Не выдержала старуха, даже свинью продала, чтобы от них откупиться! И все равно не отстали! Так что вы, наставник, забирайте свое чудо, да и прячьте его куда хотите — только не посылайте мне лиха!Цыюнь без возражений снял с себя куртку, завернул в нее младенца и ушел. Придя в храм, он потихоньку пробрался в огород, быстро вырыл в углу возле стены яму и зарыл в ней младенца прямо с куриным гнездом. Поистине: Горсточка черной землицыДух могучий, нетленныйсокрыть под собою не в силах.Семь дней — для того, чтоб родиться,Короткий миг — до могилы.Судьбою срок предначертанжизни в земной юдоли,А будет счастье иль горе —на то небесная воля. Если хотите знать о дальнейшей судьбе вылупившегося из яйца младенца, прочтите следующую главу. Глава восьмая Настоятель Цыюнь гадает перед статуей богини. Монах Яйцо замышляет похитить небесные секреты Юань-гуна Тот, кто посмел усомниться,что родом И Инь из Кусана,Ввек поверить не сможетв чудо рожденья Яньвана.Книжник твердит ученый:сроду такого не ведал, —Чтобы и вправду родилсяребенок-яйцо у соседа!
Итак, мы рассказали о том, что старец Цыюнь зарыл в землю вылупившегося из яйца младенца, но только он собрался уходить, как вдруг увидел, что младенец высунул наружу головку величиной с крупный персик. Старец переполошился, замахнулся лопатой и с такой силой ударил младенца, что рукоятка переломилась, сам же он, потеряв равновесие, упал. А когда поднялся, то увидел, что младенец как ни в чем не бывало сидит в гнезде и улыбается.— Эх, малый, — растерянно пробормотал старец, — и что бы тебе не попасть в какую-нибудь знатную бездетную семью, где бы тобой дорожили, как жемчужиной! Послушай-ка меня, лучше сгинь и не пугай старого монаха.С этими словами монах перевернул гнездо, засыпал его землей, а сверху еще навалил целую груду камней, надеясь, что теперь-то младенцу не выбраться. Однако его тут же снова одолели сомнения:«А вдруг в огород забредут собаки да разроют кучу? Запру-ка я его хорошенько и никого сюда не впущу. Тогда это чудовище или задохнется, или помрет с голоду».Старец запер ворота на засов, повесил новый медный замок, а остальных монахов строго предупредил:— Пока не разрешу, в огород ни ногой.Монахи хоть и не поняли, в чем дело, однако, зная крутой нрав старца, расспрашивать не посмели.Дней через десять Цыюнь решил пойти поглядеть на огород, так как был уверен, что на сей раз младенец не ожил.Придя в огород, он увидел, что камни разбросаны, гнездо перевернуто, а младенец исчез. Не на шутку испугавшись, Цыюнь бросился искать его и обнаружил спящим совершенно голым под ивой. За эти дни младенец заметно подрос, стал не таким уродливым, как вначале, но говорить еще не умел. Когда старец приблизился, он засмеялся и уцепился ручонкой за край его куртки. Испугавшийся Цыюнь оттолкнул его и бросился вон из огорода. Сердце его бешено колотилось.«Я так старательно закопал его, — испуганно думал он, — какой же бес помог ему выбраться?! Ведь не может же такой крохотный малец сам разбросать тяжелые камни? И надо же, за каких-то десять дней вырос больше чем на один чи. Если так пойдет и дальше, лет через двадцать — тридцать, глядишь, и до небес дотянется. Чудеса, да и только! Придется погадать — к добру или к несчастью его появление. А вдруг он святой и я потому ничего не мог с ним поделать? Ладно, посмотрю, что даст гадание. Если великая богиня Гуаньинь пожелает, чтобы младенец остался в живых, буду его растить».Цыюнь прошел в храм, поклонился статуе богини и обратился к ней с такими словами:— Вот уже много лет, как я ушел от мира, и все это время строго соблюдал обеты. Но случилось так, что, набирая воду в реке, я выловил яйцо и подложил его по недомыслию в куриное гнездо. И кто бы мог подумать, что из яйца вылупится чудовище! Я его и в землю закапывал, и голодом морил — не умирает. И вот я думаю, что это либо бес, либо душа невинно пострадавшего! Если Небо назначило ему стать монахом, пошли мне, богиня, счастливую бирку Гадательные бирки — деревянные дощечки с цифрами или магическими знаками, которые соответствуют определенному изречению в священных книгах.
