Она очень жестка и горька. Эта вода заменила лабораторные растворы: все кости пропитаны известковой водой. Я периодически обмываю ею скелеты и надеюсь, что мои экспонаты смогут служить науке ещё долгие-долгие годы.
Внизу отчаянно залаяли собаки. Разговор прервался. Борис и Петя бросились к выходу, но отступили в изумлении, к которому примешивался страх.
Кава и Туй ворвались в пещеру. Шерсть на них взъерошилась, они дрожали, глаза были полны страха. И неудивительно! Двух храбрых собак преследовали шесть или семь фыркающих, сопящих и шумливых медведей. Правда, злобы не видно было у этих увальней, скорее они гоняли незнакомцев просто для потехи.
Вид людей не остановил медведей. Они прямёхонько двинулись на собак, но твёрдый голос Сперанского заставил их сесть на задние лапы.
— Назад!
Он подошёл к переднему медведю и взял его за ухо. Зверь взвизгнул.
— Зачем ты здесь? Назад! Ещё назад! Все назад! Ах вы, глупые. Да я вас!..
Если бы у медведя хвост был такой же длинный, как у собаки, возможно, люди увидели бы, как Топтыгин поджал его Но медвежий хвост короток и не может так образно выразить покорность. Медведи сбились в кучу и, толкая друг друга, выкатились из пещеры к удовольствию собак, которые теперь заливались победным лаем.
— Ну вот, первое знакомство… У меня тут десятка два бурых. Я их подкармливаю. Можете их не бояться, они игривы и добродушны. Избегайте только медведиц с детёнышами.
После этого инцидента Кава и Туй больше не испытывали желания отходить от своих хозяев и, высунув языки, улеглись, всем своим видом показывая, что встреча с мохнатыми приятелями произвела на них большое впечатление.
— Что вы искали на Севере, друзья? — неожиданно спросил Сперанский. — Я знаю, вы геологи. Но что именно интересует вас?
— Золото, олово, вольфрам, — ответил Усков.
— Понимаю. И нашли, конечно?
— Дневник Иванова помог нам. Мы нашли ручей, на дне которого вы когда-то ночевали с Ивановым. Там нашли золото.
— Много?
— Много. Но стране много и надо.
— Да-а.. — Сперанский вдруг задумался. Он как будто хотел сказать ещё что-то, но не сказал. Усков понял его и тоже промолчал.
Не надо спешить. Доверие приходит не сразу.
Глава двадцатая
из которой видно, что положение не столь безвыходное, как считал Сперанский
Начальник партии решил не терять даром времени. Он собрал всех и сделал краткое заявление.
— Конечно, — начал он, — изучить кратер и его природу очень интересно. Но сейчас самое для нас важное — выбраться из кратера. Вы представляете, как там беспокоятся? Сколько времени о нас ни слуху ни духу! Нас уже, вероятно, ищут конные и пешие, на земле и с воздуха. А потому предлагаю, не теряя ни минуты, тщательно обследовать стены кратера. В южной стене должны быть всё-таки сквозные пещеры. Я в этом убеждён.
Геолог внезапно замолчал: он встретился глазами со Сперанским и понял, что, сам того не желая, обидел человека. Неужели за эти долгие годы Сперанский не обследовал все стены, и южную в том числе! Он уж, кажется, изучил кратер метр за метром, ощупал и простукал все углы и закоулки! Увы! Ничего, хотя бы отдалённо похожего на надежду.
— Вот когда чувствуешь, что значил для нас маленький радиопередатчик: без него мы действительно отрезаны от мира! — заметил Борис.
— Это верно… — сказал Орочко. — Без рации — беда. Но ведь нас обязательно будут искать, появятся самолёты… Давайте приготовимся, станем подавать сигналы, нас увидят… Я за то, чтобы подождать.
— Нет, Александр Алексеевич, это вы оставьте! — нетерпеливо перебил его Усков. — Сложа руки мы сидеть не будем.
— Я не совсем понимаю, — тихо и неуверенно вставил Сперанский. — Вы говорите — самолёты? Это летательные аппараты, аэропланы, да?
Петя и Борис переглянулись и улыбнулись. Усков строго посмотрел на них.
— Совершенно точно! — сказал он. — Наша отечественная авиация занимает одно из первых мест в мире… Вы слыхали о Циолковском, о Жуковском?
— Припоминаю эти имена. Воздухоплавание… Ракеты. Так?..
— Так. А что такое рация, вы знаете? Нет, конечно.
