей с ним расстаться!.. Чтобы своим волнением не расстраивать его, Вера отошла в сторону и села на пенек.
– Тогда, Павел Калинович, – снова начал Железнов и показал пальцем на восток, в сторону Большой земли, – нам остается только одно – пробиваться так!.. Надо полагать, Пополта вспухла, болота поднялись, и вода отсюда фрицев выжила. Леса здесь до самой дороги Гжатск – Юхнов дремучие… А другого выхода у нас нет. Либо голодная смерть, либо плен… Следовательно, Павел Калинович, мое решение таково: поворот на сто восемьдесят градусов, направление азимут семьдесят восемь – лес Новинской дачи, а там северными болотами Пополты на Доброе… – Яков Иванович хотел улыбнуться, но не смог. Он протянул Бойко свою карту и добавил: – Для встречи Доброва и Тарасова оставить моего адъютанта с разведчиками… Действуйте, товарищ Бойко!..
Бойко ушел, а Яков Иванович, опираясь на костыли, подошел к Вере.
Вера помогла отцу сесть и сама опустилась около него на колени.
Нащупав в темноте его руку, она прижала ее к своим губам.
– Прости меня, папа, – тихо сказала она.
– За что, доченька? – Яков Иванович сжал ее виски своими горячими ладонями и притянул голову к себе… Из темноты на него смотрели широко раскрытые Верины глаза. В них крохотной искрой отражалась далекая звезда. – Что ты, Верушка? Не плачешь ли ты, лейтенант?
Вера покачала головой.
– Папа, вы сейчас уходите? – спросила она.
– Да, доченька, скоро двинемся. Как видишь, нам здесь оставаться нельзя.
– Тяжело, папа… Тяжело оставлять тебя одного… Но я не могу идти с тобой…
– Почему, доченька? – Яков Иванович отвел голову Веры от своей груди и, держа ее дрожащими пальцами, смотрел в ее глаза.
– Мы должны идти, – тихо, словно чувствуя себя виноватой, ответила Вера.
– Куда? – спросил Яков Иванович, и ему стало страшно за дочь. Какие еще испытания предстоят ей на первых шагах только начавшейся жизни?..
Вера же корила себя за то, что вынуждена оставить отца в таком тяжелом положении.
– Туда, папа, за Угру. – И как бы оправдываясь, стала доказывать отцу: – Мы обязаны, папа… Понимаешь, это наш долг…
Яков Иванович кивал головой. Старый командир, он хорошо знал, что такое воинский долг. Но дело касалось его дочери, и сердце отказывалось подчиняться рассудку. Трудно было больному, много пережившему человеку отпустить свою дочь навстречу новым испытаниям.
Вера чувствовала эту душевную боль отца, но не находила слов, чтобы ее успокоить.
– Ты не бойся за меня, папа… Я выдержу все!.. – только и сумела она сказать.
– Эх, доченька! – прошептал Яков Иванович. – Тяжело расставаться… Но ведь мы с тобой солдаты… – Над лесом затарахтел немецкий самолет, похожий на У-2. – Вот видишь, нащупали. Сейчас фонари подвесит, проклятый!.. – И действительно, над вырубкой ярко вспыхнули повисшие в воздухе ракеты. – Теперь всё! Надо уходить. А то, пожалуй, подожгут лес, и тогда совсем не выберешься… Об одном прошу тебя, Верушка, будь осмотрительна и осторожна. Не горячись, даже если тебя будут на это вызывать. Внимательно присматривайся к людям. Ведь кругом будет много врагов, и немало их будет скрываться под личиной советских людей…
Вера слушала, не проронив ни слова. Яков Иванович нагнулся и поцеловал ее в голову.
– Спасибо тебе, папочка!.. – Вера погладила его шершавую руку и уже не сдерживала слез, катившихся по ее щекам.
– До свидания, доченька, – сказал Железнов и непривычно для Веры по-стариковски вздохнул.
Примерно через час Коротков вывел разведчиков к реке, где их ожидал Паршин с саперами. Паршин помог разведчикам по очереди перебраться на шаткий плот. И плот поспешно заскользил по темной воде.
