и это окончательно убеждает Люцию в нашем студодеяние.
— Как, негодница? — воскликнула она. — Вы позволяете себе водить сюда мужчин, чтоб устраивать свои шашни? Вы позорите мой дом? Вас надо бы отстегать как следует.
— Если карать за такие грехи, — решительно отвечала Флеранса, очутившись в сем крайнем положении, — то вы заслуживаете не меньшего наказания, чем я; и если они позорят дом, в коем происходят, то вы уже опозорили свой собственный; не стану, впрочем, толковать об этом, поскольку дом не мой и мне нет дела до того, что тут происходит. Во всяком случае, я не сделала ничего такого, в чем бы вы не подали мне примера. Да и что вы можете сказать на худой конец? Разве только, что, не будучи столь высокого звания, как вы, я не должна позволять себе таких же вольностей.
От этого смелого ответа Люция застыдилась пуще той, которой сама собиралась сделать выговор. Окинув меня недружелюбным взглядом, вышла она из гардеробной и сердито захлопнула за собой дверь. Несмотря на ее ревность, я не преминул как следует использовать время и покинул Флерансу не прежде чем через час: я доказал ей, что надлежит завершить начатое дело и что, будь мы даже ни в чем не повинны, нас все равно бы заподозрили при сложившихся обстоятельствах. Ее госпожа и впредь не осмеливалась ее журить, боясь, как бы не открылось, что Люция сама грешна в том, в чем упрекает других.
Клерант, пристававший ко мне пуще прежнего, чтоб я каким бы то ни было способом умолил ее утолить его страсть, заставил меня написать ей еще более пылкое письмо, нежели первое; но я не посмел самолично передать это послание Люции, а вручил его через третье лицо. Думая, что мстит мне наичувствительнейшим образом, она ответила Клеранту в учтивейших выражениях, соглашаясь вознаградить его любовь существенными милостями; и действительно, когда спустя несколько дней он зашел навестить Люцию, то насладился ею по своему желанию, чему я был более рад, нежели она предполагала.
Я не мог всецело отдать свое сердце какой-нибудь одной даме, ибо не находил такой, которая была бы достойна столь совершенной любви; а между тем я был очарован всеми, кого ни встречал, хотя по общему мнению они вовсе не были красавицами. Когда какой-нибудь приятель, заметив, что я загляделся на ту или иную особу, говорил мне: «Да ты в нее влюблен!» — я по большей части тут же в нее влюблялся, хотя за минуту до того не знал, соблазнительна ли она или нет; однако все мои увлечения длились недолго, и одно вытесняло другое. Всегда находилась какая-нибудь покладистая особа, с которой я удовлетворял свои желания. В ту пору попалась мне мещаночка из города Тура, приехавшая в Париж ради какой-то тяжбы: зная ее за женщину хитрую и решительную, подагрик-муж послал ее хлопотать по его делу. Один мой приятель познакомил меня с ней, и так как она мне приглянулась, то, желая заслужить ее благосклонность, я настроил всех своих друзей, чтоб они добились для нее справедливого и быстрого решения. Благодаря такой любезности, сопровождавшейся всяческими ухаживаниями, дело мое пошло на лад, и я поступил с ней по своему желанию, причем мне даже не пришлось особенно раскошелиться. Право, она была очень мила; но, узнав затем, что моя красотка не довольствуется одним дружком, а начала путаться и с другими, помимо меня, я перестал ею интересоваться и постепенно совсем от нее отстранился, не думая больше о том, довела ли она до конца свою тяжбу и собиралась или не собиралась вскоре возвратиться восвояси.
Прошло уже три месяца, как я о ней не слыхал. и вот однажды поутру, когда я лежал еще в постели, входит она в мою горницу в сопровождении двух горожанок, смахивавших на старейших жриц Венусова храма. Жил я тогда близ палат Клеранта в маленьком флигельке с лестницей на улицу, так что она безбоязненно поднялась ко мне наверх. Я принял своих посетитель весьма учтиво и, приказав пододвинуть для них кресла поближе к постели, спросил, какое неотложное дело вынудило их прийти ко мне в столь ранний час, тогда как им стоило только послать за мной, если они нуждались в моих услугах. Моя бывшая подружка с присущей ей развязностью взяла слово первой и сказала:
— Причина, приведшая меня сюда, государь мой, заключается в том, что я собираюсь вернуться в Тур, и так как вы выказали мне столько знаков внимания, то я не хотела уехать, не простившись с вами. Я вынуждена была сама прийти к вам, коль скоро вы перестали у меня бывать и, по-видимому, забыли ту, которую некогда удостаивали своей любви; а если я привела с собой двух знакомых мне почтенных дам, то лишь для того, чтоб чувствовать себя безопаснее в этом доме, где можно встретить всякого сорта людей.
