– Что же у вас случилось с Добровым?
– Добров нехороший человек. Вначале он за мной принялся ухаживать, а потом, когда я наотрез отвергла его притязания, он сказал, что я так себя веду с ним потому, что я «пепеже» Карпова… Простите за это грубое слово!.. Его, наверное, выдумали такие люди, как Добров… Я тогда не выдержала и дала Доброву пощечину.
– Доброву? Пощечину? – переспросил Яков Иванович.
Ирина Сергеевна виновато кивнула головой. Наступило короткое, неловкое для обоих молчание, Валентинова уже раскаивалась, что заговорила: ведь теперь надо было рассказать все… а это было ей очень трудно. Наконец она справилась с собой.
– Теперь вы поймете, почему я так настороженно отношусь к тому, что обо мне думают, – продолжала она. – Мне иногда чудится, что вы тоже смотрите на меня с осуждением. – Валентинова со страхом ожидала, что Железнов сейчас подтвердит ее слова, но он продолжал молчать… – Но это неправда! Разве это может быть? Вы видели, конечно, как я иногда волнуюсь за него. Вам могло показаться, что я люблю его. Но ведь я также волнуюсь и за вас, и за Фому Сергеевича, и за этих славных ребят – Кочетова, Груздева и Подопригору!.. Все вы мне теперь дороги!.. Ведь у меня никого близких нет… Так не думайте обо мне скверно!
– Никто о вас так не думает, Ирина Сергеевна, – стараясь ее успокоить, сказал Железнов. – Но должен вам сказать: я против подобных связей. Они к хорошему не приведут. – Он сам поражался бессвязности своей речи. – Но о вас я ничего такого не думаю…
– Спасибо! От всей души спасибо, Яков Иванович! – проговорила Ирина Сергеевна. Ее ресницы заморгали, губы дернулись. Она отвернулась и снова вытерла слезы. – Ведь я жила хорошо, у меня был муж, дети, и вдруг я всего лишилась и осталась одна. А ведь смысл моей жизни был в них! Так поймите, могу ли я оставаться одна, наедине со своим горем? Могу ли жить, не делясь ни с кем своими переживаниями и невзгодами, не встречая сочувствия?.. Если бы не этот страшный круговорот войны, когда нет времени для сна и отдыха, я бы, наверное, сошла с ума… И вот здесь, на фронте, встречаешь человека, который тебя понимает, который не претендует на такие отношения, как Добров, и своим теплым участием стремится облегчить горе…
– Но ведь это может привести к настоящей любви?
Неожиданно для Железнова Ирина Сергеевна ответила на вопрос решительно:
– Ну и что же? Что здесь позорного? Ведь это будет любовь, а не просто мимолетная связь…
Яков Иванович удивленно посмотрел на Валентинову: он как бы увидел ее в новом свете, и она показалась ему необыкновенно привлекательной и еще более женственной.
Ирина Сергеевна опустила голову и шагнула к порогу.
– Если бы вы знали, как мне тяжело… – не оборачиваясь, прошептала она.
Скрипнула дверь, дробно затопали валенки, и из-за перегородки послышался голос Никитушкина:
– Эх, опять все остыло!.. Что же вы, Ирина Сергеевна?..
Ирина Сергеевна вздрогнула, обернулась, и на ее лицо появилась такая теплая, милая улыбка, что Яков Иванович невольно подумал: «Трудно, наверно, Карпову. Ведь эту женщину нельзя не любить!»
– Прости, Никитушкин! Заговорились и забыли, – ответила Валентинова и поспешила за перегородку.
Яков Иванович подумал о Карпове. Он представился ему не таким бирюком, каким знал его до сих пор, а мягким, душевным, сумевшим понять в женщине что-то очень важное. «Когда это все с ним случилось?» – спросил он сам себя.
Сидя за столом, Валентинова улыбалась, рассказывала о своих делах и ни словом больше не коснулась того, о чем они говорили раньше. Якоз Иванович тоже избегал того, что могло напомнить о Карпове.
После обеда Ирина Сергеевна ушла, а Яков Иванович снова углубился в карту.
Необходимо было сосредоточиться на вопросах организации артиллерийского и инженерного обеспечения, предстояло форсировать реку Рузу. Железнову хотелось ворваться на тот берег на плечах врага. Однако надо было быть готовым и к другому исходу.
Так над расчетами Яков Иванович просидел допоздна. Когда он взялся наконец за телефонную трубку, чтобы вызвать начштаба и дивизионного инженера, дверь неожиданно распахнулась, и к нему влетели запыхавшиеся Хватов, Бойко и адъютант.
