За первые полгода он дал 70 завтраков, 20 банкетов, 16 балов и 12 приемов. Он сам выдумывал костюмы для придворных дам и царедворцев. Национальный мексиканский костюм чарро, с брюками на пуговицах, короткой курточкой с золотым позументом и черной широкополой шляпой придумал именно он.Император с головой ушел в прожекты реформ. Он сам сочинял законы и рассылал их министрам. Школы он мечтал переделать на манер австрийских гимназий, а батракам предлагал платить за труд деньги. Он также разработал морской кодекс, хотя флота у Мексики не было.В общем, венценосная чета была вполне довольна новой родиной. «Все, — говорили они, — за исключением дорог, здесь лучше, чем ни ожидали». Они говорили «мы, мексиканцы», одевались в мексиканское платье и ели мексиканскую пищу. В письмах матери и братьям Максимилиан нахваливал новую родину. Он старался жить легко и весело, но жара мешала ему до конца почувствовать себя в своей тарелке. Один мой приятель, вы его знаете — Йося Бродский написал по этому поводу такие строки:В ночном саду под гроздью зреющего мангоМаксимильян танцует то, что станет танго.Тень возвращается подобьем бумеранга,температура, как под мышкой, тридцать шесть.Они боялись только двух вещей: нищеты и беспорядков. Когда однажды в четыре часа утра индейцы треском хлопушек чествовали пресвятую деву, они в испуге спрятались за ширму, думая, что замок обстреливают хуаристы.Неприятности начались после того, как кто-то из местной знати подарил ему золотую статуэтку Пернатого Змея.Максимилиану эта вещица очень понравилось. Он поставил ее в спальне, и любил перед сном брать ее в руки, ощущать приятную тяжесть и холод драгоценного металла. Но ему недолго суждено было наслаждаться обществом Кецалькоатля. Вскоре Хуарес начал наступление на позиции французов. Они дрались как черти. Особенно отличался иностранный легион. Однажды трое офицеров и 62 легионера целый день отбивали атаки трех тысяч мексиканцев. Но противостоять всему народу интервенты были не в состоянии. Империя Максимилиана с каждым днем становилась все меньше.У Карлотты все явственнее стали проявляться признаки безумства. Опасаясь за ее здоровье, муж настоял на ее поездке в Европу. Она должна была встретится с Наполеоном и попросить у него помощи. В качестве дара для него она прихватила с собой фигурку Кецалькоатля. Карлотта встречалась с Наполеоном три раза, но так и не добилась от него поддержки и тогда она решила подарить фигурку Папе Римскому. Но и он ей не помог, а Змея не принял так как это был языческий символ враждебный христианству.Тем временем в Мексике события развивались для несчастного императора хуже некуда. Хуарес заставил его подписать декларацию об отречении. Шесть недель Максимилиан провел в горах, где ловил бабочек и собирал гербарии. Но для Хуареса он был еще опасен, и президент отдал его под суд. Половина европейских монархов просила помиловать непутевого Габсбурга, но Хуарес был непреклонен — 19 июня 1865 года на рассвете Максимилиана расстреляли. Перед смертью он успел выкрикнуть: «Да здравствует, Мексика!»Вот такая печальная судьба постигла первого и единственного императора Мексики.Профессор закончил свой рассказ и победоносно оглядел своих слушателей, как будто это он был лично причастен к победе хуаристов.— А що стало со Змеюкой? — спросил Кучка на которого рассказ произвел меньше впечатления из-за того что он не все понял.— Окончательно выжившая из ума Карлотта в конце концов привезла его на вашу родину, в Австрию, где он спокойно прозябал до тех пор, пока кому-то не пришло в голову его похитить.— Позвольте, Вацлав Иванович, — сказал Фима. — Из вашего первого рассказа следовало, что Кукулькан приносит удачу тем, кто им владеет, но он не помог ни Максимилиану, ни Карлотте…— Так ведь они в него не верили. Не поили его кровью жертв. Для них он был всего лишь произведением примитивного искусства аборигенов. Чего ради ему было стараться для чужих людей. Однако, кое-какие обстоятельства говорят о том, что он все же оказал влияние на судьбу Карлотты. Ходили слухи, что она сошла с ума при загадочных обстоятельствах. Она, как и ее муж, заискивала перед креольской аристократией. Многих жен и дочерей богатых помещиков она произвела в статс-дамы. Среди них была и Анита Грихальва — дочь очень влиятельного аристократа. Это была очень красивая, но не совсем здоровая девушка. Временами на нее, что называется, находило, и тогда она по несколько дней плакала, и разговаривала на никому не известном языке. Но после того, как она стала бывать во дворце ее недуг прошел, зато помешалась императрица.