Тьфу!
Оса явно завелась, и, чтобы избежать пространного выступления на тему об угнетении женщин и мужском шовинизме, Мартин Бек сказал:
– Ты не ответила, почему считаешь необходимым посмотреть все эти ленты.
Оса почесала в своей стриженной под мальчишку голове и сказала:
– Понимаешь, я беру на заметку тех, кто снимался в них. Потом выясняю, что это за люди, где живут, чем постоянно занимаются. Беседовала с двумя парнями. Один из них профессионал, он работает в секс-клубе, и съемки для него та же работа. Ему прилично платили. Второй служит в магазине мужской одежды, участвовал в съемках потому, что ему это нравилось. Практически бесплатно снимался. У меня еще длинный список, кого мне хотелось бы разыскать.
Мартин Бек задумчиво кивнул, потом поглядел на нее с сомнением.
– Не знаю, даст ли это что-нибудь, – продолжала Оса. – Но если ты не против, доведу дело до конца.
– Доводи, если вытерпишь.
– Осталось посмотреть всего-то одну картину, – сообщила Оса – "Признания ночной сиделки". Ужас. Привет!
Кончилась эта неделя, и в последний день июля вернулась Рея.
Вечером они устроили пир: копченый угорь, датские сыры, пиво и водка – все из Копенгагена.
Рея болтала почти без перерыва, пока не уснула у него на плече.
Мартин Бек лежал, радуясь, что она наконец приехала, но водка сделала свое, и скоро он тоже уснул.
На другой день одно событие следовало за другим.
Было первое августа и лил проливной дождь.
Мартин Бек ощущал приток энергии, несмотря на легкую головную боль и вкус водки и старого сыра во рту, который даже зубная паста не перебила.
Он пришел на работу с опозданием: как-никак, разлука длилась три недели, а накануне Рее так не терпелось рассказать о своем пребывании на датском острове и они так налегали на пиво, водку и закуски, что их сразу сморил сон. Утром они решили наверстать упущенное, и, поскольку дети остались в Дании, им никто не мешал. В конце концов Рея прогнала Мартина Бека, напомнив об его ответственности и о долге начальника показывать хороший пример подчиненным.
Бенни Скакке нетерпеливо ждал его уже третий час. Не успел Мартин Бек сесть за свой стол, как он ворвался в кабинет.
– Привет, Бенни, – сказал Мартин Бек. – Ну, как дела?
– Отлично, по-моему.
– Все еще подозреваешь этого любителя железного лома?
– Нет, я его только сначала подозревал. Живет напротив, в мастерской полно железных штырей, труб и прочего хлама. Так что поначалу я на него грешил. Во-первых, он хорошо знаком с Мод Лундин, во-вторых, ему ничего не стоило перейти улицу с какой-нибудь железякой и пришибить старичка, как только Лундин укатила на работу. Чем не правдоподобная версия.
– Но ведь у него алиби?
– Ну да. У него в тот раз ночевала одна девчонка, и утром они вместе поехали в город. Кроме того, он симпатичный парень, и у него не было никаких дел с Петрусом. И девушке, как будто, можно верить. Она говорит, у нее плохо со сном, и она еще долго читала после того, как он уснул. Утверждает, что он спал как убитый до десяти утра.
Мартин Бек с улыбкой поглядел на взволнованное лицо Скакке.
– Так что же ты все-таки раскопал?
– Понимаешь, я ведь довольно долго слонялся там в Рутебру. Ходил, изучал местность, беседовал с этим скульптором. Вчера тоже навестил его, мы распили банку пива, и я обратил внимание на большие ящики в гараже Мод Лундин. Это его ящики, он пакует в них скульптуры, когда посылает на выставки. В своем гараже места нет, так Мод Лундин разрешила пользоваться ее гаражом. В этом году их с марта месяца никто не трогал. Ну вот, я и подумал, что убийца Петруса вполне мог прийти ночью, когда не надо было опасаться, что его увидят, и ждал за ящиками, пока старик не остался один в доме.
– Но потом он прошел через поле, где его все могли видеть.
