— Посмотреть в глаза людям. Пройтись перед камерами репортеров. Ладно, черт с тобой. Я отменю концерт. Выплатим неустойку — и дело с концом.
— Ну уж нет!
Оскалив зубы, Ирвин демонически захохотал. Менеджер, сохраняя на лице презрительную гримасу, терпеливо ждал, пока он успокоится.
— Вот что я тебе скажу, печальная ошибка природы, — отсмеявшись, отчеканил певец. — Ничего мы отменять не будем. Я с поднятой головой вернусь в этот гребаный Чикаго и со смаком положу на всех его греба-ных жителей и репортеров. Ты понял меня?
— Прекрасно понял, — усмехнулся Крис.
Ближнее Подмосковье, особняк Черепа.
За три года совместной жизни Раечка Лапина в совершенстве изучила характер и привычки Черепа. Как она и предвидела, запирать полученные от наркодельцов деньги в сейф Иван не стал, резонно полагая, что если его попытаются ограбить, то искать в первую очередь будут именно там. Немного подумав, Самарин герметично упаковал доллары колумбийцев в полиэтилен и закопал их в здоровенном ящике с удобрениями, стоящем в дальнем углу его оранжереи.
Эту операцию Череп проделал быстро и аккуратно, убедившись в том, что никто его не видит. Помимо него, Мясника и колумбийцев, о полученных деньгах никто не знал, так что никому и в голову не пришло бы следить за Самариным, за исключением, естественно, Раечки.
Проникнуть за любовником в оранжерею Лапиной не удалось — Иван запер дверь. Из осторожности он не стал зажигать свет, воспользовавшись миниатюрным фонариком, но даже это ему не помогло.
Учуяв хоть и слабый, но характерный запах, исходящий от боровского авторитета, его смышленая любовница, сложив два и два, усмехнулась.
Дальше все было просто. Пять таблеток снотворного, добавленного в пиво, оперативно отправили Черепа в крепкие объятия Морфея. Раечка же, убедившись, что Ивана не разбудит даже пушечная стрельба, прямиком отправилась в оранжерею.
Вернувшись оттуда с объемистым пакетом, Лапина быстро собрала свои вещи и вызвала по телефону такси, естественно, не к особняку боровского авторитета, а к магазину, расположенному через две улицы от него. Затем она отключила пропущенный через проволоку над забором электрический ток, по садовой лестнице забралась на ограду, сбросила на траву спортивную сумку с деньгами и одеждой, мягко спрыгнула вниз и, не замеченная охраной, шмыгнула в ближайший проулок.
Самарин еще спал, когда самолет компании «Транс-аэро», оторвавшись от взлетной полосы Шереметьево-2, взял курс на Кипр. В багажном отсеке, затерявшись среди чемоданов беззаботных туристов, летела дешевая спортивная сумка на «молнии». Под грудой маечек, юбочек и купальных костюмов лежал не привлекший внимания таможенников пластиковый пакет с двумя миллионами долларов.
— Не убивай меня, не надо… — В голосе Келлера звучал неподдельный страх. — Ты не можешь меня убить…
— Могу, — усмехнулся Савалас, наводя «кольт» сорок пятого калибра между глаз ненавистного певца.
— Настоящий мужчина всегда выполняет свои обещания. Жаль только, что убить тебя можно всего один раз, иначе я с наслаждением делал бы это трижды в день — перед завтраком, обедом и ужином.
Этот впечатляющий монолог Дагоберто готовил несколько месяцев и очень им гордился.
— Вот и все. Прощай, жалкий извращенец.
— Не надо!!!
Презрительно усмехнувшись, Савалас нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела заглушил последний крик Ирвина. Разрывная пуля безжалостно впилась ему в переносицу. По траве разлетелись красные брызги.
Нажав клавишу «стоп» на миниатюрном диктофоне, лежащем у него в кармане, довольный Дагоберто поднес к губам дуло пистолета и дунул в него на манер того, как это делали ковбои из вестернов.
— Наконец-то ты мертв, подонок, — торжествующе сверкнув глазами, изрек Савалас.
За его спиной послышался вежливый приглушенный кашель. Обернувшись, Даг увидел бродягу с потертым армейским рюкзаком за спиной. От оборванца невыносимо разило псиной и запахом перегара.
— За что это ты его? — поинтересовался бродяга.
— Да так. Старые счеты, — пожал плечами Дагоберто. — Теперь это уже не имеет значения.
— Есть его будешь?
— Есть? — не врубился Савалас. — Как это — есть? В каком смысле?
