Уже! Вот это оперативность! Раскрыв объятия, майор бросился на широкую грудь приятеля.
— Что значит «уже»? — уточнил опер, утешающим жестом похлопывая Пашу по спине.
— Как — что? — не понял Зюзин. — Тебя же сюда позвал Поддавал-пил. Вот я и удивляюсь, что ты так быстро примчался.
— Никто меня сюда не звал. Я сам приехал.
— Как же так? Тарас минут десять назад побежал к автомату, чтобы позвонить тебе на сотовый.
— На сотовый? Ах, черт! Совсем забыл! Я отключил его на время допроса и, кажется, забыл включить. Чупрун извлек из кармана трубку.
— Так и есть. Отключен.
— А как же ты сообразил сюда приехать?
— В гости к твоему вчерашнему покойнику. А этот откуда взялся? Коллекционируешь ты их, что ли?
Высвободившись из объятий Паши Зюзина, опер наклонился и внимательно вгляделся в лицо трупа. Первое впечатление не обмануло. Это действительно был Шарль Айм.
— Твою мать! Но ведь это тот же самый покойник! Это же он, да?
— Он, — убежденно подтвердил майор. — Провалиться мне на этом месте, если не он. Что ж я теперь, каждый день буду на этого жмурика натыкаться?
— Но как такое может быть?
— Ты меня спрашиваешь? — майор тоскливо посмотрел на приятеля. — Слушай, а вдруг он меня преследует? Это может быть нечто вроде профессионального проклятия. Спелеологов достает белая женщина, альпинистов — черный скалолаз, за моряками гоняется «Летучий голландец», а за мной — вот этот урод. Я и в кино нечто подобное видел.
— В кино ты еще не такое увидишь, — проворчал Колюня.
В оборотней, вампиров и воскресших покойников Чупрун не верил, но все же ему было как-то не по себе.
— Одного не могу понять, — размышлял вслух Паша. — Как этот тип ухитрился выбраться из морга, прийти сюда, а потом вывалиться из окна?
— Так он вывалился из окна?
— Вон из того, наверху. Видишь, там стекла разбиты!
— Пятый этаж, — машинально. отметил опер. — Твою мать! Так это ж его квартира и есть! И давно он оттуда вылетел?
— Да нет. Совсем недавно. За минуту или две до твоего появления.
— А из подъезда кто-нибудь выходил?
— Вроде нет… Ты хочешь сказать?..
— Ты правильно понял. Убийца все еще в доме. Чупрун выхватил пистолет и бросился к подъезду.
— Оставайся здесь. Сторожи тело, — крикнул он. Высадив выстрелом замок, опер распахнул дверь и вбежал в подъезд.
— Мамочкы мои! — вернувшийся с задания Поддавал-пил изумленно всплеснул руками. — Твий покойник, що, зновудуба дав? Дивное в нього, треба сказати, хобби. А у Чупруна тэлэфон нэ отвечае. Так и нэ дозвонився до нього.
— Чупрун уже приехал. Он в доме, убийцу ловит, — взволнованно объяснил Зюзин. — Пойду помогу ему. Ты стой здесь, сторожи жмурика. Главное — никуда не отходи, а то как бы этот гад опять не ожил.
— Нэ бойся, в мэнэ нэ оживэ, — заверил Тарас бегущего к подъезду майора.
* * *
Распахнув дверцу служебного сейфа, полковник O6рыдлов вынул из него бутылку водки, задумчиво повертел ее в руках и тяжело вздохнул.
— Чем дальше в лес, тем толще партизаны, — мрачно подытожил полковник Обрыдлов и разлил водку по стаканам.
Делал он это вдумчиво и профессионально, выверив угол наклона и внимательно подсчитывая «бульки». В результате уровень алкоголя в стаканах Колюни и полковника оказался совершенно одинаковым — хоть мензуркой меряй.
Подвинув оперу его стакан, Иван Евсеевич посмотрел на часы, висящие над дверью его кабинета. Стрелки показывали половину первого ночи.
— Опять жена головомойку устроит? — перехватив тоскливый взгляд начальника, сочувственно осведомился Колюня.
Иван Евсеевич только горестно вздохнул и махнул рукой.
— Ну вот, никак нет повода не выпить, — обреченно заметил он и залпом опорожнил стакан.
Чупрун последовал примеру шефа, смачно крякнул, занюхал водку рукавом и удовлетворенно похлопал себя по нависающему над штанами животу.
— Эх, хорошо пошла, проклятая!
— Теперь докладывай все внятно и по порядку, а то по телефону я толком ничего и не понял, — потребовал полковник. — Паше Зюзину снова подбросили тот же самый труп?
