Затем им роздали оружие. Здесь некоторое нарушение формы не имело особого значения: многих в последнее время вербовали в солдаты столь поспешно, что полного единообразия в их снаряжении могло и не быть; к тому же, после тяжелой походной жизни нечего было ожидать, чтобы солдаты имели опрятный вид и полностью сохраняли свои доспехи и оружие.Остальные рабы, которым предстояло изображать пленников, забавлялись, глядя на выбранных Феликсом воинов. Они подшучивали над ними, уверяя, что предпочитают выступать в своей менее почетной роли, – так, по крайней мере, они смогут оставаться самими собой. И в лагере воцарилось бодрое настроение.Феликс продолжал разрабатывать свой план так, чтобы не оставалось ни одной неясной подробности. На представителей власти в гавани, куда они явятся, необходимо было произвести должное впечатление, не допустив ни малейшей ошибки. Было ясно, что от Феликса, как начальника отряда, потребуют, чтобы он подписал документ, свидетельствующий, что им для государственной надобности реквизирован корабль и что расходы возмещены будут владельцу римской казной. Но Феликс был неграмотный и потому Бренну пришлось научить его писать слова «Марк Юлий Фронтин» – имя, которое они ему придумали, а затем и остальное: «Трибун. Десятый легион».Феликс, насупившись, чертил концом кинжала на земле буквы, стирая написанное и начиная снова. Буквы эти для него не имели никакого смысла, и потому ему было очень трудно удержать их в памяти. Под конец он добился того, что у него получилось нечто похожее на слова, нацарапанные Бренном. Стараясь научиться писать их как можно быстрее и правильнее, он стал чертить свои каракули повсюду – и на скалах, и на коре немногочисленных деревьев.– Кто бы мог подумать, что на старости лет я получу такое красивое имя, – подсмеивался он, – Марк Юлий Фронтин? Это я. Эй ты там, узнаешь меня или нет? – крикнул он одному из смотревших на него товарищей.– За версту узнаю. Ты Феликс, который был в Велитрах рабом при банях, и единственное, в чем тебя можно упрекнуть, – в том, что ты за обедом съедал больше, чем было положено.– Врешь ты все, – закричал Феликс и в шутку свалил его с ног. – Я Марк Юлий Фронтин, трибун десятого легиона, во всяком случае на ближайшие несколько дней; запомни это, а то я только что забыл и опять могу забыть.Человек отошел, почесывая затылок и добродушно ухмыляясь.Самое лучшее снаряжение взял себе Феликс. Шлем с султаном плотно сидел у него на голове, закрывая клеймо. Мальчики в свою очередь вырядились так, чтобы их принимали за вестовых при трибуне – Феликсе.В ту ночь весь лагерь был охвачен надеждой, Люди собирались более упорядоченными группами и по-товарищески беседовали, разбирая свои пожитки, приготовляясь к завтрашнему походу, в который надо будет выступить дисциплинированно. Феликс сообщил мальчикам, что, по его расчетам, побережье должно находиться милях в пятидесяти к югу и что туда можно будет дойти в три, самое большое – в четыре дня.На следующее утро отряд выступил. Феликс потребовал, чтобы каждый и каждая продолжали играть свою роль даже при переходах через пустынную местность, где вряд ли можно было встретить кого-нибудь, кроме заблудившегося пастуха или разбойника. Каждому в отряде необходимо было привыкнуть к своей роли, чтобы произвести должное впечатление, когда отряд окажется в месте назначения. Ведь если бы кто-нибудь донес властям, что большая толпа людей, похожих на восставших рабов, движется на юг через холмы, весьма вероятно, что за ними в погоню выслали бы конный отряд.Главная опасность состояла именно в том, что они могли натолкнуться на один из таких отрядов, которым поручено было разыскивать рассеявшихся после сражения воинов Спартака, Поэтому они, насколько возможно было, старались держаться холмистой местности, выбирая наименее людные дороги, а так как эти дороги были узкие и неровные, приходилось двигаться медленнее.На третий день у них уже иссякли все припасы. Но мальчики в сопровождении нескольких повстанцев, более других походивших на римских легионеров, зашли в ближайшую деревню и реквизировали там все зерно, заплатив за него золотыми монетами из добычи, которая доставалась восставшим в былые дни. Жители деревни ничего не заподозрили, они даже удивились тому, что им вообще заплатили за зерно. От них мальчики узнали, что самая большая группа бежавших после сражения рабов в количестве пяти тысяч, устремившаяся на север, была окружена солдатами, и уже принято решение всех, кто будет захвачен живым, распять на крестах вдоль Аппиевой дороги Аппиева дорога – военная дорога от Рима до Капуи, построенная в 312 году до н. э. Аппием Клавдием