Переносная радиостанция. Открытие кронштадтского инженера Попова помните? Беспроволочный телеграф — так оно тогда называлось.
— Как же, знаю…
— Ну, вот теперь такая телеграфная станция укладывается в сундучок, и — пожалуйста! У нас тоже есть…
— Была, — поправил Любимов.
— Ну да! Была, но погибла с нашим имуществом. Иначе мы бы уже давно вызвали помощь. Впрочем, я уверен, самолёты давно ищут нас.
— А туман? Нас сверху не увидят! — вставил Сперанский.
— Ничего, — упрямо сказал Усков. — Я уверен, что мы всё-таки можем надеяться не только на помощь извне, по и на самих себя.
Сперанский обвёл всех повеселевшими глазами.
— Нас теперь много, и это меняет дело, — неожиданно сказал он. — Видите ли, в кратере действительно остался один уголок, не до конца мной обследованный. Я, признаться, пытался, но это оказалось просто не по силам одному человеку.
— Какая-нибудь особенно глубокая пещера? — спросил Усков.
— Вот именно. Очень запутанная пещера. Я не мог туда проникнуть. Может быть, просто не мог преодолеть страх. Не стану скрывать, что после первого обвала…
— …у вас нет желания попасть во второй?! Вполне вас понимаю, — улыбаясь, сказал Усков. Сперанский тоже рассмеялся.
— По-нашему, это называется рефлекс, — сказал он и прибавил: — Так вот, есть одна пещера, которая, как мне кажется, ведёт в самую преисподнюю. Она находится как раз в южной стене, несколько правее той, через которую я проник в кратер.
— Покажите нам, дорогой Владимир Иванович. Ведь мы геологи, пещеры нам надо видеть своими глазами. Скоро вся группа была у заветной пещеры. В стене чернел необычайно широкий и высокий вход. Усков сразу понял, что своим образованием пещера обязана воде: только вода может размыть в податливых известняках такие огромные пустоты. Геолог стал искать глазами следы водного потока. Сперанский сразу понял это и указал на ложбину, густо поросшую лесом.
— Когда я нашёл эту пещеру, мне тоже захотелось раньше всего узнать, как она возникла. И я понял: река. Та самая, которая выходит из озера. Она нашла узкую щель в стене, размыла её и ушла, оставив нам в наследство эту жуткую пещеру. Одно мне неясно: как, по-вашему, дно кратера выше внешних долин или ниже?
— Выше. Примерно на триста — четыреста метров.
— Припоминаю… Да, да… Ну конечно! Кратер выше. А это значит…
— А это значит, что ручей пробегал по пещере и вытекал где-то за пределами Эршота в большой мир. — Усков даже порозовел от волнения. — Понимаете, вытекал!
— Пошли! — решительно воскликнул Борис и поправил ремень ружья на плече с таким бравым видом, как будто ему предстояло тотчас броситься в бой.
Петя, в свою очередь, шагнул к пещере, готовый не отставать от друга. Но Сперанский только улыбнулся.
— Погодите, дети, — сказал он мягко, боясь обидеть возбуждённых юношей. — Это делается не так, не сразу. Мы, конечно, пойдём в глубь горы, но давайте запасёмся всем необходимым.
Усков кивнул в знак согласия:
— Свечи, пища, одежда, обувь… На экипировку потребуется несколько часов. Выступим завтра. Но я полагаю, Владимир Иванович, что нам будет полезно осмотреть сейчас хотя бы предмостное укрепление твердыни, которую мы собирались штурмовать…
Первый зал пещеры встретил их гулким эхом. Потолок поблёскивал сырым отшлифованным камнем. Когда путники привыкли к полумраку, они увидели, что находятся в круглом, почти правильной формы гроте с песчаным дном, уходящим чуть наклонно вниз.
Только гигантской силы водоворот мог создать этот зал. Сюда когда-то с рёвом врывалась вода и, прежде чем уйти в глубь земли, шлифовала камень, пядь за пядью разрушая гору.
Усков сказал:
— Вода входила сюда свободнее, чем выходила. Значит, дальше проход будет узкий.
— Вот он… — показал Сперанский на дальний угол пещеры.
Пол опускался вниз неровными уступами, зал сужался, постепенно становился коридором, потом щелью — чёрной щелью, откуда несло сыростью и каким-то влажным, гниловатым теплом.
— Да-а… — неопределённо протянул Любимов, первым спустившийся в чёрную щель. — Жуткое место. Сколько ни хожу по белому свету, в такой дыре бывать ещё не приходилось. Однако завтра попробуем…
Все замолчали, к чему-то прислушиваясь. Но в подземелье царило мёртвое молчание. Кава потёрлась боком о ноги Любимова и тихонько заскулила.
