— воскликнул Сердюков.
— Тогда форсируй события! Иначе тебя не оставят в покое и при каждом удобном случае, все будут тыкать пальцем в твою персону. А выборы уже на носу. И победить на них, обладая репутацией Дон Жуана, совсем не просто. И мне бы не хотелось терять в парламенте человека из своей обоймы.
— Легко сказать — форсируй. Развод и женитьба — дело не скорое. И все это время наша пресса будет только подогревать страсти. Из пальца тут ничего высасывать не надо. Тем более, этот Агейко меня уже достал. — Сердюков схватил газету и с отвращением снова бросил её на стол, — Каждый мой шаг описывает. В постель заглядывает!
Хоттабыч вдруг по-дружески улыбнулся и постарался успокоить разгневанного товарища.
— Ну, не раздувай из мухи слона. Не такая уж ты и значимая фигура. Вот в Америке самого президента уличили в порочных связях с сотрудницей. И простили. Потому что человек — хороший. Народ, знаешь ли, воровства и предательства простить не сможет, а интрижки его даже забавляют. У нас уникальный, Витя, народ. И очень сердобольный, готовый в любую минуту взять под свою защиту того, кто незаслуженно пострадал. И тот же самый Агейко — он тоже наш народ. Ты поговорил бы с ним по душам и, я в этом уверен, он бы все понял.
— Не смеши меня, Александр Серафимович. Агейко нашего брата депутата готов со света сжить. Что ни статья — то какая-нибудь похабщина в наш адрес.
— Не каждого из депутатов, Виктор. Поверь мне. Я хорошо знаю Юрия уже много лет. Жизнь его сильно обижает и трясет. Но это очень справедливый человек. И кристально честный. Может быть, именно поэтому ему и не везет. — Хоттабыч потянулся к телефону, — Хочешь я сейчас позвоню ему и мы договоримся о встрече? Выпьем по рюмке коньяка и, я уверен, что вы найдете общий язык.
Сердюков в раздумье помолчал.
— Ты уверен, что эта встреча никому не навредит? Ни тебе, ни мне, ни парламенту в целом, наконец? А то обернется так, что мы его специально к себе примагничиваем, чтобы всучить взятку за свои грехи.
— Не беспокойся. Взяток он не берет. Отчего и сурово пострадал в свое время. Одно могу пока тебе сказать: Юрка уже несколько лет неравнодушен к моей дочери. Только она лягается. Мне, как отцу, казалось бы, надо занимать её сторону. Я, впрочем, так и делал. А теперь понял: Эдита и мизинца его не стоит. Да, он бывает несдержан, вспыльчив, но только в силу своего благородства и порядочности.
Сердюков иронично улыбнулся:
— Ты ему такую характеристику нарисовал, словно собираешься уступить свое место в парламенте. А он, не считаясь с твоим благожелательным расположением к нему, тебя же в своих статьях и прикладывает.
— Что касается места спикера, то, если б появилась такая возможность — уступил бы не раздумывая. Только его депутатская стезя нисколько не привлекает. А то, что в газете прикладывает — правильно делает. Иногда стоит посмотреть на себя со стороны. Но открою ещё один секрет: Агейко знает о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами друг о друге. И если бы он все это выложил на газетной полосе, то статья бы произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— Что же не выкладывает, если такой честный?
— Рано еще. — Хоттабыч положил локти на стол и, закрыв ладонями подбородок, несколько секунд раздумывал о чем-то своем, — Я его сам умолял повременить. Потому что жалко не тех подонков, которые работают среди нас, а его самого. Юрку просто ликвидируют, чтобы избавиться от столь информированного свидетеля. Угроза уже поступила. На прошлой неделе я его вытащил из-за решетки. В казино его спровоцировали на драку.
— Это было связано с готовящимся законом об игральных заведениях? — почему-то поинтересовался Сердюков.
— Нет, Витя, это было связано с приватизационной возней за обладание водообъектами области. Ну что, договариваться о встрече?
— Пожалуй, я был бы не против.
Он вышел от Хоттабыча и направился по коридору к выходу. Задумался и не заметил, как за рукав его одернул какой-то мужик. Сердюков остановился и оглядел несуразный наряд незнакомца. Тот был в длинном брезентовом плаще, на голове сидела голубая бейсболка с длинным козырьком и надписью «Чикаго булз». На плече он двумя руками поддерживал мешок.
— Вы депутат? — спросил он.