– Верно. Но если он прятался за ящиками, то это, скорее всего, потому, что Вальтер Петрус обычно уходил сразу после Мод Лундин. И ему надо было использовать минуты, пока старик оставался один. А из своего укрытия он мог слышать, когда она ушла.
Мартин Бек потер переносицу.
– Что ж, это правдоподобно. А ты проверял, там вообще можно спрятаться? Ящики не придвинуты вплотную к стене?
Бенни Скакке отрицательно покачал головой:
– Нет, есть просвет, в самый раз. Правда, Колльберг с его пузом не поместился бы, а обычный человек – вполне.
Он осекся. При Мартине Беке лучше было не задевать Колльберга, но на сей раз вроде бы обошлось. И Скакке продолжал:
– Я заглянул за ящики, там на полу накопилось довольно много песка, земли и пыли. Может быть, стоит провести исследование? Попробовать зафиксировать следы ног, просеять землю – вдруг что-нибудь обнаружится?
– Пожалуй, неплохая мысль, – заключил Мартин Бек. – Я позабочусь о том, чтобы этим занялись сейчас же.
Проводив Скакке, Мартин Бек позвонил криминалистам и попросил немедленно произвести осмотр гаража Мод Лундин.
Только он положил трубку, как в кабинет без стука вошла Оса Турелль.
Она запыхалась, и вид у нее был по меньшей мере такой же взволнованный, как перед тем у Скакке.
– Садись и успокойся, – сказал Мартин Бек. – Опять порнофильм смотрела? Понравились тебе признания сиделки?
– Ужас. А пациенты-то какие. Бодрячки, я бы сказала.
Мартин Бек рассмеялся.
– Надеюсь, больше мне никогда не придется смотреть порнофильмы, – добавила Оса, – А теперь слушай.
Мартин Бек поставил локти на стол и приготовился слушать, подперев подбородок ладонями.
– Ты помнишь, я тебе про список говорила. Список всех, кто снимался у Петруса.
Он кивнул, и она продолжала:
– В некоторых лентах худшего сорта – ты, кажется, видел кое-какие из них, черно-белые короткометражки с объятиями на старом диване – так вот, там участвует девушка по имени Кики Хелль. Я попыталась ее разыскать, но оказалось, что она выехала из Швеции. Но я узнала кое-что от одной ее подруги. На самом деле Кики Хелль зовут Кристина Хелльстрём, несколько лет назад она жила в Юрсхольме на одной улице с Вальтером Петрусом. Что ты на это скажешь?
Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.
– Хелльстрём, – сказал он. – Садовник.
– Вот именно. Кики Хелльстрём – дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.
– Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?
Оса кивнула.
– Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?
– Незамедлительно, – ответил Мартин Бек. – Продолжим разговор в машине.
В машине Оса спросила:
– Думаешь, это он?
– Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, – сказал Мартин Бек. – Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?
– Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.
Помолчав, Оса спросила:
– А может, все было наоборот?
– То есть?
– Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.
– Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.
Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.
Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка – то ли мастерская, то ли сарай.
– Очевидно, он здесь живет, – заключила Оса, и они направились к желтому дому.
Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.
Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.
Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.
Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону.
– Мы оторвали вас от работы? – спросила Оса.
Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.
– Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.
– Нам надо поговорить с вами, – сказал Мартин Бек. – Мы из уголовного розыска.
– Здесь уже был один, – ответил Хелльстрём. – Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.
Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.
– Что я могу вам сказать про директора Петруса, – продолжал он. – Я его почти и не знал, только работал у него.
– У вас есть дочь, если не ошибаюсь, – сказал Мартин Бек.
– Есть, но она тут больше не живет.
Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.
– Мы хотели бы поговорить о ней, – объяснил Мартин Бек. – Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?
– Можно зайти ко мне, – ответил Хелльстрём. – Я только комбинезон сниму.
Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.
Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.
Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.
Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.
Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.
Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников – как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.
На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.
– Может, чай приготовить, – сказал он. – Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.
– Да вы о нас не беспокойтесь, – ответила Оса.
