Деркуну ничего не стоило открыть ее ударом ноги. С чердака можно было свободно выйти на крышу. К одной из стен были пристроены леса, по которым киллер, скорей всего, и спустился на землю. Никиту последовал его примеру.На противоположной стороне улицы, возле «Фиата», уже собралась небольшая толпа: мужчины кавказского типа, видимо из охраны офиса, тучный молодой блондин, судя по тому, что рассказывал Фима, это был Афанасий, девушка-мороженщица, пара случайных теток, бомж с клеенчатой сумкой. Охранники громко переговаривались по-армянски.На тротуаре возле машины лежал человек в синей рубашке с галстуком. Голова его была прикрыта пиджаком.— Живой? — спросил Никита.— Какой живой, — махнул рукой один из охранников. — Пуля между глаз, будешь живой, да.. — Нэсовместимо с жизнью, — добавил другой кавказец.— Он украл у меня смерть, — сказал Афанасий, не открывая глаз от покойника.— Хозяин?— Дирэктор, — сказал охранник раздумчиво, так, как будто засомневался в том может ли покойник занимать должность.— Кажный день кого-нибудь убивають, — вставила тетка. — При Сталине разве ж такое было? А цены? Давеча пошла покупать картошку, так денег только на полкило хватило.Из-за поворота показалась милицейская машина и Никита поспешно перешел улицу. Связываться с милицией ему не хотелось, в кармане у него был газовый пистолет. Мало ли что у них в голове, еще вздумают обыскивать. Доказывай потом, что тебе по штату положено. К бывшим коллегам менты относятся особенно подозрительно.Блюм так и не появился, значит, напал на след. Интересно, какие у него соображения насчет этого убийства? Надо будет позвонить ему вечерком. А сейчас хорошо пообедать. Все-таки хлопотное это дело сыск, никогда не знаешь, где и в какое время будешь обедать. То ли дело охрана: захотел поесть — достал бутерброды. Сухомятка, конечно, зато по часам.Вот уж кого Фима не ожидал увидеть сейчас так это свою бывшую супругу. Зато она, кажется, ничуть не была удивлена встрече.— Скотина, — зловеще процедила она сквозь зубы. — Хотел получить гонорар без свидетелей, думал бабки зажилить. Правильно сделали, что тебя, козла, накололи. Вот и сиди здесь на привязи, как собака, пока не окочуришься. А я пальцем не пошевелю.И тут же вопреки своему обещанию, она присела на корточки возле Фимы и достала у него из карманов расческу и триста долларов двадцатками. Пересчитав купюры, она выдернула у него изо рта тряпку и стала ею бить Фиму по щекам.— А это, чтобы тебе неповадно было укрывать деньги от семьи. Ты подумал, сукин сын, на что нам с детьми жить? Алиментов ты не платишь, потому что у тебя, видишь ли, а у самого бабок хоть жопой ешь. А ведь мать мне говорила, чтобы я не выходила замуж за еврея, потому что все вы лживые и алчные.— Чья бы крова мычала, — огрызнулся Фима.Но Нинель нравилось себя заводить, в эти минуты она искренне ощущала себя жертвой, а этого ощущения ей не хватало, как некоторым людям в организме не хватает кальция. Они понимают, что это несъедобно, но все-таки едят глину.— Ты из-за своей жадности разрушил наш брак, а я-то еще, дура, думала: ничего что еврей, был бы человек хороший. Как я в тебе ошиблась.— Нин, может, хватит спектакля, — прервал ее излияния Фима. — Не старайся быть большей стервой, чем есть на самом деле. Тут нет посторонних. Деньги ты уже взяла и еще получишь. Только отвяжи меня поскорей, а то с минуты на минуту сюда могут вернуться бандиты, тогда и тебе не поздоровиться.— Вот еще, испугалась я твоих китайцев, — огрызнулась Нинель, но веревки все-таки развязала.— Быстро уходим, — скомандовал Блюм, и потащил сопротивляющуюся Нинель к выходу.Через несколько секунд они уже были в длинном коридоре, куда выходило множество дверей. Две негритянки с пакетами в руках, которые о чем-то живо говорили по-русски, посторонились и с любопытством уставились им в след. Теперь Фима был совершенно уверен, что находится в университетском общежитии для иностранных студентов. Тетка на вахте много значительно улыбнулась Нинель, и та ответила ей едва заметным кивком.Когда беглецы ушли от общежития довольно далеко, Фима отпустил руку супруги.— Ну а теперь рассказывай, как ты меня отыскала?— Нашел дуру.