. Печальное известие об участи, которая готовилась их собратьям, все же не могло заглушить в них чувство тревожной радости оттого, что внимание римских войск пока отвлечено от южного побережья.Самая лучшая лошадь была у Феликса. Он все время выезжал вперед на разведку. Однажды ему удалось уберечь свой отряд от встречи с испанскими всадниками под командой римлянина. Он подал своим знак, и отряд ушел и скрывался в пихтовой роще, пока не миновала опасность.На пятый день они достигли побережья. Усталые люди стояли на высоком, голом гребне горы и глядели вниз, на Тарентинский залив, сверкавший в лучах солнца, а свежий ветерок, насыщенный запахом моря, овевал их лица прохладой. Какой-то пастух сказал им, что на расстоянии всего нескольких миль находится Сирисская гавань. И они двинулись в этом направлении по береговой дороге.Примерно через час они добрались до предместий города. Расположив свой отряд у городских ворот, Феликс в сопровождении мальчиков и охраны из специально подобранных людей въехал в город и потребовал, чтобы его проводили к главному представителю городских властей. Приближающийся отряд сразу заметили со стен города, где уже собралась толпа зевак: весть о поражении восставших придала мужества рабовладельцам всех южных городов.Увидев отряд, который они приняли за утомленных переходом легионеров, конвоирующий взятых в плен рабов, горожане высыпали из ворот поглазеть на пленников и осыпать их оскорблениями. Им хотелось плевать на захваченных и бросать в них камнями, но они боялись попасть в воинов, одетых в форму римских легионеров. Так им и пришлось удовольствоваться ругательствами и оскорблениями.Сирис славился своей статуей богини Афины. Однажды, несколько столетий тому назад, когда напавшие на город греки захватили его у первых колонистов, некоторые из осажденных бросились в храм, к ногам статуи, молить богиню о спасении. Победители начали оттаскивать их прочь, и тогда (так гласило предание) богиня закрыла свои каменные очи от ужаса и гнева перед совершающимся святотатством, а преступники в страхе бежали.И теперь жители города, чувствуя, что опасность, грозившая им от восставших рабов, миновала, славили свою богиню.– Это она спасла нас от грабителей и убийц.– Посмотрите-ка на их зверские рожи. Счастье, что у нас такие храбрые солдаты, которые их разгромили.– Мятежники все равно не завладели бы Сирисом.Горожане приносили мнимым солдатам вино и пироги, и рабы, изображавшие пленников, очень завидовали счастливцам. Феликс же пробрался сквозь гущу толпы и потребовал, чтобы его провели туда, где заседает совет города. ГЛАВА XIII. УДАЧНАЯ ХИТРОСТЬ Феликса с его охраной и обоими мальчиками ввели в просторное помещение, где навстречу им поднялся жирный лысый человек в одеянии с пурпурной каймой. Тут же находились ликторы Ликторы – почетная стража должностного лица в Риме, всегда его сопровождавшая. Знаками ликторов были фасции – связки прутьев с вложенным в середину топором