— Такой же, но свежий, — пояснил Колюня. — Вчерашний лежит в морге, я на всякий случай проверил.
— Майор что, клонирует этих покойников?
— Он считает, что это профессиональное проклятие. Знаете, у моряков — «Летучий голландец», у спелеологов — белая женщина, у…
— А у «гиббонов» — полосатый «Мерседес», но никак не сотрудник бельгийского посольства, — прервал опера полковник. — Ты с мистикой-то завязывай. Давай только конкретные факты.
— С чего начать — со второго жмурика или с голубых трусиков? — уточнил Чупрун.
— Каких еще трусиков? — в столь позднее время Иван Евсеевич плохо соображал.
— Ну с тех, кружевных, что были в кармане первого трупа. Кстати, у второго тоже не оказалось при себе никаких документов, правда, и женского белья у него не обнаружилось.
Обрыдлов болезненно поморщился.
— Я же просил — по порядку, а то с твоими трупами и трусиками я окончательно с ума сойду.
— Ладно, — согласился Колюня. — По порядку так по порядку. Следуя твоему распоряжению, я поехал в Рузаевку, чтобы расспросить, не знает ли синяевская братва что-либо насчет подброшенного Паше покойника. В «Космосе-2» я встретил Дениса Зыкова, того самого журналиста, что помогал нам в расследовании убийства генерала Красномырдикова.
Парень уже был в курсе событий и рвался в бой — вот я и оставил ему две фотографии: на одной был изображен убитый, а на другой — обнаруженные в его кармане трусики. Подумал — чем черт не шутит, — энергии у парня много, да и талант сыскной есть, вдруг что-нибудь да накопает. И, как ни странно, Денис снова нас обошел.
Он позвонил мне около девяти вечера и сообщил, что в данный момент невеста и любовница Пашиного покойника отрабатывают друг на друге приемы рукопашного боя в ночном клубе «Лиловый мандарин». Я находился неподалеку, минут через семь был на месте и приступил к допросу девиц, которых к тому времени, хоть и не без труда, удалось разнять.
Как выяснилось, убитого звали Шарль Айм. Тридцать шесть лет, холост, атташе бельгийского посольства.
Алиса Гусева, невеста Шарля, изучив фотографии, пришла к выводу, что трусики, обнаруженные в кармане ее жениха, принадлежали Наталье Лигановой, ее подруге, из-за чего, собственно, между ними и вспыхнула драка.
В день убийства Гусева рассталась с женихом около десяти вечера, после чего отправилась в «Лиловый мандарин». Ее алиби подтвердили свидетели.
Лиганова настаивает на том, что не видела Шарля в тот день, но, похоже, врет: нервничает, глаза бегают да и алиби у нее более чем хлипкое. Вызывает сомнение и то, что атташе стал бы долгое время таскать в кармане предмет ее гардероба. Скорее всего у них было свидание.
Адрес убитого я узнал от Алисы и отправился к нему домой. Перед подъездом бельгийца я обнаружил Пашу Зюзина, стоящего над трупом Шарля Айма — вернее, его двойника.
По словам майора, двойник Шарля вылетел через закрытое окно за минуту-две до моего появления и минуты через три после того, как он вошел в подъезд, так что самоубийством это быть никак не могло.
Дверь в квартиру атташе была открыта, все внутри перевернуто вверх дном. Преступник из подъезда не выходил — за подъездом наблюдали сначала Паша, а потом Тарас Гришко — знакомый майора. Скорее всего убийца скрылся через подвал — его дверь была открыта, замок в ней сломан, а вентиляционные отверстия там достаточно широки, чтобы в них мог пролезть человек.
Ни бумажника, ни документов у второго Шарля не оказалось, толькосигареты и зажигалка. Судя по идентичной внешности; это был брат Айма. Для того чтобы связываться с бельгийским посольством, время было слишком позднее. Это можно будет сделать прямо с утра. Думаю, что личность второго покойника мы установим без труда.
Подвал и квартиру мы опечатали. Завтра там поработают эксперты.
— Убиты два иностранца, мать их так, — простонал Иван Евсеевич. — Да еще дипломаты, по крайней мере один дипломат. И это после триумфального захвата банды особо опасных школьников и погрома, устроенного нашим спецназом в «Контрольном выстреле». Ты представляешь, что скажет мне завтра генерал Блудов?
— Не думай об этом, полковник, — посоветовал Колюня и подлил водки в стакан начальника. — До завтра еще надо дожить.
* * *
В семь утра Колюню Чупруна поднял с постели телефонный звонок.
— Ты не помнишь, на трусах была вышивка? — поздоровавшись, спросил Денис.