— И Анита стала женой президента Хуареса? — предположил Фима.— Нет, он тогда уже был в почтенном возрасте, но ее часто видели в президентском дворце.— Интересная версия.— Версии — это по вашей части. Кстати, как идет ваше расследование. Вам удалось выйти на след похитителей Кукулькана?— Да, — признался Фима. — С полной уверенностью можно сказать, что раритет украли мексиканцы, более того, известно, что это были индейцы, которые обладали способностью гипнотизировать людей таким образом, что они становились их невольными соучастниками. Фигурку хотели вывести в Мексику, но что-то им помешало, и они спрятали ее на вилле «нового русского» под Барселоной. Похитители видимо рассчитывали в скором времени ее забрать, но кто-то перешел им дорогу. Она улетучилась, и следы ее потерялись. Ни у меня, ни у Клауса никаких версий нет. Скорей всего Пернатый Змей осел в коллекции какого-нибудь миллионера-любителя экзотики, и он ее никому не покажет, пока жив. Кстати, профессор, вы не знаете, кто бы это мог быть?— Ну, вот у вас же есть вполне правдоподобная версия, — сказал профессор. — Мне трудно навскидку назвать имена, но двух таких коллекционеров я знаю. Это грек Глафкос Аристидис, который владеет половиной европейского торгового флота, и немец Хорст Лангер, проживающий в Парагвае. Его подозревали в военных преступлениях, но никто не смог доказать его вину и теперь он живет открыто, занимается экспортом ценой древесины и собирает коллекцию древнего индейского искусства, главным образом миниатюры инков, но не брезгает и шедеврами майя. Интерполу эти личности известны, но вряд ли вам удастся подобраться к ним настолько близко, чтобы получить интересные сведения. Эти старцы, птицы пуганые, они осторожны.— А в Барселоне есть серьезные коллекционеры? — спросил Фима.— Впрочем, я могу узнать. На следующей неделе я еду в Испанию по приглашению Королевского исторического общества. В Сарагосе будет конференция по американо-иберийским культурам, и меня приглашают выступить с сообщением. Полечу, наверно через Барселону — это ближе.Следователь Халабудов открыл ежедневник и поморщился. На сегодня у него десять звонков, четыре допросы и следственный эксперимент в Чертаново и визит к гастроэнтерологу. Первый свидетель по делу о разбойном нападении на обменный пункт должен был явиться через час. До этого можно сделать, по крайней мере, пять звонков. Но сначала чай. Непременно зеленый и без сахара, так полезнее для желудка. Весной и осенью у него всегда случалось обострение язвенной болезни. Неужели и на сей раз не удастся этого избежать. Врач сказал, что можно, только нужно очень строго следовать диете: ничего острого, ничего жареного, кисломолочные продукты тоже не рекомендуются.Болезнь превратила некогда веселого и общительного человека в педанта и зануду. Однако его педантизм касался исключительно питания. Работа плохо гармонировала с формулой здоровья, которую он вывел для себя. Тут у него царила полная анархия. Хотя нет, определенные рамки, конечно, были, но он мог их сужать и расширять, как заблагорассудиться. Дело в том, что Сергей Сергеевич свято верил в то, что если с утра, то есть после чая, день не заладится, то потом бесполезно и стараться.Проверять день на удачу следовало со звонков. Как раз этим Халабудов и намеревался заняться. Выпив чай, он ополоснул чашку водой из графина и выплеснул ее в фикус. Цветок он завел по рекомендации врача. Доктор сказал, что общение с природой снимает стрессы, а фикус какая никакая, а природа.