— Пока да! — ответил Сердюков.
— Я принес для вашего буфета целый мешок отличного индийского чая.
— А я причем? — удивился Сердюков.
— Распорядитесь, чтобы у меня его купили. У вас в буфете и столовой чая нет, а заведующая столовой закупать не хочет.
— Но я же не директор пищеблока!
— Но вы ведь депутат… пока!
Сердюков, ни слова не говоря в ответ, скорым шагом направился к выходу. Мужик с мешком семенил за ним.
— Чего вам стоит, товарищ депутат, распорядитесь! Они вас послушаются.
Сердюков остановился возле туалетной комнаты, взялся за ручку двери:
— Извините, господин хороший, мне по нужде нужно.
— Справляйтесь, справляйтесь, — понимающе заулыбался и согласно закивал мужик, — Я вас подожду.
Сердюков зашел в туалетную комнату и присел на подоконник, решив на время спрятаться от назойливого просителя.
Стараясь чем-то занять себя, он вытащил из держателя несколько клочков плотной бумаги и усмехнулся: никогда не думал, что в стенах думы можно использовать разработки и проекты законов не по прямому назначению. Хотя, почему не по прямому? Он читал обрывки фраз и бросал листочки обратно в держатель. «Вся биологическая субстанция, проживающая в нашей области…» Он вспомнил о так и не доработанном законе об охране окружающей среды. Надо же! Каким образом эта бумажка могла попасть в туалетную комнату из кабинета экологической фракции, которую он и возглавлял? Ему стало неловко за своих коллег и он с двойной энергией, стал листать клочки бумаг дальше. Обнаружив разорванные проекты по военнослужащим, по бюджету, по компенсации пенсионных вкладов, а также данные по голосованию, он успокоился. Не только в его фракции с отработанными бумагами поступали соответствующим образом.
Прошло четверть часа. Он спрыгнул с подоконника и вышел в коридор. Мужик в брезентовом плаще и бейсболке сидел на мешке. Увидев Сердюкова он по-товарищески заулыбался.
— Вот видите, товарищ депутат, как вас пробрало. А если бы попили крепкого чайку, то хворь бы как рукой сняло.
Сердюков вдруг расхохотался и как мальчишка со всех ног бросился к лестнице…
5
После того как Хоттабыч поручился за драчуна, которому светило не менее пятнадцати суток за мелкое хулиганство, и вызволил его из камеры предварительного заключения, Агейко вдруг впал в глубокую апатию. Вернувшись домой, он первым делом набрал номер главного редактора и вытребовал отпуск на неделю за свой счет. Оглядев свою разукрашенную синяками и ссадинами физиономию, он спустился в гастроном, который находился на первом этаже, набил огромную сумку бутылками и кое-какими продуктами и теперь лежал на диване закинув руки за голову. Иногда он вставал, подходил к зеркалу, трогал багровый синяк под правым глазом, а затем, вздыхая, возвращался к своему лежбищу, подливал в рюмку водки и закуривал новую сигарету. Но не пьянелось. То ли водка была далеко не лучшего качества, то ли организм Агейко не желал расслабляться.
Только дурак мог не догадаться, что его, как матерого волка, обложили со всех сторон.
После того, как позвонили из банка и сообщили, что господин Бурмистров готов встретиться с журналистом и дать ответы на вопросы, Агейко, даже не дослушав до конца, бросил трубку на аппарат. Он прекрасно знал, что ни на какие вопросы банкир отвечать не собирается. Скорее всего ему хотелось взглянуть на Агейко и убедиться в том, что журналист, наконец, полностью сломлен и деморализован. И хотя Агейко было теперь глубоко наплевать на то, что творится за стенами его квартиры, он не хотел расписываться в своей слабости и с кем-либо встречаться в эти дни.
Телефон звонил регулярно, то и дело включался автоответчик, и Агейко удивлялся, как это он может так задорно сообщать, что никого нет дома и просить абонента оставить сообщение. Но прослушивать, что там наговорили на пленку, у него не было никакого желания. У него вообще не было никаких желаний. Даже если бы позвонила Эдита… Нет, она теперь никогда не позвонит. Никогда. Уж он-то отлично знал её характер. И те наполненные ненавистью глаза, которые он последний раз видел в казино, говорили о том, что между ними все кончено. Он никогда не видел Эдиту такой разгневанной.
Кто-то позвонил в дверь. Потом ещё и еще. Агейко лежал без движения. Но протяжные, и как ему показалось через несколько минут, просящие звонки не прекращались.