В отличие от измученного бессонной ночью опера журналист был полон сил и энтузиазма.
— Что? — очумело пробормотал Колюня. — Какие еще трусы, какая вышивка?
— Как это какие? — изумился Зыков. — Голубые, те самые, что у покойника в кармане нашли. У тебя, часом, не амнезия? Мне нужно знать, есть ли на них вышивка. Она должна быть в самом низу, на уровне наиболее ценимого мужчинами фрагмента женской анатомии. Может, там был гномик маленький вышит или кораблик?
— А почему гномик?
— Не знаю, может, и не гномик вовсе, а что-нибудь другое. Гномика я для примера назвал. Вспомни, а?
Чупрун потряс головой и энергично поскреб пальцами затылок, пытаясь возродить к жизни безнадежно сонный мозг.
— Вышивка, говоришь? Внизу? Черт, а ведь там действительно что-то было, маленькое такое, тоже, кажется, голубое, только тоном чуть потемнее, может, и вышивка. А с чего ты вдруг гномиков на трусах стал искать?
— Да так, версию одну хочу проверить.
— Ох уж эта молодежь! — Зевнув во весь рот, Колюня сел на кровати. — У меня дома есть еще несколько фотографий, может, на них эта штука и видна. Сейчас посмотрю. Подожди минутку.
Покопавшись в наваленных на столе бумагах, опер извлек снимки из папки.
— Есть! Точно! Это вышивка! — сообщил он в трубку. — Только не гномик, а крошечный голубой полумесяц. А в чем дело?
— То были трусики не Лигановой! Я знаю, кому они принадлежат! Жене одного бизнесмена, Андрея Сикор-ского. Он живет на улице Готвальда.
— Ну, ты даешь, брат! Откуда ты узнал про вышивку? Ты у нас, часом, не ясновидящий?
— К сожалению, нет, — засмеялся Денис. — Просто вчера вечером точно такие же трусики, только с бабочкой, а не с полумесяцем, подарил моей жене один бернский зенненхунд.
— Что, опять иностранец? Немец, что ли? — изумился Колюня. — И часто Кате делают такие подарки?
— Да нет, ты не понял, это не иностранец, а порода такая. Пес здоровенный, с теленка, черный с коричневыми подпалинами. Зенненхунды раньше в Берне бидоны с молоком на тележках перевозили.
— Вот это, я понимаю, эволюция! — восхитился Чупрун. — Раньше молоко перевозили, а теперь дарят шикарное нижнее белье приглянувшимся им блондинкам. Честно говоря, иногда я даже завидую братьям нашим меньшим.
— Обезьяна тоже в свое время взяла в руки палку, — заметил журналист. — До сих пор последствия расхлебываем. Так вот, вчера моя жена пошла тренировать Штерна, бернского зенненхунда, к тому самому бизнесмену с улицы Готвальда. Штерну Катя понравилась, и он принес ей точно такие же трусики, как на фотографии, только напротив причинного места у них была вышита золотистая бабочка.
Андрей объяснил, что его супруга на всем своем белье вышивает своеобразные метки — крошечные розочки, бабочек, гномиков — они у нее в швейной машинке запрограммированы.
— То есть в кармане атташе были трусики не Лига-новой, а жены этого самого бизнесмена? — подытожил опер.
— Похоже, что так.
— А адресок этого бизнесмена у тебя найдется?
— Конечно. Мне Катя дала.
— Отлично! Продиктуй-ка мне его. В голосе окончательно проснувшегося Колюни звучал охотничий азарт.
* * *
Зенненхунд Штерн подозрительно обнюхал штанину Колюни Чупруна, но так и не понял, нравится ему этот мужчина или нет. Хозяин, стоящий у входной двери, явно нервничал, да и от незнакомца исходило тревожащее ощущение агрессивной настороженности.
— Умница, хороший пес, — опер почесал зеннен-хунда за ухом. — Значит, на таких, как ты, швейцарцы молоко возили?
— Почему вас интересует моя жена? Подозрительно осмотрев со всех сторон Колюнино удостоверение, Андрей Сикорский вернул его оперу.
— Мне нужно задать ей несколько вопросов.
— Каких еще вопросов? Вы что, подозреваете Инну в совершении преступления?
— Для начала я хотел бы с ней поговорить.
— Вы не увидите ее, пока не объясните мне, о чем идет речь.
Чупрун окинул бизнесмена задумчивым взглядом. «И чего я тут, в самом деле, китайские церемонии развожу, — подумал он. — Выложу все начистоту, и дело с концом. Все равно, рано или поздно он выяснит, что жена ему изменяет».