На первый звонок никто не подошел. Халабудов подождал пока прозвучит пять длинных гудков, и повесил трубку. Потом для очистки совести повторно набрал номер — никто не подходил. Халабудов вычеркнул пункт из списка предстоящих дел и набрал следующий номер. Опять гудки, но уже частые. Пять минут он мысленно говорил с цветком, как советовал врач, а затем опять набрал номер. И снова частые гудки. Он вычеркнул из списка второй пункт и набрал третий номер. «Алло!» — заговорила трубка голосом молодой кокетливой женщины. «Здравствуйте, — сказал Сергей Сергеевич, — Могу я поговорить с Пал Палычем?». Трубка вздохнула и произнесла: «Пал Палыч в Петербурге, возвращается двенадцатого». Третья попытка и все мимо. Этого было вполне достаточно, чтобы удостовериться, что ничего сегодня делать не следует, потому что проку от этого все равно никакого не будет, а лучше заняться чем-нибудь приятным не обременяющим, например, почитать газету или сыграть в компьютерную игру. Такие дни Халабудов называл «тугими».Нет, можно было бы, конечно, биться головой об стену, без конца звонить, пока номер не освободится, но толку то что, наверняка окажется, что нужный абонент отсутствует или присутствует, но не может ответить на нужный вопрос, или… В общем, в таких случаях самое благоразумное — остановиться и взглянуть на ситуацию философским взглядом. Если рыпаться в «тугие дни», то можно наломать дров. А дела никуда не уйдут, завтра или послезавтра выпадет удачный день и все можно будет наверстать. Пару раз в месяц выпадали особенно удачные дни, и тогда Сергей Сергеевич творил чудеса — закрывал по три-четыре дела. В такие дни, говорят, хорошо покупать лотерейные билеты или квасить капусту на зиму.Но сегодня был явно не такой день и потому Халабудов приготовился его «пересидеть», но не тут-то было. Немой разговор с фикусом был прерван начальственным звонком: «Сергей Сергеевич, вы ведете дело об убийстве предпринимателя Вартанова? Гражданин хочет дать показания. Поезжайте к нему в „Президент-отель“, только прошу вас проявить политическое чутье. Это очень влиятельная фигура в своей республике. Как раз сейчас, когда наметились новые перспективы в сотрудничестве между нашими странами, любой неосторожный шаг может быть воспринят наверху как провокация. Нам уже дали понять, что мы перестарались в деле грузинского атташе, помните, того что сбил девушку, так давайте не будем наступать на те же грабли. Впрочем, вы у нас сотрудник опытный, я на вас надеюсь».«Ну, вот, — подумал Халабудов, — весь распорядок коту под хвост. Нет, надо менять работу. Такие звонки могут довести до прободения. Сляжешь в больницу, и ни одна сволочь не вспомнит, что человек сгорел на работе».В самом, что ни на есть паршивом настроении, мучимый дурными предчувствиями, Сергей Сергеевич собрался и поехал в гостиницу. По дороге он все время прислушивался к тому, что происходило у него в желудке. Один раз ему показалось, что кто-то царапнул его изнутри.Полчаса его продержали в проходной. Заказать пропуск, конечно, никто не удосужился, помощника Рахманкулова не месте не было, а звонить «самому» никто не решался. Наконец помощника нашли и пропуск оформили. Под внимательными взглядами персонала отеля Халабудов поднялся в апартаменты министра. В «передней» его тщательно обыскала охрана, и только после этого он был допущен к Рахманкулову.Мирза, как все азиаты, был подчеркнуто вежлив, и, можно сказать, подобострастен. Он все время улыбался, как будто хотел сказать: «Вот как я к тебе расположен, как приятно со мной общаться, а ты сукин сын замыслил против меня злое. Я простой, как кизяк в степи — достань камень из-за пазухи, который ты для меня приготовил и положи его на стол, так будет лучше и для меня и для тебя».— Знаю, знаю, — сказал сладким, как халва голосом Мирза, — вы подозреваете, что этого виноторговца убрали по моему распоряжению.— Не совсем так, однако, кое-какие основания так думать у нас есть, — нехотя признался Халабудов.— Вы мудрый человек, вам не хочется мне в лицо сказать: «Рахманкулов — ты убийца», вы думаете: «Он может быть и заказал виноторговца, но как я это докажу, а если и докажу, то кто захочет поверить моим доказательствам», и правильно делаете, что не спешите с выводами, потому что я не заказывал торговца и знать его не знал. Мне нужен был его коммерческий директор — Афанасий. Мало того, что этот шакал, у которого нет совести, украл у нас товара на полмиллиона долларов, он еще и собирался продать его здесь в России. Это человек, для которого нет ни Родины, ни корней. А что делают с собакой, которая гадит в собственном доме? У нас такую собаку вешают или забивают камнями.