Я всячески поблагодарил ее за выказанную мне благосклонность и, дабы оправдать чем-либо прекращение своих посещений, постарался ее уверить, что долгое время был болен; но тут она переменила разговор и, оставив учтивости, заговорила так:
— Дабы избавиться поскорее от гнетущего меня беспокойства, дозвольте, государь мой, сказать вам в двух словах то, что лежит у меня на сердце: как вы помните, мы сдружились с вами в первые же дни после моего приезда в этот город; я подарила вас такими милостями, каких только может пожелать мужчина, а если б он был в состоянии вообразить себе еще что-либо большее, то вы бы легко этого добились. Между тем вы ничего для меня не сделали, если не считать кое-каких шагов и хлопот, предпринятых вами по поводу моей тяжбы, которую я выиграла лишь наполовину. Где это вы думали найти женщин по такой дешевке? Мало того: вместо того, чтоб чем-нибудь от вас поживиться, я еще сама на вас расходовалась. Вы ни разу не приходили ко мне, чтобы я не приготовила для вас угощения; а если я тратилась на наряды, то только для того, чтоб вам понравиться. Все это побудило меня зайти к вам и попросить, чтобы вы сразу возместили мне все эти траты теперь, когда я нахожусь накануне отъезда. Муж мой знает, сколько он дал мне денег и сколько я должна прожить. Что скажет он, когда увидит, что я издержалась сверх своих надобностей и задолжала налево и направо? Тут-то он и заподозрит, что я вела себя дурно, и мне от него житья не будет. Ради вас я нарушила клятву, данную другому, и вы были причиной моей безрассудной расточительности: неужели это не обязывает вас рассчитаться с моими заимодавцами? А кроме того, не говоря уже о выполнении всех моих справедливых требований, вы могли бы дать мне какое-нибудь пристойное вознаграждение за то, что я к вам так благоволила. Это было бы вашим долгом даже в том случае, если б вы имели дело с одной из тех срамниц, которые путаются с первым встречным. Неужели вы поскупитесь на подарок женщине, отдавшейся только вам и безупречной во всем, кроме тех грехов, коих вы были причиной? А в отношении того, как вам надлежит поступить, я сошлюсь на этих дам: они так рассудительны, что не дадут вам несправедливого совета.
Не успела сия дошлая особа закончить свою рацию, как та из горожанок, что была постарше, отнеслась ко мне:
— Сударыня совершенно права, вам следует исполнить ее просьбу: вознаградите ее за удовольствия, которые она вам доставила, и, хотя бы вы не были обязаны это сделать, примите к сердцу удовлетворение ее нужды. Ей необходимо перед отъездом расплатиться с долгами; вы навещали ее ежедневно по меньшей мере в течение полугода. Какой награды не заслуживает такой срок? Дайте ей каких-нибудь три тысячи франков, и она этим удовольствуется.
Видя, что эти продувные бестии пришли, чтоб нагло меня облапошить, я решил посмеяться над ними и, продолжая тем не менее сохранять серьезность, сказал:
— Признаюсь, что многим обязан этой даме; все же я мог бы получить от нее больше милостей, нежели получил: вот уже три месяца, как я ее не видал, и, может статься, завела она за это время и другие знакомства; но это безразлично: она не виновата в том, что мы не встречались, и я не стану уклоняться от награды за оказанные мне любезности. Я готов удовольствовать ее, если вы согласитесь кое-что скинуть с той суммы, которую запросили.
— Ну что же, — отвечала тогда младшая горожанка, — мне известно, что эта дама вовсе не хочет вас тиранить. Она даже не посмеет вторично заикнуться о награде, которую у вас просила; вы вполне удовлетворите ее, если предложите ей две тысячи франков.
— Две тысячи? — вскричал я. — Да статочное ли это дело? Или вы принимаете меня за казначея, зарабатывающего деньги росчерком пера? Не забывайте, что я только бедный дворянин, у которого нет ничего, кроме плаща и шпаги, и если сударыня согласна внять голосу разума, то пусть умерит таксу.
