В таком состоянии люди и попадают на крючок. И наживка, на которую они вернее всего клюнут, очевидна.
"Пора!" - решил Повар. Сейчас этот литовец слабее всего. А вот если он закостенеет в своем горе, то может стать менее податливым.
Гитиса Янчаускаса остановили на улице и очень вежливо пригласили на собеседование - и повезли его не на Лубянку, а на одну из служебных квартир, близ Покровки, квартирку милую, ухоженную и уютно обставленную.
И вот Повар внимательно разглядывал молодого человека, сидящего напротив него, через журнальный столик.
- Я думаю, вполне понятно, что, чем бы ни кончилась наша беседа, она должна остаться в тайне, - сказал Повар.
Янчаускас кивнул.
- И ещё могу сказать, - Повар говорил медленно и веско, - что я настолько вам доверяю, что не собираюсь требовать подписку о неразглашении.
- Чем я для вас вообще интересен? - спросил Янчаускас.
- Вот это разговор! - одобрил Повар. - Вот это сразу видно стоящего паренька, который умеет брать быка за рога. Правильно, зачем нам предисловия и околичности? Вот, смотри, - и Повар выложил перед ним несколько фотографий.
Янчаускас изучил один за другим эти фотоснимки веснушчатой девушки из породы "миловидных простушек" - сделанные в разных ракурсах и в разных обстоятельствах. Вот только её лицо. Вот она переходит улицу. Вот она на выходе из подъезда, сфотографирована по пояс...
- Что это? - спросил Янчаускас. - Вернее, кто это?
- Симпатичная пумпышка, а? - осведомился Повар. - Это племянница одного известного барда... очень известного. И что-то этот бард начал грешить словами - понимаешь меня, старика? - и возник вопрос, стоит ещё хоть раз пускать его за границу или нет. Вот, надо обстановочку прощупать в его семье в целом, понять, чем они дышат, с каким маслом верность нашей социалистической родине пахтают... Улавливаешь?
- Не совсем улавливаю, - Янчаускас нахмурился. - При чем тут я?
- Так ты ж у нас удалой молодец - покоритель сердец! - Повар ухмыльнулся. - И гордая полячка у твоих ног, и племянница декана. Можно сказать, старт в жизни через женщин тебе обеспечен. Верно, верно тебе говорю, на такого парня, как ты, девушки клюют за раз. И вот эта девчушечка - конечно, она пригреет тебя в своей постельке, и её не будет смущать, что ты женат, потому что девушкам этого типа надо страдать безмолвно, без этого им любовь не мила. Хотя и гордость есть, что такой человек её выбрал, и можно на мир свысока поглядывать. А уж что она тебе про дядю напоет - все твое, и нам в прибыток.
Янчаускас был мрачнее тучи. Похоже, он собирался сказать что-то очень гневное и резкое, но, сдержавшись, сказал просто:
- Нет.
- Почему же нет? - искренне удивился Повар. - Жене изменять не хочешь? Так все равно будешь изменять, со своей полячкой. Вернется к тебе эта полячка, как пить дать вернется, поверь мне, старику.
Повар и сейчас был не так уж стар, а двадцать лет назад стариком тем более не был, но уже тогда начал примеривать на себя старческое добродушное ворчание.
- Это другое... - Янчаускас сплел пальцы рук. - Я не знаю, что будет... но, если что-то будет, в этих изменах не будет подлости по отношению к другой женщине... Если вы хоть сколько-то понимаете, о чем я... А... А выступать в роли породистого кобеля, которого вы по вашему желанию можете свести с любой сукой... нет, это не по мне.
- Значит, отказываешься? - как-то огорченно осведомился Повар.
- Отказываюсь! И делайте со мной, что хотите.
- Ну, зачем же так? - Повар развел своими пухлыми лапищами. - Что мы, звери какие-нибудь? Это, я тебе скажу, хорошо, что ты отказываешься. Если бы ты согласился, то дальнейшего разговора у нас бы и не было.
- То есть?.. - Янчаускас был изумлен.
- А то оно и есть, мой мальчик, что требуется мне человек крепкий, разумный и не подлый. Такой, который за абы какую работу не возьмется. Провокаторов, на все согласных, я вот, сейчас, на улице корзинку наберу, только выйди.
- Так вы меня испытывали?..
- Можно сказать и так. Немножко проверял, не ошибся ли я в тебе.
- Вы много обо мне знаете... - Янчаускас задумался. - Вам известно про Марию. Но её в наши игры включать нельзя. Ни в коем случае.