— А вы, значит патриот?— Это слишком гордое слово, оно как орден на груди больших людей, а мы люди маленькие. Но я никогда не продавал свой товар ни в своей стране, ни в России. Мой товар идет в Голландию, в Канаду, туда где его разрешено употреблять открыто. Не нам диктовать чужим народам, что для них хорошо, а что плохо. У них есть свои правители и это мудрые люди, судя по тому, что их страны процветают. Им там виднее, что запрещать, что разрешать. А нам нужно думать как сделать так, чтобы и наши народы получили хотя бы по лепешке с достархана, который накрыл для человечества Аллах. У нас страна бедная, работы нет, народ бедно живет. Тысячи людей умерли бы с голоду, если бы на том конце света тысячи других людей не захотели испытать райское блаженство здесь и сейчас. Раньше нам говорили — давайте хлопок, больше хлопка, еще больше хлопка… С утра до вечера наши женщины и дети гнули спины на хлопковых полях, а теперь оказалось что наш хлопок никому не нужен. Чтобы не умереть с голоду людям приходится выращивать коноплю и мак, и одно то, что это дает возможность выжить моему народу, смягчает наш грех.— Допустим, те, кто употребляют ваше зелье, сами выбирают свою участь, хотя и тут поспорить можно. Но в вашей схеме нет места для их родных и близких, которые страдают не меньше, а может быть и больше чем сами наркоманы.— На все воля Аллаха, кто я такой чтобы поправлять его деяния.— Давайте вернемся на землю. Так кто же убил Вартанова?— Он погиб по недоразумению, зачем-то сел в машину Афанасия, как раз в то время, когда тот должен был ехать на встречу со мной.— Кто стрелял?— Вы этого человека уже взяли на складе с поличным. Он пойдет по статье за торговлю наркотиками, потому что не смог уберечь вверенный ему товар. А этот шакал, Афанасий все равно от нас не уйдет, мы его из-под земли достанем.— Советую поторопиться, а то сгниет. Вчера нам сообщили по каналам Интерпола, что Афанасий попал под машину где-то возле Барселоны и скончался, не приходя в сознание, хотя похоже он не приходил в сознание с тех пор как оказался в Испании — пил беспробудно.— Вот видите, Сергей Сергеевич, он погиб и без нашего участия, значит, ему на роду было написано умереть позорной смертью, а кто исполнитель, профессиональный киллер или почтенный отец семейства, который вез свою семью на пикник, не имеет значения.— Да вы фаталист, господин Рахманкулов.— Я реалист, и по мере возможностей стараюсь быть полезным своему народу и вашему, потому что он мне не чухой. Я ведь учился здесь в Тимирязевке, а потом кончал ВКШ. У меня здесь много друзей и знакомых. А когда моим друзьям грозит беда, я не могу спокойно смотреть на это. На днях я имел любопытную встречу с представителями колумбийской наркомафии — два таких мрачных господина и при них переводчица. Они предложили мне сотрудничество. Хотят, чтобы я помог им продавать их товар — кокаин здесь, в России, а взамен предлагают открыть для моего товара американский рынок. Я конечно на это не пойду, но боюсь, что и в Москве, и в Ташкенте, и в Душанбе, найдутся люди, которые пойдут на дележ рынков. Этих колумбийцев зовут Табаско и Гуакамоле. Они похожи на киргизов, только очень мрачные. Одеты элегантно с платочками в кармане, но манеры у них как у простых крестьян, когда я предложил им сигары, они не стали отрезать кончики ножичком, который лежал на столе, а откусили их зубами и сплюнули прямо на пол. И вообще они мало говорили, зато переводчица трещала как сорока. Удивительный этот испанский язык, чтобы сказать «давайте сотрудничать», нужно потратить сто слов. Хорошо еще, что у них там тепло, а то бы они мерзли, оттого что вся энергия уходит в слова и на тело ничего не остается.Мирза засмеялся мелко и угодливо, как бы извиняясь— Спасибо за интересную информацию, — сказал Халабудов. — Не буду вас больше отвлекать от государственных дел.— Что вы, это мой долг. Я в любое время… Сегодня я уезжаю домой, угощу вас фруктами из своего сада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20