, и тогда я позабочусь о нем и избавлюсь от страха и сомнений. Кланяюсь тебе и нижайше умоляю!Окончив молитву, старец потряс стакан с гадательными бирками. Одна бирка выпала из стакана и упала на пол. Цыюнь поднял ее: это была пятнадцатая бирка со знаками «Великое счастье», за которыми следовали стихи: Бушуют за дверью волны и ветер,но об этом не ведают люди;Однако все знают, что рано иль поздноличинка бабочкой будет.Рождения место и смерти время,сроки всех измененийРасчислены строго всеведущим Небом,вписаны в книгу судеб. Цыюнь прочитал надпись на бирке и подумал:«Под личинкой наверняка подразумевается приемный сын Приемный сын. — В древнем поэтическом каноне «Книга Песен» китайское слово «Минлин», означающее личинку тутового шелкопряда, ассоциировалось с понятием приемного сына.
, что в нашей монашеской семье соответствует ученику или послушнику. К тому же в бирке ясно сказано, что я могу принять его безо всяких для себя неприятностей».Цыюнь позвал даоса Лю Собачонку и сказал ему:— В деревне у кого-то родился ребенок, и его подкинули в наш огород. Мальчонка хороший, может, возьмешь его? Пострижем, станет монахом, да и тебе на старости лет опора будет.Собачонка Лю был родом из здешних мест, здесь же и состарился. Жена его умерла, детей у них не было, и, чтобы избежать одиночества, он стал монахом при этом храме. Он очень любил детей: бывало, увидит ребенка, так и бросится к нему, готовый приласкать. Собачонка Лю сходил в огород, взял младенца, бережно завернул его в куртку и унес с собой. Тем временем Цыюнь прикрыл ворота, снял с них замок и вернулся к себе в келью. Там он достал старую рубаху и дал ее даосу.— Старья и у меня хватает, — сказал тот. — Лучше бы дали немного шелку на рубашку. Да и кормить малыша нечем! Где мне взять молока?— А зачем ему молоко? — возразил Цыюнь. — Давай ему по утрам немного рисового отвара. Выживет, считай, тебе повезло, а помрет — значит, судьба! Ну а выкормишь — тебе же доброе дело зачтется.— Мальчик мне нравится, — сказал даос, — он веселый, все время смеется и почти не плачет. Удивительно!— Со спокойным ребенком и хлопот меньше, — подтвердил Цыюнь. — Да и растет он быстрее.Пока они так беседовали, в келью старого даоса набились монахи. Всех одолевало любопытство, откуда у Лю Собачонки малыш.— И сам не знаю, — отвечал даос. — Кто-то подбросил в огород.Среди монахов, как это обычно водится, были и добрые и злые.— Амитофо! Амитофо — название буддийского божества. Восклицание «Амитофо!» соответствует русскому выражению «Боже мой!».
— говорили добрые. — Спасение человеческой жизни зачтется нашему храму...— Какие же это родители станут подбрасывать своего ребенка? — посмеивались злые. — Видать, незамужняя бабенка согрешила да и подкинула, побоявшись, как бы люди не узнали... Лучше не оставлять его в храме, а то еще беду на себя накличем...— Грешно так говорить, — возражали добрые. — Да и откуда вы знаете, кто его родил? Конечно, любящие супруги своего ребенка не подкинут. А вот если он родился от молодой наложницы или служанки, то старая хозяйка из ревности спокойно могла подбросить.— Выкормить, конечно, можно, — упрямились злые. — Но хорошо ли это будет, если кто посторонний услышит во дворе храма детский плач?!— У этого младенца есть одно замечательное достоинство — он никогда не плачет, — сказал старый даос.Возразить на это было нечего, и все замолчали.— Ну, хватит толкаться в келье, я ухожу, — сказал Цыюнь и вышел.Вслед за ним разошлись и остальные монахи.А теперь расскажем о том, что старый даос полюбил приемыша, как родного сына. Каждый день утром и вечером он поил его рисовым отваром и кормил жидкой кашицей. Ребенок ел все, что давали, и рос здоровым и крепким малышом.