От слуха Повара не ускользнуло словечко "наши". Итак, Янчаускас попался. Повар сначала огорошил его омерзительным предложением, которое оказалось всего лишь ловушкой, и теперь, когда Янчаускас узнал, что это ловушка, а заниматься ему придется чем-то намного благородней (судя по хитрому намеку Повара), у него уже не было сил сопротивляться. Весь его запал оказался израсходован к этому - самому нужному для Повара - моменту. Повар действовал как опытный боксер, провоцирующий противника бить в якобы открытые для ударов места, пока противник не вымотается и достаточным окажется несильного ответного удара, чтобы отправить его в нокдаун - или как уличный фокусник, выдирающий змее ядовитые зубы, прежде чем начать выступления с ней.
- Так никто её в наши игры включать и не собирается, - проворчал он. Более того, мы уничтожим почти всякое упоминание о ней в твоем досье. Почти, говорю я, потому что абсолютно все следы стереть не удастся. Нельзя, например, удалить доклад нашего сотрудника о твоем глупейшем поведении во время беседы с ним. Но мы локализуем всю информацию. Выглядеть будет так, как будто был у тебя с этой полячкой совсем короткий роман - даже не роман, а так, нечто невразумительное - и её новогодняя посылка являлась знаком прощания.
- Вы так уверены, что она ко мне вернется?
- Уж поверь моему опыту, сынок!..
И Повар действительно многое уничтожил. В частности, уничтожил он ксерокопию записки, которая была приложена к пластинке с песнями Окуджавы. Действовал он так не из благородства. Случись с ним что, думал Повар - в конце концов, все мы смертны и все мы под Богом ходим - и на его место вполне могут посадить какого-нибудь профана и идиота, единственной заслугой которого является родство с кем-нибудь из руководителей страны... За последние годы немало появилось таких, которые приходили в "систему" с лейтенантскими звездочками, а через полгода-год уже красовались в генеральских креслах, потеснив заслуженных и опытных офицеров, с полным правом ожидавших повышения на освободившуюся должность. И даже сам руководитель "системы" - человек, в облике которого можно было различить странную смесь полковника Вершинина из "Трех сестер" и канцелярской крысы не мог в полной мере этому помешать. Когда "бровеносец в потемках", как часто называли в народе нынешнего главу страны, интересовался, насколько успешно идет продвижение по службе его очередной седьмой воды на киселе, то оставалось заверять, что продвижение идет вполне успешно. Да и с другими "товарищами по Олимпу" приходилось считаться. Политика... Руководитель сам примеривался к месту нынешнего главы страны, поэтому не стоило никого обижать.
И, разумеется, такие на тяп-ляп испеченные генералы заваливали любые серьезные дела ещё успешней, чем делали карьеру. У кого-то из них хватало разума заниматься проблемами, где трудно было напортачить - диссидентами всякими и прочим (хотя и тут, по мнению Повара, ошибки бывали грубейшие) или полагаться на опытных подчиненных, приписывая себе потом их заслуги, но и подчиненных не оставляя в накладе. Но кое-кто...
И если бы такой неразумный пришел на место Повара, то сумел бы дров наломать. Поэтому Повар содержал всю документацию в таком порядке и по такой системе отбора и перекрестных ссылок, чтобы и после него работа могла продолжаться успешно, при любом начальнике. Скажем, сохрани он в полном объеме сведения о романе Янчаускаса и Жулковской - и человек не очень соображающий мог бы вцепиться в эти досье, и "наехать" на Литовца: мол, раз у тебя роман с полячкой из такого круга, то, давай, раскручивай её в нашей работе, тебе и карты в руки. Озверевший от такого нажима Янчаускас вполне мог взбрыкнуться и выкинуть что угодно, хоть перебежчиком стать. И вины в этом ничьей бы не было, кроме вины дурака-начальника. А так, ценнейший агент сохранялся и продолжал действовать. Если же придет разумный человек, то по оставленной Поваром системе перекрестных ссылок, в которых неразумному не разобраться, он в итоге узнает о Литовце все - и использует эти знания только во благо.
Да, думал Повар, надо разбираться в людях, надо знать их больные места и не задевать их настолько грубо, чтобы и самый верный человек начал подумывать о разрыве с "системой". Он представлял, при каких условиях Янчаускас может выбрать побег на запад - и сделал все, чтобы эти условия никогда не возникли...
Стоп!