— Ответ, замешана ваша супруга в преступлении или нет, я смогу дать лишь после того, как осмотрю ее швейную машинку, — сухо произнес Колюня. — Предъявите машинку добровольно или предпочитаете, чтобы здесь устроили обыск? Кстати, речь идет об убийстве, так что не советую чинить препятствия сотрудникам милиции.
— Убийство? — изумленно переспросил Андрей. — Какое еще убийство?
— Я тоже хотела бы об этом знать, — из комнаты выплыла зеленоглазая красотка с высокой грудью и пышными рыжими кудрями.
— Милицию по какой-то причине заинтересовала твоя швейная машинка, — объяснил бизнесмен.
— В самом деле? — удивленно изогнула левую бровь мадам Сикорская. — Вы собираетесь предъявить ей обвинение?
— Сначала я предпочел бы на нее взглянуть.
— Ради бога.
С должным интересом осмотрев навороченный японский агрегат, Колюня пролистал инструкцию к его использованию и сразу же в разделе вышивок наткнулся на искомый полумесяц.
— Ага! — удовлетворенно произнес опер.
— Что — «ага»? — раздраженно поинтересовался бизнесмен.
Отвязаться от него не было никакой возможности, и Чупрун решил, что пусть Инна Сикорская выкручивается, как знает — в конце концов, речь идет об убийстве.
— Это ваши трусики? — достав из кармана фотографию, на которой ясно просматривался вышитый полумесяц, осведомился он. — Лгать не имеет смысла — в любом случае экспертиза установит, что вышивка была сделана на этой машинке.
— Откуда у вас эта фотография? — изумленно распахнула глаза Инна.
— Кажется, я задал вопрос.
— Примерно месяц назад я купила две пары таких трусиков, на одних вышила бабочку, а на других, кажется, полумесяц, но я не понимаю…
— Проверьте, на месте ли они.
— Объясните же, наконец, что происходит?! — взорвался Сикорский. — Убийство, швейная машинка, трусики моей жены…
— Объясню, раз уж вы так настаиваете, — согласился опер. — Позавчера на шоссе был обнаружен труп мужчины без документов, в кармане которого находились эти самые трусики с вышивкой. Вам знаком этот человек?
Достав снимок Айма, Колюня предъявил его супругам.
— Шарль! Это же Шарль! — в ужасе ахнула Сикор-ская.
Скрипнув зубами, Андрей перевел взгляд со снимка на жену. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
— Шлюха! — крикнул он и ударил Инну в лицо.
* * *
Удобно устроившись на диване в гостиной Психоза, Глеб Бычков смаковал коллекционный «Шато Лафит». Синяевский авторитет попросил его прямо с утра подъехать к нему в особняк для разговора.
— Челюсть святого великомученика Евфимия Многострадального? — удивился Бык. — Я даже не подозревал, что в перелыгинской церкви есть нечто подобное.
— Ты же у нас неверующий, — пожал плечами Психоз.
— Ты тоже, — заметил Бык.
— Я тоже, но про челюсть, как видишь, знаю.
— Выходит, ее украли, а этот твой церковный пахан, как его там…
— Игумен Прокопий, — подсказал синяевский авторитет.
— Ну да, игумен Прокопий в милицию решил не обращаться, чтобы не поднимать лишнего шума.
— Вместо милиции он обратился ко мне.
— То есть он просит, чтобы мы нашли эту великомученическую челюсть.
— И мы это сделаем.
Глеб с удивлением посмотрел на Губанова.
— Тебе-то это зачем?
— Это будет личное одолжение игумену. Я знаю его. Прокопий умеет быть благодарным.
— Думаешь, вымолит тебе местечко на небесах? Ты же в бога не веришь, да и вообще, все эти сказки о рае и аде — сплошное надувательство.
— Что надувательство — не спорю, но иногда и от надувательства бывает польза.
— Какая же? — усмехнулся Бык.
— Знаешь, в чем сила мафии?
— В том, что нас боятся, — пожал плечами Глеб.
— Правильно. Мафию боятся, но в ней же и черпают силу. Мафия способна защитить своих друзей гораздо эффективнее, чем бог или правоохранительные органы. Вот почему игумен Прокопий обратился со своей проблемой ко мне, а не в милицию.
— Это понятно, но церковь-то тут при чем?
— Церковь — та же мафия, — пояснил синяевский авторитет. — Из чего следует, что в определенной степени попы — наши братья. Они стращают людей божьим гневом и учат черпать силу в милосердии господа.
Так, с помощью политики кнута и пряника, мафиози от религии управляют глупцами, и в этом нет ничего предосудительного. Стаду овец нужен пастух, охраняющий их как от собственной дурости, так и от опасностей, исходящих извне. Ни один пастух не станет работать задаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Что значит «уже»? — уточнил опер, утешающим жестом похлопывая Пашу по спине.