— Ну вот, и ей страшновато, — усмехнулся Любимов. — Пойдёмте, товарищи.
На свету, под белым, по-зимнему низким, но таким привлекательным небом все облегчённо вздохнули и бодро пошли к дому, на ходу обсуждая детали намеченного путешествия. Было решено, что в пещеру пойдут трое: Усков, Любимов и Борис. Хватай-Муха, Петя, Сперанский и Орочко остаются в кратере. На первых двух возлагаются повседневные дела Владимир Иванович и Орочко пройдут вместе с оперативной группой в глубь пещеры до предполагаемой середины и останутся там для связи. Поиски не должны длиться более суток. Через сутки Усков и его спутники обязаны вернуться при всяких условиях.
Чуть посерело небо над южной стеной, как все тронулись в путь. Шли молча, гуськом. Было прохладно и как-то тоскливо. Даже собаки и те тащились понуро, не выражая радости по поводу столь раннего путешествия.
Сперанский шёл впереди. Он уверенно нащупывал едва заметную тропу и, не оглядываясь, изредка бросал через плечо короткое: «ветка», «камень», и эти слова повторялись по цепи от Любимова до Хватай-Мухи, замыкавшего шествие. Через полчаса вся группа стояла перед входом в пещеру.
Рассвело. Открылся лес, блеснуло озеро: северная стена поблёскивала искорками инея; над ближним источником клубился пар. Щель казалась чёрной пастью Над верхним сводом пещеры у входа тоже блестела густая полоса инея. Орочко указал на неё:
— Из пещеры выходит тёплый и влажный воздух Видите, выше он застывает и обращается в иней. Какой «дух» топит там печи, в этой глубине?
Сперанский улыбнулся:
— Бог недр, Плутон. Вероятно, в пещере есть трещины, они соприкасаются с огнедышащей глубиной, возможно даже с близкой лавой…
Усков поддержал разговор:
— Вы, конечно, в своё время слышали о наличии в природе радиоактивных элементов?
— Помню, очень хорошо… Уран. Мария Кюри-Склодовская, её муж. Радий… Странное, весьма активное излучение, засвечивающее фотопластинки…
— Так вот, в этом направлении за последние десятилетия сделан очень крупный шаг вперёд. Достоверно доказано, что радиоактивные элементы, в частности уран и торий, постоянно излучают огромное количество энергии. при этом их атомы распадаются. В глубине Земли немало таких, а возможно, и других, ещё не известных нам, радиоактивных элементов. В условиях огромного давления в земной толще происходят таинственные процессы. Температура Земли в глубинах достигает очень высокого уровня. Появляются огонь и лава, возникают и действуют вулканы, гейзеры, горячие источники…
Пока шёл этот разговор, остальные участники похода распределили между собой вещи и проверили, все ли взято. Любимов осмотрел снаряжение, связал охапки сухих поленьев, щепу. И вот пять человек из семи скрылись в чёрной пещере, напутствуемые Петей и Лукой Лукичом.
Свечи, сделанные из бараньего сала с фитилём из волокна канатника, горели неярким, жёлтым светом, выхватывая из темноты скользкие, влажные стены, отполированные водой. Шли молча. Впереди с электрическим фонариком, ещё сохранившимся у разведчиков, осторожно и медленно шёл Любимов. Пещера круто спускалась вниз. Воздух был насыщен запахом застойной воды, чуть попахивало сероводородом, но пламя свечей — этот верный индикатор кислорода — горело ровно, чуть потрескивало и никакой опасности не предвещало.
Усков, шедший вторым, держал компас и лист бумаги. Он отмечал каждый поворот коридора, и на бумаге росла и удлинялась странная, витой формы линия. Вправо, влево, ещё влево чуть ли не полукольцом, затем прямо, опять вправо и все время вниз и вниз. Барометр-высотомер, который нёс Борис, показывал сперва сто, потом сто двадцать метров понижения, сто семьдесят.
Когда исследователи прошли больше чем полтора километра, Любимов остановился.
Перед ними темнела вторая, необычайно широкая пещера. По знаку проводника все стали говорить шёпотом. Любимов показал на большие глыбы камня, валявшиеся на полу: следы обвалов свода…
— Обвалы могут произойти и сейчас, — сказал он.
— Было бы желательно вызвать Их искусственно, — ответил Усков.