— То есть как в каком смысле? — удивился бродяга. — В самом что ни на есть прямом. Я, например, второй день не жрамши, а кушать, натурально, хочется. Раз ты не будешь, может, я его уговорю? Не возражаешь?
— Н-нет, не возражаю, — растерянно сказал Дагоберто.
Переход от возвышенной мести к столь прозаическому вопросу, как прием пищи, потребовал от него серьезного умственного усилия.
— Эк ты его разрывной раскурочил, — укоризненно покачал головой бродяга. — Придется теперь по земле ползать, ошметки собирать. Нет бы нормальной пулей…
— Не нравится — не ешь, я не упрашиваю, — разозлился Савалас.
— Да ладно, мужик, не заводись. Наклонившись, бродяга подобрал кусок арбузной корки с налепленным на него портретом Келлера. На переносице певца зияла дыра с чуть обуглившимися краями.
— Так ведь это Ирвин Келлер! — узнав знакомое лицо, обрадовался оборванец. — То-то мне голос знакомым показался. «Не убивай меня, не надо», — это же строка из его песни. Ты даже текст подобающий подобрал, словно он тебя молит о пощаде. Видать, крепко тебя этот парень достал, раз ты из-за него такой здоровенный арбуз в расход пустил. Впрочем, я тебя понимаю. Сам терпеть не могу этих попсушников, рэпперов и хренепперов. Возьми хоть Майкла Джексона. Белый негр — это же курам на смех…
— Заткнись, — проворчал Савалас. Болтовня бродяги испортила ему все удовольствие от воображаемого убийства.
— Постой-ка! — хлопнув себя руками по коленям. оборванец захохотал. — А ты случайно не тот чикагский коп, которого из-за Келлера турнули со службы? Кажется, от тебя еще и жена ушла…
— Ну, все! — яростным щелчком спустив предохранитель «кольта», прорычал Дагоберто. — Еще одно слово — и ты разделишь судьбу этого сукиного сына!
— Под сукиным сыном ты подразумеваешь арбуз? — уточнил бродяга и, правильно истолковав выражение лица Саваласа, умоляюще замахал руками. — Все, молчу, молчу. Я буду нем, как труп египетского фараона, клянусь ужином в «Астории».
Несколько секунд Даг боролся с искушением спустить курок, но здравый смысл победил, и он, выругавшись, спрятал пистолет в пристегнутую под пиджаком кобуру.
Ругаться Савалас продолжал и в пробке около Центрального парка, в которой он увяз всерьез и надолго. Включенное в машине радио развлекало его монотонным бормотанием негритянских рэпперов, доходчиво разъясняющих слушателям, что жизнь — дерьмо, а человек человеку — волк, шакал и койот.
Оптимистический монолог афроамериканцев сменился музыкальными новостями.
— Выступление знаменитого Ирвина Келлера, которое состоится через неделю в Чикаго, вызывает небывалый ажиотаж среди поклонников этого талантливого, непредсказуемого и эксцентричного певца. Шесть тысяч билетов на концерт были распроданы всего за четыре дня. Судя по сообщениям, полученным из заслуживающих доверия источников, спекулянты перепродают билеты на концерт целителя Ирвина по цене от двухсот до шестисот долларов.
Столь беспрецедентный ажиотаж, несомненно, связан со скандалом, разразившимся в Чикаго пять лет назад, когда служащий чикагской полиции Дагоберто Савалас…
— Fuck you, — рявкнул Даг, вырывая радиоприемник из гнезда.
— Fuck, fuck, fuck, — рычал он, швырнув приемник на пол и исступленно расплющивая его ударами ноги.
В рядах застывших в неподвижности машин наметилось движение. Оставив в покое искореженные останки приемника, Савалас переместил правую ногу на педаль газа.
— Значит, снова Чикаго, — пробормотал он. — Вот и отлично. Там мы с тобою и встретимся…
Майами-Бич, президентский «люкс» отеля «Хилтон».
— Катись к черту, — яростно рявкнул в телефонную трубку Ирвин Келлер. — Я говорил это тебе тысячу раз и повторяю в тысяча первый: катись, мать твою так, к черту, и бабку твою так, и дедку твою так, и прабабку! Или у тебя проблемы с английским языком? Может, перевести на латынь?
— Почему ты так обращаешься со мной? — умоляюще глядя на лежащего рядом с ней на кровати силиконового Ирвина, простонала Кейси Ньеппер. — Я всего лишь хочу помириться. Ты же обещал…
— Мало ли что и кому я обещал! — оборвал ее певец. — Если бы я выполнял все данные мной обещания, то был бы женат сейчас на половине женского населения Соединенных Штатов.
