— Хотеть-то вы можете, но кто ж вам даст это сделать! Идет избирательная компания, и он постоянно у всех на виду. Да и мне за решетку не очень-то хотелось бы. Он вдруг повернулся и, как ей показалось, с сомнением посмотрел на нее. — А не хотите наказать девчонку? Она ему очень дорога.
— Где она? — решительно спросила Эдита.
Он посмотрел на часы:
— В данное время в аэропорту.
— Поехали.
Она оставалась в салоне, когда Вован почти бегом устремился в здание аэровокзала. Через десять минут, держа возлюбленную своего шефа за руку, он вернулся к машине. Девушка, не сопротивляясь, покорно шла за ним. Но увидев Эдиту, Клякса, насторожилась.
— Садись, — приказал Вован и открыл переднюю дверь.
— Но ты ведь сказал, что со мной хочет поговорить Виолетта Павловна! — она постаралась освободить свою руку от цепкой хватки Вована.
Но он, видимо, не желая больше тратить времени на уговоры, оглянулся по сторонам, и что было силы толкнул её на сиденье. Не ожидая такого бесцеремонного отношения, Клякса потеряла равновесие и ударилась головой об угол дверцы.
— Он будет её искать? — задала единственный вопрос Эдита, когда они возвращались обратно в город.
— Это будет тяжелым ударом для него, — подтвердил Вован и усмехнулся. Он знал, что Пантов теперь уже никогда не вспомнит о Кляксе. Для него она пройденный этап. Но он, Вован, до сих пор не мог забыть, каким унижениям подвергал его шеф из-за этой проститутки. А Эдита? Пусть тешит себя иллюзиями, что отомстила Пантову. — Но вам нечего бояться. Искать её никто не будет. Это — бабочка залетная и в списках нашего города не значится.
Они подъехали к даче, и Вован, взвалив на себя так и не пришедшую в сознание Кляксу, следуя за Эдитой, понес её в дальний угол сада, где размещался старый глубокий погреб. Вот уже несколько лет никто в него не спускался.
Филька по-прежнему собирал конструктор. Эдита прошла к бару и достала новую бутылку водки. Когда очухается эта сучка, она будет кормить её объедками со своего стола.
Эдита сделала несколько глотков и медленно опустилась на пол.
4
Так и не дозвонившись домой, Хоттабыч спустился к автостоянке. Он лишь постарался успокоить себя тем, что Эдита все-таки пришла в чувства и теперь вместе с Филькой находится в саду.
Длинный черный лимузин Егеря, уже поджидал его. Водитель учтиво раскрыл перед ним дверцу и Хоттабыч опустился в удобное кресло.
Я бы мог поехать и на своей машине, — не подавая руки губернатору, сказал он.
— За четыре часа, пока будем добираться до Марфино, обсудим ряд наболевших проблем, — Егерь старался держаться дружелюбно.
— И первую — о снятии с должности начальника областного управления внутренних дел. — Категорично сказал Хоттабыч.
Губернатор сделал вид, что не услышал слов спикера. Впрочем, как бы ему того не хотелось, а с полковником Махиней надо было что-то решать. Если ещё сегодня утром Егерь никогда бы не позволил дать его в обиду, то после того, что произошло в Марфино, он уже был не в силах защитить его и оставить во главе милиции. Стихийная операция по разгону митинга, которую санкционировал, и которой лично командовал Махиня, обернулась потерей человеческой жизни. Еще полтора десятка избитых дубинками демонстрантов оказались на больничных койках. В их числе был и председатель профсоюза марфинских водников Федор Теляшин. Теперь Егерь понимал, что даже поддерживающие его политику депутаты не простят, если он будет настаивать на сохранении за провинившимся полковником высокой должности. Мало того, многие в отместку проголосуют против закона о приватизации. Ну что ж, тогда он первым принесет в жертву полковника и поставит вопрос о снятии Махини с должности. Он даже обрадовался: ничего не скажешь — выгодная сделка. Наверняка губернаторская «бескомпромиссность» найдет отклик во многих депутатах, и они при голосовании даже займут его сторону.