– Все равно себе заваривать, – объяснил он.
– Ну тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, – сказала она.
Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.
На столе лежала открытая книга – стихотворения Ральфа Парланда.
Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.
Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.
Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:
– Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?
– Нам ничего такого не известно, – ответил Мартин Бек. – Где она находится?
– Последний раз писала из Копенгагена.
– Что она там делает? – спросила Оса. – Работает?
– Не знаю точно, – произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.
– Когда это было? – поинтересовался Мартин Бек. – Когда она писала?
Хелльстрём не сразу ответил.
– Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.
– И чем она тогда занималась? – спросила Оса. – У нее там есть мужчина?
Хелльстрём горько усмехнулся.
– Можно сказать, что есть. И не один к тому же.
– Вы хотите сказать, что она~
– Вот именно, занимается проституцией, – с горечью перебил он и продолжал: – Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой – куда там.
Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.
– Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.
– Вы ведь ее в одиночку растили?
Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.
– Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.
Оса кивнула, и он продолжал:
– Мона покончила с собой, и врач объяснил, что это было вызвано какой-то там послеродовой депрессией. Я ничего не мог понять. То есть я видел, что она ходит мрачная и унылая, но думал, она из-за денег переживает, из-за нашего будущего, потому что ребенок появился.
– Где вы тогда работали?
– Я был сторожем на кладбище. Мне тогда двадцать три года исполнилось, а никакого образования не было. Отец в коммунальном хозяйстве работал, мусорщиком, мать ходила квартиры убирать. И я, само собой, сразу после школы работать пошел. Рассыльным был, грузчиком. Жили мы бедно, семья большая, постоянно нуждались в деньгах.
– А как вы стали садовником?
– Работал одно время в садоводстве в районе Свартшё. Хозяин был ничего мужик, платил за мое обучение. И на курсы шоферов послал. У него был грузовик, я возил овощи и фрукты на рынок.
Хелльстрём сделал глубокую затяжку и потушил сигарету.
– Как же вы и с работой, и с ребенком управлялись? – спросила Оса.
Мартин Бек слушал, попивая чай.
– Так и управлялся. Когда она была совсем маленькая, брал ее с собой. Как в школу пошла, до вечера сама о себе заботилась. Не ахти какое воспитание, конечно, да что было делать.
Он отхлебнул чая и с горечью произнес:
– Вот и вышло то, что вышло.
– Когда вы переехали сюда, в Юрсхольм?
– Это место я получил десять лет назад. За этот вот сад – бесплатная квартира. Взял я еще несколько садов, уже для заработка, выходило прилично. Думал, что и Кики здесь будет хорошо – и школа получше, и окружение, дети из культурных семей. Да только не сладко ей приходилось. У всех товарищей по классу богатые родители, роскошные дачи, и она стыдилась нашего дома, никогда не приводила подруг.
– У Петрусов дочь примерно в том же возрасте. Какие у них были взаимоотношения? Как-никак соседи.
Хелльстрём пожал плечами.
– Даже в одном классе учились. Но вне школы не встречались. Дочь Петрусов смотрела на Кики сверху вниз. Да и вся их семья так смотрела.
– Вы были также шофером у Петруса?
– Собственно, это не входило в мои обязанности, но я часто возил его. Когда они сюда переехали, наняли меня садовником, о месте шофера речи не было. Только приплачивали за то, чтобы следил за их машинами.
– Куда вы возили директора Петруса?
– В город – в его контору и другие учреждения. Иногда на приемы.
– И в Рутебру приходилось возить?
– Приходилось – раза три-четыре.
– Какого мнения вы были о директоре Петрусе?
– Да никакого. Работодатель, и все тут.
Подумав, Оса спросила:
– Вы ведь шесть лет у него работали, верно?
Хелльстрём кивнул.
– Около того. С тех пор как они построили тут дачу.
– За это время, наверно, немало с ним переговорили. Хотя бы в машине.
Хелльстрём отрицательно покачал головой.
– В машине мы никогда не разговаривали. А так-то речь шла все больше о саде.