– Вот записал по радио итоговую сводку Информбюро на одиннадцатое декабря. «В последний час», – Фома Сергеевич потряс исписанными листами бумаги.
Бойко проворно развернул перед Железновым уже значительно поистертую карту. И Хватов торжественным голосом стал читать сводку вслух. Особенно радостно звучал его голос, когда он читал следующие слова: «6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и постепенно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…»
Фома Сергеевич остановился, перевел дух и продолжал читать уже медленнее. Бойко, слушая его, отмечал красными скобками на карте освобожденные города и чертил от них к западу стремительные стрелы.
Когда Яков Иванович посмотрел на сине-красную границу фронта на карте, ему показалось, что здесь, в центре фронта, где сражается сейчас его дивизия, поднялся русский богатырь, своей широкой грудью прикрыл сердце Родины – Москву, охватил своими могучими руками весь необъятный Западный фронт от Клина до Михайлова, поднапряг свою исполинскую силу, двинулся вперед и далеко отбросил на запад рвавшегося к Москве врага.
– Хо-ро-шо! – произнес Яков Иванович, когда Бойко поставил последнюю стрелку. – Великое чудо! Этакое совершить мог только советский народ!
На потрепанной карте обозначилось движение советских войск. Тронулся пятисоткилометровый фронт. На правом крыле фронта под натиском войск генералов Лелюшенко, Кузнецова, Сандалова, бросая технику и раненых, бежали третья и четвертая танковые группы войск генерала Гота и Хепнера; на левом более быстро наступали войска генералов Голикова, Белова, Болдина, наводя страх на отходившую 2-ю бронетанковую армию генерала Гудериана; в центре, в направлении на Волоколамск, Рузу и Можайск, двигались вперед войска генералов Рокоссовского и Говорова, отбрасывая на запад отборные дивизии 4-й армии фельдмаршала фон Клюге.
За шесть дней контрнаступления советские войска освободили Рогачев, Яхрому, Солнечногорск, Истру, Венев, Михайлов, Епифань, свыше 400 населенных пунктов, и окружили плотным кольцом город Клин.
Хватов сложил листки сводки и передал их адъютанту.
– Смотри не потеряй! На груди храни. – Он оттянул борт шинели Короткова и держал его так до тех пор, пока тот не спрятал сводку в свой внутренний карман. – А теперь бери машину и лети в типографию! Надо отпечатать две тысячи экземпляров, – сказал Хватов и хлопнул Короткова по плечу.

Было уже темно, когда к Николаю подкатил на лыжах политрук Скворцов.
– Ложись!.. – крикнул Николай и закашлялся. – А то шлепнут тебя, и пропадешь ни за понюшку табаку.
Скворцов бухнулся к ногам Кочетова и зашептал:
– Сводка Информбюро о нашем наступлении, – и сунул ему в руки несколько листков. – Бери, утром взводу прочтешь… Весь Западный фронт наступает! Рокоссовский Истру взял, соседи – Локотню!
– Да ну? – протянул Николай. – А мы, видишь, залегли.
– Почему?
– Сам разобраться не могу.
– А справа? – не без тревоги спросил Скворцов.
– Тоже, наверное, лежат… Устали, браток! – с досадой сказал Николай.
Справа захрустели замерзшие ветки кустов: расчет Гречишкина выкатывал пушку на прямую наводку.
– Ну что, пехота, дремлешь? – послышался из-за лафета его бодрый голос.
Скворцов схватил лыжи в руки и бросился к нему.
– Читай! – Николай передал листок подползшему к нему Кремневу.
Освещая сводку спрятанным в рукаве электрическим фонариком, Кремнев прочел и вдруг обхватил Николая и крепко его поцеловал.
Из-за лафета послышалась команда Гречишкина:
– Огонь!
Орудие грянуло, выбросив вперед язык пламени. Из-за орудия выскочил Скворцов и что есть силы крикнул:
– За мной, товарищи! Ура-а!
На снежном покрове разом поднялись до сего времени невидимые люди и широкой цепью ринулись вперед.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Теперь наступал весь Западный фронт, действуя совместно с Калининским и Юго-Западным фронтами. На широком пространстве Подмосковья шло ожесточенное сражение. 15 декабря 1941 года войска генерала Лелюшенко с упорными боями овладели городом Клин, разгромив отборные дивизии 3-й танковой группы. Генерал Рокоссовский прижал войска 4-й танковой группы и 5-го армейского корпуса к Истринскому водохранилищу; генерал Говоров отбросил гитлеровцев за рубеж Павлова Слобода – озеро Тростенское. А на левом крыле фронта, в секторе Тулы, генералы Голиков, Белов и Захаркин гнали на Калугу войска генерала Гудериана. И этот прославленный Гитлером генерал в одну из морозных декабрьских ночей удирал в крестьянских розвальнях, опережая свои войска, бросая первокласснейшую, собранную со всей Европы технику…
Вместе с армией Рокоссовского двигался на запад и сын Железнова Юра. Он так и путешествовал по дорогам войны вместе с батальонной кухней под началом неизменного Луки Лукича и дедушки Гребенюка.