— Согласен. Если будешь молчать, ни рубля больше не получишь. Пусть Колобасов сам кормит своих отпрысков. Довольно вам сидеть у меня на шее.— Думаешь такой крутой, ничего, мы на тебя управу найдем.Фима выхватил сумочку и рук бывшей супруги и вынул оттуда свои деньги.— Подлец, — возмутилась Нинель, — какой же ты, Блюм, подлец.Но, увидев, что вокруг никого нет, перешла на более спокойный тон.— Я же тебя, гада, сразу вычислила, еще, когда ты в первый раз приехал в этот офис на Солянке. Я шла к тебе домой, чтобы сказать, что подаю на тебя в суд за неуплату алиментов, и вдруг вижу — ты выскакиваешь из подъезда с выпученными глазами и садишься в джип. Я тут же схватила частника и поехала за тобой. Потом дождалась пока ты уйдешь, и все выяснила у охранников насчет их конторы. Эти кавказцы, когда увидят красивую бабу, сразу теряют голову. А сегодня поехала туда на всякий случай, может, думаю, узнаю за какие бабки ты на них работаешь. Вышла из метро, иду, а ты мне навстречу с двумя какими-то косоглазыми. Прошел мимо, и не заметил меня, хотя я не успела спрятаться. Так, думаю, надо посмотреть, куда они навострили лыжи. А вы приехали в общагу. Я часа три ждала тебя на скамейке в сквере. Смотрю, косоглазые ушли, а тебя все нет. Подошла к вахтерше, говорю, тут мой алкоголик с двумя китайцами не проходил? Еще скандалить начнет, он буйный у меня, когда нажрется, еще ножом кого-нибудь пырнет. Она говорит — это не китайцы, а мексиканцы. Они приходят к одной своей землячке, Марии, из 669-й комнаты. Ну, думаю если сейчас не вмешаюсь, эта баба из него вытрясет все деньги…— Подожди, — остановил супругу Фима. — Ты говоришь, я шел с этими двумя… И как я выглядел?— Как всегда по-дурацки. Наверно травил им анекдоты, потому что сам размахивал руками и покатывался со смеху, а у них рожи были, как будто деревянные.— Значит, я был в полном сознании, и они держали меня под руки.— Ты никогда не бываешь в полном сознании, а шел ты сам, и никто тебя не держал. Может хватит делать из меня идиотку. Давай деньги и катись.Фима отсчитал две двадцатки, сунул в сумочку и протянул ее Нинель:— Спасение жизни, такого подлеца, мерзавца, скотины и урода как я больше не стоит.Нинель, хотела было разразится новыми проклятиями и уже закатила глаза, но передумала, плюнула Блюму под ноги и гордо удалилась.«Вот стерва, — подумал Фима, глядя ей в след, — но как хороша, особенно задница. Память тут же услужливо подсунула ему черные трусики на веревке, и мысли плавно перетекли в другое русло. „Маша-мексиканка… мачете… а что, если это были не азиаты, а индейцы, краснокожие, они ведь тоже, кажется, относятся к желтой расе? Допустим это так. Вполне возможно, что Вартанов имел дело не только с испанцами и португальцами, но и с каким-нибудь наркокартелем из Нового Света. Допустим даже, что индейцы выследили меня, когда я заходил в эту гиблую контору, и захотели узнать, что у меня с ней общего. Но как им удалось сделать так, чтобы я одновременно был в сознании и без сознания. Вкололи какое-то колдовское снадобье? Зомбировали? Похоже, Блюм, ты опять влип в паршивую историю. Получается прямо, как у Фенимора Купера: «Шоколадное сердце — враг индейцев“.Дома его ждал струдель, Никита и звонок Рыженкова. Если первое и второе было приятным сюрпризом, то звонок, скорее, озадачил. Стас не скрывал своего раздражения тем, что его приятели оказались, пусть весьма отдаленно, причастными убийству виноторговца. Если следователю станет известно, что накануне своей гибели Вартанов встречался с частным детективом, он, вне всякого сомнения, захочет потянуть за эту ниточку.— И тогда вы окажетесь по уши в дерьме, и я с вами, — заключил Стас.— Неужели так серьезно? — Фима сделал вид, что ничего не понимает.— А ты как думал. Среди бела дня на улице автоматной очередью убит бизнесмен.— Ну, этим сейчас никого не удивишь. Это ведь не Березовский и не Брынцалов, бизнесмен средней руки. Таких отстреливают сотнями на бескрайних просторах нашей обновленной родины, и никого это особенно не беспокоит.