— В таком случае, — заговорила первая, — дайте тысячу франков, но, честное благородное слово, дешевле вы не отделаетесь.
— Ах, боже мой, — возопил я, — это все равно, что меня разорить! Взываю к вашему благоразумию.
Тогда моя бывшая подружка сказала:
— Раз вы прикидываетесь таким бедняком, то мне придется удовольствоваться пятьюстами франками; но я хочу получить их немедленно; мы даже не позволим вам выйти из этой горницы: у вас и здесь найдется чем нам заплатить.
Видя, что эти милашки хотят меня прижать, я решил от них отделаться, и так как они не желали ничего скинуть с пятисот франков, то я сказал им:
— Ну, хорошо, вам уплатят незамедлительно. Затем, позвав своего пажа, я крикнул ему:
— Эй, Баск , иди сюда и рассчитайся со мной сейчас же. Какая была у тебя получка и какой расход? Сколько я дал тебе намедни?
— Вы дали мне пистоль, сударь, — отвечал он. — Я истратил четыре четверти экю, которые уплатил вашей портомойнице; затем я дал восемь су лютенщику, к коему бегал за полдюжиной струн для вашей лютни; и еще пришлось мне отдать десять су башмачнику за надставку носков на моих башмаках, да, кроме того, три тестона вашей крахмальщице.
— Итак, — сказал я, — сколько же у тебя остается? Сосчитай точно.
Вытащив деньги из кармашка, Баск отвечал:
— У меня остается, сударь, монета в пять су да полтестона с монетой в три бланка, один каролюс и еще несколько медяков.
— Вы видите, сударыни, — заявил я тогда, — вот все деньги, каковые имеются у меня и у моего лакея: они к вашим услугам, если вы согласны ими удовольствоваться; больше, к сожалению, я не могу ничего для вас сделать.
Видя, что я над ними насмехаюсь, мои прелестницы принялись величать меня голоштанником, висельником и негодяем и осыпать всеми ругательствами, какие вертелись у них на языке; я тоже обозвал их шлюхами и сводницами и уже было собрался выставить совсем, но они не стали того дожидаться, опасаясь, как бы ни приключилось с ними чего-либо похуже. А потому вышли они из горницы, спустились по лестнице и удалились; но не так спокойно, как пришли: Баск преследовал этих дам вместе с лакеями Клеранта, донимавшими их по дороге всякими обидными выходками. С тех пор я ничего о них не слыхал, продолжая развлекаться любовью налево и направо.
Особливо выбирал я женщин, имевших мало дела с мужчинами, так как боялся заразиться дурной болезнью. Что касается ??????'ей, то я их всегда ненавидел, и действительно, надо обладать собачьей похотливостью, чтоб искать удовольствия с первой попавшейся девкой, которую вы никогда не видали и, может статься, никогда не увидите. Тем не менее я иногда туда захаживал, как с друзьями ради компании, так и время от времени один, чтоб взглянуть, что там делается, и доставить себе некоторое разнообразие в развлечениях. Однажды под вечер, не зная, что предпринять, отправился я к некоей своднице, которая не преминула меня спросить: «А какую бы вы хотели?», хотя у нее в доме не было ни одной девицы; после того послала она служанку за какой-то прелестницей, слывшей, по ее словам, перлом среди ей подобных. Стояли в то время суровые холода, а у сей милейшей особы не было ни дров, ни свечей; она обогревалась воспоминаниями о пламени своих первых любовных делишек. Я же предпочитал зажечь обыкновенный огонь, а посему дал денег своему лакею и послал его купить вязанку хвороста и дров. Тем временем хозяйка занимала меня всевозможными приятными разговорами: она клялась чисто-сердечнейшим образом, что с начала поста не заработала ни единого гроша; затем она спросила меня, не угодно ли мне в какой-нибудь день встретиться у нее с одной из красивейших горожанок Парижа. Я отвечал, что буду не прочь, и осведомился, когда именно сможет она это устроить.
— Право слово, мне будет нелегко исполнить свое обещание, — сказала она, — но так и быть, вы достойный кавалер, и надо вас удовольствовать. Муж помянутой дамы — превеликий ревнивец и выпускает ее из дому только по праздникам и воскресеньям; я переговорю с ней по поводу вас, и, может статься, согласится она как-нибудь на днях заглянуть сюда, вместо того чтобы (да простит мне господь, коли захочет) пойти к обедне или вечерне.