со связками прутьев, а в креслах, расположенных амфитеатром, сидели влиятельные граждане, члены совета.– Чему мы обязаны такой честью? – отдуваясь, спросил председатель. – Как первый гражданин славного и древнего города Сириса, основанного выходцами из Трои, приветствую тебя в наших стенах и с радостью пользуюсь случаем, чтобы передать тебе петицию, где перечислены потери, которые сограждане наши понесли от грабительства злодеев, столько времени наводивших ужас на всю Италию и особенно на наш округ, хотя их замыслы и по терпели крушение. Мы будем счастливы, если ты, как лицо, несомненно, влиятельное, представишь нашу петицию римскому сенату…– Я всего только воин, к государственным делам отношения не имею, – перебил Феликс эту речь, которую председатель, видимо, заучил наизусть. – Разве город не может оплатить расходы по доставке вашей петиции в Рим каким-нибудь рабом – гонцом государственной почты? Или вы не знаете, что задерживать военного, находящегося, как я в настоящее время, при исполнении служебных обязанностей, – преступление перед государством? А что такое излишние разговоры, как не задержка?Эти слова явно смутили председателя.– Но все же, может быть, ты будешь так благосклонен и употребишь все свое влияние…– Мы об этом потолкуем позже, – опять перебил его Феликс. – Прежде всего, да будет вам известно, что мне нужна ваша помощь, которую вы мне, разумеется, с радостью окажете.– Вне всякого сомнения, – промолвил председатель без всякого восторга.– Хорошо, – ответил Феликс и обернулся к Марону. – Пойди, скажи центуриону Центурион – в римском войске командир центурии (сотни)
, чтобы он вел пленных к главной пристани. Он сам знает, что ему делать.Марон вышел из помещения.– Не будешь ли ты так добр объяснить нам, что все это означает, – начал председатель, от волнения надувая щеки и тревожно моргая глазами.– Мне приказано взять в вашей гавани самый большой корабль и плыть в Регий, – произнес Феликс, повторяя придуманное заранее заявление. – Пленные, которые находятся под нашей охраной, должны быть отправлены в Регий, где, как вы сами знаете, мятежники прошлой зимой наделали много бед.– А разве они не могут идти пешком?– В горах между вашим городом и Регием имеется крупная шайка еще не пойманных мятежников, и мне велено не рисковать. Среди моих пленников есть несколько главарей. Их личность должна быть установлена в Регии. Теперь ты все знаешь.– Но почему вы явились именно сюда? – спросил председатель, ища, что бы возразить. – Почему не в Метапонт или Тарент?– Уж, наверно, потому, что ваш город был ближе всего, – резко ответил Феликс. – Поэтому, если ты вручишь мне вашу петицию, я позабочусь о том, чтобы она рано или поздно попала куда следует.– Ты очень добр, – отдуваясь, сказал председатель. – Но, может быть… дай-ка я подумаю. У нас нет ни одного подходящего корабля. Ни одного, который был бы сейчас готов к выходу в море.– Об этом вы уж не тревожьтесь, – успокоительным тоном произнес Феликс. – Мои люди живо все наладят.Председатель колебался. Ему хотелось отказать, но он недоумевал, как это сделать. Перед ним был грубый рубака – и вид у него был такой, и речи такие. Но солдаты часто бывают очень грубыми и ни с чем не считаются. Конечно, в чрезвычайных обстоятельствах все должны прийти на помощь государству, но ведь мятежники теперь разгромлены. Почему же военным дано право по их усмотрению распоряжаться частной собственностью граждан?– Похоже на то, что у нас нет ни одного свободного корабля, который мог бы выйти в море, – сказал он, напуская на себя важный вид.Члены совета поддержали его сочувственным гулом. Они не желали соглашаться на требование предоставить корабль. Несколько месяцев тому назад, когда ими еще владел страх перед восставшими, они бы сразу согласились. Но сейчас у них было совсем не то настроение.Феликс только отмахнулся от председателя и членов совета.– Не ваша это забота, – повторил он. – Все равно должно быть по-моему. Зовут меня Марк Юлий Фронтин. Я – трибун десятого легиона.Ему нравилось повторять свое выдуманное имя, и он даже причмокнул.– Я не привык, чтобы мне говорили «нет». Я делаю, что хочу, беру, что мне понравится, а по счету может платить кто угодно, кроме меня.Члены совета растерянно поежились в своих креслах. Что-то уж очень невежливо разговаривает этот военный трибун. Но они настолько привыкли к наглому высокомерию римских сенаторов, что им даже в голову не пришло заподозрить Феликса в обман? Все же их несколько смутила его грубая речь. Римский аристократ вполне мог думать, как Феликс, однако, не стал бы высказываться так откровенно, как он. Но, может быть, – думали они, – этот надменный трибун очень долго прослужил в чужих странах и приобрел грубые провинциальные замашки. Он словно не соображал, что разговаривает со свободными гражданами. Но каковы бы ни были причины подобного поведения, вел он себя весьма неприятно. И члены совета беспокойно ерзали на своих местах.