— Да, Махиня заслуживает сурового наказания, — наконец сказал Егерь и добавил, — Хотя он ещё и относительно молод, но его уже можно отправлять на пенсию.
— Не на пенсию, а за решетку, — вдруг пришел в негодование Хоттабыч.
— Господь с тобой, Серафимыч! Разве он хотел того, чтобы дело обернулось трагедией? В крайнем случае судить надо тех подлецов, кто непосредственно лишил жизни человека.
— Они всего лишь исполнители. Ни убавить ни прибавить — обыкновенные киллеры. Но при успешном завершении дела судят не только убийц, но и заказчиков. Так вот, в данном случае Махиня, отдавая приказ дубасить народ, выступал самым настоящим заказчиком. Но под суд его нужно отдавать не только за это.
— Что же он, грешный, ещё успел натворить? — удивился Егерь.
— Он, как и банкир Бурмистров, настоящий казнокрад.
Губернатор откровенно рассмеялся.
— Александр Серафимович, ты хоть сам веришь в то, что говоришь?
Хоттабыч раскрыл кожаную папку и, достав из неё несколько сброшюрованных листков, бросил их на колени губернатору.
— Это акт депутатской комиссии по проверке правоохранительного фонда, во главе которого восседал преподобный полковник. Так вот, через этот фонд, который имел льготное налогообложение, прокручивались огромные средства. А деньги на раскрутку, были выделены банком «Интерресурс». Кстати, как удалось выяснить моему коллеге депутату Сердюкову, — это были те самые бюджетные деньги, которые предназначались для зарплаты рабочим водообъектов.
Губернатор в недоумении пожал плечами:
— На сегодняшний день, насколько мне известно, у водников нет задолженности по зарплате.
— Правильно, нет. Господин Бурмистров рассчитал все очень тонко. За полгода средства несколько раз были выгодно прокручены и от продажи сигарет и алкоголя принесли фонду баснословную прибыль. Третья часть этой прибыли ушла на погашение долгов по зарплате. А остальные две трети, как и банкир Бурмистров, исчезли в неизвестном направлении. Кстати, вы не могли бы подсказать, куда испарился президент банка «Интерресурс»?
— Сам удивляюсь, — пожал плечами Егерь, — Помощник и секретарь Бурмистрова в один голос утверждают, что он отправился поправить здоровье в санаторий. А какой он выбрал санаторий — неизвестно. Мой помощник третий день накручивает диск телефона и обзванивает все российские санатории — Бурмистров как в воду канул.
Хоттабыч пристально посмотрел в глаза губернатору, будто стараясь угадать, правду ли он говорит? И убедившись, что Егерь не лжет, а действительно обеспокоен исчезновением банкира, бросил:
— Зря ваш помощник тратит время. Пустое дело искать черную кошку и темной комнате.
— А что ты предлагаешь?
— Срочно наложить арест на банковские счета. А затем создать комиссию и провести финансовую ревизию. Может быть, повезет и какие-нибудь деньги в банке ещё остались.
— Ты думаешь он удрал с концами?
— Не будьте так наивны, Николай Яковлевич. Кстати, вы никогда не интересовались прошлым Бурмистрова?
— Махиня по моей просьбе, собрал на него досье. По анкетам все чисто. Закончил финансовую академию, занимался коммерцией, затем зарегистрировал и открыл банк…
— Махиня готовил досье на Бурмистрова! — засмеялся спикер, — Это же надо: вор в погонах на вора в законе пишет характеристику. Да Махиня готов был целовать пятки Бурмистрову только потому, что всем своим благосостоянием и высокой должностью обязан только ему.
— Александр Серафимович, у тебя с головой все в порядке? — губернатор не скрывал обиды, — О каком воре в законе ты говоришь!