— Но ты женился на мне, и только на мне, — напомнила Кейси. — Это что-нибудь да значит. Вспомни нашу любовь…
— Нашу любовь! — вскипел Ирвин. — Нашу, мать твою так, любовь! Да задолбала ты меня со своей гребаной любовью! Помнишь, что ты устроила в Чикаго в девяносто шестом? Как же ты тогда достала меня! Кто просверлил электродрелью мой музыкальный центр? Кто чуть не сжег отель, из ревности устроив в ванной костер из писем моих фанаток? Кто пытался проломить мне голову рогами северного оленя, которые мне прислала поклонница-индианка с Аляски? Кто…
— Я ревновала, — прервала его Ньеппер. — Подумаешь, небольшая ссора. Мы всю жизнь ссорились и мирились — и ничего. Даже есть поговорка: милые бранятся — только тешатся.
— Не знаю, как тебя, а меня ни капельки не тешат покушения на мою жизнь и здоровье, — возразил Келлер. — И вообще, устраивать истерики и скандалы — исключительно моя прерогатива. Два неуправляемых психопата на одну семью — это уже слишком. Боливар не выдержит двоих. Именно поэтому мы и расстались.
— Мы не расстались, и не надейся. Я никогда не дам тебе развод. Ты будешь или мой, или ничей.
— Держи карман шире, — усмехнулся певец.
— Несмотря ни на что, мы любим друг друга, я знаю это, — драматично взвыла актриса. — Все равно мы будем вместе!
— Будем, а как же! Когда русалка на шпагат сядет.
Келлер яростно швырнул трубку на рычаг.
— Сука, — исступленно прошипел он. — Именно из-за тебя я влип в идиотскую историю с Дагоберто Са-валасом. Мало того, что на одних адвокатов ухлопал более полутора миллиона баксов, так теперь этот гребаный психопат-мокроспинник преследует меня и грозится убить. Твою мать! Как будто мало мне своих проблем.
Подойдя к бару, певец налил себе полную рюмку виски и залпом опорожнил ее.
Черты его лица разгладились.
"А ведь из Саваласа и Кейси получилась бы отличная парочка, — злорадно ухмыльнулся Ирвин. — Два маниакально зацикленных на моей персоне психопата. В постели, вместо того чтобы трахаться, они бы перемывали мне косточки. Несомненно, они нашли бы общий язык.
Дагоберто Савалас… Чертов кретин. И все-таки что ни говори, а история с малышом Дагом здорово подняла мой рейтинг. Вознесла, можно сказать, на самый верх. Америка ведь обожает скандалы, а нечто подобное не каждый день случается. За такое не жалко и полтора миллиона баксов выложить, тем более что заработал я на этом скандале гораздо больше. Воистину, если бы Дагоберто Саваласа не существовало, его следовало бы выдумать".
Приняв дополнительную порцию «Наполеона», Ирвин погрузился в ностальгические воспоминания молодости.
Прелести секса Келлер впервые познал в тринадцатилетнем возрасте, и это занятие настолько его увлекло, что юный Ирвин дал себе торжественную клятву лично «осчастливить» большую часть прекрасной половины человечества. Под воздействием этой благородной идеи он даже заказал себе футболку с надписью:
«Родился сам — помоги другому» и рисунком, изображающим половой акт двух ежей.
На спине пресловутой футболки быk отпечатан еще один слоган, сходный по смыслу с первым: "Жизнь нужно прожить так, чтобы каждый ребенок мог сказать тебе: «Папа!!!»
Воплотить в жизнь свой девиз Ирвину, к счастью, не удалось, иначе все заработанные им деньги перекочевали бы в карманы бесчисленных мамаш, алчно взыскующих с него алименты.
Известие о собственном бесплодии ничуть не огорчило будущую рок-звезду, скорее наоборот, оно его несказанно обрадовало. Пословица «любишь кататься — люби и саночки возить» была придумана явно не для Ирвина. Кататься ему нравилось, это да, а вот санки пусть таскают никчемные и бездарные идиоты вроде Дагоберто Саваласа. Опять Дагоберто Савалас…
В истории с Дагоберто Келлер винил исключительно Кейси Ньеппер, хотя еще до ссоры с Кейси настроение ему здорово подпортили паскудные мерзопакостные буматомаратели, именующие себя журналистами.