Дивизия, в которой он находился, вечером вышла к Истринскому водохранилищу и остановилась. Штаб полка расположился в одиноко стоявшем у наезженной дороги домике. Туда Юра и подвез Луку Лукича с его термосами и перестоявшимся обедом.
Кругом грохотало. По озабоченным лицам командиров, по тому, что никто из них не спешил обедать, да и по тому, что комдив вдруг поспешно в розвальнях Гребенюка уехал на НП командира полка, Юра понял: на передовой что-то случилось. За это время он уже научился разбираться в обстановке и приобрел некоторую наблюдательность. Он заволновался: то выбегал за изгородь и прислушивался к уханью орудий, то бросался к пробегавшим мимо него на лыжах бойцам с вопросом «Что там случилось?», но не получал ответа. Он было уже решился спросить кого-нибудь из командиров, но Лука Лукич сердито его одернул:
– Где тебя черти носят?! За кобылой смотри! – и с корзинкой, наполненной хлебом, скрылся в доме.
– Эх ты, бесчувственная!.. – пробурчал Юра, подбирая разбросанное кобылой сено. – Тут такое творится, а ты жрешь да жрешь!..
Он представил себе, что вдруг с Волоколамского шоссе, откуда доносилась беспрерывная артиллерийская стрельба, лесом пойдут гитлеровцы, ударят по тылам дивизии – и тогда все!.. Юра уже был готов сам броситься за лыжниками в разведку, благо, возле дома стояли чьи-то прислоненные к стене лыжи. Только Юра сделал несколько шагов к этим лыжам, как вдруг его кобыла Сонька громко заржала, почуяв приближение коня Буланого. Через минуту из-за угла вынырнула подвода и остановилась у крыльца.
Из розвальней вылезли комдив, командир полка и еще какой-то не знакомый Юре комиссар. Юра, как положено, вытянулся перед ним.
– Что ты тут делаешь, малыш, а? – неожиданно спросил его командир дивизии и поправил Юрину шапку. – Звать-то тебя как?
– Рыжиков Юрий! – браво ответил Юра и шмыгнул носом.
– Замерз, наверно?
– Нет…
– Недисциплинированный, значит, у тебя нос? – улыбнулся комдив. – Что же ты все-таки здесь делаешь?
– Помощник товарища Гребенюка.
– А как в полк попал?
На этот раз Юра не растерялся и бойко отрапортовал:
– Товарищ Гребенюк зачислил, товарищ генерал.
– Ну, ладно! Позови-ка мне шофера.
Юра сорвался с места и побежал в избу. Командир дивизии поглядел ему вслед и приказал адъютанту заняться мальчонкой, узнать, не сбежал ли он от родителей… В это время на крыльце уже появились Юра с шофером.
– Молодец, Рыжиков! Благодарю за службу! – сказал командир дивизии.
Юра замялся: его впервые похвалил генерал.
– А как надо, товарищ генерал-майор, на это отвечать? – спросил он.
– Служу Советскому Союзу!
Юра шагнул вперед, сдвинул ноги вместе, сдернул варежку, приложил руку к ушанке и звонко прокричал:
– Служу Советскому… – воздуху не хватило, он вдохнул всей грудью и закончил: – …Союзу!
Комдив козырнул в ответ и зашагал к машине.
– Товарищ генерал-майор, – нагнал его Юра (Гребенюк даже ахнул от его смелости), – разрешите обратиться по личному делу?
– Обращайся!
– Определите меня в разведку! Вот, честное пионерское, хорошим разведчиком буду!..
– Сразу этого решить не могу, – ответил комдив. И не успел Юра опомниться, как генерал сел в машину, и она сразу же скрылась за углом дома.
– Ну, Юрка, дождешься ты у меня!.. – проворчал Гребенюк. – Какое ты имеешь право так вольно с генералом разговаривать?
– Отчего нельзя? Он такой же человек, как и вы!..
– Вот как хвачу вдоль спины! – Гребенюк гулко хлопнул кнутом по поле своего полушубка. – Да разве есть у него время с тобой болтать, когда вся дивизия перед таким морем встала?!
