— Ну вот еще, — буркнул я. — С какой это стати? Теперь уже засмеялся Майк:
— Может, потому, что ты у нас слишком романтичный для своих лет?
— Раньше ты другое говорил.
— Ну что ж! Видать, настроение поменялось. Пока он доставал из кармана блокнот, Охара спросила меня:
— А кто такая Дзюнко Кагами?
— Моя мать…
У Охары вытянулась физиономия. Поглядев на нее, Майк хохотнул, а потом зачитал мне адрес и телефон конторы в Минатоку. Я записал их себе в блокнот.
— Только учти, — добавил он, — этот их Сугино — натуральный бык!
— В каком смысле?
— Да я с ним встречался недавно. Вообще-то у нас срок аренды только наполовину истек. Но времена меняются, цены падают… В общем, я наплевал на посредников, пошел прямо к нему и потребовал снизить арендную плату.
— Хм-м… — протянул я. — Ну и как, получилось?
— Надеюсь, скоро получится, — решительно кивнул он. — Эта «Ёсинага» — цирк, а не контора! Здоровенными билдингами владеют, а в простых расчетах ни одна собака разобраться не может. Я уже и сам за них все рассчитал, на компьютере подбил, изложил как можно понятнее. Бесполезно! Только щеки надули и повторяют: дайте время подумать, мы вам позвоним. И опять все свалили на фирму-посредника. Сегодня их риелторы из «Нисии» уже звонили. Ну, я отобрал у сестры трубку и залепил: дескать, не хотите цены сбрасывать — мы немедленно закрываемся и съезжаем отсюда ко всем чертям. Погодите, кричат, мы не можем решать такие вопросы без домовладельца. Но других желающих сюда въехать за такие бабки они в жизни не найдут! Так что скоро эта «Ёсинага» сломается, я уверен. А в будущем — так и вообще разорится. Слишком у них с математикой все запущено. А может, и вообще с головой.
— Погоди-погоди! — вклинился я в его болтовню. — А что ты за них рассчитал-то?
— Ну, взял первоначальную стоимость помещения, разделил на срок ее амортизации до сих пор, добавил процент с учетом налогов и прибыли риелтора — и получил оптимальную арендную плату…
— И как же ты считал?
— Это здание построено восемь лет назад. То есть когда цены были на самом пике, верно? Берем официальные цены в этом районе на тот период. Площадь здания — сто восемьдесят квадратных метров. Умножаем на четыре этажа и подвал. Получаем, что по официальным ценам на тот период это здание стоило примерно одиннадцать миллиардов. Но с тех пор его реальная стоимость чуть не в пять раз упала. А дерут они за него только на двадцать—тридцать процентов меньше! Вот я и пытаюсь им доказать, сколько этот подвал должен стоить сегодня, чтобы его вообще кто-нибудь снимать захотел. А они заладили как попугаи: средний уровень цен сейчас такой-то, бла-бла-бла… Своей головой подумать, что происходит, совсем не хотят!
— Так ты что же, босс этого заведения?
— За босса у нас сестренка. Я — так, на подхвате…
— А лет тебе сколько?
— Восемнадцать.
— М-да. Похоже, ты не только клиентов за локти хватать научился.
— Ну, в общем, да… Отец мне всегда говорил: пока люди шевелятся, между ними всегда будут денежные отношения. Ну, и научил меня кой-чему. Времена сейчас такие: не научишься Системой вертеть — она тебя сожрет с потрохами. Что хорошо, что плохо — рассуждать уже не приходится. Я неправ?
— Может, и прав… Так что же, твой отец — экономист?
— Да нет. Когда-то в Беркли защитил кандидатскую по экономике, но потом ушел в чистый бизнес. Сейчас портфолио-менеджер. Проталкивает в рекламные агентства восходящих звезд шоу-бизнеса…
— Диссертацию, говоришь? Считай, без пяти минут профессор! Уж покруче магистра по деловому администрированию…
— Это верно. Только он решил, что быть ученым — слишком глупо. И еще в Лос-Анджелесе открыл свою инвестиционную компанию. Громадные фонды поднял. Вечно у него журналисты толпятся — то из «Уолл-стрит Джорнал», то из «Файненшл Тайме». Преуспевающий афроамериканец, куда деваться! Журналюги на таких падкие. В общем, вот такой человек. Сейчас я с ним, правда, только е-мейлами перебрасываюсь иногда. Немного подумав, я спросил:
— Значит, в открытие этого бара тоже отец вложился?
Он склонил голову набок:
— Ну, можно и так сказать.
— Слушай, Майк, — вставила Охара, — а как твое полное имя?
— Майк Яманэ Вильямc.
— Надо запомнить. Того и гляди, в журнал «Форбс» попадешь. В список самых богатых людей мира.