Прошло несколько месяцев, и по окрестным деревням распространился слух о том, что старый хэшан из храма Утренней зари нашел в огороде мальчишку и отдал его на воспитание даосу Лю Собачонке. Слух этот дошел и до дядюшки Чжу.«Как можно найти в огороде ребенка? — подумал дядюшка Чжу. — Видать, это то самое чудовище, что вылупилось из яйца, а старый хэшан не смог от него избавиться и оставил у себя. Помнится, он обещал дать мне за мою курицу немного зерна, но что-то до сих пор ничего не присылает. Урожай у меня нынче плохой, так что схожу, пожалуй, напомню ему об обещании. Заодно и на ребенка погляжу — так ли он безобразен, как прежде».Дядюшка Чжу взял мешок и отправился в храм. Старого Цыюня он увидел сидящим у входа на галерею — тот чинил свою куртку.— Давно не виделись с вами, почтенный наставник! — приветствовал дядюшка Чжу хэшана.При появлении дядюшки Чжу старец вспомнил о своем обещании, отложил куртку, торопливо встал и извинился:— Простите, я обещал прислать вам зерна, а потом запамятовал.— Пустяки! Вообще-то я не собирался ничего просить. У меня самого было немного зерна, да вот недавно приехали родственники, погостили несколько дней и все съели. Вот и пришлось обратиться к вам. На будущий год, как сниму новый урожай, обязательно напеку лепешек и пришлю вам.— Свои обещания я выполняю всегда, — твердо сказал Цыюнь. — Можете не беспокоиться, возвращайтесь пока домой, а я распоряжусь, чтобы вам доставили зерно.— Не стоит зря хлопотать, я сам донесу, — сказал дядюшка Чжу. — Я вот и мешок с собой захватил.— Ну, коли так, то подождите здесь немного, я сейчас вам отсыплю, — сказал Цыюнь, принимая мешок.— Я еще хотел бы поговорить с Лю Собачонкой, — сказал дядюшка Чжу.— Он сейчас работает в огороде. Подождите здесь, я его позову, — сказал Цыюнь и, взяв свою недочиненную куртку, направился внутрь храма. Ему очень не хотелось, чтобы дядюшка Чжу входил — чего доброго, еще увидит ребенка, и начнет расспрашивать, тот это или не тот. Но дядюшка Чжу увязался следом, будто и не слышал просьбы. Испугавшийся Цыюнь с такой поспешностью захлопнул перед стариком дверь, что прищемил ему ногу.— Ну, куда же вы! — в сердцах сказал он. — Это зал созерцания, мирянам входить сюда не полагается. Я же просил вас подождать...Дядюшка Чжу виновато захихикал:— Я прослышал, что у Лю Собачонки появился мальчишка... Вот и хотел порасспросить, откуда он — из чрева вышел или из яйца вылупился?Услышав слова «из яйца вылупился», Цыюнь побагровел:— Вздорный вы старик! Какое вам дело — из чрева он или из яйца? Ребенка нашли на дороге. Мальчик большой, свыше двух чи ростом. Подумайте сами, может ли такой великан вылупиться из простого яйца? Или он вам приглянулся и вы хотите признать его своим внуком? Если так, то никакого зерна от меня вы не получите!Не на шутку рассерженный, Цыюнь швырнул мешок на землю. Дядюшка Чжу струхнул:— Что вы, не нужен мне этот младенец, даже видеть его не хочу! Вы уж не сердитесь.Он поднял мешок, отряхнул его и собрался уходить.— Значит, зерно вам не нужно? Что ж, упрашивать не стану, — усмехнулся Цыюнь и захлопнул ворота.Дядюшка Чжу вышел из храма, недовольно бормоча:— В жизни не встречал подобного монаха! Старый, а такой вспыльчивый! Я пошутил, а он распалился, наговорил всякого вздора!Увидев возмущенного старика, соседи забросали его вопросами:— Дядюшка, что с вами случилось? Чем вы рассержены?— Долго рассказывать, — махнул рукой тот. — В прошлую зиму принес мне как-то Цыюнь яйцо аиста и попросил подложить курице: у меня как раз наседка цыплят высиживала. Ну я и подложил. А из этого яйца возьми да и вылупись младенец, вершков этак в шесть-семь ростом.— Да может ли быть такое?! — удивились соседи.