Недвижимость на Кипре была дешевой, жизнь — сонной и спокойной, как в провинциальном южном городке. Постепенно здесь образовалась маленькая дружелюбная колония, состоящая из удалившихся на покой мафиози средней руки и средней же руки предпринимателей.
Сняв с багажного транспортера кипрского аэропорта сумку стоимостью в два миллиона долларов и без затруднений миновав с нею таможенный контроль, Раечка Лапина вышла на улицу, улыбнулась щедрому средиземноморскому солнцу и взмахнула рукой, подзывая такси.
Регулярные бдения у дырочки в подсобке кегельбана не прошли для девушки даром. Подслушивая задушевные беседы боровской братвы, она, помимо невероятного количества похабных анекдотов, узнала массу полезной информации, в частности, о том, каким образом через кипрский банк «Никосия кредит» можно перевести деньги на номерные счета банков в других «налоговых оазисах», да так, что ни одна ищейка из Интерпола не выйдет на их след.
Директором «Никосия кредит» был некий Соломон Абрамович Щечкин, в далеком советском прошлом один из ведущих экономистов Госплана. Ныне Соломон Абрамович честно вкалывал на русскую мафию.
Работал он блестяще, хотя драл при этом проценты почище отечественных рэкетиров.
— В банк «Никосия кредит», — по-английски сказала Лапина таксисту. — Знаете, где это?
— Русская, что ли? — так же по-английски осведомился таксист.
— Как вы догадались?
— Я в этот банк все время русских вожу, — усмехнулся водитель. — Кипр — маленький остров. Здесь все про всех знают. Увидите кирие Соломона — передавайте ему привет от Спиро Христопопулоса.
— Обязательно передам, — пообещала Рая.

Ближнее Подмосковье, частный особняк Черепа.
— Твою мать, — простонал Череп, с трудом отрывая от подушки налитую свинцом голову. — Что это со мной? Вроде вчера и выпил-то немного…
Сквозь опущенные жалюзи пробивались яркие лучи солнца. Сделав усилие, Самарин разлепил неслушающиеся веки и, изумленно посмотрев на будильник, добавил:
— Четверть второго… Ну ни хрена себе! С чего это вдруг я так отрубился?
Все это было очень странно, а странные вещи просто так не происходят — в этом Иван был глубоко убежден. Все еще вялый от снотворного мозг неуклюже пытался поймать некую ускользающую в последний момент тревожащую его мысль.
Ага! Вот оно! Вчера он закопал в ящике с удобрениями два миллиона долларов, полученные от колумбийцев. Помимо долларов, в пакете находилась еще одна вещь. Собственно, за эту вещь наркоторговцы и выложили авансом столь внушительную сумму. Значит, вчера он все это спрятал, а сегодня проснулся в час пополудни с головой, тяжелой, как церковная паперть. Твою мать! Только этого не хватало!
Иван слетел с кровати, потянулся было за брюками, но решил не тратить драгоценные секунды. Как был, нагишом и босиком, он ринулся к оранжерее.
Координация движений еще полностью не восстановилась, и боровский авторитет чуть не навернулся с широкой мраморной лестницы, ведущей на первый этаж, но в последний момент ухватился за перила, слегка растянув щиколотку.
Добравшись до оранжереи. Череп сообразил, что ключи от нее остались ;в спальне. Матюгнувшись, он всем телом врубился в дверь. Дверное полотно, хрустнув, слетело с петель, и воздух сотряс пронзительный визг включившейся сигнализации.
Ворвавшаяся в оранжерею вооруженная охрана с изумлением воззрилась на обнаженного шефа, стоящего на коленях у опрокинутого ящика и с обезумевшим видом разбрасывающего по полу высыпавшиеся из него удобрения.

Майами-Бич, отель «Хилтон».
— Будьте любезны, соедините меня с номером мистера Келлера, — приятным грудным баритоном попросил телефонистку отеля «Хилтон» Дагоберто Савалас. — Скажите ему, что звонит Чарльз Уоллес, директор студии «Метрополитан рекордз».
— Прошу прощения, мистер Уоллес. Прежде чем я вас соединю, будьте так любезны ответить на один вопрос. Этот вопрос велел задать мистер Келлер, в том случае если вы позвоните. Еще раз прошу меня извинить.
— Что еще за вопрос? — насторожился Даг.
— Считаете ли вы Дагоберто Саваласа полным ублюдком, придурком и кретином и вдобавок импотентом и неудачником? — тщательно выговаривая слова, прочитала по бумажке телефонистка.
