Как вы выдали меня за мертвеца? Если это результат простой случайности – одно дело, но если…– Дорогой мой, – помотал головой Этьен Ромбер, – ты не за того меня принимаешь… Разве мог бы я спланировать что-либо подобное! Просто, когда мы сбежали, случай пришел нам на помощь. Я повторяю, случай!Он поднял палец:– Можешь не сомневаться, к смерти этого несчастного юноши я не имею никакого отношения. Наверное, он действительно угодил в мельничное колесо… Как бы то ни было, его уже не воскресишь. А тебя мне нужно было спасать. Поэтому я купил тебе женское платье и заставил бежать в Париж без меня.– И что же дальше?– Дальше? Я переодел труп в твою одежду, чтобы выдать его за тебя. Само провидение послало мне того несчастного. Только не думай, что это далось мне легко. Нет, тем самым я обрек себя на все муки ада! Ты, конечно, читал в газетах, что я предстал перед судом присяжных, и какие обвинения мне предъявлялись…Старик с силой потер виски, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания.– Случайность… – горько пробормотал Шарль Ромбер. – Какому-то бедняге пришлось разбиться насмерть, чтоб я мог разгуливать здесь в юбке…Голос юноши дрогнул, и он всхлипнул.– Ах, мой бедный отец! Как будто рок преследует нашу семью!– Рок… – словно эхо, повторил старик.Молодой человек поднял голову.– Отец! – произнес он с отчаянием. – Я не убивал маркизу, поверьте мне!– Не смей говорить об этом! – голос Этьена Ромбера прозвучал резко. – Никогда не будем к этому возвращаться. Я тебе запрещаю!Старик прошел вглубь кабинета и облокотился на письменный стол. Он долго молчал, что-то обдумывая. Потом медленно спросил:– Так ты пришел сюда только для того, чтобы задать мне эти вопросы?Юноша вскочил:– Отец! Я не могу больше оставаться женщиной!– Вот как? Почему же?– Не надо иронии! – губы Шарля задрожали. – У меня нет сил разыгрывать эту комедию!Этьен Ромбер пристально смотрел на сына. Новая мысль пришла ему в голову.– Кажется, я понимаю… – протянул старик. – Конечно, ведь в Руайяль-Паласе только что произошло два крупных ограбления. А мадемуазель Жанна с некоторых пор работает в этом отеле…Он криво усмехнулся:– Конечно, никому не придет в голову связывать скромную служащую с именем погибшего Шарля Ромбера. Но, может быть, у полиции найдутся причины заинтересоваться самой мадемуазель Жанной?Юноша побледнел:– Отец? Вы считаете меня вором?!– А ты сам как считаешь?Голос отца зазвучал зловеще. Он наклонился к уху сына и продолжал шепотом:– Как ты сам считаешь? Ты можешь утверждать с уверенностью, что этого не делал? А вот я, твой отец, сомневаюсь! Еще когда читал в газетах об этих кражах, я старался гнать прочь всякую мысль о тебе. Но ведь я-то лучше других знаю, каким сыном наградила меня судьба!Шарль сжал кулаки:– Мсье, я не вор!В голосе его звучало негодование:– Господи, что же это! Неужели мне теперь придется всю жизнь доказывать, что я не преступник? Вы обвиняли меня в замке Болье, вы обвиняете меня сейчас… Вы, самый близкий мне человек! Отец, какая тень застлала вам разум? Почему вы так хотите заставить меня самого поверить, что я – убийца и грабитель?!Этьен Ромбер пожал плечами:– В том-то и дело, что я – самый близкий тебе человек. И не надо детских истерик… Что стоят твои отрицания без доказательств? Криком и заклинаниями ничего не докажешь. Нужны факты!Молодой человек безнадежно махнул рукой и устало опустился в кресло.– О Боже, вы уже все решили и даже слушать ничего не хотите… – простонал он.Старик внимательно смотрел на сына.– Ну поставь себя на мое место, – наконец произнес он. – После ограблений в Руайяль-Паласе ты приходишь ко мне поздно вечером, насмерть перепуганный и явно хочешь просить о какой-то помощи. Значит, тебе грозит новая опасность. Что-то еще случилось, чего я не знаю, причем совсем недавно. Так что же ты тогда натворил?Шарль собрался с мыслями.