— Будем стараться!
— А кстати, — вмешался я, — этот Сугино из корпорации «Ёсинага»… Почему ты его быком назвал?
— Ну, он так выглядит… Здоровенный и взгляд как у быка. Кажется, так у вас раньше якудзу называли? Такой мафиози из комиксов. Того и гляди, кому-нибудь шею свернет.
— Так, может, он и правда якудза?
— Если и так, то скорее бывший. В японской недвижимости таких пруд пруди. Хотя бог его знает… А ты что, пойдешь с ним встречаться?
— Не знаю еще. Но за телефончик спасибо.
Он улыбнулся, как ребенок. Я подумал, что в этом парнишке, помимо мозгов экономиста и мышц боксера, скрывается еще немало талантов. Во всяком случае, интуиции ему точно не занимать.
— Шеф, — сказала Охара, — а чего вас это здание так заинтересовало? И зачем вам общаться с каким-то якудзой? Ничего не понимаю…
— Ну я же тебе объяснял: век живи…
Она открыла рот для ответа. Но тут овал ее губ расплылся, и перед глазами у меня потемнело. Я встал с табурета.
— Ну ладно… Теперь мне пора.
На этом я потерял равновесие. Тонкие руки, мелькнув перед глазами, подхватили меня под локоть. Маленькие и на удивление сильные руки. А еще через пару секунд эти руки хлестали меня по щекам. Совсем недавно Какисима проделывал со мной то же самое. Ну и денек! Каждый так и норовит залепить мне пощечину.
— Господи… Да он весь горит!
Голос Охары звучал точно с другой планеты. Меня опять усадили на табурет. Я просидел так довольно долго. Замечательный финал для похода в бар, рассеянно думал я. Наверное, возраст. До сих пор я еще ни разу не простужался настолько, чтобы пальцем не пошевелить. Постепенно очертания предметов вокруг стали резче. Я снова поднялся, но Охара была тут как тут.
— Я провожу вас! С такой температурой вы сами не доберетесь…
— Да уж, так будет лучше, — подал голос Майк. — А то наш дядя вбил себе в голову, что ни годы, ни болезни его никогда не догонят.
— А разве именно таких людей не называют романтиками? — не удержался я.
— Таких людей называют «фонтан, который никак не заткнется», — добавила Нами-тян, выписывая счет. — Хотя, надо признать, у тебя есть одна хорошая черта.
— Это какая же?
— Ну, ты же сам в прошлый раз сказал: каждая каракатица по-своему пятится. Я смотрю, у тебя это жизненный принцип.
— Ты ужасно любезна.
Я махнул им рукой и вышел за дверь. В коридоре подвального этажа было тихо. Я поглядел на часы. Одиннадцать с мелочью. Куда позже, чем я рассчитывал.
— Послушай, — повернулся я к Охаре, — ты, кажется, на Асагая живешь? Поезда еще ходят. Нечего на такси разъезжать, пора экономить. Фонд социальной помощи у нашего профсоюза уже на нуле.
— Спасибо, что предупредили. Только я все равно вас провожу!
— Женщина! Перестань ко мне приставать.
— Ох, да нужны вы мне больно! Довезу и у дома высажу. Оставлять вас одного на улице сейчас просто опасно!
— Я в порядке. Лягу, высплюсь, а утром все пройдет.
— Да вы и до постели не доберетесь!
— Ну тогда на такси поеду. Скажу водителю номер квартиры, а он меня и до дверей донесет, если что… Что поделаешь — придется посорить деньгами в последний раз.
— Вот и хорошо. Я тогда поймаю машину и посажу вас.
— Я протестую! Слишком ужасная картина.
— Вы о чем?
— Молодая девушка грузит в машину шефа-каракатицу. Что люди подумают?
— Да то же, что всегда. Просто вы, как обычно, ни черта не помните. Скорей уж наоборот — это мне надо стыдиться такого начальника.
— Ладно, — вздохнул я. — Делай как хочешь. Мы поднялись по лестнице. Подъезд «Кагами-билдинга» выходил в переулок. Прохожих почти не было. В какой-то полусотне метров отсюда сверкал неон, и по большим улицам разгуливали толпы людей. А здесь — тишина, как в могиле. Я вгляделся в конец переулка и вспомнил:
— Эй, Охара!
— Что такое?
— Своего шефа-каракатицу тебе осталось терпеть всего пару недель.
Она склонила голову набок и улыбнулась:
— Ага, шеф. Если вы так говорите, значит, что-то задумали. Сейчас какую-нибудь гадость попросите.
— Мозги у тебя что надо. Не зря ты метишь в президенты большой компании. Боюсь, эта сказка вполне может стать былью…
— Да-да, вы мне уже посоветовали наняться в сыскное агентство. Кончайте лицемерить и выкладывайте, что вам нужно.