– Вы знали, какие фильмы снимал директор Петрус?
– Я не видел его фильмов. В кино почти не хожу.
– Вы знали, что ваша дочь снималась в одной из его картин?
Он снова покачал головой.
– Нет.
Оса внимательно смотрела на него, но он отвел глаза. Потом спросил:
– В массовке, что ли?
– Она снималась в порнографическом фильме.
Он быстро глянул на нее:
– Нет, я этого не знал.
Она продолжала смотреть на него. Подождав, сказала:
– Вы, должно быть, сильно привязаны к дочери. Сильнее, чем большинство отцов. И она к вам. Ведь у вас и у нее больше никого не было.
Хелльстрём кивнул.
– Да, только мы двое. Во всяком случае, пока она была маленькая, я жил только ею.
Он выпрямился, закурил новую сигарету.
– Но теперь она взрослая, сама себе хозяйка. Я больше не собираюсь вмешиваться в ее жизнь.
– Что вы делали в то утро, когда был убит директор Петрус?
– Работал здесь, надо полагать.
– Вы ведь знаете, о каком дне идет речь, это было в четверг шестого июня.
– Я редко отсюда отлучаюсь, и мой рабочий день начинается рано. Должно быть, и тот четверг ничем не отличался от других дней.
– Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь? Скажем, кто-нибудь из ваших работодателей?
– Не знаю. У меня ведь такая работа, самостоятельная. Делай, что положено, а когда делаешь, роли не играет. Но обычно я приступаю около восьми. – Помолчав, он добавил: – Я его не убивал. У меня не было для этого никаких причин.
– Возможно, – вступил Мартин Бек. – И все-таки было бы неплохо, если бы кто-нибудь мог подтвердить, что вы находились здесь утром шестого июня.
– Не знаю, кто бы мог это сделать. Я живу один. Когда не занят в саду, вожусь в сарае. Всегда какое-нибудь дело находится.
– Пожалуй, придется нам все-таки поговорить с вашими работодателями и другими людьми, которые могли вас видеть, – сказал Мартин Бек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Оса явно завелась, и, чтобы избежать пространного выступления на тему об угнетении женщин и мужском шовинизме, Мартин Бек сказал:
– Ты не ответила, почему считаешь необходимым посмотреть все эти ленты.
Оса почесала в своей стриженной под мальчишку голове и сказала:
– Понимаешь, я беру на заметку тех, кто снимался в них. Потом выясняю, что это за люди, где живут, чем постоянно занимаются. Беседовала с двумя парнями. Один из них профессионал, он работает в секс-клубе, и съемки для него та же работа. Ему прилично платили. Второй служит в магазине мужской одежды, участвовал в съемках потому, что ему это нравилось. Практически бесплатно снимался. У меня еще длинный список, кого мне хотелось бы разыскать.
Мартин Бек задумчиво кивнул, потом поглядел на нее с сомнением.
– Не знаю, даст ли это что-нибудь, – продолжала Оса. – Но если ты не против, доведу дело до конца.
– Доводи, если вытерпишь.
– Осталось посмотреть всего-то одну картину, – сообщила Оса – "Признания ночной сиделки". Ужас. Привет!
Кончилась эта неделя, и в последний день июля вернулась Рея.
Вечером они устроили пир: копченый угорь, датские сыры, пиво и водка – все из Копенгагена.
Рея болтала почти без перерыва, пока не уснула у него на плече.
Мартин Бек лежал, радуясь, что она наконец приехала, но водка сделала свое, и скоро он тоже уснул.
На другой день одно событие следовало за другим.
Было первое августа и лил проливной дождь.
Мартин Бек ощущал приток энергии, несмотря на легкую головную боль и вкус водки и старого сыра во рту, который даже зубная паста не перебила.
Он пришел на работу с опозданием: как-никак, разлука длилась три недели, а накануне Рее так не терпелось рассказать о своем пребывании на датском острове и они так налегали на пиво, водку и закуски, что их сразу сморил сон. Утром они решили наверстать упущенное, и, поскольку дети остались в Дании, им никто не мешал. В конце концов Рея прогнала Мартина Бека, напомнив об его ответственности и о долге начальника показывать хороший пример подчиненным.