Он, чертыхнулся, сел на кровати и плеснул в стакан водки. В дверь уже стучали кулаком. Он опрокинул водку и направился в прихожую. Открыл дверь.
— Какого черта!
Перед ним стояла пожилая женщина, которую он никогда не видел. Лицо заплаканное, в руках сумочка и мокрый носовой платок.
— Вы не ошиблись квартирой? — умерив гнев, спросил он.
— Вы Юрий Агейко? — ответила она вопросом на вопрос и уставилась на его синяк под глазом, — Хорошо бы бинт с настойкой бодяги прикладывать.
— А мне и так очень нравится, — он понял, что женщина, которая назвала его имя и фамилию, квартирой не ошиблась и гость вовсе не случайный, — Зачем же я его буду бодягой, если только и мечтал о синяке. Вы кто?
Он уступил проход, жестом приглашая гостью пройти в квартиру. Она печально улыбнулась.
— Меня зовут Зоя Ивановна. Фамилия — Жильцова. Бывший администратор дома отдыха «Подлипки».
— Ну вот и на тебе. А я-то думал, что мне бесплатную путевку привезли. А вы оказывается уже бывший.
Она прошла в комнату и по-хозяйски оценила обстановку. Все вверх тормашками, спертый водочный запах вперемешку с «ароматами» вяленой рыбы. Небритый хозяин в спортивных штанах и несвежей футболке.
— Может форточку откроем? — спросила она и, не дожидаясь разрешения, подошла к окну.
Он молча наблюдал за её действиями.
— Вы по какому вопросу?
Она опустилась на краешек стула и положила сумочку на колени.
— Я приехала просить у вас помощи. Потому что больше жаловаться некому. А о вас я слышала много хорошего. И читала ваши статьи о депутатах.
Он двумя пальцами оттопырил на животе грязную футболку.
— Вы считаете, дорогая Зоя Ивановна, что в таком состоянии я вам могу чем-то помочь? А может быть я, как и вы, — уже тоже бывший?
— Давайте я вам её постираю. Это займет пять минут.
Агейко, обезоруженный простотой женщины, сел перед ней на диван. Пнул носком тапочка пустую бутылку.
— Ну, тогда рассказывайте, что произошло?
— Пантов. Депутат Пантов настоял перед администрацией дома отдыха, чтобы меня уволили.
Она рассказала о происшествии, когда помощником депутата была выброшена в окно голая девушка, которую дебоширы называли Кляксой.
— Клякса? — Агейко показалось, что он уже как-то слышал эту кличку, — Как она выглядит?
— Чернявенькая такая. Симпатичная. Стройная. Обидно, что из этих…
Зоя Ивановна не договорила.
— Из проституток, что ли? — без смущения дополнил характеристику пострадавшей Агейко.
— Скорее всего, — кивнула женщина.
— Эх! — с сожалением хлопнул себя по коленям Агейко, — Найти бы нам её.
— По разговорам ребят я поняла, что они привезли девушку из какого-то центра знакомств.
— А фамилия Петяева ничего вам не говорит? — при упоминании о центре знакомств Агейко даже подался вперед.
— Вот-вот, — спохватилась женщина, — Когда охранники преградили им путь в дом отдыха, парень крепкого телосложения, по-моему Бобаном его звали, предложил вернуться обратно в заведение какой-то Петяевой.
Агейко резко поднялся с дивана, подошел к окну и закурил. Он вспомнил о визите в редакцию молодой женщины, которая рассказывала о том, как была обманута некой фирмой по трудоустройству и отправлена в турецкие бордели. Если окажется, что проститутка Клякса является сотрудницей Центра знакомств и оказывает услуги в проведении ночного досуга высокопоставленным лицами и их помощникам, то почему тогда заведение Петяевой не могло быть поставщиком российских «наташек» за кордон? Если уж Виолетта Павловна взяла на себя заботу о всех незамужних женщинах, то Агейко нисколько не сомневался, что с её талантом и способностями она могла действовать во всех направлениях, где требовались очарование, ласка и другие женские услуги.
Он снова подошел к зеркалу и, не скрывая своего вдруг поднявшегося настроения, ещё больше разлохматил волосы.
— Нам бы только эту самую Кляксу найти! — ещё раз повторил он. — А уж из неё я все до капельки вытрясу!