— Как — что? — не понял Зюзин. — Тебя же сюда позвал Поддавал-пил. Вот я и удивляюсь, что ты так быстро примчался.
— Никто меня сюда не звал. Я сам приехал.
— Как же так? Тарас минут десять назад побежал к автомату, чтобы позвонить тебе на сотовый.
— На сотовый? Ах, черт! Совсем забыл! Я отключил его на время допроса и, кажется, забыл включить. Чупрун извлек из кармана трубку.
— Так и есть. Отключен.
— А как же ты сообразил сюда приехать?
— В гости к твоему вчерашнему покойнику. А этот откуда взялся? Коллекционируешь ты их, что ли?
Высвободившись из объятий Паши Зюзина, опер наклонился и внимательно вгляделся в лицо трупа. Первое впечатление не обмануло. Это действительно был Шарль Айм.
— Твою мать! Но ведь это тот же самый покойник! Это же он, да?
— Он, — убежденно подтвердил майор. — Провалиться мне на этом месте, если не он. Что ж я теперь, каждый день буду на этого жмурика натыкаться?
— Но как такое может быть?
— Ты меня спрашиваешь? — майор тоскливо посмотрел на приятеля. — Слушай, а вдруг он меня преследует? Это может быть нечто вроде профессионального проклятия. Спелеологов достает белая женщина, альпинистов — черный скалолаз, за моряками гоняется «Летучий голландец», а за мной — вот этот урод. Я и в кино нечто подобное видел.
— В кино ты еще не такое увидишь, — проворчал Колюня.
В оборотней, вампиров и воскресших покойников Чупрун не верил, но все же ему было как-то не по себе.
— Одного не могу понять, — размышлял вслух Паша. — Как этот тип ухитрился выбраться из морга, прийти сюда, а потом вывалиться из окна?
— Так он вывалился из окна?
— Вон из того, наверху. Видишь, там стекла разбиты!
— Пятый этаж, — машинально. отметил опер. — Твою мать! Так это ж его квартира и есть! И давно он оттуда вылетел?
— Да нет. Совсем недавно. За минуту или две до твоего появления.
— А из подъезда кто-нибудь выходил?
— Вроде нет… Ты хочешь сказать?..
— Ты правильно понял. Убийца все еще в доме. Чупрун выхватил пистолет и бросился к подъезду.
— Оставайся здесь. Сторожи тело, — крикнул он. Высадив выстрелом замок, опер распахнул дверь и вбежал в подъезд.
— Мамочкы мои! — вернувшийся с задания Поддавал-пил изумленно всплеснул руками. — Твий покойник, що, зновудуба дав? Дивное в нього, треба сказати, хобби. А у Чупруна тэлэфон нэ отвечае. Так и нэ дозвонився до нього.
— Чупрун уже приехал. Он в доме, убийцу ловит, — взволнованно объяснил Зюзин. — Пойду помогу ему. Ты стой здесь, сторожи жмурика. Главное — никуда не отходи, а то как бы этот гад опять не ожил.
— Нэ бойся, в мэнэ нэ оживэ, — заверил Тарас бегущего к подъезду майора.
* * *
Распахнув дверцу служебного сейфа, полковник O6рыдлов вынул из него бутылку водки, задумчиво повертел ее в руках и тяжело вздохнул.
— Чем дальше в лес, тем толще партизаны, — мрачно подытожил полковник Обрыдлов и разлил водку по стаканам.
Делал он это вдумчиво и профессионально, выверив угол наклона и внимательно подсчитывая «бульки». В результате уровень алкоголя в стаканах Колюни и полковника оказался совершенно одинаковым — хоть мензуркой меряй.
Подвинув оперу его стакан, Иван Евсеевич посмотрел на часы, висящие над дверью его кабинета. Стрелки показывали половину первого ночи.
— Опять жена головомойку устроит? — перехватив тоскливый взгляд начальника, сочувственно осведомился Колюня.
Иван Евсеевич только горестно вздохнул и махнул рукой.
— Ну вот, никак нет повода не выпить, — обреченно заметил он и залпом опорожнил стакан.
Чупрун последовал примеру шефа, смачно крякнул, занюхал водку рукавом и удовлетворенно похлопал себя по нависающему над штанами животу.
— Эх, хорошо пошла, проклятая!
— Теперь докладывай все внятно и по порядку, а то по телефону я толком ничего и не понял, — потребовал полковник. — Паше Зюзину снова подбросили тот же самый труп?