Бенни Скакке нетерпеливо ждал его уже третий час. Не успел Мартин Бек сесть за свой стол, как он ворвался в кабинет.
– Привет, Бенни, – сказал Мартин Бек. – Ну, как дела?
– Отлично, по-моему.
– Все еще подозреваешь этого любителя железного лома?
– Нет, я его только сначала подозревал. Живет напротив, в мастерской полно железных штырей, труб и прочего хлама. Так что поначалу я на него грешил. Во-первых, он хорошо знаком с Мод Лундин, во-вторых, ему ничего не стоило перейти улицу с какой-нибудь железякой и пришибить старичка, как только Лундин укатила на работу. Чем не правдоподобная версия.
– Но ведь у него алиби?
– Ну да. У него в тот раз ночевала одна девчонка, и утром они вместе поехали в город. Кроме того, он симпатичный парень, и у него не было никаких дел с Петрусом. И девушке, как будто, можно верить. Она говорит, у нее плохо со сном, и она еще долго читала после того, как он уснул. Утверждает, что он спал как убитый до десяти утра.
Мартин Бек с улыбкой поглядел на взволнованное лицо Скакке.
– Так что же ты все-таки раскопал?
– Понимаешь, я ведь довольно долго слонялся там в Рутебру. Ходил, изучал местность, беседовал с этим скульптором. Вчера тоже навестил его, мы распили банку пива, и я обратил внимание на большие ящики в гараже Мод Лундин. Это его ящики, он пакует в них скульптуры, когда посылает на выставки. В своем гараже места нет, так Мод Лундин разрешила пользоваться ее гаражом. В этом году их с марта месяца никто не трогал. Ну вот, я и подумал, что убийца Петруса вполне мог прийти ночью, когда не надо было опасаться, что его увидят, и ждал за ящиками, пока старик не остался один в доме.
– Но потом он прошел через поле, где его все могли видеть.
– Верно. Но если он прятался за ящиками, то это, скорее всего, потому, что Вальтер Петрус обычно уходил сразу после Мод Лундин. И ему надо было использовать минуты, пока старик оставался один. А из своего укрытия он мог слышать, когда она ушла.
Мартин Бек потер переносицу.
– Что ж, это правдоподобно. А ты проверял, там вообще можно спрятаться? Ящики не придвинуты вплотную к стене?
Бенни Скакке отрицательно покачал головой:
– Нет, есть просвет, в самый раз. Правда, Колльберг с его пузом не поместился бы, а обычный человек – вполне.
Он осекся. При Мартине Беке лучше было не задевать Колльберга, но на сей раз вроде бы обошлось. И Скакке продолжал:
– Я заглянул за ящики, там на полу накопилось довольно много песка, земли и пыли. Может быть, стоит провести исследование? Попробовать зафиксировать следы ног, просеять землю – вдруг что-нибудь обнаружится?
– Пожалуй, неплохая мысль, – заключил Мартин Бек. – Я позабочусь о том, чтобы этим занялись сейчас же.
Проводив Скакке, Мартин Бек позвонил криминалистам и попросил немедленно произвести осмотр гаража Мод Лундин.
Только он положил трубку, как в кабинет без стука вошла Оса Турелль.
Она запыхалась, и вид у нее был по меньшей мере такой же взволнованный, как перед тем у Скакке.
– Садись и успокойся, – сказал Мартин Бек. – Опять порнофильм смотрела? Понравились тебе признания сиделки?
– Ужас. А пациенты-то какие. Бодрячки, я бы сказала.
Мартин Бек рассмеялся.
– Надеюсь, больше мне никогда не придется смотреть порнофильмы, – добавила Оса, – А теперь слушай.
Мартин Бек поставил локти на стол и приготовился слушать, подперев подбородок ладонями.
– Ты помнишь, я тебе про список говорила. Список всех, кто снимался у Петруса.