— Говорят вам, а вы не верите! — рассердился дядюшка Чжу. — Что вылупился, еще полбеды. Так он вдобавок наседку задушил и все яйца в гнезде перебил! Я позвал Цыюня, чтоб поглядел. Тот испугался, что могут быть неприятности, попросил меня молчать, пообещал возместить убытки зерном нового урожая и забрал свое чудовище вместе с гнездом. Я думал, он его в реку выбросит или в землю зароет. А тут слышу, у Лю Собачонки мальчишка появился. Меня и одолели сомнения. Беру мешок, иду в храм, хочу, значит, обещанное зерно получить, ну и заодно на мальчишку взглянуть. А Цыюнь отказал, да еще и накричал. Ну, ладно, не хочешь показывать — не показывай. Но зачем же злиться и нести чушь, будто я собираюсь признать мальчишку своим внуком!— Да, просто удивительно! — качали головами соседи. — И вы до сих пор молчали! Но не расстраивайтесь. Дело у вас не спешное, старый хэшан скоро успокоится, и мы тогда сами попросим у него зерна для вас.Старика кое-как успокоили, и он ушел домой.После ссоры с дядюшкой Чжу старец приказал Лю Собачонке ни под каким видом никому не показывать мальчика. Между тем прошел еще год, мальчик подрос, над ним совершили обряд пострижения, и после этого все в храме стали именовать его маленьким хэшаном. Но так как дядюшка Чжу разгласил тайну его появления на свет, то это стало известно кое-кому из монахов, и они за глаза стали называть его Даньцзы, или хэшан Яйцо.Быстро летит время. Не успели оглянуться, мальчику уже пятнадцать исполнилось. Надо сказать, что природа наделила его умом необыкновенным. Правда, сам он не очень любил читать сутры и каноны, но зато если ему что-либо читали, то запоминал все с первого раза и повторить мог без запинки. За это его полюбил сам Цыюнь, а уж старый даос — тот в нем души не чаял.Однако были у Даньцзы и странности. Так, с ранних лет он привык есть скоромное и пить вино, любил также биться на дубинках и копьях. Оружия в храме, разумеется, не было, так он вытащит, бывало, из ворот засов и давай с ним играть, как с мечом. Умел он и работать. Когда его посылали вскапывать огород, он за день столько вскапывал, сколько другому и за два не управиться. Но зато уж характером был строптив. Стоило его задеть случайно — обязательно обругает обидчика, а то и вовсе поколотит. Все монахи в храме его ненавидели, но терпели, боясь навлечь на себя гнев стоявшего за него горой Цыюня.Как-то случилось Даньцзы подслушать разговор о том, что он не просто родился, как все люди, а вылупился из яйца. После этого хэшан Яйцо вообразил себя человеком необыкновенным, которому предстоит совершить великие дела. Монахи продолжали издеваться над ним, обзывая его, то скотским семенем, то куриным отродьем. Хэшан Яйцо обижался и не раз порывался покинуть храм и отправиться странствовать по Поднебесной. Лишь строгий присмотр Цыюня да привязанность к старому даосу мешали ему осуществить задуманное.Но вот однажды старый даос заболел и слег. Хэшан Яйцо заботливо за ним ухаживал, кормил, поил лекарствами — увы, ничего не помогло, старик умер. Яйцо попросил у Цыюня разрешения похоронить даоса на пустыре рядом с огородом. Старец разрешил. Недовольные монахи стали ворчать:— Какому-то никчемному даосу отводить целый участок для погребения! А если умрет настоящий хэшан, настоятель отдаст под его могилу половину огорода, да еще курган прикажет насыпать? Нет, разорит он наш храм!..Цыюнь молчал и делал вид, будто эти разговоры его не касаются.Однако в день похорон никто из монахов на церемонию не явился: кто ссылался на старый недуг, кто — на новый. Пришлось старому хэшану одному хоронить умершего.В тот же вечер Цыюнь позвал Яйцо ночевать к себе в келью.На третий день после похорон хэшан Яйцо решил принести в жертву названому отцу чашку мясного бульона, но потом вспомнил, что старик при жизни не ел скоромного, и купил для него немного соевого сыра Соевый сыр — популярное народное кушанье, изготовляемое из выжимок соевых бобов.