— Ступай обратно в бар.
— Это еще почему?
— Нипочему. Посиди там хотя бы полчаса и поболтай с этой парочкой о чем угодно. Что бы здесь ни происходило — носа на улицу не высовывай. И ни в коем случае в полицию не звони.
— Да о чем вы? Ничего не понимаю!
Я опять огляделся и посмотрел на нее. Времени почти не оставалось.
— Ступай обратно! — сухо приказал я. Вздрогнув от моего голоса, она помолчала, потом спросила:
— Только одно объясните.
— Что?
— Почему нельзя звать полицию? Во что вы хотите ввязаться?
— Об этом не спрашивай.
— Тогда я не двинусь с места! Я отвел глаза.
— Я увольняюсь по собственному желанию, — медленно сказал я. — И не хотел бы закончить карьеру за решеткой.
Охара не отрываясь смотрела на меня еще секунд пять. Потом отвернулась и молча спустилась в бар.
10
Проводив глазами фигурку Охары до самой двери, я вышел на дорогу и огляделся. Метрах в двадцати от меня темнели ограждения с табличкой: «Дорожные работы». Я медленно двинулся туда.
Несколько фигур, вынырнув из темноты, приближались ко мне, сужая кольцо. Первым заговорил тот, кто был дальше всех; приемчик такой старый, что я чуть не расхохотался.
— Господин Хориэ? Давненько не виделись! Судя по голосу, он был явно моложе меня. Да и манера речи не та, что во времена моей молодости. Все теперь утонченнее. Я бы сказал, даже в его профессии речь прогрессирует с каждой новой эпохой. Бот только душок от таких, как он, с годами не меняется. Даже бляха на груди сияет все так же ярко. Identity, как говорят американцы. Такое не пропьешь.
— А если и так, что дальше?
— А дальше, может, вместе прогуляемся?
— Извините, друзья. Я тут насморк схватил. Как-нибудь в другой раз.
— Если нужны пилюли — у нас их сколько угодно.
— Паленых пилюль не принимаю. А лучшее средство от насморка — здоровый сон. Тебе мама в детстве не рассказывала?
— Что это с тобой, папаша? Приличный салариман, а так грубишь…
Последняя фраза принадлежала кому-то из молодых. Судя по голосу — совсем новичок. Видать, пацана еще не коснулась лингвистическая эволюция. Я оглянулся на него:
— Много ты знаешь о салариманах. Уж им-то потяжелей, чем тебе…
«Хэ?!» — выдохнул парень. И вдруг ухватил меня между ног. Хватка неплохая, но по силе Майку не чета. Я отшвырнул его и бросился к ограждениям ремонтной площадки.
Куски разломанного асфальта. Кучи вырытой земли, вбитые колы, тонкий деревянный настил… Проломив фанеру каблуком, я принялся пинать деревянный кол. Чтобы выдернуть его из земли, мне понадобилось всего несколько секунд. Есть такой особый секрет — как вытаскивать из земли плотно забитые колы. Расшатай на миллиметр — дальше сам пойдет. То, что я вынул, плотно легло в ладонь и сразу напомнило мне школьные годы.
Ребята неторопливо приближались. Что может сделать старик с температурой под сорок, держа в руках деревянную палку? На осознание этого улетела еще пара секунд. Надеюсь, я ответил на это правильно. Возможно, я опять буду выглядеть не очень элегантно, но рассуждать об этом уже не осталось сил.
Зажав в руке кол, перемазанный глиной, я почувствовал, что перед глазами все опять поплыло. Сколько я еще выдержу? Тени приближались. Три метра. Два. Вот уже перед носом. На секунду замирают перед броском.
Колено вылетело вперед само — сказалась старая закалка. Один из них сунул было руку за пазуху, но тут же и успокоился. Я развернулся к следующему. Отразив удар, переключился на третьего. Тишину переулка вспорол треск ломающихся костей.
Я стоял, зажав в руке кол. Похоже, пара гвоздей, застрявших в колу, завершили дело. Я не помнил, как именно двигались мои руки. Более того: спроси меня, как это нужно делать, — я бы не объяснил.
Три человека с переломанными конечностями корчились передо мной на земле. Я наклонился. Сначала я осмотрел того, кто заговорил со мной первым. Не говоря ни слова, я проверил его пиджак. Отличный пиджак, сшит на заказ. Раз в десять дороже моего. Бумажник набит деньгами. Плотная пачка в двадцать или тридцать штук. Ни визиток, ни водительского удостоверения. Видимо, привез их сюда кто-то из двоих помоложе. Платиновая кредитка. «Кадзуя Кикумура», — прочитал я на ней. Я зашвырнул бумажник в темноту и окликнул его хозяина:
— Кто такой? Представься! Его зрачки уставились на меня.