Когда они сойдут с плота, когда позади останется эта речка и затихнут вдали всплески воды, молодые люди вступят в другую жизнь. И даже имена у них будут другие.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Валентинова с бешеной скоростью мчалась по Варшавскому шоссе в направлении Юхнова на своем раненом, как и она сама, «газике». Ее раны, правда, уже зарубцевались, а на «газике» все еще зияли дыры да развевались на ветру лохмотья его выцветшего тента. Ирина Сергеевна часто упрекала себя в том, что до сих пор не могла приложить к нему руки. Зато она, не жалея сил и времени, воскресила из мертвых и привела в боевое состояние его мотор и ходовую часть.
Сейчас она спешила засветло добраться до разведотдела армии, занимавшей фронт севернее Юхнова, и найти там майора Фещенко. Ему, как она поняла, командарм поручил лично связаться с Железновым, держать с ним постоянную связь, а для вывода остатков его дивизии послать навстречу Железнову проводников. Вот это-то и волновало Ирину Сергеевну. Она боялась, что раньше, чем она доберется до разведотдела, майор Фещенко вышлет навстречу дивизии своих людей.
Плутая вдоль фронта по изрытым снарядами лесным дорогам и сожженным деревням, она бы так и не нашла разведотдела, но выручили ее пропитанные кровью, с расползшимися чернилами документы: удостоверение личности и командировочное, написанное наспех от руки. Они были на» столько необычны, что как только старший патруля посмотрел на них, сразу сказал: «Липа!», подозрительно взглянул на Ирину Сергеевну и предложил ей следовать за ним.
– …Очень подозрительная, – докладывал он коменданту штаба. – В машине ехала одна, сама за баранкой. Заглянул в машину, а там ящиков и мешков доверху. Спрашивает, где разведотдел, а сама глазами зыркает…
Так, благодаря бдительности, проявленной этим солдатом, Ирина Сергеевна наконец добралась до разведотдела. Комендант штаба сам поспешил доставить ее на место. Но было поздно: Фещенко, как доложил дежурный, с людьми уехал на ПРП.
Тогда Ирина Сергеевна стала настоятельно требовать, чтобы дежурный дал ей сопровождающего до ПРП. Но дежурный был неумолим. Единственное, что он ей обещал, это доложить Фещенко, когда тот приедет на пункт, и соединить его с ней по телефону.
– А пока что погуляйте, – сказал дежурный и скрылся за скрипучей дверью землянки.
Ирина Сергеевна не помнила потом, сколько раз она измерила дорожку, ведущую от землянки к прогалине. Но, видимо, много, потому что через некоторое время в просветах между стволами пегих берез и зеленых елей сгустилась предвечерняя дымка. Ирина Сергеевна с тревогой думала о своих боевых товарищах, которые там, за глухими раскатами артиллерийской дуэли, пробивались на Большую землю. В наступавших сумерках ей чудилось, что она видит их, окровавленных и истощенных, поддерживающих друг друга, точно матросы из кинофильма «Мы из Кронштадта». В ее кармане лежали письма Железнову и Карпову от их жен из Сибири. Письмо Карповой словно кололо пальцы, ей хотелось распечатать его, и стоило больших усилий удержать себя от этого недостойного поступка.
«Зачем я хочу это сделать?.. Кто я ему?..» – упрекала она себя.
– Товарищ военинженер! – наконец позвали Ирину Сергеевну. К ней навстречу шел дежурный с человеком в гражданском полупальто и в немецком кепи.
– Вот этот товарищ довезет вас до майора Фещенко, – сказал дежурный.
Ехали лесной дорогой в темноте, чуть ли не ощупью. Стрельба становилась все слышнее и слышнее, и Ирина Сергеевна немало натерпелась страху, опасаясь, как бы этот необычный шофер в гражданской одежде не проскочил свои позиции и не завез ее к врагам. Когда наконец появились темные силуэты изб, Ирина Сергеевна заметила, что ее руки крепко сжаты в кулаки, она разжала их и в первый раз за всю дорогу спросила:
– Скоро?