. Сыр он оставил на кухне, а сам пошел за бумажными жертвенными деньгами. Однако в его отсутствие кто-то переставил чашку на низенькую скамеечку перед очагом, и забежавшая на кухню собака съела сыр. Яйцо решил, что монахи подстроили это нарочно, и даже заплакал от отчаяния.— Чего хнычешь? — сказали ему монахи. — Кухня не родовой храм семейства Лю, и нечего тут слюни распускать. Да и не все ли равно, кому творог достался — собаке или твоему Собачонке?!Обиженный Яйцо убежал на берег реки, сел на камень для стирки белья и стал с горечью думать:«Эти лысые ослы только и знают, что обижать меня! Мой названый отец умер, а больше у меня здесь нет близких. Правда, старый хэшан меня любит, но и он все равно что свечка на ветру, — того и гляди, погаснет. Хорошо бы поджечь ночью этот храм, чтобы все старые ослы в нем сгорели. Только вот старца жалко. Надо бы его как-нибудь заранее выманить из храма».Тысячи мыслей теснились в его голове, но гнев не утихал. Тогда он со злости так ударил кулаком по камню, что тот раскололся.Треск расколовшегося камня услышал Чоухань — он как раз в этот момент мыл в реке овощи. Чоухань был сыном дядюшки Чжу, который к этому времени тоже умер. Цыюнь помогал тогда сыну дядюшки Чжу устроить похороны отца. На похороны он взял с собой хэшана Яйцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Итак, мы рассказали о том, что старец Цыюнь зарыл в землю вылупившегося из яйца младенца, но только он собрался уходить, как вдруг увидел, что младенец высунул наружу головку величиной с крупный персик. Старец переполошился, замахнулся лопатой и с такой силой ударил младенца, что рукоятка переломилась, сам же он, потеряв равновесие, упал. А когда поднялся, то увидел, что младенец как ни в чем не бывало сидит в гнезде и улыбается.— Эх, малый, — растерянно пробормотал старец, — и что бы тебе не попасть в какую-нибудь знатную бездетную семью, где бы тобой дорожили, как жемчужиной! Послушай-ка меня, лучше сгинь и не пугай старого монаха.С этими словами монах перевернул гнездо, засыпал его землей, а сверху еще навалил целую груду камней, надеясь, что теперь-то младенцу не выбраться. Однако его тут же снова одолели сомнения:«А вдруг в огород забредут собаки да разроют кучу? Запру-ка я его хорошенько и никого сюда не впущу. Тогда это чудовище или задохнется, или помрет с голоду».Старец запер ворота на засов, повесил новый медный замок, а остальных монахов строго предупредил:— Пока не разрешу, в огород ни ногой.Монахи хоть и не поняли, в чем дело, однако, зная крутой нрав старца, расспрашивать не посмели.Дней через десять Цыюнь решил пойти поглядеть на огород, так как был уверен, что на сей раз младенец не ожил.Придя в огород, он увидел, что камни разбросаны, гнездо перевернуто, а младенец исчез. Не на шутку испугавшись, Цыюнь бросился искать его и обнаружил спящим совершенно голым под ивой. За эти дни младенец заметно подрос, стал не таким уродливым, как вначале, но говорить еще не умел. Когда старец приблизился, он засмеялся и уцепился ручонкой за край его куртки. Испугавшийся Цыюнь оттолкнул его и бросился вон из огорода. Сердце его бешено колотилось.«Я так старательно закопал его, — испуганно думал он, — какой же бес помог ему выбраться?! Ведь не может же такой крохотный малец сам разбросать тяжелые камни? И надо же, за каких-то десять дней вырос больше чем на один чи. Если так пойдет и дальше, лет через двадцать — тридцать, глядишь, и до небес дотянется. Чудеса, да и только! Придется погадать — к добру или к несчастью его появление. А вдруг он святой и я потому ничего не мог с ним поделать? Ладно, посмотрю, что даст гадание. Если великая богиня Гуаньинь пожелает, чтобы младенец остался в живых, буду его растить».Цыюнь прошел в храм, поклонился статуе богини и обратился к ней с такими словами:— Вот уже много лет, как я ушел от мира, и все это время строго соблюдал обеты. Но случилось так, что, набирая воду в реке, я выловил яйцо и подложил его по недомыслию в куриное гнездо. И кто бы мог подумать, что из яйца вылупится чудовище! Я его и в землю закапывал, и голодом морил — не умирает. И вот я думаю, что это либо бес, либо душа невинно пострадавшего! Если Небо назначило ему стать монахом, пошли мне, богиня, счастливую бирку Гадательные бирки — деревянные дощечки с цифрами или магическими знаками, которые соответствуют определенному изречению в священных книгах.
, и тогда я позабочусь о нем и избавлюсь от страха и сомнений. Кланяюсь тебе и нижайше умоляю!Окончив молитву, старец потряс стакан с гадательными бирками. Одна бирка выпала из стакана и упала на пол. Цыюнь поднял ее: это была пятнадцатая бирка со знаками «Великое счастье», за которыми следовали стихи: Бушуют за дверью волны и ветер,но об этом не ведают люди;Однако все знают, что рано иль поздноличинка бабочкой будет.Рождения место и смерти время,сроки всех измененийРасчислены строго всеведущим Небом,вписаны в книгу судеб. Цыюнь прочитал надпись на бирке и подумал:«Под личинкой наверняка подразумевается приемный сын Приемный сын. — В древнем поэтическом каноне «Книга Песен» китайское слово «Минлин», означающее личинку тутового шелкопряда, ассоциировалось с понятием приемного сына.