— А-а… Ты-ы? — промычал он, словно безумный. — Ты кто вообще?!
— Как ты и сказал, обычный салариман. Сам знаешь, раз поболтать со мной захотел. Что, родной язык позабыл? Сейчас я спрашиваю, а ты отвечаешь! Как звать? Кто тебя прислал?
— Н-н… не знаю.
— Ну, сейчас я тебе напомню.
Ногой я раскидал его переломанные руки по сторонам. Встал ногами на запястья. Просунул под спиной кол, пригвоздил локти к земле. Грудная клетка выгнулась вверх. Безуспешно пытаясь вырваться, парень задергался, как креветка. Глядя на перекошенное лицо, я всем весом уселся ему на бедра.
Из его горла вырвался стон. Но парень стиснул зубы и стерпел, чтобы не заорать. Кажется, сейчас таких называют «лосями».
Я зажал ему рот ладонью. Уселся поудобнее и занес кулак для удара. Особо я не раздумывал. Первый удар пришелся по нижнему ребру. Внутри плоти хрястнула кость. Глаза парня полезли из орбит. Он замычал. Ладонь стала мокрой от его слюны.
— Ну! Сколько у тебя еще ребер осталось? Сам посчитаешь? Сначала с ними разберемся, а дальше к позвоночнику перейдем. Чтоб ты знал: вежливо разговаривать не люблю. Так что потом не жалей.
Я занес руку. Следующее ребро. Главное — не сила, а точка удара. Парень задергался, как лягушка, через которую пропустили электрический ток. Моя ладонь загудела от его крика. Его глаза наполнились слезами. Когда крик оборвался, я убрал ладонь.
— Минамото… Клан Минамото…
— Я тебя не об этом спрашиваю. Чем ты занимаешься — и по бляхе твоей понятно. Учти: мне терять нечего. Вы меня сами в угол загнали. На кого работаешь? Кто твой босс? Думай быстрей, Кикумура. Так просто я от тебя не отстану.
Его глаза еще больше распахнулись. Я занялся третьим ребром. Хрясь. Парень издал звук сдувающегося дирижабля. Горячий и мокрый воздух засвистел У меня меж пальцев. Его тело обмякло.
Я снова убрал ладонь.
— Банда Кацунумы…— еле слышно выдавил он. — Мы все оттуда.
— Та-ак… С платиновой карточкой разгуливаешь. Что, прямо под боссом ходишь?
— Д-да…
— Я смотрю, много у вас там богатеньких развелось. Четверть века назад ни о каком Кацунуме и слышно не было.
Несмотря на боль, в его глазах мелькнуло удивление.
— Хидэки Кацунума откололся от банды Саэки… А Саэки… был дядькой моего отца.
— Так. И где этот Саэки сейчас?
— Помер… Но не в перестрелке… От инфаркта, лет пятнадцать назад… Так я слышал.
— Ясно. А что этому Кацунуме понадобилось от меня? Я никого не трогал. Его мне разыскивать некогда. Так что давай колись…
Он заколебался. Я знал, что для него это самое трудное. По их понятиям, выдать главаря, да еще какому-то «лоху» вроде меня, — все равно что самому себе кишки выпустить. Парень явно задумался о смысле жизни. Я схватил его за шиворот и прижал толстую шею к земле. Он начал задыхаться. Я терпеливо ждал, глядя, как его лицо наливается кровью. И чуть погодя схватился за кол, на котором его распял.
— Ладно! С ребрами закончили. Дальше возиться нет времени. Займемся позвоночником. Не волнуйся, я знаю, как это делается.
Было бы куда — его глаза расширились бы еще больше. Но больше было некуда. Я вгляделся в его перекошенное лицо. Запредельный ужас. Нечеловеческое напряжение. Нерешительность. Все смешалось на этом лице. Сколько раз я уже это видел…
И в этот миг странная белая пустота залила все вокруг. В голове пронеслось сразу все, что произошло. Очень быстро, за какие-то две или три секунды. Но достаточно, чтобы я сам себе поразился. Что я делаю? Что уже натворил? Мои руки двигались сами, я ни о чем не думал. Но разве я не знал, что будет, когда шел к стройплощадке?
Рука сама отпустила его. И тут же закружилась голова. Я надеялся, что снова справлюсь с собой, — но приступа такой слабости у меня еще не было никогда в жизни.
— Считай, что тебе повезло… — успел пробормотать я.
Затем его лицо расплылось и исчезло. Меня повело куда-то вбок. Асфальт приблизился к глазам и заполнил собою весь мир. Шершавый асфальт, воняющий сыростью. Асфальт, по которому бежал какой-то луч света. Не в силах крикнуть, я смотрел на этот луч и вспоминал черно-белую рябь аналоговой видеозаписи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32