– Ничего я не натворил, – выдавил он наконец. – Но у нас в отеле вот уже несколько дней работает полицейский. Такой же переодетый, как и я. Он выдает себя за Анри Вердье, служащего из каирского филиала. Но я узнал его. Я видел этого человека совсем недавно, причем при таких обстоятельствах, что мне уж вовек его не забыть!– О ком ты? – непонимающе спросил старик.– О Жюве!– Что? Жюв работает в Руайяль-Паласе?!– Да! Я не мог ошибиться!– Интересно… – пробормотал Ромбер. – Продолжай! Он тебя не узнал?– Не знаю. Но сегодня за ужином, прикидываясь новичком, он учинил мне настоящий допрос, и Бог его знает, какие сделал выводы.Мало того, часа два назад он зашел в мою комнату угостить сигаретой, долго нес какую-то чепуху насчет любви при полной луне, а потом полез обниматься. Испугавшись, что он почувствует у меня под платьем мускулы или… ну, что-нибудь еще, я ударил его. А он поскользнулся и ударился головой о тумбочку. Да так и остался лежать. А я совсем потерял голову и сбежал…Глаза Этьена Ромбера расширились.– Боже правый! – тихо произнес он. – Неужели ты убил полицейского?Юноша опустил глаза и прошептал:– Не знаю, отец…
…Больше получаса Шарлю пришлось ждать отца в одиночестве, заперевшись в кабинете. Наконец Этьен Ромбер вернулся. Он выглядел изможденным и постаревшим. В руке его был объемистый пакет.– Держи, – негромко сказал он. – Тут мужская одежда и деньги. И постарайся исчезнуть… Глава 15ЗАГОВОР СУМАСШЕДШЕЙ Жорж Самбадель осторожно постучал своей новой пенковой трубкой по мраморной каминной плите, вытряхнул пепел и с удовлетворением посмотрел на потемневший черенок. Не каждому удается так искусно обкуривать трубки! Затем он повернулся к своему коллеге и сказал:– Послушай, старина Перре! Конечно, здесь не так уж плохо работать, но ей-богу, даже когда я проходил практику в больнице для бедных, не говоря уже о госпитале в Божоне, весь персонал питался куда лучше. Не то чтобы все набивали животы до отвала, просто еда была качественней. Все потому, что директора там предпочитают закрывать глаза на некоторые наши вольности.Перре кивнул:– О чем говорить! Конечно, в обычных больницах жратва получше, и именно по этой причине. В иных случается полакомиться даже шампанским, которое родственники приносят больным! А тут…
…Когда доктор Бирон основал в Пасси лечебницу, предназначенную, как сообщали рекламные проспекты, для людей переутомленных, чересчур возбудимых, подверженных срывам, а проще говоря, для госпитализации пациентов с психическими отклонениями, он принял меры, чтобы его заведение считалось солидным, профессиональным предприятием. Любой, поступавший к нему на работу, должен был быть если не профессиональным психиатром, то хотя бы иметь за плечами практику в одной из специализированных лечебниц. Таким образом, больница теперь имела прекрасную репутацию и процветала…
…Самбадель продолжал:– Согласен, у нас не простая клиника, тут нужна строгая дисциплина. Но ведь администрация установила правила, как в лепрозории! Да еще делает из нас мальчиков на побегушках. Больница есть больница, и в ней должно быть разделение труда, как и везде – одни работают в кабинетах, другие в лабораториях, третьи в палатах… Так нет же, изволь быть в каждой бочке затычкой! Мы ведь дипломированные медики, должны заниматься своим делом.Перре примирительно улыбнулся:– Полно, старина! Мы-то как раз здесь не в кегли играем…– А я вовсе и не говорю, будто от нас нет никакого проку! – возразил Самбадель. – Но в сутках, дорогой мой, всего двадцать четыре часа, и ни секундой больше. Мы же с тобой целыми днями ухаживаем за больными, вытираем им носы, укладываем в постельки, а потом еще остается целый ворох разных бумаг, которые нужно приводить в порядок!– Да плюнь ты! – лениво проговорил Перре. – Кому нужны эти бумажки… Хочешь, я лучше подкину тебе интересный материал для твоей брошюры о психических отклонениях? Очень любопытный случай. Некая Ромбер. У меня в отделении она под номером двадцать семь. Красивая сорокалетняя дама, к счастью, не буйная. Классический случай мании преследования!