Один из них, уловив взгляд председателя, встал и заговорил:– Благородные отцы города Сириса, вы хорошо знаете, что в гавани сейчас нет ни одного корабля с полной командой или заслуживающим доверия кормчим. Может быть, через месяц или два…Феликс потряс кулаком под самым носом говорившего:– Молчать!Тот, пораженный, опустился на свое место, а Феликс спокойно продолжал:– Не бойтесь. Я человек добродушный, только не надо мне перечить. В таких случаях я сперва, действую, а уж потом думаю, но до сих пор именно я-то и оставался в живых. Только вот глаза не уберег. Он мне приказал долго жить.И он разразился громким хохотом, а затем опять оглядел собравшихся,– Может, кто еще что-нибудь скажет? Видно, никто. Давайте будем опять друзьями. Велите принести вина… Впрочем, сейчас не до того. Документы-то у вас готовы?Председатель снова поднялся со своего места, мрачно пыхтя. Но прежде, чем он успел раскрыть рот, вошел Марон в сопровождении мнимого центуриона, одетого в посеребренные доспехи, с виноградной лозой Виноградная лоза – эмблема власти в руках центуриона и вместе с тем орудие телесного наказания провинившихся солдат
в руках.– Корабль мы нашли, – доложил он Феликсу. – Его только что разгрузили и собрались вновь нагружать тюками с шерстью. Большинство матросов еще не сошло на берег, так что мы велели им оставаться на корабле.– Отлично, – закричал Феликс, с веселой усмешкой обращаясь к собранию, – корабль мы достали. Сами видите, что я был прав, когда говорил, что вам беспокоиться нечего. Если вы дадите мне что-нибудь подписать, я подпишу. Если нет, мы отчалим и так.– Но корабль нам нужен, – протестовал председатель. – Не позднее, чем послезавтра, мы обязались отправить его из гавани с грузам шерсти и кож. Наши деньги пропадут.– А вы укажите это в своей петиции сенату, – ехидно возразил Феликс.– Матросов нет, – твердил свое председатель.– Есть, есть, – ответил Феликс. – Мои люди об этом уже позаботились.Члены совета так и не знали, что им предпринять. Они молча уставились на Феликса.– Вы исполняете свой долг перед государством, – напыщенно заявил он, повторяя одну из фраз, которую сочинил вместе с Бренном. – Вы должны этому радоваться. А если вы не рады, я доложу сенату, что вы – шайка, сочувствующая мятежникам, и что на вас надо наложить основательную денежную пеню.– Этот корабль – мой, – сказал, поднимаясь с места, один из членов совета. – Я не хочу, чтобы его забирали…– Ты не хочешь? – многозначительно, протянул Феликс. – Ладно. Попробуй нам помешать.Он взглянул на председателя:– А разве тебе не нужно, чтобы я подписал документ?– Да, да, – сказал председатель, стараясь хоть что-нибудь извлечь из этой неприятной истории. Он сделал знак своему помощнику, писцу, который ушел в боковое помещение и стал спешно составлять документ.– Ну, вот и хорошо, – произнес Феликс, снова заулыбавшись. – Я так и знал, что вы образумитесь, если вам дать время подумать… Я ведь никогда не сержусь, если только люди не начинают дурить. Город у вас славный. Как-нибудь я еще приеду и получше с ним ознакомлюсь. Тогда мы с вами выпьем. Не забудьте моего имени – Марк Юлий Фронтин.– Ты не в родстве с Фронтином, который управлял Сардинией? – спросил один из присутствующих.– Я знал его много лет, – ответил Феликс. – По правде сказать, это же мой брат. Хороший парень. Вроде меня.– Но ведь он уже умер.– Что поделаешь? – сказал Феликс, подмигнув единственным глазом. – Все мы когда-нибудь помрем, Он умер у меня на руках.Теперь Бренн стал опасаться, чтобы насмешки Феликса над членами совета не выдали его.– Я слышал, что он умер от какой-то внутренней болезни, – сказал собеседник Феликса с некоторым сомнением в голосе.– Правильно, – подхватил Феликс, который не мог отказать себе в удовольствии подурачить спесивых «отцов города».– У него был коклюш, осложненный расстройством желудка. Он всегда ужасно много ел, и врачи сказали, что доконала его спаржа.Члены совета удивленно глядели на него, чувствуя в его речах явную странность, но не отдавая себе отчета, в чем тут дело. Для них было ясно, что он из простонародья:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