Люди отступили назад, в узкий проход, проверили, надёжен ли потолок над ними, и…
Борис вскинул ружьё. Выстрел! Залп целого артиллерийского полка показался бы жалкой хлопушкой по сравнению с грохотом этого выстрела. Эхо ударилось в камни, пронеслось над сводом, метнулось вниз, в стены, снова вверх; и внезапно загрохотали камни, погасли свечи, пыль заставила всех закрыть глаза и зажать носы.
Разведчики подождали несколько минут, пока осела пыль и успокоился потревоженный воздух. Любимов высек огонь и зажёг все пять свечей.
Теперь зал нельзя было узнать. Половина пустоты, которая только что зияла в сердце горы, оказалась зава ленной. Где-то далеко впереди ещё грохотало. Там, медленно слабея и затихая, продолжался камнепад.
— Подождите меня, — проговорил Любимов и пошёл по камням вперёд.
Он вернулся минут через десять:
— Нашёл! Ход идёт чуть влево. Там свободней… Когда разведчики миновали опасную зону и снова втянулись в узкий коридор, Любимов предложил здесь устроить промежуточную базу.
— Мы прошли больше двух километров. Похоже, что отмахали половину пути, — сказал он.
— Похоже? — как-то иронически сказал Усков. — А по-моему, это ни на что не похоже. Вы только посмотрите схему! Крутимся, вертимся в этой проклятой горе — и ни с места! Ничего не понимаю!
На листе бумаги вились тонкие линии маршрута Бесчисленные повороты увели разведчиков не на юг, куда они стремились, а на запад.
Быть может, если бы Усков перед началом пути сделал абрис кратера, он бы не сказал, что ничего не понимает…
Но об этом — позже.
А пока что партия разделилась на две группы. Сперанский и Орочко остались на месте. Усков, Любимов и Борис тронулись вперёд.
— Ждём вас сутки, до одиннадцати часов утра завтра. Не задерживайтесь…
Группа скрылась за поворотом. Стало тихо.
— Поищу воды, — предложил Сперанский и, взяв свечу и кожаное ведро, пошёл в каменный зал.
Орочко задумался, глядя па огонёк свечи. Агроном мысленно представил себе, какая огромная гора висит над ним, и ему стало не по себе. Он беспокойно заёрзал на своём сиденье и поставил свечу поближе.
Вернулся Сперанский. Он принёс полное ведро воды, От неё попахивало тухлым яйцом, цветом она напоминала жидкий кофе. Пить, конечно, нельзя было, и Владимир Иванович отставил ведро в сторону.
— Знаете, — сказал он с тревогой в голосе, — по-моему, товарищи пошли по ложному пути. В центре зала, под камнями, я нашёл лаз, идущий вниз. Кажется, это и есть русло подземной реки. Там ещё до сих пор имеются остатки воды.
— Пролезть можно?
Сперанский покачал головой:
— Вряд ли. Щель забита камнями. А потом, мне думается, она слишком узка.
Они перекинулись ещё несколькими словами и замолчали. Повисла гнетущая тишина. До боли захотелось на воздух. Орочко вздохнул.
— Давайте погасим свечу, Александр Алексеевич, — предложил Сперанский, — будем экономить. А вы мне расскажите ещё о том, как теперь живёт Россия.
Пока Орочко рассказывает, трое разведчиков идут по пещере все дальше и дальше.
После трех — четырех часов блужданий, где в полный рост, где на четвереньках, Борис установил по барометру, что они поднялись на триста метров. Пещера вела на восток, затем повернула па запад и снова на юго-запад. Люди устали.
— Бесцельное блуждание! — раздражённо буркнул Усков. — Мы сейчас так же далеки от цели, как были в начале пути.
Вдруг пламя свечей заколебалось. Все остановились. Откуда-то спереди и сверху потянуло свежим воздухом. Прошли ещё метров семьдесят, и — о радость! — чуть выше человеческого роста сияло пятнышко дневного света. Лучик, словно огненный меч, прорезал тьму коридора и неподвижно упирался в стену. Каким жалким казался перед этим лучом тусклый огонёк свечи! Сердце забилось надеждой. Все приникли к отверстию. Это была трещина в камне. В одном месте кусочек камня вывалился, и небо проглядывало сюда, как сквозь окно.
— Скорее за дело! — воскликнул Усков. Нервным движением он сбросил заплечный мешок и лихорадочно принялся прощупывать камни молотком. — Э, да тут вся стена в трещинах!
Любимов и Борис без труда раскачивали и сбрасывали на пол целые глыбы. Свет становился все ближе, все ясней! Неужели выход? Но вот выворочен огромный обломок стены. Угрожающе шурша, сверху посыпался щебень.