, что в нашей монашеской семье соответствует ученику или послушнику. К тому же в бирке ясно сказано, что я могу принять его безо всяких для себя неприятностей».Цыюнь позвал даоса Лю Собачонку и сказал ему:— В деревне у кого-то родился ребенок, и его подкинули в наш огород. Мальчонка хороший, может, возьмешь его? Пострижем, станет монахом, да и тебе на старости лет опора будет.Собачонка Лю был родом из здешних мест, здесь же и состарился. Жена его умерла, детей у них не было, и, чтобы избежать одиночества, он стал монахом при этом храме. Он очень любил детей: бывало, увидит ребенка, так и бросится к нему, готовый приласкать. Собачонка Лю сходил в огород, взял младенца, бережно завернул его в куртку и унес с собой. Тем временем Цыюнь прикрыл ворота, снял с них замок и вернулся к себе в келью. Там он достал старую рубаху и дал ее даосу.— Старья и у меня хватает, — сказал тот. — Лучше бы дали немного шелку на рубашку. Да и кормить малыша нечем! Где мне взять молока?— А зачем ему молоко? — возразил Цыюнь. — Давай ему по утрам немного рисового отвара. Выживет, считай, тебе повезло, а помрет — значит, судьба! Ну а выкормишь — тебе же доброе дело зачтется.— Мальчик мне нравится, — сказал даос, — он веселый, все время смеется и почти не плачет. Удивительно!— Со спокойным ребенком и хлопот меньше, — подтвердил Цыюнь. — Да и растет он быстрее.Пока они так беседовали, в келью старого даоса набились монахи. Всех одолевало любопытство, откуда у Лю Собачонки малыш.— И сам не знаю, — отвечал даос. — Кто-то подбросил в огород.Среди монахов, как это обычно водится, были и добрые и злые.— Амитофо! Амитофо — название буддийского божества. Восклицание «Амитофо!» соответствует русскому выражению «Боже мой!».
— говорили добрые. — Спасение человеческой жизни зачтется нашему храму...— Какие же это родители станут подбрасывать своего ребенка? — посмеивались злые. — Видать, незамужняя бабенка согрешила да и подкинула, побоявшись, как бы люди не узнали... Лучше не оставлять его в храме, а то еще беду на себя накличем...— Грешно так говорить, — возражали добрые. — Да и откуда вы знаете, кто его родил? Конечно, любящие супруги своего ребенка не подкинут. А вот если он родился от молодой наложницы или служанки, то старая хозяйка из ревности спокойно могла подбросить.— Выкормить, конечно, можно, — упрямились злые. — Но хорошо ли это будет, если кто посторонний услышит во дворе храма детский плач?!— У этого младенца есть одно замечательное достоинство — он никогда не плачет, — сказал старый даос.Возразить на это было нечего, и все замолчали.— Ну, хватит толкаться в келье, я ухожу, — сказал Цыюнь и вышел.Вслед за ним разошлись и остальные монахи.А теперь расскажем о том, что старый даос полюбил приемыша, как родного сына. Каждый день утром и вечером он поил его рисовым отваром и кормил жидкой кашицей. Ребенок ел все, что давали, и рос здоровым и крепким малышом.Прошло несколько месяцев, и по окрестным деревням распространился слух о том, что старый хэшан из храма Утренней зари нашел в огороде мальчишку и отдал его на воспитание даосу Лю Собачонке. Слух этот дошел и до дядюшки Чжу.«Как можно найти в огороде ребенка? — подумал дядюшка Чжу. — Видать, это то самое чудовище, что вылупилось из яйца, а старый хэшан не смог от него избавиться и оставил у себя. Помнится, он обещал дать мне за мою курицу немного зерна, но что-то до сих пор ничего не присылает. Урожай у меня нынче плохой, так что схожу, пожалуй, напомню ему об обещании. Заодно и на ребенка погляжу — так ли он безобразен, как прежде».Дядюшка Чжу взял мешок и отправился в храм. Старого Цыюня он увидел сидящим у входа на галерею — тот чинил свою куртку.— Давно не виделись с вами, почтенный наставник! — приветствовал дядюшка Чжу хэшана.При появлении дядюшки Чжу старец вспомнил о своем обещании, отложил куртку, торопливо встал и извинился:— Простите, я обещал прислать вам зерна, а потом запамятовал.