Я весьма изумился, услыхав такие речи от женщины, которая хотела выказать себя одновременно и благочестивой и распутной, и это столь сильно возмутило мою душу, что я даже отказался от встречи с горожанкой. Уверяю вас, ничто так не исправляет порочного человека, как отвращение к собственному пороку , иногда им испытываемое, и в непотребных домах нередко натыкаешься на картины, которые скорее отталкивают вас от греха, нежели привлекают к нему; поэтому, когда на меня нападает благочестие, я даже не всегда раскаиваюсь в том, что побывал в таких местах. Я мог бы еще многое сообщить вам на эту тему, если б мне не нужно было кончить свой рассказец, а он далеко не из худших.
По возвращении моего лакея с дровами я приказал не затапливать, пока не придет та, за которой послали, дабы и ей можно было принять участие в моих удовольствиях. Но пришлось мне ждать не менее двух часов: хозяйка дома уже не знала, какой побасенкой меня развлечь. Наконец, заметив приближение ночи, я не пожелал торчать там из-за такой малости и, сожалея только о деньгах, потраченных на дрова, оказал, что вовсе не хочу, чтоб шлюшка, заставившая меня так долго дожидаться, грелась на мой счет после своего прихода; а потому приказал я своему лакею забрать вязанку и удалился сильно рассерженный. На первом же углу я заставил его скинуть наземь и хворост и дрова, хотя по той улице еще ходили разные знатные особы; затем я велел Баску подпалить поленья с помощью факела, который он бегал зажигать в соседнюю харчевню, и принялся греться тут же сам-третей, в обществе своего лакея и какого-то присоседившегося к нам мазурика.
Я должен был поведать вам сию побасенку, коль скоро пришла она мне на память, но я расскажу вам еще много других, в коих опишу подобные же проделки, совершенные много ради единого удовольствия смело похвастаться тем, что я их выкинул; но пускался я на них не только в злачных местах, и могу вас даже заверить, что с тех пор не возвращался в академии любви, ибо можно найти достаточно случаев для приятного времяпровождения и помимо сих заведений.
КОНЕЦ ШЕСТОЙ КНИГИ
КНИГА VII
В ЭТОМ МЕСТЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ ФРАНСИОНА было прервано появлением дворецкого, принесшего завтрак. Сеньор замка воспротивился тому, чтоб гость его продолжал свой рассказ, не подкрепившись едой; а тем временем они вдосталь побеседовали о разнообразии человеческих характеров и о желании одних блистать исключительно своими нарядами, а других — вычурными речами. Поговорили они также о сильных мира сего, предпочитающих внимать безумцам, вместо того чтоб слушать рассудительных людей, и о тех, кто выглядит скромником, а на самом деле таит в груди распутные страсти и недозволенные любовные чувства. Мы уже слышали здесь подобный рассказ, каковой должен внушить нам отвращение к пороку, ибо, как ни бравировал Франсион, он тем не менее отлично сознавал, что удовольствие соблазнить госпожу и служанку не может сравниться с радостями чистой и целомудренной жизни. Он признает, как мы уже слышали, общение с падшими женщинами величайшей мерзостью, и коль скоро сам говорит, что нигде не кажутся они столь отвратительными, как в гнусных своих обиталищах, то почли и мы нелишним поместить здесь кое-какие описания их богомерзкого житья, ибо это только усилит презрение к ним и побудит тех,, кто о сем прочитает, избегать их еще старательнее, чем Франсион.
По окончании легкой своей трапезы он продолжал так, как вы увидите из нижеследующего рассказа.
— Хотя юношеский пыл толкал меня, как уже говорилось, к распутной жизни, однако же я не переставал помышлять о карьере. Я решил втереться в милость к одному королевскому фавориту, который мог продвинуть меня вперед с большим успехом, нежели Клерант. Сведя знакомство с тремя или четырьмя ближайшими его родственниками, я выразил им живейшее желание служить всему их роду. Сперва, как бы в награду за усиленные мои ласкательства, они обещали всенепременно выхлопотать мне некую прельстившую меня должность, каковая всецело зависела от Праксителя; а был он тогда, как вам известно, в большой чести у короля;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Как, негодница? — воскликнула она. — Вы позволяете себе водить сюда мужчин, чтоб устраивать свои шашни? Вы позорите мой дом? Вас надо бы отстегать как следует.