— Мне кажется, что ничего она вам не расскажет. Если директор дома отдыха и оперативники, которые приезжали на вызов, теперь делают изумленные лица, дескать, ничего и не случилось в ту ночь. Правда…
Женщина, словно чего-то испугавшись, вдруг замолчала.
— Что правда? — насторожился Агейко.
— У меня есть одна видеокассета с записью. Знаете, наш дом отдыха предназначен для элитарных людей и принадлежит управлению делами администрации области. Когда-то на всякий случай в холле была установлена записывающая видеокамера. Нам, администраторам, всегда её рекомендовали включать при каких-нибудь нестандартных ситуациях. В ту ночь я её и включила. А утром видеокассету вынула и поставила другую. Эта видеокассета — теперь единственное доказательство того, что произошло. А Клякса? Клякса вам ничего не скажет. Я думаю, что депутат Пантов или его помощники с ней уже основательно поработали.
— Почему Пантов? — изумившись, снова уставился на женщину Агейко.
— Не так давно я видела его в доме отдыха с этой девушкой. После чего меня и уволили, якобы по сокращению.
— Они что отдыхать приезжали?
— Да. Он заранее забронировал на двоих «люкс» с субботы на воскресенье.
— Твою мать! — не стесняясь в выражениях чуть ли не закричал Агейко и заходил по комнате из угла в угол. — Где же вы раньше-то были!
— В кресле администратора. Знаете в силу своей профессии, работникам дома отдыха строжайше запрещено распространяться о том, кто и с кем приезжает в «Подлипки». А когда меня, как нашкодившего котенка вышвырнули без выходного пособия, я сразу сказала — молчать не стану. Тем более, и доказательства есть, — Она достала из сумки видеокассету и положила на стол перед Агейко, — Мне три года до пенсии осталось. Муж инвалид, единственный сын в Чечне без вести пропал. Больше кормильцев нет, а где теперь работу найти?
Она заплакала.
Агейко присел перед ней на корточки.
— Успокойтесь, Зоя Ивановна. Я обязательно просмотрю кино, которое вы мне принесли, и постараюсь помочь вам с работой. И сына вашего попытаемся найти. Может быть, он до сих пор в плену?
— Мне тоже так хочется думать. Я надеюсь на это.
— Мы через газету сделаем запросы во все части, которые были расквартированы в Чечне. И обязательно найдем вашего сына. Живого…
Он хотел было уже сказать «или мертвого», но вовремя остановился.
Женщина подняла на него глаза и тяжело вздохнула:
— Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. — Она снова оглядела комнату, — Давайте я все-таки помогу немного прибраться.
— Ну что вы, Зоя Ивановна! Ни в коем случае. Оставьте свой телефон и езжайте с легким сердцем домой. Я вам обязательно позвоню. На этой же неделе.
Она с тревогой посмотрела на будильник.
— Автобус уже ушел. Следующий только утром, — поднялась со стула, — Переночую в комнате матери и ребенка на автовокзале. Я часто так делала.
— Ну, нет. Тогда лучше прибирайтесь и будете ночевать здесь. А я пока сделаю несколько звонков.
Он заметил, как обрадовалась женщина, когда получила приглашение остаться и, чтобы не мешать ей наводить порядок, взял телефон и забрался с ногами на диван.
Теперь он окончательно понял, что настал момент заглянуть в заведение госпожи Петяевой. Но посетить хотел он его не один. Агейко вынул из куртки блокнот и, полистав, нашел необходимый номер телефона. Ее звали Алла Валуева. И это была та самая девушка, которая попалась на удочку фирмы по трудоустройству и, благодаря чьей-то заботе, была насильно пристроена в заведение по оказанию интимных услуг турецким мужчинам.
Через несколько секунд на другом конце провода он услышал женский голос:
— Алло, я вас слушаю.
— Это журналист Агейко. Алла, вы могли бы мне помочь?
Он попросил, чтобы она составила ему компанию и посетила Центр знакомств. Конечно, он не рассчитывал, что произойдет чудо и в госпоже Петяевой или в ком-нибудь из персонала заведения Валуева опознает тех, кто устраивал её в зарубежную командировку. Нет, он представит её в качестве журналистки-практикантки, рекомендует как корреспондента, который будет писать на темы семьи и брака, и составит вопросы, которые она сможет задавать, бывая в заведении Виолетты Павловны. Авось, в Центре знакомств и удастся разнюхать что-нибудь интересное.