Для начала одна мерзкая газетенка напечатала интервью с одной из его поклонниц, с которой Ирвин якобы переспал. Зловредная девица заявила, что член знаменитости, невзирая на ее героические усилия, категорически отказывался вставать.
— На такую бы и у Казановы не встал, — прошипел певец, яростно разрывая газету на мелкие кусочки. — Ты бы в зеркало на себя посмотрела, сопля размалеванная. К тому же я был пьян, как сапожник. Я на тебя, сука, в суд подам. Будешь знать, как возводить поклеп на великого Ирвина Келлера.
Небольшим утешением, правда, послужило то, что другая бульварная газета, в противоположность заявлению предательницы-фанатки, обзывала певца в своей статье «сексуальным террористом».
Именно в этот на редкость неудачный момент на голову Келлера неожиданно свалилась любящая и ненавидящая, обожающая и ревнующая Кейси Ньеппер. Вырвавшись со съемок, она заявилась в его номер в гостинице «Амбассадор Вест» с целой горой чемоданов, набитых косметикой и нарядами.
Для разминки Кейси устроила скандал, обвиняя Ирвина в изменах. Заткнуть супружнице рот можно было одним-единственным способом, а именно трахнув ее так, чтобы у нее мозги чуть не вылетели. Вот тут-то мужские достоинства Келлера снова его подвели.
— Значит, на меня у тебя не встает, — обоснованно возмутилась Кейси. — Или у тебя уже и на других не встает? Может, правду пишут газеты — великий целитель Келлер стал импотентом?
Закончив сию оскорбительную тираду, Ньеппер демонически расхохоталась.
Масла в огонь подлил Крис Деннен. Когда Ирвин, сбежав от неудовлетворенной супруги, потребовал от менеджера незамедлительно положить конец мерзким слухам о его мужской несостоятельности, Крис, вперив в потолок задумчивый взгляд спокойных голубых глаз, ни к селу ни к городу изрек:
— Если при виде прекрасной обнаженной блондинки у тебя не встает — не верь глазам своим…
Каким образом Келлер оказался в туалете ночного клуба «Ноев ковчег», впоследствии он вспомнить так и не смог. Кажется, он где-то пил, пел, кого-то лапал, кто-то лапал его, потом он снова пил и снова пел. Кажется, были еще и наркотики. Кажется, где-то и на кого-то у него опять не встал.
Вытащив из штанов предмет своей мужской гордости, певец пристроился к писсуару, над которым губной помадой была выведена свежая надпись: «Не льсти себе. Подойди поближе».
Эта надпись почему-то возмутила Ирвина до глубины души. Ему вспомнились демонический хохот Ньеппер, обозвавшей его импотентом; гнусная статья, в которой это омерзительное слово с навязчивой регулярностью повторялось рядом с его именем; Крис Деннен с его оскорбительными намеками по поводу блондинки…
Сейчас он покажет, какой он импотент! Раз и навсегда он пресечет гнусный шепоток за его спиной.
Стряхнув в писсуар две последние желтые капли, певец прислонился спиной к стене и принялся ритмично массировать свое мужское достоинство.
Пытаясь возбудиться, он представил себе прекрасную обнаженную блондинку, но вспомнил ехидное высказывание менеджера, и блондинка не подействовала. С брюнетками тоже вышла осечка — брюнеткой была Кейси Ньеппер.
— А ну их на хрен, всех этих баб, — пьяно пробормотал Келлер. — Суки они все. Не люблю я их. А кого же я тогда, интересно, люблю?
Немного подумав, певец отыскал ответ на этот в общем-то простой вопрос:
— Себя! Ну конечно же, себя, несравненного Ирвина Келлера!
Как ни странно, член мгновенно отреагировал на столь неприкрытое проявление нарциссизма.
Представляя себя — единственного и неповторимого, мужественного и сексуального, гениального и неотразимого, — певец, не обращая внимания на удивленные взгляды заходящих в туалет мужчин, вдохновенно ласкал свой налившийся силой орган.
— Ну что, видели, какой я импотент? — торжествующе восклицал он. — Да я не то что всех баб — всю вселенную перетрахаю с ее гуманоидами инопланетными. Да что там вселенная — я…
Келлер замолчал, не находя подходящих слов. Именно в этот момент в туалет вошел Дагоберто Савалас…
Кипр, аэропорт.
Русская мафия питала к Кипру особенную любовь. Отчасти потому, что этот живописный остров, поровну поделенный между турками и греками, был расположен посреди теплого Средиземного моря, отчасти в связи с тем, что въезд на Кипр был безвизовым, а через банки этого удобно расположенного «налогового оазиса» можно было с легкостью проворачивать сомнительные сделки и отмывать «грязные» деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Ну уж нет!