Самбадель наморщил лоб:– Кажется, я читал ее историю болезни… По-моему, ничего особенного… Назначена обычная терапия, отдых и усиленное питание…– Ага, значит, помнишь! Кстати, это жена очень известного коммерсанта.– Да, теперь я вспомнил. Действительно, красивая женщина. Так что она?Перре закурил:– Ну слушай. Когда ее перевели в мое отделение, проще сказать, что твои эскулапы перекинули ее ко мне, решив, что с ней «ничего особенного», диагноз оказался весьма серьезный, да и прогноз на будущее пренеприятный. Я даже думал, что это неизлечимо.– Так уж и неизлечимо… – недоверчиво протянул его собеседник.– Говорю тебе, все было очень худо! Но, к моему удивлению, она быстро пошла на поправку.– Как с реакциями?– Почти все в норме. Кое-какие следы мании остаются, но в целом сознание прояснилось. Ну, ты знаешь, как это бывает – воспоминания о критическом состоянии остаются, но сам кризис миновал.Самбадель улыбнулся:– Вот ради этого и стоит быть врачом. До чего приятно видеть, как человек просто заново рождается. Чувствуешь, что не зря живешь на свете!Перре оторвался от рецепта, который он выписывал, и подмигнул коллеге:– Вот именно, старина! А ведь мания преследования – вещь, с которой не шутят. Как раз сегодня собирался написать мсье Ромберу, ее мужу. Мое предыдущее письмо, видимо, не дошло – он так и не ответил. Впрочем, это и к лучшему. Тогда я сообщил, что состояние мадам не позволяет надеяться на скорое выздоровление. Зато теперь можно порадовать мужа. Его жену вполне уже можно переводить в отделение для выздоравливающих, а по нашим дурацким правилам для этого необходимо его разрешение. Глупо, правда? Я вижу, что женщина уже почти здорова, но не могу сам принять решение.Самбадель расхохотался:– Только не торопитесь радовать нашего почтенного директора, коллега! Вполне возможно, что этот Ромбер пожелает забрать жену домой, а перспектива потерять выгодного клиента вряд ли вызовет у старика восторг!– Не говори! – согласился его собеседник. – Просто парадокс – наш Бирон все свое время тратит на то, чтобы выхаживать больных, а потом сам же кусает себе локти, когда они выздоравливают и покидают его.Довольный своим остроумным выводом, Перре на несколько минут углубился в заполнение бумаг. В комнате слышался только скрип пера.Тут дверь раскрылась, и на пороге появился санитар. Он положил на стол объемистую пачку писем:– Утренняя почта, мсье Перре.Доктор отодвинул в сторону перекидной календарь, на котором были обозначены намеченные на сегодня мероприятия, и принялся разбирать письма.– Одни только служебные послания, – ответил он на вопросительный взгляд Самбаделя. – Увы, мой друг, можешь погружаться в траур. Похоже, сегодня ты не получишь того голубого конвертика, который способен хоть ненадолго менять к лучшему твой скверный характер. Впрочем, попробую поднять тебе настроение. Сегодня приезжает Свилдинг!– Профессор из Дании? Разве сегодня?– По-моему, да.– А что он из себя представляет?– Ну знаешь… – Перре покрутил пальцами, – из тех ученых, которым не удалось сделать карьеру в собственной стране, и они отправляются поражать воображение иностранцев. Хотя у себя он публиковался.– Давно?– Не знаю. Но в письме он упоминал о своей книге. Как ее… «Клинические исследования по идеонтологии сверхвпечатлительных индивидуумов». Громко сказано, верно? А ведь, небось, страниц двадцать пять, не больше…Оба рассмеялись.
– …Послушайте, мадемуазель Люси! – возмущенно восклицал Перре. – Извольте немедленно убрать отсюда эту кучу грязного белья. Как-никак, у нас сегодня гость. Да к тому же иностранец!– Вот и сидел бы себе в своей Дании, – пробурчала санитарка. – Чего сюда-то переться?– Попрошу повежливей, мадемуазель, – произнес Перре со всей возможной строгостью, однако не смог скрыть улыбки. Затем повернулся к кастелянше.– Боже мой, Берта, ну чем вы занимаетесь? Нашли время наводить марафет.Снова возмущенно фыркнув, он устремился дальше по коридору. Вскоре оттуда донесся его голос.– А это еще что такое? Немедленно погасите сигарету, Жан. Господи, одни бездельники на мою голову!