— Ах ты шилохвостка бесстыжая! — задохнулся от возмущения Дагоберто. — Да как ты смеешь…
— Мистер Савалас! — вкрадчиво произнесла девушка. — Вам не кажется, что эта история чересчур затянулась? Вы и так слишком много потеряли из-за своего упрямства. Мистер Келлер, конечно, не подарок, если не сказать больше, но вряд ли он стоит того, чтобы разрушать из-за него свою жизнь.
— Ты не понимаешь, — тихо сказал Даг. — Моя жизнь уже разрушена. Я потерял все, а вот Келлеру пока еще есть что терять.
Повесив трубку, Савалас ненадолго прижался лбом к прохладному пластику телефона-автомата, затем несколько раз резко долбанулся о него лбом и снова застыл в неподвижности, придавленный невыносимым ощущением собственного бессилия.
И дернул же тогда его черт завернуть в сортир «Ноева ковчега»! Ну, перепил пива после дежурства, ну, захотелось ему отлить — так мало ли было вокруг других клозетов? Да и стемнело уже, мог бы и в кустах облегчиться — полицейского за такое дело в кутузку не упрячут.
До чего все-таки странная штука человеческая судьба. Кажется, что ты — на вершине мира, боги улыбаются тебе, но вот ты, ничего не подозревая, оказываешься не в то время и не в том месте — и вся твоя жизнь стремительно катится под откос.
Первым, что бросилось в глаза вошедшему в туалет Саваласу, был до безобразия огромный эрегированный член, с которым, не стесняясь окружающих его людей, баловался какой-то пьяный урод.
Переведя возмущенный взгляд на лицо нарушителя общественного порядка, Даг чуть не задохнулся от праведного гнева. Перед ним был целитель Келлер собственной персоной, скандально известная рок-звезда, лишенный музыкального слуха кретин с голосом простуженного осла, получающий за одно выступление в несколько раз больше, чем честный служака Савалас смог бы заработать за всю свою жизнь. Этого зарвавшегося наглеца явно следовало поставить на место.
Дагоберто ни за что не признался бы себе самому, что главной причиной столь яростного ожесточения от пьяной выходки Ирвина была зависть, черная, как воронка от ядерного взрыва, и мучительная, как укус скорпиона.
Обладающий помимо музыкального слуха не лишенным приятности баритоном и даже певший в детстве в церковном хоре, Савалас считал себя намного талантливее Келлера. И если он не стал звездой эстрады, так только потому, что родители его были мексиканцами, а цветному, что бы ни говорили, пробиться в Америке несравненно труднее, чем белому.
Разве справедливо, что Даг за более чем скромную зарплату ежедневно рискует жизнью, сражаясь с вооруженными подонками и отбросами общества, в то время как этот похотливый скандалист и наркоман лопатой гребет миллионы лишь потому, что фальшиво сипит всякую похабщину в микрофон? Нет, это было несправедливо, а закон и полиция, как известно, существуют именно для того, чтобы восстанавливать справедливость.
Забыв, что смена его уже полчаса как закончилась, все еще одетый в форму Дагоберто выпятил грудь с прикрепленным к карману рубашки сверкающим полицейским жетоном и грозным голосом осведомился:
— Чем это ты тут занимаешься?
— Ты, чувак, слепой, что ли? — искренне удивился пьяный Келлер. — Сам. не видишь? Епископа душу, морковку чищу, с монстром здороваюсь, уж не знаю, как еще это назвать! Давай, парень, снимай штаны, сравним наши инструменты. Ставлю сотню против одного, что ты проиграешь.
Находящиеся в туалете мужчины, благодарные певцу за устроенное им развлечение (приятели, услышав про такое, прямо-таки на уши встанут), одобрительно захихикали.
— Давай, принимай пари! — подзадорил копа сухонький старичок в сером жилете. — Докажи, что в полиции работают только крутые парни!
Принять пари Савалас не мог, даже если бы захотел, ибо он точно знал, что проиграет. Если что-то и на устраивало Дага в его крупном, сильном и тренирован ном теле, так это размер его члена. Даже обожающая его жена, однажды с грустью посмотрев на мужскую гордость супруга, со вздохом произнесла:
— Да уж, тигр у меня — что надо, а вот тигренок подкачал. Может, смазать его чем-нибудь, чтобы подрос?
Если раньше Дагоберто завидовал белой коже, миллионам и славе Ирвина, теперь у него появился новый, еще более существенный повод для зависти. Ну почему, в самом деле, одним — все, а другим, достойным честным и порядочным гражданам — ничего?