Он кивнул, и она продолжала:
– В некоторых лентах худшего сорта – ты, кажется, видел кое-какие из них, черно-белые короткометражки с объятиями на старом диване – так вот, там участвует девушка по имени Кики Хелль. Я попыталась ее разыскать, но оказалось, что она выехала из Швеции. Но я узнала кое-что от одной ее подруги. На самом деле Кики Хелль зовут Кристина Хелльстрём, несколько лет назад она жила в Юрсхольме на одной улице с Вальтером Петрусом. Что ты на это скажешь?
Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.
– Хелльстрём, – сказал он. – Садовник.
– Вот именно. Кики Хелльстрём – дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.
– Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?
Оса кивнула.
– Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?
– Незамедлительно, – ответил Мартин Бек. – Продолжим разговор в машине.
В машине Оса спросила:
– Думаешь, это он?
– Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, – сказал Мартин Бек. – Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?
– Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.
Помолчав, Оса спросила:
– А может, все было наоборот?
– То есть?
– Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.
– Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.
Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.
Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка – то ли мастерская, то ли сарай.
– Очевидно, он здесь живет, – заключила Оса, и они направились к желтому дому.
Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.
Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.
Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.
Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону.
– Мы оторвали вас от работы? – спросила Оса.
Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.
– Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.
– Нам надо поговорить с вами, – сказал Мартин Бек. – Мы из уголовного розыска.
– Здесь уже был один, – ответил Хелльстрём. – Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.
Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.
– Что я могу вам сказать про директора Петруса, – продолжал он. – Я его почти и не знал, только работал у него.
– У вас есть дочь, если не ошибаюсь, – сказал Мартин Бек.
– Есть, но она тут больше не живет.
Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.
– Мы хотели бы поговорить о ней, – объяснил Мартин Бек. – Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?
– Можно зайти ко мне, – ответил Хелльстрём. – Я только комбинезон сниму.
Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.
Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.
Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.
Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.
Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.
Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников – как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.
На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.
– Может, чай приготовить, – сказал он. – Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.
– Да вы о нас не беспокойтесь, – ответила Оса.
– Все равно себе заваривать, – объяснил он.
– Ну тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, – сказала она.
Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.
На столе лежала открытая книга – стихотворения Ральфа Парланда.
Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.
Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.
Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:
– Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?
– Нам ничего такого не известно, – ответил Мартин Бек. – Где она находится?
– Последний раз писала из Копенгагена.
– Что она там делает? – спросила Оса. – Работает?
– Не знаю точно, – произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.
– Когда это было? – поинтересовался Мартин Бек. – Когда она писала?
Хелльстрём не сразу ответил.
– Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.
– И чем она тогда занималась? – спросила Оса. – У нее там есть мужчина?
Хелльстрём горько усмехнулся.
– Можно сказать, что есть. И не один к тому же.
– Вы хотите сказать, что она~
– Вот именно, занимается проституцией, – с горечью перебил он и продолжал: – Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой – куда там.
Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.
– Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.
– Вы ведь ее в одиночку растили?
Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.
– Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.
Оса кивнула, и он продолжал:
– Мона покончила с собой, и врач объяснил, что это было вызвано какой-то там послеродовой депрессией. Я ничего не мог понять. То есть я видел, что она ходит мрачная и унылая, но думал, она из-за денег переживает, из-за нашего будущего, потому что ребенок появился.
– Где вы тогда работали?
– Я был сторожем на кладбище. Мне тогда двадцать три года исполнилось, а никакого образования не было. Отец в коммунальном хозяйстве работал, мусорщиком, мать ходила квартиры убирать. И я, само собой, сразу после школы работать пошел. Рассыльным был, грузчиком. Жили мы бедно, семья большая, постоянно нуждались в деньгах.
– А как вы стали садовником?
– Работал одно время в садоводстве в районе Свартшё. Хозяин был ничего мужик, платил за мое обучение. И на курсы шоферов послал. У него был грузовик, я возил овощи и фрукты на рынок.
Хелльстрём сделал глубокую затяжку и потушил сигарету.
– Как же вы и с работой, и с ребенком управлялись? – спросила Оса.