— Назад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Внизу отчаянно залаяли собаки. Разговор прервался. Борис и Петя бросились к выходу, но отступили в изумлении, к которому примешивался страх.
Кава и Туй ворвались в пещеру. Шерсть на них взъерошилась, они дрожали, глаза были полны страха. И неудивительно! Двух храбрых собак преследовали шесть или семь фыркающих, сопящих и шумливых медведей. Правда, злобы не видно было у этих увальней, скорее они гоняли незнакомцев просто для потехи.
Вид людей не остановил медведей. Они прямёхонько двинулись на собак, но твёрдый голос Сперанского заставил их сесть на задние лапы.
— Назад!
Он подошёл к переднему медведю и взял его за ухо. Зверь взвизгнул.
— Зачем ты здесь? Назад! Ещё назад! Все назад! Ах вы, глупые. Да я вас!..
Если бы у медведя хвост был такой же длинный, как у собаки, возможно, люди увидели бы, как Топтыгин поджал его Но медвежий хвост короток и не может так образно выразить покорность. Медведи сбились в кучу и, толкая друг друга, выкатились из пещеры к удовольствию собак, которые теперь заливались победным лаем.
— Ну вот, первое знакомство… У меня тут десятка два бурых. Я их подкармливаю. Можете их не бояться, они игривы и добродушны. Избегайте только медведиц с детёнышами.
После этого инцидента Кава и Туй больше не испытывали желания отходить от своих хозяев и, высунув языки, улеглись, всем своим видом показывая, что встреча с мохнатыми приятелями произвела на них большое впечатление.
— Что вы искали на Севере, друзья? — неожиданно спросил Сперанский. — Я знаю, вы геологи. Но что именно интересует вас?
— Золото, олово, вольфрам, — ответил Усков.
— Понимаю. И нашли, конечно?
— Дневник Иванова помог нам. Мы нашли ручей, на дне которого вы когда-то ночевали с Ивановым. Там нашли золото.
— Много?
— Много. Но стране много и надо.
— Да-а.. — Сперанский вдруг задумался. Он как будто хотел сказать ещё что-то, но не сказал. Усков понял его и тоже промолчал.
Не надо спешить. Доверие приходит не сразу.
Глава двадцатая
из которой видно, что положение не столь безвыходное, как считал Сперанский
Начальник партии решил не терять даром времени. Он собрал всех и сделал краткое заявление.
— Конечно, — начал он, — изучить кратер и его природу очень интересно. Но сейчас самое для нас важное — выбраться из кратера. Вы представляете, как там беспокоятся? Сколько времени о нас ни слуху ни духу! Нас уже, вероятно, ищут конные и пешие, на земле и с воздуха. А потому предлагаю, не теряя ни минуты, тщательно обследовать стены кратера. В южной стене должны быть всё-таки сквозные пещеры. Я в этом убеждён.
Геолог внезапно замолчал: он встретился глазами со Сперанским и понял, что, сам того не желая, обидел человека. Неужели за эти долгие годы Сперанский не обследовал все стены, и южную в том числе! Он уж, кажется, изучил кратер метр за метром, ощупал и простукал все углы и закоулки! Увы! Ничего, хотя бы отдалённо похожего на надежду.
— Вот когда чувствуешь, что значил для нас маленький радиопередатчик: без него мы действительно отрезаны от мира! — заметил Борис.
— Это верно… — сказал Орочко. — Без рации — беда. Но ведь нас обязательно будут искать, появятся самолёты… Давайте приготовимся, станем подавать сигналы, нас увидят… Я за то, чтобы подождать.
— Нет, Александр Алексеевич, это вы оставьте! — нетерпеливо перебил его Усков. — Сложа руки мы сидеть не будем.
— Я не совсем понимаю, — тихо и неуверенно вставил Сперанский. — Вы говорите — самолёты? Это летательные аппараты, аэропланы, да?
Петя и Борис переглянулись и улыбнулись. Усков строго посмотрел на них.
— Совершенно точно! — сказал он. — Наша отечественная авиация занимает одно из первых мест в мире… Вы слыхали о Циолковском, о Жуковском?
— Припоминаю эти имена. Воздухоплавание… Ракеты. Так?..
— Так. А что такое рация, вы знаете? Нет, конечно.
Переносная радиостанция. Открытие кронштадтского инженера Попова помните? Беспроволочный телеграф — так оно тогда называлось.