Немного подумав о его предложении, Валуева согласилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Тогда форсируй события! Иначе тебя не оставят в покое и при каждом удобном случае, все будут тыкать пальцем в твою персону. А выборы уже на носу. И победить на них, обладая репутацией Дон Жуана, совсем не просто. И мне бы не хотелось терять в парламенте человека из своей обоймы.
— Легко сказать — форсируй. Развод и женитьба — дело не скорое. И все это время наша пресса будет только подогревать страсти. Из пальца тут ничего высасывать не надо. Тем более, этот Агейко меня уже достал. — Сердюков схватил газету и с отвращением снова бросил её на стол, — Каждый мой шаг описывает. В постель заглядывает!
Хоттабыч вдруг по-дружески улыбнулся и постарался успокоить разгневанного товарища.
— Ну, не раздувай из мухи слона. Не такая уж ты и значимая фигура. Вот в Америке самого президента уличили в порочных связях с сотрудницей. И простили. Потому что человек — хороший. Народ, знаешь ли, воровства и предательства простить не сможет, а интрижки его даже забавляют. У нас уникальный, Витя, народ. И очень сердобольный, готовый в любую минуту взять под свою защиту того, кто незаслуженно пострадал. И тот же самый Агейко — он тоже наш народ. Ты поговорил бы с ним по душам и, я в этом уверен, он бы все понял.
— Не смеши меня, Александр Серафимович. Агейко нашего брата депутата готов со света сжить. Что ни статья — то какая-нибудь похабщина в наш адрес.
— Не каждого из депутатов, Виктор. Поверь мне. Я хорошо знаю Юрия уже много лет. Жизнь его сильно обижает и трясет. Но это очень справедливый человек. И кристально честный. Может быть, именно поэтому ему и не везет. — Хоттабыч потянулся к телефону, — Хочешь я сейчас позвоню ему и мы договоримся о встрече? Выпьем по рюмке коньяка и, я уверен, что вы найдете общий язык.
Сердюков в раздумье помолчал.
— Ты уверен, что эта встреча никому не навредит? Ни тебе, ни мне, ни парламенту в целом, наконец? А то обернется так, что мы его специально к себе примагничиваем, чтобы всучить взятку за свои грехи.
— Не беспокойся. Взяток он не берет. Отчего и сурово пострадал в свое время. Одно могу пока тебе сказать: Юрка уже несколько лет неравнодушен к моей дочери. Только она лягается. Мне, как отцу, казалось бы, надо занимать её сторону. Я, впрочем, так и делал. А теперь понял: Эдита и мизинца его не стоит. Да, он бывает несдержан, вспыльчив, но только в силу своего благородства и порядочности.
Сердюков иронично улыбнулся:
— Ты ему такую характеристику нарисовал, словно собираешься уступить свое место в парламенте. А он, не считаясь с твоим благожелательным расположением к нему, тебя же в своих статьях и прикладывает.
— Что касается места спикера, то, если б появилась такая возможность — уступил бы не раздумывая. Только его депутатская стезя нисколько не привлекает. А то, что в газете прикладывает — правильно делает. Иногда стоит посмотреть на себя со стороны. Но открою ещё один секрет: Агейко знает о каждом из нас гораздо больше, чем мы сами друг о друге. И если бы он все это выложил на газетной полосе, то статья бы произвела эффект разорвавшейся бомбы.
— Что же не выкладывает, если такой честный?
— Рано еще. — Хоттабыч положил локти на стол и, закрыв ладонями подбородок, несколько секунд раздумывал о чем-то своем, — Я его сам умолял повременить. Потому что жалко не тех подонков, которые работают среди нас, а его самого. Юрку просто ликвидируют, чтобы избавиться от столь информированного свидетеля. Угроза уже поступила. На прошлой неделе я его вытащил из-за решетки. В казино его спровоцировали на драку.
— Это было связано с готовящимся законом об игральных заведениях? — почему-то поинтересовался Сердюков.
— Нет, Витя, это было связано с приватизационной возней за обладание водообъектами области. Ну что, договариваться о встрече?
— Пожалуй, я был бы не против.
Он вышел от Хоттабыча и направился по коридору к выходу. Задумался и не заметил, как за рукав его одернул какой-то мужик. Сердюков остановился и оглядел несуразный наряд незнакомца. Тот был в длинном брезентовом плаще, на голове сидела голубая бейсболка с длинным козырьком и надписью «Чикаго булз». На плече он двумя руками поддерживал мешок.
— Вы депутат? — спросил он.