. Печальное известие об участи, которая готовилась их собратьям, все же не могло заглушить в них чувство тревожной радости оттого, что внимание римских войск пока отвлечено от южного побережья.Самая лучшая лошадь была у Феликса. Он все время выезжал вперед на разведку. Однажды ему удалось уберечь свой отряд от встречи с испанскими всадниками под командой римлянина. Он подал своим знак, и отряд ушел и скрывался в пихтовой роще, пока не миновала опасность.На пятый день они достигли побережья. Усталые люди стояли на высоком, голом гребне горы и глядели вниз, на Тарентинский залив, сверкавший в лучах солнца, а свежий ветерок, насыщенный запахом моря, овевал их лица прохладой. Какой-то пастух сказал им, что на расстоянии всего нескольких миль находится Сирисская гавань. И они двинулись в этом направлении по береговой дороге.Примерно через час они добрались до предместий города. Расположив свой отряд у городских ворот, Феликс в сопровождении мальчиков и охраны из специально подобранных людей въехал в город и потребовал, чтобы его проводили к главному представителю городских властей. Приближающийся отряд сразу заметили со стен города, где уже собралась толпа зевак: весть о поражении восставших придала мужества рабовладельцам всех южных городов.Увидев отряд, который они приняли за утомленных переходом легионеров, конвоирующий взятых в плен рабов, горожане высыпали из ворот поглазеть на пленников и осыпать их оскорблениями. Им хотелось плевать на захваченных и бросать в них камнями, но они боялись попасть в воинов, одетых в форму римских легионеров. Так им и пришлось удовольствоваться ругательствами и оскорблениями.Сирис славился своей статуей богини Афины. Однажды, несколько столетий тому назад, когда напавшие на город греки захватили его у первых колонистов, некоторые из осажденных бросились в храм, к ногам статуи, молить богиню о спасении. Победители начали оттаскивать их прочь, и тогда (так гласило предание) богиня закрыла свои каменные очи от ужаса и гнева перед совершающимся святотатством, а преступники в страхе бежали.И теперь жители города, чувствуя, что опасность, грозившая им от восставших рабов, миновала, славили свою богиню.– Это она спасла нас от грабителей и убийц.– Посмотрите-ка на их зверские рожи. Счастье, что у нас такие храбрые солдаты, которые их разгромили.– Мятежники все равно не завладели бы Сирисом.Горожане приносили мнимым солдатам вино и пироги, и рабы, изображавшие пленников, очень завидовали счастливцам. Феликс же пробрался сквозь гущу толпы и потребовал, чтобы его провели туда, где заседает совет города. ГЛАВА XIII. УДАЧНАЯ ХИТРОСТЬ Феликса с его охраной и обоими мальчиками ввели в просторное помещение, где навстречу им поднялся жирный лысый человек в одеянии с пурпурной каймой. Тут же находились ликторы Ликторы – почетная стража должностного лица в Риме, всегда его сопровождавшая. Знаками ликторов были фасции – связки прутьев с вложенным в середину топором
со связками прутьев, а в креслах, расположенных амфитеатром, сидели влиятельные граждане, члены совета.– Чему мы обязаны такой честью? – отдуваясь, спросил председатель. – Как первый гражданин славного и древнего города Сириса, основанного выходцами из Трои, приветствую тебя в наших стенах и с радостью пользуюсь случаем, чтобы передать тебе петицию, где перечислены потери, которые сограждане наши понесли от грабительства злодеев, столько времени наводивших ужас на всю Италию и особенно на наш округ, хотя их замыслы и по терпели крушение. Мы будем счастливы, если ты, как лицо, несомненно, влиятельное, представишь нашу петицию римскому сенату…– Я всего только воин, к государственным делам отношения не имею, – перебил Феликс эту речь, которую председатель, видимо, заучил наизусть. – Разве город не может оплатить расходы по доставке вашей петиции в Рим каким-нибудь рабом – гонцом государственной почты? Или вы не знаете, что задерживать военного, находящегося, как я в настоящее время, при исполнении служебных обязанностей, – преступление перед государством? А что такое излишние разговоры, как не задержка?