Но шофер ничего не ответил, он осторожно объезжал поблескивающую водой свежую воронку. Не успели они миновать это препятствие, как из-за угла разрушенной избы выскочил боец и стал громко ругать их, не стесняясь в выражениях.
– Не видишь, что фриц палит?! – кричал он, упершись рукой в радиатор «газика». – Ворочай, не то я сам тебя пристрелю!..
Боясь, что опоздает, Ирина Сергеевна выскочила из машины и стала упрашивать бойца, чтобы он пропустил их. Боец, услышав женский голос, стал поспокойнее.
– Разве не понимаете, доктор, что нельзя? – сказал он, приняв ее за врача.
– Нам непременно надо ехать! – убеждала его Ирина Сергеевна и, воспользовавшись его ошибкой, пошла на хитрость. – Мы едем к тяжелораненому… Мы должны спасти его.
– Ну если спасти, тогда другое дело, – сдался наконец боец. – Только если нарветесь на старшего лейтенанта, так ему и скажите, что жизнь солдатскую спасать едете.
ПРП находился невдалеке от этого селения, в усадьбе, стоявшей в лесу. Лес оберегал усадьбу от посторонних взоров и ушей. У ворот усадьбы их уже ждал высокий военный, отрекомендовавшийся майором Фещенко.
– Я опоздала? – с тревогой в голосе спросила Ирина Сергеевна. – Проводники уже ушли?
– Ушли, – ответил Фещенко. И, увидев, что Ирина Сергеевна побледнела и схватилась за ворота, спросил: – Что с вами? – Он взял Валентинову под руку и повел ее в дом.
– Я хотела с ними идти.
– Зачем? – Семен Сергеевич открыл дверь и пропустил Валентинову в дом.
– Было бы надежнее. Я свой человек и наверняка бы добралась до них.
– А мы тоже не чужие. Раздевайтесь и располагайтесь здесь как дома.
Но Ирина Сергеевна не стала раздеваться. Она решила ехать туда, где ожидается выход дивизии.
Фещенко, очевидно, догадался о ее намерениях.
– Никуда вы не поедете, – сказал он. – Давайте поужинаем, и ложитесь спать. В лучшем случае, наши девушки доберутся до Железнова только к рассвету. Путь ведь не легкий…
Ирина Сергеевна и сама понимала, что «путь не легкий». Даже здесь, в этом заброшенном в лесу доме, и то было страшновато: нет-нет да и рванет снаряд, а то где-то рядом с треском ахнет мина.
И Ирина Сергеевна представила себе, как, прижимаясь всем телом к земле, девушки ползут по болоту или по лесным зарослям, преодолевая зону губительного огня. И, отказавшись от сна, она осталась возле майора Фещенко. Время от времени дежурный радист докладывал о полученных от девушек сигналах. И Семен Сергеевич тут же карандашом ставил на карте точку и указывал время; он радовался, когда точка оказывалась далеко от прежней, и огорчался, если она была близко. Тогда, многозначительно посмотрев на Ирину Сергеевну, он говорил:
– М-да, прижали!.. Что ж, в нашем деле такое бывает.
Не меньше, а, пожалуй, даже больше он волновался за дивизию, от которой уже давно не поступало никаких сообщений. Хотя Фещенко предполагал, что Железнов молчит, чтобы не обнаружить свою рацию, он то и дело ходил в землянку к радисту, державшему связь с дивизией. Сам садился за соседнюю рацию и шарил по эфиру, ловя немецкие станции, стараясь подслушать, что говорят гитлеровцы о частях Железнова. Но, как назло, их станции то передавали шифры, то вели кодированный разговор.
Ирине Сергеевне одной в доме не сиделось, она выходила на крыльцо и всматривалась в темноту, ожидая, что вот-вот майор Фещенко появится и скажет, что все пропало. Но, видя волнение Ирины Сергеевны, Семен Сергеевич каждый раз, выходя из землянки, говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50