— Если карать за такие грехи, — решительно отвечала Флеранса, очутившись в сем крайнем положении, — то вы заслуживаете не меньшего наказания, чем я; и если они позорят дом, в коем происходят, то вы уже опозорили свой собственный; не стану, впрочем, толковать об этом, поскольку дом не мой и мне нет дела до того, что тут происходит. Во всяком случае, я не сделала ничего такого, в чем бы вы не подали мне примера. Да и что вы можете сказать на худой конец? Разве только, что, не будучи столь высокого звания, как вы, я не должна позволять себе таких же вольностей.
От этого смелого ответа Люция застыдилась пуще той, которой сама собиралась сделать выговор. Окинув меня недружелюбным взглядом, вышла она из гардеробной и сердито захлопнула за собой дверь. Несмотря на ее ревность, я не преминул как следует использовать время и покинул Флерансу не прежде чем через час: я доказал ей, что надлежит завершить начатое дело и что, будь мы даже ни в чем не повинны, нас все равно бы заподозрили при сложившихся обстоятельствах. Ее госпожа и впредь не осмеливалась ее журить, боясь, как бы не открылось, что Люция сама грешна в том, в чем упрекает других.
Клерант, пристававший ко мне пуще прежнего, чтоб я каким бы то ни было способом умолил ее утолить его страсть, заставил меня написать ей еще более пылкое письмо, нежели первое; но я не посмел самолично передать это послание Люции, а вручил его через третье лицо. Думая, что мстит мне наичувствительнейшим образом, она ответила Клеранту в учтивейших выражениях, соглашаясь вознаградить его любовь существенными милостями; и действительно, когда спустя несколько дней он зашел навестить Люцию, то насладился ею по своему желанию, чему я был более рад, нежели она предполагала.
Я не мог всецело отдать свое сердце какой-нибудь одной даме, ибо не находил такой, которая была бы достойна столь совершенной любви; а между тем я был очарован всеми, кого ни встречал, хотя по общему мнению они вовсе не были красавицами. Когда какой-нибудь приятель, заметив, что я загляделся на ту или иную особу, говорил мне: «Да ты в нее влюблен!» — я по большей части тут же в нее влюблялся, хотя за минуту до того не знал, соблазнительна ли она или нет; однако все мои увлечения длились недолго, и одно вытесняло другое. Всегда находилась какая-нибудь покладистая особа, с которой я удовлетворял свои желания. В ту пору попалась мне мещаночка из города Тура, приехавшая в Париж ради какой-то тяжбы: зная ее за женщину хитрую и решительную, подагрик-муж послал ее хлопотать по его делу. Один мой приятель познакомил меня с ней, и так как она мне приглянулась, то, желая заслужить ее благосклонность, я настроил всех своих друзей, чтоб они добились для нее справедливого и быстрого решения. Благодаря такой любезности, сопровождавшейся всяческими ухаживаниями, дело мое пошло на лад, и я поступил с ней по своему желанию, причем мне даже не пришлось особенно раскошелиться. Право, она была очень мила; но, узнав затем, что моя красотка не довольствуется одним дружком, а начала путаться и с другими, помимо меня, я перестал ею интересоваться и постепенно совсем от нее отстранился, не думая больше о том, довела ли она до конца свою тяжбу и собиралась или не собиралась вскоре возвратиться восвояси.
Прошло уже три месяца, как я о ней не слыхал. и вот однажды поутру, когда я лежал еще в постели, входит она в мою горницу в сопровождении двух горожанок, смахивавших на старейших жриц Венусова храма. Жил я тогда близ палат Клеранта в маленьком флигельке с лестницей на улицу, так что она безбоязненно поднялась ко мне наверх. Я принял своих посетитель весьма учтиво и, приказав пододвинуть для них кресла поближе к постели, спросил, какое неотложное дело вынудило их прийти ко мне в столь ранний час, тогда как им стоило только послать за мной, если они нуждались в моих услугах. Моя бывшая подружка с присущей ей развязностью взяла слово первой и сказала:
— Причина, приведшая меня сюда, государь мой, заключается в том, что я собираюсь вернуться в Тур, и так как вы выказали мне столько знаков внимания, то я не хотела уехать, не простившись с вами. Я вынуждена была сама прийти к вам, коль скоро вы перестали у меня бывать и, по-видимому, забыли ту, которую некогда удостаивали своей любви; а если я привела с собой двух знакомых мне почтенных дам, то лишь для того, чтоб чувствовать себя безопаснее в этом доме, где можно встретить всякого сорта людей.