Оскалив зубы, Ирвин демонически захохотал. Менеджер, сохраняя на лице презрительную гримасу, терпеливо ждал, пока он успокоится.
— Вот что я тебе скажу, печальная ошибка природы, — отсмеявшись, отчеканил певец. — Ничего мы отменять не будем. Я с поднятой головой вернусь в этот гребаный Чикаго и со смаком положу на всех его греба-ных жителей и репортеров. Ты понял меня?
— Прекрасно понял, — усмехнулся Крис.
Ближнее Подмосковье, особняк Черепа.
За три года совместной жизни Раечка Лапина в совершенстве изучила характер и привычки Черепа. Как она и предвидела, запирать полученные от наркодельцов деньги в сейф Иван не стал, резонно полагая, что если его попытаются ограбить, то искать в первую очередь будут именно там. Немного подумав, Самарин герметично упаковал доллары колумбийцев в полиэтилен и закопал их в здоровенном ящике с удобрениями, стоящем в дальнем углу его оранжереи.
Эту операцию Череп проделал быстро и аккуратно, убедившись в том, что никто его не видит. Помимо него, Мясника и колумбийцев, о полученных деньгах никто не знал, так что никому и в голову не пришло бы следить за Самариным, за исключением, естественно, Раечки.
Проникнуть за любовником в оранжерею Лапиной не удалось — Иван запер дверь. Из осторожности он не стал зажигать свет, воспользовавшись миниатюрным фонариком, но даже это ему не помогло.
Учуяв хоть и слабый, но характерный запах, исходящий от боровского авторитета, его смышленая любовница, сложив два и два, усмехнулась.
Дальше все было просто. Пять таблеток снотворного, добавленного в пиво, оперативно отправили Черепа в крепкие объятия Морфея. Раечка же, убедившись, что Ивана не разбудит даже пушечная стрельба, прямиком отправилась в оранжерею.
Вернувшись оттуда с объемистым пакетом, Лапина быстро собрала свои вещи и вызвала по телефону такси, естественно, не к особняку боровского авторитета, а к магазину, расположенному через две улицы от него. Затем она отключила пропущенный через проволоку над забором электрический ток, по садовой лестнице забралась на ограду, сбросила на траву спортивную сумку с деньгами и одеждой, мягко спрыгнула вниз и, не замеченная охраной, шмыгнула в ближайший проулок.
Самарин еще спал, когда самолет компании «Транс-аэро», оторвавшись от взлетной полосы Шереметьево-2, взял курс на Кипр. В багажном отсеке, затерявшись среди чемоданов беззаботных туристов, летела дешевая спортивная сумка на «молнии». Под грудой маечек, юбочек и купальных костюмов лежал не привлекший внимания таможенников пластиковый пакет с двумя миллионами долларов.
— Не убивай меня, не надо… — В голосе Келлера звучал неподдельный страх. — Ты не можешь меня убить…
— Могу, — усмехнулся Савалас, наводя «кольт» сорок пятого калибра между глаз ненавистного певца.
— Настоящий мужчина всегда выполняет свои обещания. Жаль только, что убить тебя можно всего один раз, иначе я с наслаждением делал бы это трижды в день — перед завтраком, обедом и ужином.
Этот впечатляющий монолог Дагоберто готовил несколько месяцев и очень им гордился.
— Вот и все. Прощай, жалкий извращенец.
— Не надо!!!
Презрительно усмехнувшись, Савалас нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела заглушил последний крик Ирвина. Разрывная пуля безжалостно впилась ему в переносицу. По траве разлетелись красные брызги.
Нажав клавишу «стоп» на миниатюрном диктофоне, лежащем у него в кармане, довольный Дагоберто поднес к губам дуло пистолета и дунул в него на манер того, как это делали ковбои из вестернов.
— Наконец-то ты мертв, подонок, — торжествующе сверкнув глазами, изрек Савалас.
За его спиной послышался вежливый приглушенный кашель. Обернувшись, Даг увидел бродягу с потертым армейским рюкзаком за спиной. От оборванца невыносимо разило псиной и запахом перегара.
— За что это ты его? — поинтересовался бродяга.
— Да так. Старые счеты, — пожал плечами Дагоберто. — Теперь это уже не имеет значения.
— Есть его будешь?
— Есть? — не врубился Савалас. — Как это — есть? В каком смысле?