— Пустяки! Вообще-то я не собирался ничего просить. У меня самого было немного зерна, да вот недавно приехали родственники, погостили несколько дней и все съели. Вот и пришлось обратиться к вам. На будущий год, как сниму новый урожай, обязательно напеку лепешек и пришлю вам.— Свои обещания я выполняю всегда, — твердо сказал Цыюнь. — Можете не беспокоиться, возвращайтесь пока домой, а я распоряжусь, чтобы вам доставили зерно.— Не стоит зря хлопотать, я сам донесу, — сказал дядюшка Чжу. — Я вот и мешок с собой захватил.— Ну, коли так, то подождите здесь немного, я сейчас вам отсыплю, — сказал Цыюнь, принимая мешок.— Я еще хотел бы поговорить с Лю Собачонкой, — сказал дядюшка Чжу.— Он сейчас работает в огороде. Подождите здесь, я его позову, — сказал Цыюнь и, взяв свою недочиненную куртку, направился внутрь храма. Ему очень не хотелось, чтобы дядюшка Чжу входил — чего доброго, еще увидит ребенка, и начнет расспрашивать, тот это или не тот. Но дядюшка Чжу увязался следом, будто и не слышал просьбы. Испугавшийся Цыюнь с такой поспешностью захлопнул перед стариком дверь, что прищемил ему ногу.— Ну, куда же вы! — в сердцах сказал он. — Это зал созерцания, мирянам входить сюда не полагается. Я же просил вас подождать...Дядюшка Чжу виновато захихикал:— Я прослышал, что у Лю Собачонки появился мальчишка... Вот и хотел порасспросить, откуда он — из чрева вышел или из яйца вылупился?Услышав слова «из яйца вылупился», Цыюнь побагровел:— Вздорный вы старик! Какое вам дело — из чрева он или из яйца? Ребенка нашли на дороге. Мальчик большой, свыше двух чи ростом. Подумайте сами, может ли такой великан вылупиться из простого яйца? Или он вам приглянулся и вы хотите признать его своим внуком? Если так, то никакого зерна от меня вы не получите!Не на шутку рассерженный, Цыюнь швырнул мешок на землю. Дядюшка Чжу струхнул:— Что вы, не нужен мне этот младенец, даже видеть его не хочу! Вы уж не сердитесь.Он поднял мешок, отряхнул его и собрался уходить.— Значит, зерно вам не нужно? Что ж, упрашивать не стану, — усмехнулся Цыюнь и захлопнул ворота.Дядюшка Чжу вышел из храма, недовольно бормоча:— В жизни не встречал подобного монаха! Старый, а такой вспыльчивый! Я пошутил, а он распалился, наговорил всякого вздора!Увидев возмущенного старика, соседи забросали его вопросами:— Дядюшка, что с вами случилось? Чем вы рассержены?— Долго рассказывать, — махнул рукой тот. — В прошлую зиму принес мне как-то Цыюнь яйцо аиста и попросил подложить курице: у меня как раз наседка цыплят высиживала. Ну я и подложил. А из этого яйца возьми да и вылупись младенец, вершков этак в шесть-семь ростом.— Да может ли быть такое?! — удивились соседи.— Говорят вам, а вы не верите! — рассердился дядюшка Чжу. — Что вылупился, еще полбеды. Так он вдобавок наседку задушил и все яйца в гнезде перебил! Я позвал Цыюня, чтоб поглядел. Тот испугался, что могут быть неприятности, попросил меня молчать, пообещал возместить убытки зерном нового урожая и забрал свое чудовище вместе с гнездом. Я думал, он его в реку выбросит или в землю зароет. А тут слышу, у Лю Собачонки мальчишка появился. Меня и одолели сомнения. Беру мешок, иду в храм, хочу, значит, обещанное зерно получить, ну и заодно на мальчишку взглянуть. А Цыюнь отказал, да еще и накричал. Ну, ладно, не хочешь показывать — не показывай. Но зачем же злиться и нести чушь, будто я собираюсь признать мальчишку своим внуком!— Да, просто удивительно! — качали головами соседи. — И вы до сих пор молчали! Но не расстраивайтесь. Дело у вас не спешное, старый хэшан скоро успокоится, и мы тогда сами попросим у него зерна для вас.Старика кое-как успокоили, и он ушел домой.После ссоры с дядюшкой Чжу старец приказал Лю Собачонке ни под каким видом никому не показывать мальчика. Между тем прошел еще год, мальчик подрос, над ним совершили обряд пострижения, и после этого все в храме стали именовать его маленьким хэшаном. Но так как дядюшка Чжу разгласил тайну его появления на свет, то это стало известно кое-кому из монахов, и они за глаза стали называть его Даньцзы, или хэшан Яйцо.