— Такой же, но свежий, — пояснил Колюня. — Вчерашний лежит в морге, я на всякий случай проверил.
— Майор что, клонирует этих покойников?
— Он считает, что это профессиональное проклятие. Знаете, у моряков — «Летучий голландец», у спелеологов — белая женщина, у…
— А у «гиббонов» — полосатый «Мерседес», но никак не сотрудник бельгийского посольства, — прервал опера полковник. — Ты с мистикой-то завязывай. Давай только конкретные факты.
— С чего начать — со второго жмурика или с голубых трусиков? — уточнил Чупрун.
— Каких еще трусиков? — в столь позднее время Иван Евсеевич плохо соображал.
— Ну с тех, кружевных, что были в кармане первого трупа. Кстати, у второго тоже не оказалось при себе никаких документов, правда, и женского белья у него не обнаружилось.
Обрыдлов болезненно поморщился.
— Я же просил — по порядку, а то с твоими трупами и трусиками я окончательно с ума сойду.
— Ладно, — согласился Колюня. — По порядку так по порядку. Следуя твоему распоряжению, я поехал в Рузаевку, чтобы расспросить, не знает ли синяевская братва что-либо насчет подброшенного Паше покойника. В «Космосе-2» я встретил Дениса Зыкова, того самого журналиста, что помогал нам в расследовании убийства генерала Красномырдикова.
Парень уже был в курсе событий и рвался в бой — вот я и оставил ему две фотографии: на одной был изображен убитый, а на другой — обнаруженные в его кармане трусики. Подумал — чем черт не шутит, — энергии у парня много, да и талант сыскной есть, вдруг что-нибудь да накопает. И, как ни странно, Денис снова нас обошел.
Он позвонил мне около девяти вечера и сообщил, что в данный момент невеста и любовница Пашиного покойника отрабатывают друг на друге приемы рукопашного боя в ночном клубе «Лиловый мандарин». Я находился неподалеку, минут через семь был на месте и приступил к допросу девиц, которых к тому времени, хоть и не без труда, удалось разнять.
Как выяснилось, убитого звали Шарль Айм. Тридцать шесть лет, холост, атташе бельгийского посольства.
Алиса Гусева, невеста Шарля, изучив фотографии, пришла к выводу, что трусики, обнаруженные в кармане ее жениха, принадлежали Наталье Лигановой, ее подруге, из-за чего, собственно, между ними и вспыхнула драка.
В день убийства Гусева рассталась с женихом около десяти вечера, после чего отправилась в «Лиловый мандарин». Ее алиби подтвердили свидетели.
Лиганова настаивает на том, что не видела Шарля в тот день, но, похоже, врет: нервничает, глаза бегают да и алиби у нее более чем хлипкое. Вызывает сомнение и то, что атташе стал бы долгое время таскать в кармане предмет ее гардероба. Скорее всего у них было свидание.
Адрес убитого я узнал от Алисы и отправился к нему домой. Перед подъездом бельгийца я обнаружил Пашу Зюзина, стоящего над трупом Шарля Айма — вернее, его двойника.
По словам майора, двойник Шарля вылетел через закрытое окно за минуту-две до моего появления и минуты через три после того, как он вошел в подъезд, так что самоубийством это быть никак не могло.
Дверь в квартиру атташе была открыта, все внутри перевернуто вверх дном. Преступник из подъезда не выходил — за подъездом наблюдали сначала Паша, а потом Тарас Гришко — знакомый майора. Скорее всего убийца скрылся через подвал — его дверь была открыта, замок в ней сломан, а вентиляционные отверстия там достаточно широки, чтобы в них мог пролезть человек.
Ни бумажника, ни документов у второго Шарля не оказалось, толькосигареты и зажигалка. Судя по идентичной внешности; это был брат Айма. Для того чтобы связываться с бельгийским посольством, время было слишком позднее. Это можно будет сделать прямо с утра. Думаю, что личность второго покойника мы установим без труда.
Подвал и квартиру мы опечатали. Завтра там поработают эксперты.
— Убиты два иностранца, мать их так, — простонал Иван Евсеевич. — Да еще дипломаты, по крайней мере один дипломат. И это после триумфального захвата банды особо опасных школьников и погрома, устроенного нашим спецназом в «Контрольном выстреле». Ты представляешь, что скажет мне завтра генерал Блудов?
— Не думай об этом, полковник, — посоветовал Колюня и подлил водки в стакан начальника. — До завтра еще надо дожить.
* * *
В семь утра Колюню Чупруна поднял с постели телефонный звонок.
— Ты не помнишь, на трусах была вышивка? — поздоровавшись, спросил Денис.
В отличие от измученного бессонной ночью опера журналист был полон сил и энтузиазма.