— То есть как в каком смысле? — удивился бродяга. — В самом что ни на есть прямом. Я, например, второй день не жрамши, а кушать, натурально, хочется. Раз ты не будешь, может, я его уговорю? Не возражаешь?
— Н-нет, не возражаю, — растерянно сказал Дагоберто.
Переход от возвышенной мести к столь прозаическому вопросу, как прием пищи, потребовал от него серьезного умственного усилия.
— Эк ты его разрывной раскурочил, — укоризненно покачал головой бродяга. — Придется теперь по земле ползать, ошметки собирать. Нет бы нормальной пулей…
— Не нравится — не ешь, я не упрашиваю, — разозлился Савалас.
— Да ладно, мужик, не заводись. Наклонившись, бродяга подобрал кусок арбузной корки с налепленным на него портретом Келлера. На переносице певца зияла дыра с чуть обуглившимися краями.
— Так ведь это Ирвин Келлер! — узнав знакомое лицо, обрадовался оборванец. — То-то мне голос знакомым показался. «Не убивай меня, не надо», — это же строка из его песни. Ты даже текст подобающий подобрал, словно он тебя молит о пощаде. Видать, крепко тебя этот парень достал, раз ты из-за него такой здоровенный арбуз в расход пустил. Впрочем, я тебя понимаю. Сам терпеть не могу этих попсушников, рэпперов и хренепперов. Возьми хоть Майкла Джексона. Белый негр — это же курам на смех…
— Заткнись, — проворчал Савалас. Болтовня бродяги испортила ему все удовольствие от воображаемого убийства.
— Постой-ка! — хлопнув себя руками по коленям. оборванец захохотал. — А ты случайно не тот чикагский коп, которого из-за Келлера турнули со службы? Кажется, от тебя еще и жена ушла…
— Ну, все! — яростным щелчком спустив предохранитель «кольта», прорычал Дагоберто. — Еще одно слово — и ты разделишь судьбу этого сукиного сына!
— Под сукиным сыном ты подразумеваешь арбуз? — уточнил бродяга и, правильно истолковав выражение лица Саваласа, умоляюще замахал руками. — Все, молчу, молчу. Я буду нем, как труп египетского фараона, клянусь ужином в «Астории».
Несколько секунд Даг боролся с искушением спустить курок, но здравый смысл победил, и он, выругавшись, спрятал пистолет в пристегнутую под пиджаком кобуру.
Ругаться Савалас продолжал и в пробке около Центрального парка, в которой он увяз всерьез и надолго. Включенное в машине радио развлекало его монотонным бормотанием негритянских рэпперов, доходчиво разъясняющих слушателям, что жизнь — дерьмо, а человек человеку — волк, шакал и койот.
Оптимистический монолог афроамериканцев сменился музыкальными новостями.
— Выступление знаменитого Ирвина Келлера, которое состоится через неделю в Чикаго, вызывает небывалый ажиотаж среди поклонников этого талантливого, непредсказуемого и эксцентричного певца. Шесть тысяч билетов на концерт были распроданы всего за четыре дня. Судя по сообщениям, полученным из заслуживающих доверия источников, спекулянты перепродают билеты на концерт целителя Ирвина по цене от двухсот до шестисот долларов.
Столь беспрецедентный ажиотаж, несомненно, связан со скандалом, разразившимся в Чикаго пять лет назад, когда служащий чикагской полиции Дагоберто Савалас…
— Fuck you, — рявкнул Даг, вырывая радиоприемник из гнезда.
— Fuck, fuck, fuck, — рычал он, швырнув приемник на пол и исступленно расплющивая его ударами ноги.
В рядах застывших в неподвижности машин наметилось движение. Оставив в покое искореженные останки приемника, Савалас переместил правую ногу на педаль газа.
— Значит, снова Чикаго, — пробормотал он. — Вот и отлично. Там мы с тобою и встретимся…
Майами-Бич, президентский «люкс» отеля «Хилтон».
— Катись к черту, — яростно рявкнул в телефонную трубку Ирвин Келлер. — Я говорил это тебе тысячу раз и повторяю в тысяча первый: катись, мать твою так, к черту, и бабку твою так, и дедку твою так, и прабабку! Или у тебя проблемы с английским языком? Может, перевести на латынь?
— Почему ты так обращаешься со мной? — умоляюще глядя на лежащего рядом с ней на кровати силиконового Ирвина, простонала Кейси Ньеппер. — Я всего лишь хочу помириться. Ты же обещал…
— Мало ли что и кому я обещал! — оборвал ее певец. — Если бы я выполнял все данные мной обещания, то был бы женат сейчас на половине женского населения Соединенных Штатов.