Повар, казавшийся дремлющим, шевельнулся и приоткрыл глаза.
Все ли он сделал?.. Когда-то, да, он не исключал для Литовца такую возможность. Но уже лет восемь как у него не возникало серьезных сомнений или подозрений, что Литовец способен "вильнуть". Хотя небольшие проверочки и ловушечки Литовцу время от времени устраивал, для порядку.
Но теперь он припоминал когда-то уничтоженную ксерокопию письма. Припоминал очень живо. Все, связанное с лучшими людьми, он всегда умел держать в голове - и очень этим гордился, хотя гордости своей, как и любых других истинных своих эмоций, никогда не показывал никому.
"Интересный вариант", - подумал он. Маловероятный, но интересный.
И нажал клавишу переговорника.
- Лексеич, где там наши деятели, которые молодого Жулковского пасли? Они ведь снимали его и на фото, и на видео? Будь добр мне несколько снимочков...
Через пять минут снимки лежали перед ним, и Повар внимательно их разглядывал.
- Да-а... - сказал он. - Это - моя накладка. Гуманитарный Университет славится своим уровнем образования, вот я и не удивился, узнав, что Жулковская отправляет сына учиться в нем. Сама Жулковская у нас проходила по касательной к Литовцу, а уж её сын был нам тем более до лампочки... Как же мы так опростоволосились?
"Лексеич" пожал плечами.
- Я видел Литовца всего ничего, но, насколько я его помню, нельзя сказать, что сходство такое уж... - он напрягся, ища подходящее слово. Такое уж изобличительное. Ну да, глаза, подбородок... Но все это может быть и случайным совпадением. Это ж все, так сказать, общее польско-литовское.
- Возможно, возможно... - пробормотал Повар. - Поставь-ка видео.
Видеозапись Повар глядел очень внимательно. Потом встрепенулся.
- Ну-ка!.. Отмотай чуть назад и повтори.
"Лексеич" отмотал чуть назад и опять включил воспроизведение.
Тадеуш, шедший размашистым пружинистым шагом, вдруг остановился, поправил ремень наплечной сумки и при этом словно бы обмахнул плечо.
- Жест Литовца, - сказал Повар. - Хотя этот парень Литовца в жизни не видел. Это не "общенациональное", это гены. А я, свиная башка, никогда и не подумал затребовать фотографию парня, хотя уже несколько лет назад могли бы узнать... М-да... Тут все ясно. А Тереньев... он, конечно, догадался, едва увидев парня, вот и решил спрятать его даже от нас. Или... - Повар хмурился. - Очень интересный расклад получается. Надо подумать.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
С разъяренным итальянцем все решилось быстро и просто. Да, было не очень понятно, кто больше виноват: он, без оглядки выскакивавший с второстепенной дороги на основную трассу, или она, имевшая возможность избежать столкновения, но сколько-то сама спровоцировавшая аварию. Но, увидев красивую женщину, которая стала по-французски объяснять ему, что ей надо вызвать врача, и совать ему руки свою страховую карточку - мол, не беспокойтесь, финансовые вопросы уладим - итальянец растаял. И сам вызвал и "скорую помощь" и полицию, по мобильному телефону.
- Мне, конечно, нельзя было садиться за руль, после той истории в Швейцарии, - через пятнадцать минут объясняла она врачам и полицейским. Об истории со взрывом её машины она им поведала. - Я понимаю, этот молодой человек не совсем прав, слишком лихо он выскочил на шоссе, но я... Вообще-то, я вожу машину очень хорошо, и, конечно, смогла бы избежать столкновения, будь я в нормальном состоянии. Понимаете, в тот момент мне что-то померещилось: то ли, что из соседней машины целятся в меня, то ли, что мотор как-то странно сменил тональность, будто в нем находится посторонний предмет - бомба, которая сейчас взорвется. Мне даже сложно припомнить теперь, что мне там почудилось и что я напридумывала, но я впала в панику, вот и... вот и...
Она зябко передернула плечами, будто её пробирал озноб. Подумывала она и о том, что можно заплакать, но отказалась от этой мысли: нет, она будет в той истерике, когда говорят пустым отрешенным голосом, не видя окружающего мира, когда пустота и страх пустоты такие, что даже слез нет.
- Вы успокойтесь, успокойтесь, - говорили ей врачи и полицейские.
- Да, конечно... - она делала глубокие вдохи и выдохи, будто усилием воли справляясь с собой. - Вот только... Вы знаете, я не слабая женщина...