Эти слова явно смутили председателя.– Но все же, может быть, ты будешь так благосклонен и употребишь все свое влияние…– Мы об этом потолкуем позже, – опять перебил его Феликс. – Прежде всего, да будет вам известно, что мне нужна ваша помощь, которую вы мне, разумеется, с радостью окажете.– Вне всякого сомнения, – промолвил председатель без всякого восторга.– Хорошо, – ответил Феликс и обернулся к Марону. – Пойди, скажи центуриону Центурион – в римском войске командир центурии (сотни)
, чтобы он вел пленных к главной пристани. Он сам знает, что ему делать.Марон вышел из помещения.– Не будешь ли ты так добр объяснить нам, что все это означает, – начал председатель, от волнения надувая щеки и тревожно моргая глазами.– Мне приказано взять в вашей гавани самый большой корабль и плыть в Регий, – произнес Феликс, повторяя придуманное заранее заявление. – Пленные, которые находятся под нашей охраной, должны быть отправлены в Регий, где, как вы сами знаете, мятежники прошлой зимой наделали много бед.– А разве они не могут идти пешком?– В горах между вашим городом и Регием имеется крупная шайка еще не пойманных мятежников, и мне велено не рисковать. Среди моих пленников есть несколько главарей. Их личность должна быть установлена в Регии. Теперь ты все знаешь.– Но почему вы явились именно сюда? – спросил председатель, ища, что бы возразить. – Почему не в Метапонт или Тарент?– Уж, наверно, потому, что ваш город был ближе всего, – резко ответил Феликс. – Поэтому, если ты вручишь мне вашу петицию, я позабочусь о том, чтобы она рано или поздно попала куда следует.– Ты очень добр, – отдуваясь, сказал председатель. – Но, может быть… дай-ка я подумаю. У нас нет ни одного подходящего корабля. Ни одного, который был бы сейчас готов к выходу в море.– Об этом вы уж не тревожьтесь, – успокоительным тоном произнес Феликс. – Мои люди живо все наладят.Председатель колебался. Ему хотелось отказать, но он недоумевал, как это сделать. Перед ним был грубый рубака – и вид у него был такой, и речи такие. Но солдаты часто бывают очень грубыми и ни с чем не считаются. Конечно, в чрезвычайных обстоятельствах все должны прийти на помощь государству, но ведь мятежники теперь разгромлены. Почему же военным дано право по их усмотрению распоряжаться частной собственностью граждан?– Похоже на то, что у нас нет ни одного свободного корабля, который мог бы выйти в море, – сказал он, напуская на себя важный вид.Члены совета поддержали его сочувственным гулом. Они не желали соглашаться на требование предоставить корабль. Несколько месяцев тому назад, когда ими еще владел страх перед восставшими, они бы сразу согласились. Но сейчас у них было совсем не то настроение.Феликс только отмахнулся от председателя и членов совета.– Не ваша это забота, – повторил он. – Все равно должно быть по-моему. Зовут меня Марк Юлий Фронтин. Я – трибун десятого легиона.Ему нравилось повторять свое выдуманное имя, и он даже причмокнул.– Я не привык, чтобы мне говорили «нет». Я делаю, что хочу, беру, что мне понравится, а по счету может платить кто угодно, кроме меня.Члены совета растерянно поежились в своих креслах. Что-то уж очень невежливо разговаривает этот военный трибун. Но они настолько привыкли к наглому высокомерию римских сенаторов, что им даже в голову не пришло заподозрить Феликса в обман? Все же их несколько смутила его грубая речь. Римский аристократ вполне мог думать, как Феликс, однако, не стал бы высказываться так откровенно, как он. Но, может быть, – думали они, – этот надменный трибун очень долго прослужил в чужих странах и приобрел грубые провинциальные замашки. Он словно не соображал, что разговаривает со свободными гражданами. Но каковы бы ни были причины подобного поведения, вел он себя весьма неприятно. И члены совета беспокойно ерзали на своих местах.