— Как же, знаю…
— Ну, вот теперь такая телеграфная станция укладывается в сундучок, и — пожалуйста! У нас тоже есть…
— Была, — поправил Любимов.
— Ну да! Была, но погибла с нашим имуществом. Иначе мы бы уже давно вызвали помощь. Впрочем, я уверен, самолёты давно ищут нас.
— А туман? Нас сверху не увидят! — вставил Сперанский.
— Ничего, — упрямо сказал Усков. — Я уверен, что мы всё-таки можем надеяться не только на помощь извне, по и на самих себя.
Сперанский обвёл всех повеселевшими глазами.
— Нас теперь много, и это меняет дело, — неожиданно сказал он. — Видите ли, в кратере действительно остался один уголок, не до конца мной обследованный. Я, признаться, пытался, но это оказалось просто не по силам одному человеку.
— Какая-нибудь особенно глубокая пещера? — спросил Усков.
— Вот именно. Очень запутанная пещера. Я не мог туда проникнуть. Может быть, просто не мог преодолеть страх. Не стану скрывать, что после первого обвала…
— …у вас нет желания попасть во второй?! Вполне вас понимаю, — улыбаясь, сказал Усков. Сперанский тоже рассмеялся.
— По-нашему, это называется рефлекс, — сказал он и прибавил: — Так вот, есть одна пещера, которая, как мне кажется, ведёт в самую преисподнюю. Она находится как раз в южной стене, несколько правее той, через которую я проник в кратер.
— Покажите нам, дорогой Владимир Иванович. Ведь мы геологи, пещеры нам надо видеть своими глазами. Скоро вся группа была у заветной пещеры. В стене чернел необычайно широкий и высокий вход. Усков сразу понял, что своим образованием пещера обязана воде: только вода может размыть в податливых известняках такие огромные пустоты. Геолог стал искать глазами следы водного потока. Сперанский сразу понял это и указал на ложбину, густо поросшую лесом.
— Когда я нашёл эту пещеру, мне тоже захотелось раньше всего узнать, как она возникла. И я понял: река. Та самая, которая выходит из озера. Она нашла узкую щель в стене, размыла её и ушла, оставив нам в наследство эту жуткую пещеру. Одно мне неясно: как, по-вашему, дно кратера выше внешних долин или ниже?
— Выше. Примерно на триста — четыреста метров.
— Припоминаю… Да, да… Ну конечно! Кратер выше. А это значит…
— А это значит, что ручей пробегал по пещере и вытекал где-то за пределами Эршота в большой мир. — Усков даже порозовел от волнения. — Понимаете, вытекал!
— Пошли! — решительно воскликнул Борис и поправил ремень ружья на плече с таким бравым видом, как будто ему предстояло тотчас броситься в бой.
Петя, в свою очередь, шагнул к пещере, готовый не отставать от друга. Но Сперанский только улыбнулся.
— Погодите, дети, — сказал он мягко, боясь обидеть возбуждённых юношей. — Это делается не так, не сразу. Мы, конечно, пойдём в глубь горы, но давайте запасёмся всем необходимым.
Усков кивнул в знак согласия:
— Свечи, пища, одежда, обувь… На экипировку потребуется несколько часов. Выступим завтра. Но я полагаю, Владимир Иванович, что нам будет полезно осмотреть сейчас хотя бы предмостное укрепление твердыни, которую мы собирались штурмовать…
Первый зал пещеры встретил их гулким эхом. Потолок поблёскивал сырым отшлифованным камнем. Когда путники привыкли к полумраку, они увидели, что находятся в круглом, почти правильной формы гроте с песчаным дном, уходящим чуть наклонно вниз.
Только гигантской силы водоворот мог создать этот зал. Сюда когда-то с рёвом врывалась вода и, прежде чем уйти в глубь земли, шлифовала камень, пядь за пядью разрушая гору.
Усков сказал:
— Вода входила сюда свободнее, чем выходила. Значит, дальше проход будет узкий.
— Вот он… — показал Сперанский на дальний угол пещеры.
Пол опускался вниз неровными уступами, зал сужался, постепенно становился коридором, потом щелью — чёрной щелью, откуда несло сыростью и каким-то влажным, гниловатым теплом.
— Да-а… — неопределённо протянул Любимов, первым спустившийся в чёрную щель. — Жуткое место. Сколько ни хожу по белому свету, в такой дыре бывать ещё не приходилось. Однако завтра попробуем…
Все замолчали, к чему-то прислушиваясь. Но в подземелье царило мёртвое молчание. Кава потёрлась боком о ноги Любимова и тихонько заскулила.