Я всячески поблагодарил ее за выказанную мне благосклонность и, дабы оправдать чем-либо прекращение своих посещений, постарался ее уверить, что долгое время был болен; но тут она переменила разговор и, оставив учтивости, заговорила так:
— Дабы избавиться поскорее от гнетущего меня беспокойства, дозвольте, государь мой, сказать вам в двух словах то, что лежит у меня на сердце: как вы помните, мы сдружились с вами в первые же дни после моего приезда в этот город; я подарила вас такими милостями, каких только может пожелать мужчина, а если б он был в состоянии вообразить себе еще что-либо большее, то вы бы легко этого добились. Между тем вы ничего для меня не сделали, если не считать кое-каких шагов и хлопот, предпринятых вами по поводу моей тяжбы, которую я выиграла лишь наполовину. Где это вы думали найти женщин по такой дешевке? Мало того: вместо того, чтоб чем-нибудь от вас поживиться, я еще сама на вас расходовалась. Вы ни разу не приходили ко мне, чтобы я не приготовила для вас угощения; а если я тратилась на наряды, то только для того, чтоб вам понравиться. Все это побудило меня зайти к вам и попросить, чтобы вы сразу возместили мне все эти траты теперь, когда я нахожусь накануне отъезда. Муж мой знает, сколько он дал мне денег и сколько я должна прожить. Что скажет он, когда увидит, что я издержалась сверх своих надобностей и задолжала налево и направо? Тут-то он и заподозрит, что я вела себя дурно, и мне от него житья не будет. Ради вас я нарушила клятву, данную другому, и вы были причиной моей безрассудной расточительности: неужели это не обязывает вас рассчитаться с моими заимодавцами? А кроме того, не говоря уже о выполнении всех моих справедливых требований, вы могли бы дать мне какое-нибудь пристойное вознаграждение за то, что я к вам так благоволила. Это было бы вашим долгом даже в том случае, если б вы имели дело с одной из тех срамниц, которые путаются с первым встречным. Неужели вы поскупитесь на подарок женщине, отдавшейся только вам и безупречной во всем, кроме тех грехов, коих вы были причиной? А в отношении того, как вам надлежит поступить, я сошлюсь на этих дам: они так рассудительны, что не дадут вам несправедливого совета.
Не успела сия дошлая особа закончить свою рацию, как та из горожанок, что была постарше, отнеслась ко мне:
— Сударыня совершенно права, вам следует исполнить ее просьбу: вознаградите ее за удовольствия, которые она вам доставила, и, хотя бы вы не были обязаны это сделать, примите к сердцу удовлетворение ее нужды. Ей необходимо перед отъездом расплатиться с долгами; вы навещали ее ежедневно по меньшей мере в течение полугода. Какой награды не заслуживает такой срок? Дайте ей каких-нибудь три тысячи франков, и она этим удовольствуется.
Видя, что эти продувные бестии пришли, чтоб нагло меня облапошить, я решил посмеяться над ними и, продолжая тем не менее сохранять серьезность, сказал:
— Признаюсь, что многим обязан этой даме; все же я мог бы получить от нее больше милостей, нежели получил: вот уже три месяца, как я ее не видал, и, может статься, завела она за это время и другие знакомства; но это безразлично: она не виновата в том, что мы не встречались, и я не стану уклоняться от награды за оказанные мне любезности. Я готов удовольствовать ее, если вы согласитесь кое-что скинуть с той суммы, которую запросили.
— Ну что же, — отвечала тогда младшая горожанка, — мне известно, что эта дама вовсе не хочет вас тиранить. Она даже не посмеет вторично заикнуться о награде, которую у вас просила; вы вполне удовлетворите ее, если предложите ей две тысячи франков.
— Две тысячи? — вскричал я. — Да статочное ли это дело? Или вы принимаете меня за казначея, зарабатывающего деньги росчерком пера? Не забывайте, что я только бедный дворянин, у которого нет ничего, кроме плаща и шпаги, и если сударыня согласна внять голосу разума, то пусть умерит таксу.