Злость Саваласа стремительно перерастала в ненависть. Ничего, сейчас он покажет этому уроду, где раки зимуют. Мастурбация в общественном туалете — это грубое нарушение закона и беспрецедентное оскорбление нравственности. За такое можно и полгода тюрьмы схлопотать, а уж штраф будет такой, что о-го-го!
Забыв о том, что в данный момент он не находится на службе, Дагоберто защелкнул наручники на запястьях ошеломленного Келлера и, невзирая на ругань, проклятия и угрозы, которыми его осыпал певец, грубо поволок его к выходу.

Ближнее Подмосковье, частный особняк Черепа.
— Слабый пол силен ввиду слабости сильного пола к слабому полу, — изрек Сергей Мясников и расправил плечи, восхищаясь собственным красноречием. — Ловко тебя кинула твоя краля, ничего не скажешь.
— Не трави душу, — простонал Череп. — Лучше плесни мне еще рассольчика.
— Вообще-то рассолом снимают похмелье, а не отходняк после снотворного, — заметил Мясник.
— А чем лечат отходняк после снотворного? — поинтересовался боровский авторитет. — Из-за мерзости, которой меня опоила эта дрянь, я ничего не соображаю, а соображать мне сейчас ой как необходимо.
— Может, водкой? — предположил Сергей.
— Нет, водка со снотворным — это вообще кранты, — вздохнул Иван.
— Да ладно, не напрягайся. Никуда эта девка не денется. Два миллиона, конечно, большие деньги, но даже если мы их не найдем, что, впрочем, маловероятно, это еще не конец света. Два миллиона боровскую мафию не разорят.
— Это конец света, — возразил Череп. — На баксы я бы, может быть, и плюнул, но в пакет с деньгами я сдуру сунул еще одну вещь, которую я сегодня должен передать колумбийцам. Если я этого не сделаю, за моей головой будут охотиться все киллеры медельинского картеля.
— Ни хрена себе! — присвистнул Мясник. — Ты имеешь в виду ту самую информацию, о которой упоминал в бане?
— Микропленка, — вздохнул Самарин. — Она была спрятана в тамагочи.
— В тамагочи? — изумился Сергей. — Кому, интересно, пришло в голову запихнуть микропленку в тамагочи?
— Ну не в задницу же я себе должен был ее запихнуть, — разозлился Череп. — Хотя, с другой стороны, там она была бы сохраннее.
— А что было на пленке? — Иван вздохнул.
— Не хочешь — не говори, но если тебе нужна моя помощь, я должен понимать, что происходит. — Самарин снова вздохнул.
— Технология изготовления в полевых условиях малогабаритной ядерной бомбы из плутония мощностью в две килотонны, — объяснил он.
— Ну, ты даешь! — восхитился Сергей. — Где ж ты ее взял?
— Там, где взял, уже нет, — угрюмо буркнул Череп.
— А копию можешь достать?
— Если бы!
— Значит, не можешь. А если отдать колумбийцам разработчика?
— Труп, что ли, им отдать? — окончательно помрачнел Самарин. — Эта хреновина была в единственном экземпляре. Я сам за нее пол-"лимона" отстегнул. За ней чеченцы гонялись, но я их опередил, а разработчика чеченцы замочили, не понимаю только, зачем. Получил пленку только вчера, как раз перед тем как ты привез деньги. Собирался сегодня копию сделать, прежде чем колумбийцам передать. Для этого специальное оборудование нужно.
— Тогда тебе остается только одно: поговори с колумбийцами, объясни им ситуацию, заплати неустойку и попроси отсрочку на пару недель. Раз такое дело, мы твою беглую принцессу из-под земли достанем.
— Ты хоть раз пытался объяснить что-нибудь латиносам? Даже если я им сегодня два миллиона верну, которых у меня, впрочем, нет, они просто из принципа меня пристрелят, чтобы другим было неповадно слово свое нарушать. Я поступлю наоборот. Сначала отберу у Раисы микропленку, а потом уже буду разбираться с колумбийцами. Получив то, что хотели, возможно, они не станут лезть на рожон.
— Разумно, — согласился Мясник. — В таком случае я срочно отдам приказ ребятам проверить вокзалы и аэропорты. Думаю, твоя красотка, пока ты спал, по-тихому свалила из Москвы. Надо выяснить, куда она отправилась.
— Она свалила не только из Москвы, а вообще с территории любимой Родины, — вздохнул Череп. — Нет смысла проверять аэропорты. Главное — не то, куда она улетела, а где она в ближайшее время вынырнет, и это я знаю совершенно точно.