Быстро летит время. Не успели оглянуться, мальчику уже пятнадцать исполнилось. Надо сказать, что природа наделила его умом необыкновенным. Правда, сам он не очень любил читать сутры и каноны, но зато если ему что-либо читали, то запоминал все с первого раза и повторить мог без запинки. За это его полюбил сам Цыюнь, а уж старый даос — тот в нем души не чаял.Однако были у Даньцзы и странности. Так, с ранних лет он привык есть скоромное и пить вино, любил также биться на дубинках и копьях. Оружия в храме, разумеется, не было, так он вытащит, бывало, из ворот засов и давай с ним играть, как с мечом. Умел он и работать. Когда его посылали вскапывать огород, он за день столько вскапывал, сколько другому и за два не управиться. Но зато уж характером был строптив. Стоило его задеть случайно — обязательно обругает обидчика, а то и вовсе поколотит. Все монахи в храме его ненавидели, но терпели, боясь навлечь на себя гнев стоявшего за него горой Цыюня.Как-то случилось Даньцзы подслушать разговор о том, что он не просто родился, как все люди, а вылупился из яйца. После этого хэшан Яйцо вообразил себя человеком необыкновенным, которому предстоит совершить великие дела. Монахи продолжали издеваться над ним, обзывая его, то скотским семенем, то куриным отродьем. Хэшан Яйцо обижался и не раз порывался покинуть храм и отправиться странствовать по Поднебесной. Лишь строгий присмотр Цыюня да привязанность к старому даосу мешали ему осуществить задуманное.Но вот однажды старый даос заболел и слег. Хэшан Яйцо заботливо за ним ухаживал, кормил, поил лекарствами — увы, ничего не помогло, старик умер. Яйцо попросил у Цыюня разрешения похоронить даоса на пустыре рядом с огородом. Старец разрешил. Недовольные монахи стали ворчать:— Какому-то никчемному даосу отводить целый участок для погребения! А если умрет настоящий хэшан, настоятель отдаст под его могилу половину огорода, да еще курган прикажет насыпать? Нет, разорит он наш храм!..Цыюнь молчал и делал вид, будто эти разговоры его не касаются.Однако в день похорон никто из монахов на церемонию не явился: кто ссылался на старый недуг, кто — на новый. Пришлось старому хэшану одному хоронить умершего.В тот же вечер Цыюнь позвал Яйцо ночевать к себе в келью.На третий день после похорон хэшан Яйцо решил принести в жертву названому отцу чашку мясного бульона, но потом вспомнил, что старик при жизни не ел скоромного, и купил для него немного соевого сыра Соевый сыр — популярное народное кушанье, изготовляемое из выжимок соевых бобов.
. Сыр он оставил на кухне, а сам пошел за бумажными жертвенными деньгами. Однако в его отсутствие кто-то переставил чашку на низенькую скамеечку перед очагом, и забежавшая на кухню собака съела сыр. Яйцо решил, что монахи подстроили это нарочно, и даже заплакал от отчаяния.— Чего хнычешь? — сказали ему монахи. — Кухня не родовой храм семейства Лю, и нечего тут слюни распускать. Да и не все ли равно, кому творог достался — собаке или твоему Собачонке?!Обиженный Яйцо убежал на берег реки, сел на камень для стирки белья и стал с горечью думать:«Эти лысые ослы только и знают, что обижать меня! Мой названый отец умер, а больше у меня здесь нет близких. Правда, старый хэшан меня любит, но и он все равно что свечка на ветру, — того и гляди, погаснет. Хорошо бы поджечь ночью этот храм, чтобы все старые ослы в нем сгорели. Только вот старца жалко. Надо бы его как-нибудь заранее выманить из храма».Тысячи мыслей теснились в его голове, но гнев не утихал. Тогда он со злости так ударил кулаком по камню, что тот раскололся.Треск расколовшегося камня услышал Чоухань — он как раз в этот момент мыл в реке овощи. Чоухань был сыном дядюшки Чжу, который к этому времени тоже умер. Цыюнь помогал тогда сыну дядюшки Чжу устроить похороны отца. На похороны он взял с собой хэшана Яйцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52