- Да, мы это заметили, - её собеседники смотрели на неё и с уважением, и с восхищением. Она была из тех женщин, красоту которых слезы и искаженное страхом лицо не только не портят, но даже подчеркивают.
- Но вести машину я не смогу... У меня руки начинают трястись при мысли, что я опять сяду за руль... А мне обязательно надо быть в Париже... Скажите, вы не могли бы... Не могли бы не только посадить меня на поезд, но и выделить мне охрану, в мое купе?.. Я понимаю, это глупо, и звучит, наверно, как бред сумасшедшей, но после того случая я так боюсь, так боюсь... То есть, умом я понимаю, что это, конечно, были ирландские террористы, но в глубине сознания все равно скребется мысль: а вдруг, все-таки, охотились за мной?
- А вы представляете, зачем за вами можно охотиться? - спросил старший по чину полицейский.
Она развела руками.
- Только одно на ум приходит. Я - женщина довольно богатая, и, возможно...
- Происки наследников вашего состояния?
- Я даже не знаю точно, кто мои наследники. Я одинока. Есть дальняя родня со стороны мужа, вот и все.
- Вы замужем?
- Я вдова.
- О, простите!..
- Нет-нет, ничего. Муж скончался не так давно. Он был старше меня, но все-таки, по нынешним понятиям, молод. Мы прожили счастливо несколько лет, а потом у него оказался рак...
- Простите, вы унаследовали ваше состояние от мужа?
- Мы объединили наши состояния. И он, и я всегда были людьми деловыми, и произошли мы из хороших семей... Нет, я не думаю, что кто-то из родни мужа... Я вообще ни о чем не могу думать!
Полицейские переглянулись.
- Возможно, мы сумеем решить ваши проблемы. Но для этого нам надо доложить по начальству.
- А еще... - она вцепилась в рукав полицейского. - А ещё это могут быть какие-нибудь шантажисты! Они запугивают меня, чтобы потом прислать письмо: "Мы тебя не тронем, если выплатишь такую-то сумму денег, а не выплатишь - пеняй на себя, ты видела, на что мы способны!" То есть, я несу невесть что, но... Ой, погодите! Это может быть русская мафия!..
- Русская мафия?.. - полицейские были ошарашены.
Конечно, она шла ва-банк. Зацепись полицейские хоть за какое-нибудь противоречие в её нынешней биографии (точнее, в той биографии, под которой она сейчас жила) - и она сама сгорит. Но у неё все было подогнано так, что не подкопаешься: происхождение, детство, юность, деловые контакты и контракты. Конечно, могли полицейские обнаружить и пистолет в её сумочке. Но кто станет заглядывать в сумочку дамы, которая сама обратилась за помощью, вся в истерике и в слезах? Да и обнаружь они нечаянно этот пистолет, она бы отговорилась. Мол, приобрела из страха за собственную жизнь, сама не знаю, зачем сделала такую глупость, ведь я и стрелять-то толком не умею. Ствол был чистый, так что её объяснения примут, конечно, без всяких... А выиграть она могла много, очень много. Она могла навсегда избавиться от своих преследователей.
- Да, я вот сейчас подумала... - быстро заговорила она. - У меня появился деловой партнер, которого я считала итальянцем, а он, оказывается, был русским, и его только что убили, в Москве!.. Я заглянула в банк... Но это неважно! Если он был связан с мафией, то они могут охотиться и за мной!..
Полицейские посерьезнели.
- Вы знаете... - они переглядывались. - Об этом нам не мешало бы расспросить вас поподробнее. Вы не будете против, если мы попросим вас проехать с нами и задержаться в управлении полиции?
- Нисколько, - она улыбнулась. - По правде говоря, за стенами полицейского управления я буду чувствовать себя в наибольшей безопасности.
...И через два часа она заканчивала давать показания.
И дальше все пошло как по маслу - именно так, как она надеялась. Разумеется, её показания проверили и перепроверили по компьютерам: и полностью ей поверили. Ни одной шероховатости не возникло, которая могла бы заставить полицейских задуматься: а вдруг она не та, за кого себя выдает? Что ни говори, а с обоснованием легенд у неё всегда был полный порядок.
- Кстати, - спросил под конец комиссар, беседовавший с ней, - вам никогда не встречалось такое имя: Степан Натрыгин?
- Нет, - ответила она. - А что?
- Он буквально несколько часов назад был найден мертвым, на платной автостоянке в Риме, во взятой им напрокат машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17