— Но ты женился на мне, и только на мне, — напомнила Кейси. — Это что-нибудь да значит. Вспомни нашу любовь…
— Нашу любовь! — вскипел Ирвин. — Нашу, мать твою так, любовь! Да задолбала ты меня со своей гребаной любовью! Помнишь, что ты устроила в Чикаго в девяносто шестом? Как же ты тогда достала меня! Кто просверлил электродрелью мой музыкальный центр? Кто чуть не сжег отель, из ревности устроив в ванной костер из писем моих фанаток? Кто пытался проломить мне голову рогами северного оленя, которые мне прислала поклонница-индианка с Аляски? Кто…
— Я ревновала, — прервала его Ньеппер. — Подумаешь, небольшая ссора. Мы всю жизнь ссорились и мирились — и ничего. Даже есть поговорка: милые бранятся — только тешатся.
— Не знаю, как тебя, а меня ни капельки не тешат покушения на мою жизнь и здоровье, — возразил Келлер. — И вообще, устраивать истерики и скандалы — исключительно моя прерогатива. Два неуправляемых психопата на одну семью — это уже слишком. Боливар не выдержит двоих. Именно поэтому мы и расстались.
— Мы не расстались, и не надейся. Я никогда не дам тебе развод. Ты будешь или мой, или ничей.
— Держи карман шире, — усмехнулся певец.
— Несмотря ни на что, мы любим друг друга, я знаю это, — драматично взвыла актриса. — Все равно мы будем вместе!
— Будем, а как же! Когда русалка на шпагат сядет.
Келлер яростно швырнул трубку на рычаг.
— Сука, — исступленно прошипел он. — Именно из-за тебя я влип в идиотскую историю с Дагоберто Са-валасом. Мало того, что на одних адвокатов ухлопал более полутора миллиона баксов, так теперь этот гребаный психопат-мокроспинник преследует меня и грозится убить. Твою мать! Как будто мало мне своих проблем.
Подойдя к бару, певец налил себе полную рюмку виски и залпом опорожнил ее.
Черты его лица разгладились.
"А ведь из Саваласа и Кейси получилась бы отличная парочка, — злорадно ухмыльнулся Ирвин. — Два маниакально зацикленных на моей персоне психопата. В постели, вместо того чтобы трахаться, они бы перемывали мне косточки. Несомненно, они нашли бы общий язык.
Дагоберто Савалас… Чертов кретин. И все-таки что ни говори, а история с малышом Дагом здорово подняла мой рейтинг. Вознесла, можно сказать, на самый верх. Америка ведь обожает скандалы, а нечто подобное не каждый день случается. За такое не жалко и полтора миллиона баксов выложить, тем более что заработал я на этом скандале гораздо больше. Воистину, если бы Дагоберто Саваласа не существовало, его следовало бы выдумать".
Приняв дополнительную порцию «Наполеона», Ирвин погрузился в ностальгические воспоминания молодости.
Прелести секса Келлер впервые познал в тринадцатилетнем возрасте, и это занятие настолько его увлекло, что юный Ирвин дал себе торжественную клятву лично «осчастливить» большую часть прекрасной половины человечества. Под воздействием этой благородной идеи он даже заказал себе футболку с надписью:
«Родился сам — помоги другому» и рисунком, изображающим половой акт двух ежей.
На спине пресловутой футболки быk отпечатан еще один слоган, сходный по смыслу с первым: "Жизнь нужно прожить так, чтобы каждый ребенок мог сказать тебе: «Папа!!!»
Воплотить в жизнь свой девиз Ирвину, к счастью, не удалось, иначе все заработанные им деньги перекочевали бы в карманы бесчисленных мамаш, алчно взыскующих с него алименты.
Известие о собственном бесплодии ничуть не огорчило будущую рок-звезду, скорее наоборот, оно его несказанно обрадовало. Пословица «любишь кататься — люби и саночки возить» была придумана явно не для Ирвина. Кататься ему нравилось, это да, а вот санки пусть таскают никчемные и бездарные идиоты вроде Дагоберто Саваласа. Опять Дагоберто Савалас…
В истории с Дагоберто Келлер винил исключительно Кейси Ньеппер, хотя еще до ссоры с Кейси настроение ему здорово подпортили паскудные мерзопакостные буматомаратели, именующие себя журналистами.
Для начала одна мерзкая газетенка напечатала интервью с одной из его поклонниц, с которой Ирвин якобы переспал. Зловредная девица заявила, что член знаменитости, невзирая на ее героические усилия, категорически отказывался вставать.