— Дело обстоит серьезнее, чем ты думаешь. Заместитель Вартанова подозревается в связях с международной торговлей наркотиками. В Москве сейчас гостит некий Рахманкулов Молдабек Мирзоевич — министр сельского хозяйства одной из среднеазиатских республик. По нашим сведениям, он контролирует возделывание и сбытом конопли во всем регионе. У него кличка Мирза. Все догадываются, что он промышляет наркотой, но за руку его еще никто не поймал. И президент их догадывается, но ничего с ним поделать не может. Этот Рахманкулов, видишь ли, из клана, который испокон веку соперничает с кланом президента. Не имея серьезных улик, его нельзя трогать, иначе родичи, а это полстраны, поднимут кипеш, и президента не переизберут на четвертый срок. Так вот Афанасий встречался с Мирзой. После убийства Вартанова, он исчез. Сказал секретарше, что плохо себя чувствует, ушел с работы и как воду канул.— Это основная версия следствия?— Нет, одна из трех возможных версий. Вторая — его могла заказать жена, чтобы завладеть его капиталом и имуществом. Секретарша сказала, что у них в последнее время были серьезные трения из-за любовника. Вартанову неожиданно решил ехать. Возможно, ему кто-то позвонил, хотя секретарша звонка не помнит. Он попросил Афанасия, который должен был ехать на таможню, отложить свою поездку, и сел в его машину.— А третья версия?— Третья — это вы с Никитой. Бывшие сотрудники органов, а ныне самозванные сыщики, запросто могли шантажировать предпринимателя, а когда он не поддался на шантаж — убить. Тем более, что вас хорошо запомнила и описала девушка-мороженщица. Я не знаю, какие у тебя на самом деле были отношения с Вартановым, но лучше тебе сейчас держаться подальше от его конторы. Занимайся собачками, кошечками, а лучше телочками. — Я все понял, Стас. Дело Trade group Realta, считаю закрытым. Тем более, что за мои услуги больше некому платить, — Фима положил трубку и всерьез взялся за струдель.Роза Марковна с умилением смотрела, как он уплетает ее кулинарное творение. Обидно, конечно, что сорвался выгодный контракт, но аванс все-таки удалось получить, и потом «мальчик». Про себя она звала Фиму «мальчиком». За время своего пребывания в Москве, она успела привязаться к своему непутевому родственнику и даже полюбить его. Своих детей у нее никогда не было, но она привыкла быть мамой для всей харьковской родни. Но после всей родни в ее сердце, приютившем бедного Фиму, еще оставалось порядочно места, и она погладила взглядом по мощному загривку Никиту, припомнила неприкаянного Самвела и вздохнула.— Ешьте, мальчики, в следующий раз я испеку вам рулет с маком. Вы любите рулет с маком?Сколько раз в трудные минуты своей жизни Фима Блюм клялся себе начать жизнь сначала, как только минует гроза. По сути, это были обеты судьбе, хотя он этого никогда не осознавал. В детстве он давал зарок никогда не обманывать родителей, если они не спросят, кто разгрохал сахарницу из китайского сервиза. В юности он хотел всерьез заняться английским, и для этого в день читать страницу из Диккенса в оригинале, если отец останется жив после инсульта. Став взрослым, Фима не оставил этой привычки, только теперь зароки лишились былого разнообразия и размаха. Теперь он из раза в раз говорил одно и то же: если сейчас пронесет — женюсь на Рите. Буду вести размеренный здоровый образ жизни, устроюсь юрисконсультом в солидную фирму, заведем детей.Вот и теперь, после смерти своего обидчика, после избавления от тяготивших его обязанностей, после чудесного освобождения из индейского плена, он всей душей обратился к своей верной подруге.Фима познакомился с Ритой сразу после армии. Он тогда собирался поступать в университет, и каждый вечер ездил заниматься русским языком, с которым у него всегда были нелады. Репетитор жил аж в Медведково. Путь был долгий, сначала на метро, потом на трамвае. Чтобы не скучать в транспорте, Фима придумал игру: он выбирал какого-нибудь человека и пытался представить себе, сколько ему лет, чем он занимается, с кем живет. При этом он придумывал для него имя, фамилию, адрес. Иногда получалось очень забавно. Однажды тон заметил в метро негра. Тот внимательно читал газету «Правда» и при этом грыз морковь. Фима тут же окрестил его Василием, определил подсобным рабочим на овощную базу, и поселил в Подмосковье. Каково же было его удивление, когда негр, сложив газету, обратился к стоящей рядом пассажирке на чистом русском языке: «Женщина, как мне проехать на Савеловский вокзал?»