— Пока да! — ответил Сердюков.
— Я принес для вашего буфета целый мешок отличного индийского чая.
— А я причем? — удивился Сердюков.
— Распорядитесь, чтобы у меня его купили. У вас в буфете и столовой чая нет, а заведующая столовой закупать не хочет.
— Но я же не директор пищеблока!
— Но вы ведь депутат… пока!
Сердюков, ни слова не говоря в ответ, скорым шагом направился к выходу. Мужик с мешком семенил за ним.
— Чего вам стоит, товарищ депутат, распорядитесь! Они вас послушаются.
Сердюков остановился возле туалетной комнаты, взялся за ручку двери:
— Извините, господин хороший, мне по нужде нужно.
— Справляйтесь, справляйтесь, — понимающе заулыбался и согласно закивал мужик, — Я вас подожду.
Сердюков зашел в туалетную комнату и присел на подоконник, решив на время спрятаться от назойливого просителя.
Стараясь чем-то занять себя, он вытащил из держателя несколько клочков плотной бумаги и усмехнулся: никогда не думал, что в стенах думы можно использовать разработки и проекты законов не по прямому назначению. Хотя, почему не по прямому? Он читал обрывки фраз и бросал листочки обратно в держатель. «Вся биологическая субстанция, проживающая в нашей области…» Он вспомнил о так и не доработанном законе об охране окружающей среды. Надо же! Каким образом эта бумажка могла попасть в туалетную комнату из кабинета экологической фракции, которую он и возглавлял? Ему стало неловко за своих коллег и он с двойной энергией, стал листать клочки бумаг дальше. Обнаружив разорванные проекты по военнослужащим, по бюджету, по компенсации пенсионных вкладов, а также данные по голосованию, он успокоился. Не только в его фракции с отработанными бумагами поступали соответствующим образом.
Прошло четверть часа. Он спрыгнул с подоконника и вышел в коридор. Мужик в брезентовом плаще и бейсболке сидел на мешке. Увидев Сердюкова он по-товарищески заулыбался.
— Вот видите, товарищ депутат, как вас пробрало. А если бы попили крепкого чайку, то хворь бы как рукой сняло.
Сердюков вдруг расхохотался и как мальчишка со всех ног бросился к лестнице…
5
После того как Хоттабыч поручился за драчуна, которому светило не менее пятнадцати суток за мелкое хулиганство, и вызволил его из камеры предварительного заключения, Агейко вдруг впал в глубокую апатию. Вернувшись домой, он первым делом набрал номер главного редактора и вытребовал отпуск на неделю за свой счет. Оглядев свою разукрашенную синяками и ссадинами физиономию, он спустился в гастроном, который находился на первом этаже, набил огромную сумку бутылками и кое-какими продуктами и теперь лежал на диване закинув руки за голову. Иногда он вставал, подходил к зеркалу, трогал багровый синяк под правым глазом, а затем, вздыхая, возвращался к своему лежбищу, подливал в рюмку водки и закуривал новую сигарету. Но не пьянелось. То ли водка была далеко не лучшего качества, то ли организм Агейко не желал расслабляться.
Только дурак мог не догадаться, что его, как матерого волка, обложили со всех сторон.
После того, как позвонили из банка и сообщили, что господин Бурмистров готов встретиться с журналистом и дать ответы на вопросы, Агейко, даже не дослушав до конца, бросил трубку на аппарат. Он прекрасно знал, что ни на какие вопросы банкир отвечать не собирается. Скорее всего ему хотелось взглянуть на Агейко и убедиться в том, что журналист, наконец, полностью сломлен и деморализован. И хотя Агейко было теперь глубоко наплевать на то, что творится за стенами его квартиры, он не хотел расписываться в своей слабости и с кем-либо встречаться в эти дни.
Телефон звонил регулярно, то и дело включался автоответчик, и Агейко удивлялся, как это он может так задорно сообщать, что никого нет дома и просить абонента оставить сообщение. Но прослушивать, что там наговорили на пленку, у него не было никакого желания. У него вообще не было никаких желаний. Даже если бы позвонила Эдита… Нет, она теперь никогда не позвонит. Никогда. Уж он-то отлично знал её характер. И те наполненные ненавистью глаза, которые он последний раз видел в казино, говорили о том, что между ними все кончено. Он никогда не видел Эдиту такой разгневанной.
Кто-то позвонил в дверь. Потом ещё и еще. Агейко лежал без движения. Но протяжные, и как ему показалось через несколько минут, просящие звонки не прекращались.