— Где же? — заинтересованно спросил Сергей.
— Поблизости от чертова ублюдка Ирвина Келле, — зловеще усмехнулся боровский авторитет. — От этого самодовольного волосатого придурка. Выясни, где сейчас находится этот кретин и где будут проходить его ближайшие концерты. А я тем временем позабочусь о въездных визах в Штаты.

Кипр, банк «Никосия кредит».
Банк «Никосия кредит», к удивлению Лапиной, оказался отнюдь не величественным зданием с колоннами. Он занимал первый этаж небольшого частного особняка. Директор банка, Соломон Абрамович Щечкин, и его супруга Циля Моисеевна проживали на втором этаже.
Увидев Раечку, многоопытный Соломон Абрамович, несмотря на юный и не слишком солидный вид неожиданной клиентки, нутром почуял, что тут пахнет большими деньгами. Расплывшись в улыбке, он подхватил девушку под локоток и, смешно перебирая короткими толстыми ножками, повел ее в свой кабинет.
— Вы не смотрите, что мой банк выглядит скромно, — соловьем разливался Щечкин. — Зачем привлекать к себе ненужное внимание? Это Рокфеллеры пусть себе небоскребы строят, а нам главное, чтобы дело делалось, верно ведь?
Лапина согласилась, что да, верно.
— Вот и отлично, вот и славненько, — ворковал Соломон Абрамович, усаживая Раечку в глубокое удобное кресло. — Так с чем вы к нам пожаловали?
— Я наводила о вас справки, — с важным видом заявила девушка, ощущая себя крутой предпринимательницей из американского сериала, посвященного жизни денежных тузов, который она регулярно смотрела по телевизору. — Надо сказать, у вас великолепные рекомендации.
— Стараемся по мере своих сил, — развел руками польщенный Щечкин. — А для такой прелестной клиентки, как вы, уж простите меня, старика, за этот неуклюжий комплимент, совершим даже невозможное.
— Вот и отлично, — благосклонно кивнула Рая. — У меня с собой два миллиона долларов наличными. Мне нужно открыть номерной счет в каком-либо «налоговом оазисе» и перевести на него эти деньги, так, чтобы я могла свободно распоряжаться ими в Соединенных Штатах. Еще мне нужны документы и американская виза, причем чем быстрее, тем лучше.
— Вы говорите, два миллиона долларов? Веки Соломона Абрамовича опустились, скрывая блеск загоревшихся охотничьим азартом глаз, пальцы нервно переплелись.
— Очень, очень хорошо. Вы, несомненно, понимаете, что выполнить ваши пожелания далеко не просто.
— Понимаю, — улыбнулась Лапина. — Но ведь вы сами сказали, что для меня совершите невозможное.
— Разумеется, разумеется. Раз вы наводили обо мне справки, то, вероятно, знакомы с моими расценками. То, что вы хотите, обойдется в двадцать пять процентов от названной вами суммы.
— Двадцать пять процентов? — девушка подняла брови в картинном изумлении. — Не смешите, Соломон Абрамович. Ваша стандартная такса — восемнадцать, в крайнем случае двадцать процентов.
— Что ж, — пожал плечами директор банка. — Если вы так настаиваете, пусть будет двадцать процентов. Но в этом случае документы и американскую визу вам придется заказывать в другом месте. Надеюсь, у вас есть необходимые контакты на Кипре?
Контактов у Раи не было, и Щечкин прекрасно это понимал.
«Чертов кровопийца, — возмущенно подумала Лапина. — Не зря говорили, что дерет он почище, чем рэкетиры. Впрочем, чего мелочиться? Какая разница — двадцать процентов я заплачу или двадцать пять? У меня останется целых полтора миллиона долларов, а, выйдя замуж за Ирвина, я смогу получить все, чего только ни пожелаю».
— Я согласна, — кивнула Рая и, расстегнув сумку, достала из нее пакет с долларами.
— Вот и отлично. Вы приняли единственно правильное решение, — радостно потер руки Соломон Абрамович. — Сейчас мы все пересчитаем…
Пальцы Щечкина резвыми бабочками запорхали над пакетом. Развернув несколько слоев плотного полиэтилена, банкир наугад вытащил пачку перетянутых резинкой стодолларовых купюр и с умилением посмотрел на Лапину:
— Э, да тут у вас тамагочи в пакете. — Щечкин протянул Рае игрушку.
— К сожалению, тамагочи на номерные счета не переводятся, — пошутил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20