— В таком случае, — заговорила первая, — дайте тысячу франков, но, честное благородное слово, дешевле вы не отделаетесь.
— Ах, боже мой, — возопил я, — это все равно, что меня разорить! Взываю к вашему благоразумию.
Тогда моя бывшая подружка сказала:
— Раз вы прикидываетесь таким бедняком, то мне придется удовольствоваться пятьюстами франками; но я хочу получить их немедленно; мы даже не позволим вам выйти из этой горницы: у вас и здесь найдется чем нам заплатить.
Видя, что эти милашки хотят меня прижать, я решил от них отделаться, и так как они не желали ничего скинуть с пятисот франков, то я сказал им:
— Ну, хорошо, вам уплатят незамедлительно. Затем, позвав своего пажа, я крикнул ему:
— Эй, Баск , иди сюда и рассчитайся со мной сейчас же. Какая была у тебя получка и какой расход? Сколько я дал тебе намедни?
— Вы дали мне пистоль, сударь, — отвечал он. — Я истратил четыре четверти экю, которые уплатил вашей портомойнице; затем я дал восемь су лютенщику, к коему бегал за полдюжиной струн для вашей лютни; и еще пришлось мне отдать десять су башмачнику за надставку носков на моих башмаках, да, кроме того, три тестона вашей крахмальщице.
— Итак, — сказал я, — сколько же у тебя остается? Сосчитай точно.
Вытащив деньги из кармашка, Баск отвечал:
— У меня остается, сударь, монета в пять су да полтестона с монетой в три бланка, один каролюс и еще несколько медяков.
— Вы видите, сударыни, — заявил я тогда, — вот все деньги, каковые имеются у меня и у моего лакея: они к вашим услугам, если вы согласны ими удовольствоваться; больше, к сожалению, я не могу ничего для вас сделать.
Видя, что я над ними насмехаюсь, мои прелестницы принялись величать меня голоштанником, висельником и негодяем и осыпать всеми ругательствами, какие вертелись у них на языке; я тоже обозвал их шлюхами и сводницами и уже было собрался выставить совсем, но они не стали того дожидаться, опасаясь, как бы ни приключилось с ними чего-либо похуже. А потому вышли они из горницы, спустились по лестнице и удалились; но не так спокойно, как пришли: Баск преследовал этих дам вместе с лакеями Клеранта, донимавшими их по дороге всякими обидными выходками. С тех пор я ничего о них не слыхал, продолжая развлекаться любовью налево и направо.
Особливо выбирал я женщин, имевших мало дела с мужчинами, так как боялся заразиться дурной болезнью. Что касается ??????'ей, то я их всегда ненавидел, и действительно, надо обладать собачьей похотливостью, чтоб искать удовольствия с первой попавшейся девкой, которую вы никогда не видали и, может статься, никогда не увидите. Тем не менее я иногда туда захаживал, как с друзьями ради компании, так и время от времени один, чтоб взглянуть, что там делается, и доставить себе некоторое разнообразие в развлечениях. Однажды под вечер, не зная, что предпринять, отправился я к некоей своднице, которая не преминула меня спросить: «А какую бы вы хотели?», хотя у нее в доме не было ни одной девицы; после того послала она служанку за какой-то прелестницей, слывшей, по ее словам, перлом среди ей подобных. Стояли в то время суровые холода, а у сей милейшей особы не было ни дров, ни свечей; она обогревалась воспоминаниями о пламени своих первых любовных делишек. Я же предпочитал зажечь обыкновенный огонь, а посему дал денег своему лакею и послал его купить вязанку хвороста и дров. Тем временем хозяйка занимала меня всевозможными приятными разговорами: она клялась чисто-сердечнейшим образом, что с начала поста не заработала ни единого гроша; затем она спросила меня, не угодно ли мне в какой-нибудь день встретиться у нее с одной из красивейших горожанок Парижа. Я отвечал, что буду не прочь, и осведомился, когда именно сможет она это устроить.
— Право слово, мне будет нелегко исполнить свое обещание, — сказала она, — но так и быть, вы достойный кавалер, и надо вас удовольствовать. Муж помянутой дамы — превеликий ревнивец и выпускает ее из дому только по праздникам и воскресеньям; я переговорю с ней по поводу вас, и, может статься, согласится она как-нибудь на днях заглянуть сюда, вместо того чтобы (да простит мне господь, коли захочет) пойти к обедне или вечерне.