Он, чертыхнулся, сел на кровати и плеснул в стакан водки. В дверь уже стучали кулаком. Он опрокинул водку и направился в прихожую. Открыл дверь.
— Какого черта!
Перед ним стояла пожилая женщина, которую он никогда не видел. Лицо заплаканное, в руках сумочка и мокрый носовой платок.
— Вы не ошиблись квартирой? — умерив гнев, спросил он.
— Вы Юрий Агейко? — ответила она вопросом на вопрос и уставилась на его синяк под глазом, — Хорошо бы бинт с настойкой бодяги прикладывать.
— А мне и так очень нравится, — он понял, что женщина, которая назвала его имя и фамилию, квартирой не ошиблась и гость вовсе не случайный, — Зачем же я его буду бодягой, если только и мечтал о синяке. Вы кто?
Он уступил проход, жестом приглашая гостью пройти в квартиру. Она печально улыбнулась.
— Меня зовут Зоя Ивановна. Фамилия — Жильцова. Бывший администратор дома отдыха «Подлипки».
— Ну вот и на тебе. А я-то думал, что мне бесплатную путевку привезли. А вы оказывается уже бывший.
Она прошла в комнату и по-хозяйски оценила обстановку. Все вверх тормашками, спертый водочный запах вперемешку с «ароматами» вяленой рыбы. Небритый хозяин в спортивных штанах и несвежей футболке.
— Может форточку откроем? — спросила она и, не дожидаясь разрешения, подошла к окну.
Он молча наблюдал за её действиями.
— Вы по какому вопросу?
Она опустилась на краешек стула и положила сумочку на колени.
— Я приехала просить у вас помощи. Потому что больше жаловаться некому. А о вас я слышала много хорошего. И читала ваши статьи о депутатах.
Он двумя пальцами оттопырил на животе грязную футболку.
— Вы считаете, дорогая Зоя Ивановна, что в таком состоянии я вам могу чем-то помочь? А может быть я, как и вы, — уже тоже бывший?
— Давайте я вам её постираю. Это займет пять минут.
Агейко, обезоруженный простотой женщины, сел перед ней на диван. Пнул носком тапочка пустую бутылку.
— Ну, тогда рассказывайте, что произошло?
— Пантов. Депутат Пантов настоял перед администрацией дома отдыха, чтобы меня уволили.
Она рассказала о происшествии, когда помощником депутата была выброшена в окно голая девушка, которую дебоширы называли Кляксой.
— Клякса? — Агейко показалось, что он уже как-то слышал эту кличку, — Как она выглядит?
— Чернявенькая такая. Симпатичная. Стройная. Обидно, что из этих…
Зоя Ивановна не договорила.
— Из проституток, что ли? — без смущения дополнил характеристику пострадавшей Агейко.
— Скорее всего, — кивнула женщина.
— Эх! — с сожалением хлопнул себя по коленям Агейко, — Найти бы нам её.
— По разговорам ребят я поняла, что они привезли девушку из какого-то центра знакомств.
— А фамилия Петяева ничего вам не говорит? — при упоминании о центре знакомств Агейко даже подался вперед.
— Вот-вот, — спохватилась женщина, — Когда охранники преградили им путь в дом отдыха, парень крепкого телосложения, по-моему Бобаном его звали, предложил вернуться обратно в заведение какой-то Петяевой.
Агейко резко поднялся с дивана, подошел к окну и закурил. Он вспомнил о визите в редакцию молодой женщины, которая рассказывала о том, как была обманута некой фирмой по трудоустройству и отправлена в турецкие бордели. Если окажется, что проститутка Клякса является сотрудницей Центра знакомств и оказывает услуги в проведении ночного досуга высокопоставленным лицами и их помощникам, то почему тогда заведение Петяевой не могло быть поставщиком российских «наташек» за кордон? Если уж Виолетта Павловна взяла на себя заботу о всех незамужних женщинах, то Агейко нисколько не сомневался, что с её талантом и способностями она могла действовать во всех направлениях, где требовались очарование, ласка и другие женские услуги.
Он снова подошел к зеркалу и, не скрывая своего вдруг поднявшегося настроения, ещё больше разлохматил волосы.
— Нам бы только эту самую Кляксу найти! — ещё раз повторил он. — А уж из неё я все до капельки вытрясу!