Мартин Бек слушал, попивая чай.
– Так и управлялся. Когда она была совсем маленькая, брал ее с собой. Как в школу пошла, до вечера сама о себе заботилась. Не ахти какое воспитание, конечно, да что было делать.
Он отхлебнул чая и с горечью произнес:
– Вот и вышло то, что вышло.
– Когда вы переехали сюда, в Юрсхольм?
– Это место я получил десять лет назад. За этот вот сад – бесплатная квартира. Взял я еще несколько садов, уже для заработка, выходило прилично. Думал, что и Кики здесь будет хорошо – и школа получше, и окружение, дети из культурных семей. Да только не сладко ей приходилось. У всех товарищей по классу богатые родители, роскошные дачи, и она стыдилась нашего дома, никогда не приводила подруг.
– У Петрусов дочь примерно в том же возрасте. Какие у них были взаимоотношения? Как-никак соседи.
Хелльстрём пожал плечами.
– Даже в одном классе учились. Но вне школы не встречались. Дочь Петрусов смотрела на Кики сверху вниз. Да и вся их семья так смотрела.
– Вы были также шофером у Петруса?
– Собственно, это не входило в мои обязанности, но я часто возил его. Когда они сюда переехали, наняли меня садовником, о месте шофера речи не было. Только приплачивали за то, чтобы следил за их машинами.
– Куда вы возили директора Петруса?
– В город – в его контору и другие учреждения. Иногда на приемы.
– И в Рутебру приходилось возить?
– Приходилось – раза три-четыре.
– Какого мнения вы были о директоре Петрусе?
– Да никакого. Работодатель, и все тут.
Подумав, Оса спросила:
– Вы ведь шесть лет у него работали, верно?
Хелльстрём кивнул.
– Около того. С тех пор как они построили тут дачу.
– За это время, наверно, немало с ним переговорили. Хотя бы в машине.
Хелльстрём отрицательно покачал головой.
– В машине мы никогда не разговаривали. А так-то речь шла все больше о саде.
– Вы знали, какие фильмы снимал директор Петрус?
– Я не видел его фильмов. В кино почти не хожу.
– Вы знали, что ваша дочь снималась в одной из его картин?
Он снова покачал головой.
– Нет.
Оса внимательно смотрела на него, но он отвел глаза. Потом спросил:
– В массовке, что ли?
– Она снималась в порнографическом фильме.
Он быстро глянул на нее:
– Нет, я этого не знал.
Она продолжала смотреть на него. Подождав, сказала:
– Вы, должно быть, сильно привязаны к дочери. Сильнее, чем большинство отцов. И она к вам. Ведь у вас и у нее больше никого не было.
Хелльстрём кивнул.
– Да, только мы двое. Во всяком случае, пока она была маленькая, я жил только ею.
Он выпрямился, закурил новую сигарету.
– Но теперь она взрослая, сама себе хозяйка. Я больше не собираюсь вмешиваться в ее жизнь.
– Что вы делали в то утро, когда был убит директор Петрус?
– Работал здесь, надо полагать.
– Вы ведь знаете, о каком дне идет речь, это было в четверг шестого июня.
– Я редко отсюда отлучаюсь, и мой рабочий день начинается рано. Должно быть, и тот четверг ничем не отличался от других дней.
– Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь? Скажем, кто-нибудь из ваших работодателей?
– Не знаю. У меня ведь такая работа, самостоятельная. Делай, что положено, а когда делаешь, роли не играет. Но обычно я приступаю около восьми. – Помолчав, он добавил: – Я его не убивал. У меня не было для этого никаких причин.
– Возможно, – вступил Мартин Бек. – И все-таки было бы неплохо, если бы кто-нибудь мог подтвердить, что вы находились здесь утром шестого июня.
– Не знаю, кто бы мог это сделать. Я живу один. Когда не занят в саду, вожусь в сарае. Всегда какое-нибудь дело находится.
– Пожалуй, придется нам все-таки поговорить с вашими работодателями и другими людьми, которые могли вас видеть, – сказал Мартин Бек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39