Я весьма изумился, услыхав такие речи от женщины, которая хотела выказать себя одновременно и благочестивой и распутной, и это столь сильно возмутило мою душу, что я даже отказался от встречи с горожанкой. Уверяю вас, ничто так не исправляет порочного человека, как отвращение к собственному пороку , иногда им испытываемое, и в непотребных домах нередко натыкаешься на картины, которые скорее отталкивают вас от греха, нежели привлекают к нему; поэтому, когда на меня нападает благочестие, я даже не всегда раскаиваюсь в том, что побывал в таких местах. Я мог бы еще многое сообщить вам на эту тему, если б мне не нужно было кончить свой рассказец, а он далеко не из худших.
По возвращении моего лакея с дровами я приказал не затапливать, пока не придет та, за которой послали, дабы и ей можно было принять участие в моих удовольствиях. Но пришлось мне ждать не менее двух часов: хозяйка дома уже не знала, какой побасенкой меня развлечь. Наконец, заметив приближение ночи, я не пожелал торчать там из-за такой малости и, сожалея только о деньгах, потраченных на дрова, оказал, что вовсе не хочу, чтоб шлюшка, заставившая меня так долго дожидаться, грелась на мой счет после своего прихода; а потому приказал я своему лакею забрать вязанку и удалился сильно рассерженный. На первом же углу я заставил его скинуть наземь и хворост и дрова, хотя по той улице еще ходили разные знатные особы; затем я велел Баску подпалить поленья с помощью факела, который он бегал зажигать в соседнюю харчевню, и принялся греться тут же сам-третей, в обществе своего лакея и какого-то присоседившегося к нам мазурика.
Я должен был поведать вам сию побасенку, коль скоро пришла она мне на память, но я расскажу вам еще много других, в коих опишу подобные же проделки, совершенные много ради единого удовольствия смело похвастаться тем, что я их выкинул; но пускался я на них не только в злачных местах, и могу вас даже заверить, что с тех пор не возвращался в академии любви, ибо можно найти достаточно случаев для приятного времяпровождения и помимо сих заведений.
КОНЕЦ ШЕСТОЙ КНИГИ
КНИГА VII
В ЭТОМ МЕСТЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ ФРАНСИОНА было прервано появлением дворецкого, принесшего завтрак. Сеньор замка воспротивился тому, чтоб гость его продолжал свой рассказ, не подкрепившись едой; а тем временем они вдосталь побеседовали о разнообразии человеческих характеров и о желании одних блистать исключительно своими нарядами, а других — вычурными речами. Поговорили они также о сильных мира сего, предпочитающих внимать безумцам, вместо того чтоб слушать рассудительных людей, и о тех, кто выглядит скромником, а на самом деле таит в груди распутные страсти и недозволенные любовные чувства. Мы уже слышали здесь подобный рассказ, каковой должен внушить нам отвращение к пороку, ибо, как ни бравировал Франсион, он тем не менее отлично сознавал, что удовольствие соблазнить госпожу и служанку не может сравниться с радостями чистой и целомудренной жизни. Он признает, как мы уже слышали, общение с падшими женщинами величайшей мерзостью, и коль скоро сам говорит, что нигде не кажутся они столь отвратительными, как в гнусных своих обиталищах, то почли и мы нелишним поместить здесь кое-какие описания их богомерзкого житья, ибо это только усилит презрение к ним и побудит тех,, кто о сем прочитает, избегать их еще старательнее, чем Франсион.
По окончании легкой своей трапезы он продолжал так, как вы увидите из нижеследующего рассказа.
— Хотя юношеский пыл толкал меня, как уже говорилось, к распутной жизни, однако же я не переставал помышлять о карьере. Я решил втереться в милость к одному королевскому фавориту, который мог продвинуть меня вперед с большим успехом, нежели Клерант. Сведя знакомство с тремя или четырьмя ближайшими его родственниками, я выразил им живейшее желание служить всему их роду. Сперва, как бы в награду за усиленные мои ласкательства, они обещали всенепременно выхлопотать мне некую прельстившую меня должность, каковая всецело зависела от Праксителя; а был он тогда, как вам известно, в большой чести у короля;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66