Однажды Фима, возвращаясь от репетитора поздно вечером в полупустом трамвае, обратил внимание на девушку, которая невесть чему улыбалась, глядя в темное окно. Там, за окном был нудный осенний дождик, а ей тут в трамвае, было хорошо, может быть оттого, что вдруг припомнилось что-то приятное. Девушка была такая уютная, домашняя, что Фима невольно потянулся к ней. Он подсел рядом и выпалил сходу все, что насочинял про нее: «А я про вас все знаю. Вас зовут Маргарита, вы работаете на швейной фабрике, живете с матерью и собираетесь учиться в техникуме». Девушка посмотрела на него с испугом и сказала: «Не на фабрике, а в ателье».Если бы кто-нибудь до этого сказал Фиме, что он вот так запросто сможет познакомиться в трамвае с девушкой, он бы не поверил. А вот ведь познакомился. Правда, понял это он только после того, как проводил Риту до дома.Они шли под одним зонтом, и Рита невольно прижималась к его плечу. Но он не ощущал никакого трепета, который обычно сопровождал, пусть даже невольное прикосновение к женскому телу. Они были, как брат и сестра и им было хорошо вместе, как бывает хорошо брату и сестре.В первый же вечер Рита рассказала Фиме свою историю. Это была обычная история девушки с окраины, которая мало чего хорошего видела в жизни. Отца она не знала, но многие ее подруги, которые росли в полных семьях, ей даже завидовали. В тех краях, где она росла отцы были либо вечно пьяными и опасными чудовищами, либо жалкими безвольными существами под каблуком у озверевшей от тягостей жизни жены. Риту никто не баловал сладостями и нарядами, зато никто и не бил, не обзывал. Отец ее ушел из семьи, когда ей едва исполнился год, то есть даже и не ушел, а просто однажды не вернулся после очередного «ухода в люди», как он любил выражаться. Он не пил и не воровал и в общем был хорошим мужиком, но верил в бога, и не как все, по праздникам в церкви, а на тайных вечерях на квартирах единоверцев.Каждый, кто исповедовал учение его секты. Должен был в месяц наставить на путь истинный пятерых заблудших. А где их взять, пятерых-то? Поначалу он обходился коллегами по работе. У него было много коллег, потому что он работал в автобусном парке, механиком, их хватило почти на целый год. Но потом его поперли с работы за пропаганду религии, и пришлось ему довольствоваться соседями. Это была не самая благодатная почва для того, чтобы сеять семена истинной веры. Пару раз миссионеру крепко доставалось от заблудших овец, которые напоминали скорее упрямых баранов, закосневших в атеизме и православной ереси. И тогда он пошел в проводники. Каждая поездка была для него «хождением в народ». И вот однажды этот пастырь уехал и канул. Жена пробовала его искать через железнодорожное начальство и через милицию. Ей сказали, что в Казани он сошел с поезда и больше его никто не видел. Он отвалился от семейного дерева, как сухой лист естественно и безболезненно. Жене даже не пришлось его оплакивать, потому что он мог быть среди живых. Она, конечно, ждала и надеялась, но на переживания у нее было мало времени, приходилось много работать, чтобы прокормить себя и ребенка. Душа ее уже раскрылась для дочери, и вскоре образ мужа выветрился из ее памяти. Мать Риты работала в больнице медсестрой, и каждый рубль стоил ей бессонных часов наполненных человеческим горем.Без всякого стеснения девушка рассказывала незнакомому парню о том, как ей в детстве дарили обноски, то тетя Клава с маминой работы, то соседка по подъезду. Теперь Рита работала в ателье швеей и все тамошние женщины, даже известная интриганка и скандалистка Евдокимовна, опекали ее и жалели.Фима рассказывал ей о Североморске, где он охранял военно-морскую базу, что сводилось, в основном, к выпуску стенгазеты «На боевой вахте!» и писанию объявлений красивым почерком. Он много шутил, и она искренне смеялась.После этого они стали встречаться два раза в неделю. Фима никогда не покупал ей цветов, коржики, печенье, засахаренные орешки… Она любила погрызть, а ему нравилось ее угощать. Однако скорее отцом, нежели любовником, хотя разница в возрасте у них была всего три года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20