— Ну вот, и ей страшновато, — усмехнулся Любимов. — Пойдёмте, товарищи.
На свету, под белым, по-зимнему низким, но таким привлекательным небом все облегчённо вздохнули и бодро пошли к дому, на ходу обсуждая детали намеченного путешествия. Было решено, что в пещеру пойдут трое: Усков, Любимов и Борис. Хватай-Муха, Петя, Сперанский и Орочко остаются в кратере. На первых двух возлагаются повседневные дела Владимир Иванович и Орочко пройдут вместе с оперативной группой в глубь пещеры до предполагаемой середины и останутся там для связи. Поиски не должны длиться более суток. Через сутки Усков и его спутники обязаны вернуться при всяких условиях.
Чуть посерело небо над южной стеной, как все тронулись в путь. Шли молча, гуськом. Было прохладно и как-то тоскливо. Даже собаки и те тащились понуро, не выражая радости по поводу столь раннего путешествия.
Сперанский шёл впереди. Он уверенно нащупывал едва заметную тропу и, не оглядываясь, изредка бросал через плечо короткое: «ветка», «камень», и эти слова повторялись по цепи от Любимова до Хватай-Мухи, замыкавшего шествие. Через полчаса вся группа стояла перед входом в пещеру.
Рассвело. Открылся лес, блеснуло озеро: северная стена поблёскивала искорками инея; над ближним источником клубился пар. Щель казалась чёрной пастью Над верхним сводом пещеры у входа тоже блестела густая полоса инея. Орочко указал на неё:
— Из пещеры выходит тёплый и влажный воздух Видите, выше он застывает и обращается в иней. Какой «дух» топит там печи, в этой глубине?
Сперанский улыбнулся:
— Бог недр, Плутон. Вероятно, в пещере есть трещины, они соприкасаются с огнедышащей глубиной, возможно даже с близкой лавой…
Усков поддержал разговор:
— Вы, конечно, в своё время слышали о наличии в природе радиоактивных элементов?
— Помню, очень хорошо… Уран. Мария Кюри-Склодовская, её муж. Радий… Странное, весьма активное излучение, засвечивающее фотопластинки…
— Так вот, в этом направлении за последние десятилетия сделан очень крупный шаг вперёд. Достоверно доказано, что радиоактивные элементы, в частности уран и торий, постоянно излучают огромное количество энергии. при этом их атомы распадаются. В глубине Земли немало таких, а возможно, и других, ещё не известных нам, радиоактивных элементов. В условиях огромного давления в земной толще происходят таинственные процессы. Температура Земли в глубинах достигает очень высокого уровня. Появляются огонь и лава, возникают и действуют вулканы, гейзеры, горячие источники…
Пока шёл этот разговор, остальные участники похода распределили между собой вещи и проверили, все ли взято. Любимов осмотрел снаряжение, связал охапки сухих поленьев, щепу. И вот пять человек из семи скрылись в чёрной пещере, напутствуемые Петей и Лукой Лукичом.
Свечи, сделанные из бараньего сала с фитилём из волокна канатника, горели неярким, жёлтым светом, выхватывая из темноты скользкие, влажные стены, отполированные водой. Шли молча. Впереди с электрическим фонариком, ещё сохранившимся у разведчиков, осторожно и медленно шёл Любимов. Пещера круто спускалась вниз. Воздух был насыщен запахом застойной воды, чуть попахивало сероводородом, но пламя свечей — этот верный индикатор кислорода — горело ровно, чуть потрескивало и никакой опасности не предвещало.
Усков, шедший вторым, держал компас и лист бумаги. Он отмечал каждый поворот коридора, и на бумаге росла и удлинялась странная, витой формы линия. Вправо, влево, ещё влево чуть ли не полукольцом, затем прямо, опять вправо и все время вниз и вниз. Барометр-высотомер, который нёс Борис, показывал сперва сто, потом сто двадцать метров понижения, сто семьдесят.
Когда исследователи прошли больше чем полтора километра, Любимов остановился.
Перед ними темнела вторая, необычайно широкая пещера. По знаку проводника все стали говорить шёпотом. Любимов показал на большие глыбы камня, валявшиеся на полу: следы обвалов свода…
— Обвалы могут произойти и сейчас, — сказал он.
— Было бы желательно вызвать Их искусственно, — ответил Усков.