Один из них, уловив взгляд председателя, встал и заговорил:– Благородные отцы города Сириса, вы хорошо знаете, что в гавани сейчас нет ни одного корабля с полной командой или заслуживающим доверия кормчим. Может быть, через месяц или два…Феликс потряс кулаком под самым носом говорившего:– Молчать!Тот, пораженный, опустился на свое место, а Феликс спокойно продолжал:– Не бойтесь. Я человек добродушный, только не надо мне перечить. В таких случаях я сперва, действую, а уж потом думаю, но до сих пор именно я-то и оставался в живых. Только вот глаза не уберег. Он мне приказал долго жить.И он разразился громким хохотом, а затем опять оглядел собравшихся,– Может, кто еще что-нибудь скажет? Видно, никто. Давайте будем опять друзьями. Велите принести вина… Впрочем, сейчас не до того. Документы-то у вас готовы?Председатель снова поднялся со своего места, мрачно пыхтя. Но прежде, чем он успел раскрыть рот, вошел Марон в сопровождении мнимого центуриона, одетого в посеребренные доспехи, с виноградной лозой Виноградная лоза – эмблема власти в руках центуриона и вместе с тем орудие телесного наказания провинившихся солдат
в руках.– Корабль мы нашли, – доложил он Феликсу. – Его только что разгрузили и собрались вновь нагружать тюками с шерстью. Большинство матросов еще не сошло на берег, так что мы велели им оставаться на корабле.– Отлично, – закричал Феликс, с веселой усмешкой обращаясь к собранию, – корабль мы достали. Сами видите, что я был прав, когда говорил, что вам беспокоиться нечего. Если вы дадите мне что-нибудь подписать, я подпишу. Если нет, мы отчалим и так.– Но корабль нам нужен, – протестовал председатель. – Не позднее, чем послезавтра, мы обязались отправить его из гавани с грузам шерсти и кож. Наши деньги пропадут.– А вы укажите это в своей петиции сенату, – ехидно возразил Феликс.– Матросов нет, – твердил свое председатель.– Есть, есть, – ответил Феликс. – Мои люди об этом уже позаботились.Члены совета так и не знали, что им предпринять. Они молча уставились на Феликса.– Вы исполняете свой долг перед государством, – напыщенно заявил он, повторяя одну из фраз, которую сочинил вместе с Бренном. – Вы должны этому радоваться. А если вы не рады, я доложу сенату, что вы – шайка, сочувствующая мятежникам, и что на вас надо наложить основательную денежную пеню.– Этот корабль – мой, – сказал, поднимаясь с места, один из членов совета. – Я не хочу, чтобы его забирали…– Ты не хочешь? – многозначительно, протянул Феликс. – Ладно. Попробуй нам помешать.Он взглянул на председателя:– А разве тебе не нужно, чтобы я подписал документ?– Да, да, – сказал председатель, стараясь хоть что-нибудь извлечь из этой неприятной истории. Он сделал знак своему помощнику, писцу, который ушел в боковое помещение и стал спешно составлять документ.– Ну, вот и хорошо, – произнес Феликс, снова заулыбавшись. – Я так и знал, что вы образумитесь, если вам дать время подумать… Я ведь никогда не сержусь, если только люди не начинают дурить. Город у вас славный. Как-нибудь я еще приеду и получше с ним ознакомлюсь. Тогда мы с вами выпьем. Не забудьте моего имени – Марк Юлий Фронтин.– Ты не в родстве с Фронтином, который управлял Сардинией? – спросил один из присутствующих.– Я знал его много лет, – ответил Феликс. – По правде сказать, это же мой брат. Хороший парень. Вроде меня.– Но ведь он уже умер.– Что поделаешь? – сказал Феликс, подмигнув единственным глазом. – Все мы когда-нибудь помрем, Он умер у меня на руках.Теперь Бренн стал опасаться, чтобы насмешки Феликса над членами совета не выдали его.– Я слышал, что он умер от какой-то внутренней болезни, – сказал собеседник Феликса с некоторым сомнением в голосе.– Правильно, – подхватил Феликс, который не мог отказать себе в удовольствии подурачить спесивых «отцов города».– У него был коклюш, осложненный расстройством желудка. Он всегда ужасно много ел, и врачи сказали, что доконала его спаржа.Члены совета удивленно глядели на него, чувствуя в его речах явную странность, но не отдавая себе отчета, в чем тут дело. Для них было ясно, что он из простонародья:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16