Пока Перре метался по клинике, пытаясь навести порядок, доктор Бирон встречал гостя.– Добро пожаловать, уважаемый мэтр, – проговорил он, беря профессора Свилдинга под руку. – Вы оказали нам большую честь своим визитом!– Ну что вы, коллега, – смутился иностранец. – Это честь для меня!Но доктор Бирон не желал слушать возражений. Это был загорелый жизнерадостный мужчина лет сорока, крепкого телосложения, настолько активный, шумный и напористый, что не соглашаться с ним бывало трудно.Бурно жестикулируя, директор продолжал расточать комплименты профессору из Дании, однако нельзя было не заметить, что звучат они несколько фальшиво, а то и пошло. Бросалось в глаза, что почтенный Бирон вряд ли нашел время ознакомиться с трудами своего гостя.Что же касается профессора Свилдинга, то внешне он являл собой типичного пожилого чудаковатого ученого, точь-в-точь как их описывают в книгах. Лет ему было около шестидесяти, длинные вьющиеся волосы серебрила седина, но для своего возраста он выглядел молодцом.– Поверьте мне, мсье, – говорил датчанин, вежливо улыбаясь, – для меня колоссальная удача изучить опыт столь известного ученого, как вы.Бирон польщенно кивнул.– Не угодно ли вам осмотреть лечебницу? – предложил он с видом радушного хозяина.Гость не возражал. Директор снова взял его под руку и провел в больничный парк. Там он принялся объяснять профессору расположение корпусов лечебницы.– Взгляните туда, дорогой коллега, – говорил он. – В своей работе я, признаться, придерживаюсь системы изоляции больных разной степени возбудимости друг от друга. Поэтому я не стал воздвигать единое здание, а построил несколько небольших павильончиков. Таким образом, человеку с нервным расстройством не грозит натолкнуться в коридоре на маньяка или дебила, а больному с какой-нибудь навязчивой идеей можно не опасаться, что его заставят выслушивать чужой бред. Спокойные не встречаются с буйными… Ну, вы понимаете.– Конечно, конечно, – согласился профессор. – Мы в Дании тоже придерживаемся метода изоляции. Но вы пошли дальше нас. Как я вижу, вы каждый свой павильончик окружили отдельным садиком!– Да, – согласился директор. – Я считаю, что это совершенно необходимо.Он провел своего гостя в один из таких садиков. По нему в сопровождении двух санитаров чинно прогуливался человек лет пятидесяти.– Взгляните, господин Свилдинг, – заговорил доктор. – Перед вами больной, страдающий манией величия.В это время пациент приблизился к ним.– Ну что, дружок, – обратился к нему Бирон, – как вы сегодня себя чувствуете? Нынче святой Петр уже не так досаждал вам? Вы больше не спорили?Сумасшедший удивленно взглянул на доктора.– Интересно, о чем это я буду спорить с привратником! – надменно ответил он.Иностранец улыбнулся:– И какой же курс лечения вы назначаете в таких случаях? Ведь одной изоляции, я полагаю, недостаточно?– Разумеется, дорогой коллега! – осклабился Бирон, давая понять, что он оценил шутку коллеги. – Один из моих методов состоит в том, чтобы попытаться излечить мозг, вылечив тело. Как известно, в здоровом теле – здоровый дух! Поэтому пациенту предписывается побольше двигаться, бывать почаще на воздухе, усиленно питаться, ну и полноценно отдыхать. Что до меня, то я не противоречу его мании, но и не поддерживаю ее. Я как бы о ней просто не знаю. То же самое я приказал делать и санитарам. За редкими исключениями, когда я провожу терапию.– И когда же это происходит? – с интересом спросил датский профессор.– Как вам наверняка известно, коллега, в любом, даже самом больном мозгу сохраняются какие-то крупицы здравого смысла. Этот человек, как вы уже поняли, вообразил себя Богом. Что ж, и Бог с ним.Доктор довольно улыбнулся своему каламбуру:– Однако когда он голоден, ему приходится требовать еду. Тогда я спрашиваю его, зачем же ему земная пища, раз он сам Господь? Вот тут-то он и задумывается. И неважно, если он придумает какое-нибудь божественное оправдание, главное – его мозг хоть на короткое время, но заработал. Подобных способов множество…– Ну и как, много у вас случаев выздоровления? – спросил Свилдинг.Бирон замялся.– Точные статистические данные подобрать трудно, – наконец заговорил он. – Зависит от самого заболевания, от глубины поражения психики…– Ну, хорошо, – согласился датчанин. – Возьмем какую-нибудь отдельную болезнь. Например, манию преследования. Велик ли процент выздоровления в этом случае?– Это, как вам известно, не самый безнадежный вид психического расстройства, – ответил директор. – В моей клинике порядка двадцати процентов пациентов излечиваются полностью, и более сорока – частично.Такой ответ, казалось, чрезвычайно обрадовал профессора Свилдинга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31