— На такую бы и у Казановы не встал, — прошипел певец, яростно разрывая газету на мелкие кусочки. — Ты бы в зеркало на себя посмотрела, сопля размалеванная. К тому же я был пьян, как сапожник. Я на тебя, сука, в суд подам. Будешь знать, как возводить поклеп на великого Ирвина Келлера.
Небольшим утешением, правда, послужило то, что другая бульварная газета, в противоположность заявлению предательницы-фанатки, обзывала певца в своей статье «сексуальным террористом».
Именно в этот на редкость неудачный момент на голову Келлера неожиданно свалилась любящая и ненавидящая, обожающая и ревнующая Кейси Ньеппер. Вырвавшись со съемок, она заявилась в его номер в гостинице «Амбассадор Вест» с целой горой чемоданов, набитых косметикой и нарядами.
Для разминки Кейси устроила скандал, обвиняя Ирвина в изменах. Заткнуть супружнице рот можно было одним-единственным способом, а именно трахнув ее так, чтобы у нее мозги чуть не вылетели. Вот тут-то мужские достоинства Келлера снова его подвели.
— Значит, на меня у тебя не встает, — обоснованно возмутилась Кейси. — Или у тебя уже и на других не встает? Может, правду пишут газеты — великий целитель Келлер стал импотентом?
Закончив сию оскорбительную тираду, Ньеппер демонически расхохоталась.
Масла в огонь подлил Крис Деннен. Когда Ирвин, сбежав от неудовлетворенной супруги, потребовал от менеджера незамедлительно положить конец мерзким слухам о его мужской несостоятельности, Крис, вперив в потолок задумчивый взгляд спокойных голубых глаз, ни к селу ни к городу изрек:
— Если при виде прекрасной обнаженной блондинки у тебя не встает — не верь глазам своим…
Каким образом Келлер оказался в туалете ночного клуба «Ноев ковчег», впоследствии он вспомнить так и не смог. Кажется, он где-то пил, пел, кого-то лапал, кто-то лапал его, потом он снова пил и снова пел. Кажется, были еще и наркотики. Кажется, где-то и на кого-то у него опять не встал.
Вытащив из штанов предмет своей мужской гордости, певец пристроился к писсуару, над которым губной помадой была выведена свежая надпись: «Не льсти себе. Подойди поближе».
Эта надпись почему-то возмутила Ирвина до глубины души. Ему вспомнились демонический хохот Ньеппер, обозвавшей его импотентом; гнусная статья, в которой это омерзительное слово с навязчивой регулярностью повторялось рядом с его именем; Крис Деннен с его оскорбительными намеками по поводу блондинки…
Сейчас он покажет, какой он импотент! Раз и навсегда он пресечет гнусный шепоток за его спиной.
Стряхнув в писсуар две последние желтые капли, певец прислонился спиной к стене и принялся ритмично массировать свое мужское достоинство.
Пытаясь возбудиться, он представил себе прекрасную обнаженную блондинку, но вспомнил ехидное высказывание менеджера, и блондинка не подействовала. С брюнетками тоже вышла осечка — брюнеткой была Кейси Ньеппер.
— А ну их на хрен, всех этих баб, — пьяно пробормотал Келлер. — Суки они все. Не люблю я их. А кого же я тогда, интересно, люблю?
Немного подумав, певец отыскал ответ на этот в общем-то простой вопрос:
— Себя! Ну конечно же, себя, несравненного Ирвина Келлера!
Как ни странно, член мгновенно отреагировал на столь неприкрытое проявление нарциссизма.
Представляя себя — единственного и неповторимого, мужественного и сексуального, гениального и неотразимого, — певец, не обращая внимания на удивленные взгляды заходящих в туалет мужчин, вдохновенно ласкал свой налившийся силой орган.
— Ну что, видели, какой я импотент? — торжествующе восклицал он. — Да я не то что всех баб — всю вселенную перетрахаю с ее гуманоидами инопланетными. Да что там вселенная — я…
Келлер замолчал, не находя подходящих слов. Именно в этот момент в туалет вошел Дагоберто Савалас…
Кипр, аэропорт.
Русская мафия питала к Кипру особенную любовь. Отчасти потому, что этот живописный остров, поровну поделенный между турками и греками, был расположен посреди теплого Средиземного моря, отчасти в связи с тем, что въезд на Кипр был безвизовым, а через банки этого удобно расположенного «налогового оазиса» можно было с легкостью проворачивать сомнительные сделки и отмывать «грязные» деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20