Люди отступили назад, в узкий проход, проверили, надёжен ли потолок над ними, и…
Борис вскинул ружьё. Выстрел! Залп целого артиллерийского полка показался бы жалкой хлопушкой по сравнению с грохотом этого выстрела. Эхо ударилось в камни, пронеслось над сводом, метнулось вниз, в стены, снова вверх; и внезапно загрохотали камни, погасли свечи, пыль заставила всех закрыть глаза и зажать носы.
Разведчики подождали несколько минут, пока осела пыль и успокоился потревоженный воздух. Любимов высек огонь и зажёг все пять свечей.
Теперь зал нельзя было узнать. Половина пустоты, которая только что зияла в сердце горы, оказалась зава ленной. Где-то далеко впереди ещё грохотало. Там, медленно слабея и затихая, продолжался камнепад.
— Подождите меня, — проговорил Любимов и пошёл по камням вперёд.
Он вернулся минут через десять:
— Нашёл! Ход идёт чуть влево. Там свободней… Когда разведчики миновали опасную зону и снова втянулись в узкий коридор, Любимов предложил здесь устроить промежуточную базу.
— Мы прошли больше двух километров. Похоже, что отмахали половину пути, — сказал он.
— Похоже? — как-то иронически сказал Усков. — А по-моему, это ни на что не похоже. Вы только посмотрите схему! Крутимся, вертимся в этой проклятой горе — и ни с места! Ничего не понимаю!
На листе бумаги вились тонкие линии маршрута Бесчисленные повороты увели разведчиков не на юг, куда они стремились, а на запад.
Быть может, если бы Усков перед началом пути сделал абрис кратера, он бы не сказал, что ничего не понимает…
Но об этом — позже.
А пока что партия разделилась на две группы. Сперанский и Орочко остались на месте. Усков, Любимов и Борис тронулись вперёд.
— Ждём вас сутки, до одиннадцати часов утра завтра. Не задерживайтесь…
Группа скрылась за поворотом. Стало тихо.
— Поищу воды, — предложил Сперанский и, взяв свечу и кожаное ведро, пошёл в каменный зал.
Орочко задумался, глядя па огонёк свечи. Агроном мысленно представил себе, какая огромная гора висит над ним, и ему стало не по себе. Он беспокойно заёрзал на своём сиденье и поставил свечу поближе.
Вернулся Сперанский. Он принёс полное ведро воды, От неё попахивало тухлым яйцом, цветом она напоминала жидкий кофе. Пить, конечно, нельзя было, и Владимир Иванович отставил ведро в сторону.
— Знаете, — сказал он с тревогой в голосе, — по-моему, товарищи пошли по ложному пути. В центре зала, под камнями, я нашёл лаз, идущий вниз. Кажется, это и есть русло подземной реки. Там ещё до сих пор имеются остатки воды.
— Пролезть можно?
Сперанский покачал головой:
— Вряд ли. Щель забита камнями. А потом, мне думается, она слишком узка.
Они перекинулись ещё несколькими словами и замолчали. Повисла гнетущая тишина. До боли захотелось на воздух. Орочко вздохнул.
— Давайте погасим свечу, Александр Алексеевич, — предложил Сперанский, — будем экономить. А вы мне расскажите ещё о том, как теперь живёт Россия.
Пока Орочко рассказывает, трое разведчиков идут по пещере все дальше и дальше.
После трех — четырех часов блужданий, где в полный рост, где на четвереньках, Борис установил по барометру, что они поднялись на триста метров. Пещера вела на восток, затем повернула па запад и снова на юго-запад. Люди устали.
— Бесцельное блуждание! — раздражённо буркнул Усков. — Мы сейчас так же далеки от цели, как были в начале пути.
Вдруг пламя свечей заколебалось. Все остановились. Откуда-то спереди и сверху потянуло свежим воздухом. Прошли ещё метров семьдесят, и — о радость! — чуть выше человеческого роста сияло пятнышко дневного света. Лучик, словно огненный меч, прорезал тьму коридора и неподвижно упирался в стену. Каким жалким казался перед этим лучом тусклый огонёк свечи! Сердце забилось надеждой. Все приникли к отверстию. Это была трещина в камне. В одном месте кусочек камня вывалился, и небо проглядывало сюда, как сквозь окно.
— Скорее за дело! — воскликнул Усков. Нервным движением он сбросил заплечный мешок и лихорадочно принялся прощупывать камни молотком. — Э, да тут вся стена в трещинах!
Любимов и Борис без труда раскачивали и сбрасывали на пол целые глыбы. Свет становился все ближе, все ясней! Неужели выход? Но вот выворочен огромный обломок стены. Угрожающе шурша, сверху посыпался щебень.
— Назад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30