— Мне кажется, что ничего она вам не расскажет. Если директор дома отдыха и оперативники, которые приезжали на вызов, теперь делают изумленные лица, дескать, ничего и не случилось в ту ночь. Правда…
Женщина, словно чего-то испугавшись, вдруг замолчала.
— Что правда? — насторожился Агейко.
— У меня есть одна видеокассета с записью. Знаете, наш дом отдыха предназначен для элитарных людей и принадлежит управлению делами администрации области. Когда-то на всякий случай в холле была установлена записывающая видеокамера. Нам, администраторам, всегда её рекомендовали включать при каких-нибудь нестандартных ситуациях. В ту ночь я её и включила. А утром видеокассету вынула и поставила другую. Эта видеокассета — теперь единственное доказательство того, что произошло. А Клякса? Клякса вам ничего не скажет. Я думаю, что депутат Пантов или его помощники с ней уже основательно поработали.
— Почему Пантов? — изумившись, снова уставился на женщину Агейко.
— Не так давно я видела его в доме отдыха с этой девушкой. После чего меня и уволили, якобы по сокращению.
— Они что отдыхать приезжали?
— Да. Он заранее забронировал на двоих «люкс» с субботы на воскресенье.
— Твою мать! — не стесняясь в выражениях чуть ли не закричал Агейко и заходил по комнате из угла в угол. — Где же вы раньше-то были!
— В кресле администратора. Знаете в силу своей профессии, работникам дома отдыха строжайше запрещено распространяться о том, кто и с кем приезжает в «Подлипки». А когда меня, как нашкодившего котенка вышвырнули без выходного пособия, я сразу сказала — молчать не стану. Тем более, и доказательства есть, — Она достала из сумки видеокассету и положила на стол перед Агейко, — Мне три года до пенсии осталось. Муж инвалид, единственный сын в Чечне без вести пропал. Больше кормильцев нет, а где теперь работу найти?
Она заплакала.
Агейко присел перед ней на корточки.
— Успокойтесь, Зоя Ивановна. Я обязательно просмотрю кино, которое вы мне принесли, и постараюсь помочь вам с работой. И сына вашего попытаемся найти. Может быть, он до сих пор в плену?
— Мне тоже так хочется думать. Я надеюсь на это.
— Мы через газету сделаем запросы во все части, которые были расквартированы в Чечне. И обязательно найдем вашего сына. Живого…
Он хотел было уже сказать «или мертвого», но вовремя остановился.
Женщина подняла на него глаза и тяжело вздохнула:
— Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. — Она снова оглядела комнату, — Давайте я все-таки помогу немного прибраться.
— Ну что вы, Зоя Ивановна! Ни в коем случае. Оставьте свой телефон и езжайте с легким сердцем домой. Я вам обязательно позвоню. На этой же неделе.
Она с тревогой посмотрела на будильник.
— Автобус уже ушел. Следующий только утром, — поднялась со стула, — Переночую в комнате матери и ребенка на автовокзале. Я часто так делала.
— Ну, нет. Тогда лучше прибирайтесь и будете ночевать здесь. А я пока сделаю несколько звонков.
Он заметил, как обрадовалась женщина, когда получила приглашение остаться и, чтобы не мешать ей наводить порядок, взял телефон и забрался с ногами на диван.
Теперь он окончательно понял, что настал момент заглянуть в заведение госпожи Петяевой. Но посетить хотел он его не один. Агейко вынул из куртки блокнот и, полистав, нашел необходимый номер телефона. Ее звали Алла Валуева. И это была та самая девушка, которая попалась на удочку фирмы по трудоустройству и, благодаря чьей-то заботе, была насильно пристроена в заведение по оказанию интимных услуг турецким мужчинам.
Через несколько секунд на другом конце провода он услышал женский голос:
— Алло, я вас слушаю.
— Это журналист Агейко. Алла, вы могли бы мне помочь?
Он попросил, чтобы она составила ему компанию и посетила Центр знакомств. Конечно, он не рассчитывал, что произойдет чудо и в госпоже Петяевой или в ком-нибудь из персонала заведения Валуева опознает тех, кто устраивал её в зарубежную командировку. Нет, он представит её в качестве журналистки-практикантки, рекомендует как корреспондента, который будет писать на темы семьи и брака, и составит вопросы, которые она сможет задавать, бывая в заведении Виолетты Павловны. Авось, в Центре знакомств и удастся разнюхать что-нибудь интересное.
Немного подумав о его предложении, Валуева согласилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26