— Что? — очумело пробормотал Колюня. — Какие еще трусы, какая вышивка?
— Как это какие? — изумился Зыков. — Голубые, те самые, что у покойника в кармане нашли. У тебя, часом, не амнезия? Мне нужно знать, есть ли на них вышивка. Она должна быть в самом низу, на уровне наиболее ценимого мужчинами фрагмента женской анатомии. Может, там был гномик маленький вышит или кораблик?
— А почему гномик?
— Не знаю, может, и не гномик вовсе, а что-нибудь другое. Гномика я для примера назвал. Вспомни, а?
Чупрун потряс головой и энергично поскреб пальцами затылок, пытаясь возродить к жизни безнадежно сонный мозг.
— Вышивка, говоришь? Внизу? Черт, а ведь там действительно что-то было, маленькое такое, тоже, кажется, голубое, только тоном чуть потемнее, может, и вышивка. А с чего ты вдруг гномиков на трусах стал искать?
— Да так, версию одну хочу проверить.
— Ох уж эта молодежь! — Зевнув во весь рот, Колюня сел на кровати. — У меня дома есть еще несколько фотографий, может, на них эта штука и видна. Сейчас посмотрю. Подожди минутку.
Покопавшись в наваленных на столе бумагах, опер извлек снимки из папки.
— Есть! Точно! Это вышивка! — сообщил он в трубку. — Только не гномик, а крошечный голубой полумесяц. А в чем дело?
— То были трусики не Лигановой! Я знаю, кому они принадлежат! Жене одного бизнесмена, Андрея Сикор-ского. Он живет на улице Готвальда.
— Ну, ты даешь, брат! Откуда ты узнал про вышивку? Ты у нас, часом, не ясновидящий?
— К сожалению, нет, — засмеялся Денис. — Просто вчера вечером точно такие же трусики, только с бабочкой, а не с полумесяцем, подарил моей жене один бернский зенненхунд.
— Что, опять иностранец? Немец, что ли? — изумился Колюня. — И часто Кате делают такие подарки?
— Да нет, ты не понял, это не иностранец, а порода такая. Пес здоровенный, с теленка, черный с коричневыми подпалинами. Зенненхунды раньше в Берне бидоны с молоком на тележках перевозили.
— Вот это, я понимаю, эволюция! — восхитился Чупрун. — Раньше молоко перевозили, а теперь дарят шикарное нижнее белье приглянувшимся им блондинкам. Честно говоря, иногда я даже завидую братьям нашим меньшим.
— Обезьяна тоже в свое время взяла в руки палку, — заметил журналист. — До сих пор последствия расхлебываем. Так вот, вчера моя жена пошла тренировать Штерна, бернского зенненхунда, к тому самому бизнесмену с улицы Готвальда. Штерну Катя понравилась, и он принес ей точно такие же трусики, как на фотографии, только напротив причинного места у них была вышита золотистая бабочка.
Андрей объяснил, что его супруга на всем своем белье вышивает своеобразные метки — крошечные розочки, бабочек, гномиков — они у нее в швейной машинке запрограммированы.
— То есть в кармане атташе были трусики не Лига-новой, а жены этого самого бизнесмена? — подытожил опер.
— Похоже, что так.
— А адресок этого бизнесмена у тебя найдется?
— Конечно. Мне Катя дала.
— Отлично! Продиктуй-ка мне его. В голосе окончательно проснувшегося Колюни звучал охотничий азарт.
* * *
Зенненхунд Штерн подозрительно обнюхал штанину Колюни Чупруна, но так и не понял, нравится ему этот мужчина или нет. Хозяин, стоящий у входной двери, явно нервничал, да и от незнакомца исходило тревожащее ощущение агрессивной настороженности.
— Умница, хороший пес, — опер почесал зеннен-хунда за ухом. — Значит, на таких, как ты, швейцарцы молоко возили?
— Почему вас интересует моя жена? Подозрительно осмотрев со всех сторон Колюнино удостоверение, Андрей Сикорский вернул его оперу.
— Мне нужно задать ей несколько вопросов.
— Каких еще вопросов? Вы что, подозреваете Инну в совершении преступления?
— Для начала я хотел бы с ней поговорить.
— Вы не увидите ее, пока не объясните мне, о чем идет речь.
Чупрун окинул бизнесмена задумчивым взглядом. «И чего я тут, в самом деле, китайские церемонии развожу, — подумал он. — Выложу все начистоту, и дело с концом. Все равно, рано или поздно он выяснит, что жена ему изменяет».