– Почему, дедушка, встала? – с дрожью в голосе спросил Юра.
– «Почему»? – передразнил Гребенюк Юру. С передозой один за другим донеслись гулкие разрывы. – Слышь, как колошматят по льду? Как есть, весь, проклятые, вспахали.
– А как же теперь наши наступать будут?
– Прямо так и будут, – не зная, что ответить, сказал Гребенюк.
– По битому льду?
– Раз надо, то и по битому пойдут…
– Так утонуть же можно…
– Ну что ж, сынок, коли надыть! – Гребенюк провел рукой по заиндевевшим усам. – Да только не о смерти думать надо, а о том, как выжить да нашу землю от фашистской нечисти ослобонить…
– Довольно болтать-то!.. Садитесь обедать!.. – окликнул их вышедший из избы Лука Лукич.
В сенях они сели на чурбаки за перевернутую вверх дном бочку, служившую столом. Лука Лукич сунул в руки Юры ложку, но есть мальчику не хотелось, его не покидали тревожные мысли. Он думал о том, как же бойцы пойдут по битому льду.
– Да ешь ты скорей! – прикрикнул на Юру Гребенюк и деревянной ложкой стукнул его по лбу. – На подводах доски всем обозом к берегу возить будем!..
Уже стемнело, когда подводы подвезли к Истринскому водохранилищу доски. Кругом гудело, трещало и грохотало. Из-за высокого холма, черной стеной поднявшегося на берегу, вспыхивали бледные зарницы ракет, а из-за его гребня, словно из-за черной тучи, метеорами вылетали трассирующие пули и, светясь зеленоватыми огоньками, неслись туда, где полыхало зарево, где зенитчики огнем своих орудий обороняли Москву от рвавшихся к ней бомбардировщиков врага.
Юра впервые оказался так близко к переднему краю. Как ни старался он держаться по-боевому, его зубы звонко выстукивали дробь. «А как же бойцы там под огнем идут?..» – уговаривал он себя. В это время над вершиной холма вспыхнул разрыв шрапнели, и Юра неожиданно для себя бухнулся на землю.
– Ты чего, Рыжик? – спросил Гребенюк.
– Страшно! – стуча зубами, ответил Юра.
– Знамо дело, сынок, – передовая! – Гребенюк потрепал Юру за плечи и побежал к своему Буланому, который потянулся за передней подводой.
Только Гребенюк скрылся в темноте, как невдалеке, выбросив красный язык пламени, разорвалась мина. Сонька шарахнулась в сторону, опрокинув державшего вожжи Юру.
– Держи, сынок, кобылу-то, а то домой удерет! – крикнул Гребенюк.
Юра догнал Соньку, схватил ее за узду и размахнулся, намереваясь ударить, но не ударил – кобыла дрожала и фыркала от страха.
– Соня… Сонюшка… – Юра гладил заиндевевшую морду лошади. – Ну что ты, дурочка!.. Это же передовая!..
И дрожащая Сонька, словно понимая, жалась мордой к своему маленькому хозяину.
– Доски привезли! – крикнул кто-то в темноте. – Ко мне! Ребята!..
К возам подбежали бойцы и в момент разгрузили доски.
– Товарищи ездовые, – крикнул тот же голос, – живо назад! И все, что там есть: доски, бревна, столбы – все везите сюда!..
Когда нагруженные подводы снова возвращались к передовой, на повороте их встретил боец, вскочил на передние сани и, указывая ездовому путь, вывел обоз к самому берегу. Он остановил его невдалеке от разваленного дома, откуда стреляли минометы. Юра не мог удержаться, чтобы не посмотреть, что делается там, за стеной этого дома. Он поднялся на ящики и взглянул в щель стены в тот самый момент, когда яркая ракета осветила покореженный лед водохранилища и бегущих по нему бойцов. То здесь, то там вздымались вверх поднятые взрывами столбы льда и воды… Эта картина потрясла Юру. Всем своим детским сердцем он переживал за бойцов, ему хотелось крикнуть им: «Ложись», но из-за угла дома уже доносилась команда: «Приходько! Выводи роту на лед!..»
Потом над ухом Юры кто-то крикнул: «За нашу Родину! Огонь!» И сразу же ахнули минометы. Юра вздрогнул и, свалив ящики, с грохотом скатился прямо на связиста.
– Откуда тебя, чертяга, сдуло? – Связист оттолкнул Юру и сунул ему в руки концы кабеля. – На, крепко держи, смотри не упусти! – и скрылся в темноте.
Юра держал кабель изо всех сил, но вдруг кабель резко дернулся. От неожиданности Юра упал и выпустил его конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50