— Ответ, замешана ваша супруга в преступлении или нет, я смогу дать лишь после того, как осмотрю ее швейную машинку, — сухо произнес Колюня. — Предъявите машинку добровольно или предпочитаете, чтобы здесь устроили обыск? Кстати, речь идет об убийстве, так что не советую чинить препятствия сотрудникам милиции.
— Убийство? — изумленно переспросил Андрей. — Какое еще убийство?
— Я тоже хотела бы об этом знать, — из комнаты выплыла зеленоглазая красотка с высокой грудью и пышными рыжими кудрями.
— Милицию по какой-то причине заинтересовала твоя швейная машинка, — объяснил бизнесмен.
— В самом деле? — удивленно изогнула левую бровь мадам Сикорская. — Вы собираетесь предъявить ей обвинение?
— Сначала я предпочел бы на нее взглянуть.
— Ради бога.
С должным интересом осмотрев навороченный японский агрегат, Колюня пролистал инструкцию к его использованию и сразу же в разделе вышивок наткнулся на искомый полумесяц.
— Ага! — удовлетворенно произнес опер.
— Что — «ага»? — раздраженно поинтересовался бизнесмен.
Отвязаться от него не было никакой возможности, и Чупрун решил, что пусть Инна Сикорская выкручивается, как знает — в конце концов, речь идет об убийстве.
— Это ваши трусики? — достав из кармана фотографию, на которой ясно просматривался вышитый полумесяц, осведомился он. — Лгать не имеет смысла — в любом случае экспертиза установит, что вышивка была сделана на этой машинке.
— Откуда у вас эта фотография? — изумленно распахнула глаза Инна.
— Кажется, я задал вопрос.
— Примерно месяц назад я купила две пары таких трусиков, на одних вышила бабочку, а на других, кажется, полумесяц, но я не понимаю…
— Проверьте, на месте ли они.
— Объясните же, наконец, что происходит?! — взорвался Сикорский. — Убийство, швейная машинка, трусики моей жены…
— Объясню, раз уж вы так настаиваете, — согласился опер. — Позавчера на шоссе был обнаружен труп мужчины без документов, в кармане которого находились эти самые трусики с вышивкой. Вам знаком этот человек?
Достав снимок Айма, Колюня предъявил его супругам.
— Шарль! Это же Шарль! — в ужасе ахнула Сикор-ская.
Скрипнув зубами, Андрей перевел взгляд со снимка на жену. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
— Шлюха! — крикнул он и ударил Инну в лицо.
* * *
Удобно устроившись на диване в гостиной Психоза, Глеб Бычков смаковал коллекционный «Шато Лафит». Синяевский авторитет попросил его прямо с утра подъехать к нему в особняк для разговора.
— Челюсть святого великомученика Евфимия Многострадального? — удивился Бык. — Я даже не подозревал, что в перелыгинской церкви есть нечто подобное.
— Ты же у нас неверующий, — пожал плечами Психоз.
— Ты тоже, — заметил Бык.
— Я тоже, но про челюсть, как видишь, знаю.
— Выходит, ее украли, а этот твой церковный пахан, как его там…
— Игумен Прокопий, — подсказал синяевский авторитет.
— Ну да, игумен Прокопий в милицию решил не обращаться, чтобы не поднимать лишнего шума.
— Вместо милиции он обратился ко мне.
— То есть он просит, чтобы мы нашли эту великомученическую челюсть.
— И мы это сделаем.
Глеб с удивлением посмотрел на Губанова.
— Тебе-то это зачем?
— Это будет личное одолжение игумену. Я знаю его. Прокопий умеет быть благодарным.
— Думаешь, вымолит тебе местечко на небесах? Ты же в бога не веришь, да и вообще, все эти сказки о рае и аде — сплошное надувательство.
— Что надувательство — не спорю, но иногда и от надувательства бывает польза.
— Какая же? — усмехнулся Бык.
— Знаешь, в чем сила мафии?
— В том, что нас боятся, — пожал плечами Глеб.
— Правильно. Мафию боятся, но в ней же и черпают силу. Мафия способна защитить своих друзей гораздо эффективнее, чем бог или правоохранительные органы. Вот почему игумен Прокопий обратился со своей проблемой ко мне, а не в милицию.
— Это понятно, но церковь-то тут при чем?
— Церковь — та же мафия, — пояснил синяевский авторитет. — Из чего следует, что в определенной степени попы — наши братья. Они стращают людей божьим гневом и учат черпать силу в милосердии господа.
Так, с помощью политики кнута и пряника, мафиози от религии управляют глупцами, и в этом нет ничего предосудительного. Стаду овец нужен пастух, охраняющий их как от собственной дурости, так и от опасностей, исходящих извне. Ни один пастух не станет работать задаром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18