— О Лехе Докучае, который несколько лет назад погиб в автокатастрофе и через некоторое время, словно Феникс, возродился в образе банкира Дениса Карловича Бурмистрова.
Губернатор, оцепенев от услышанного, с ужасом смотрел на Хоттабыча.
Лимузин на высокой скорости проскочил мимо огромного щита с надписью: «Добро пожаловать в Марфино», затем запетлял по безлюдным улицам и через несколько минут подкатил к зданию районного управления внутренних дел. У входа стояли около десятка милиционеров, облаченных в каски и бронежилеты.
Егерь выбрался из машины и, с остервенением хлопнув дверцей, зашагал к входу. Милиционеры с лицами нахулиганивших мальчишек, почтительно расступились. Хоттабыч с трудом поспевал за губернатором. Они поднялись на второй этаж, где размешался кабинет начальника управления. Кресло хозяина кабинета занимал Махиня.
— Что, мля, отличился, сукин сын! — не удосужившись поздороваться с находившимися в помещении людьми и нисколько не смущаясь их присутствия, губернатор сразу обрушился на полковника. — Ну, что голову-то опустил! Расскажи мне и спикеру, как ходил в атаку на безоружных людей! Похвались своими победами…
Полковник, побагровев, поднялся и, как послушный солдат вытянулся в струнку. Губернатор, наградив его презрительным взглядом, повернулся вдруг к Хоттабычу.
— А что Александр Серафимович, может представим нашего героя к награде? Выпишем ему на первый случай медаль «За отвагу»? Или сразу к ордену представим — «Боевого Красного Знамени»…
Хоттабыч, засунул руки в карманы и, ничего не ответив на саркастическую шутку губернатора, подошел к окну. Около лимузина уже образовалась небольшая толпа народа. Люди что-то с гневом кричали в адрес охранявших вход в здание милиционеров. С двух концов улицы к управлению мелкими группами подтягивались возбужденные жители Марфино. Спикер понял, что через полчаса на мостовой камню будет негде упасть и подумал, как бы стихийное собрание и на этот раз не обернулась новыми беспорядками.
Он хотел было уже предупредить об этом губернатора, но в последний момент увидел, как на крылечко поднимается Сердюков. «Черт побери, как он мог здесь оказаться, — подумал Хоттабыч, — Ведь ещё пять часов назад он разговаривали с депутатом в областной думе!»
По жестам Сердюкова Хоттабыч определил, что тот призывал собравшихся к спокойствию.
— Единственное, что я могу для тебя сделать, — спикер снова услышал за спиной голос немного успокоившегося губернатора, — так это принять заявление об уходе по собственному желанию.
Хоттабыч сделал несколько шагов и, приблизившись к Махине, негромко произнес:
— А я буду требовать санкции прокурора на ваш арест.
— За что, Александр Серафимович? — полковника теперь уже и не думал скрывать свой испуг.
Хоттабыч не успел ответить, неожиданно появившийся в кабинете Сердюков с порога заявил:
— За неквалифицированные действия, которые привели к жертвам и многочисленным травмам среди населения.
— На сколько меня информировали погиб только один демонстрант. — Вмешался в разговор губернатор.
— Я только что из клиники. Полчаса назад от потери крови скончался ещё один.
— Председатель профсоюза? Теляшин? — не скрывая волнения, спросил Хоттабыч.
— Федор Игнатьевич пока в реанимации. Еще полтора десятка человек доставлены в клинику с травмами различной степени тяжести. — Ответил Сердюков и грустно добавил, — С хорошим же настроением люди пойдут на избирательные участки.
Губернатор не спеша подошел к Махине и развел руками:
— Извини, полковник, вот теперь я не могу принять от тебя даже заявление об уходе по собственному желанию…
5
Пантов дотронулся пальцами до опухшего уха. Как ни орудовал кулаками и ногами Бобан, стараясь защитить своего патрона от рук демонстрантов, все-таки кто-то умудрился залепить ему увесистую оплеуху. Что-то слишком много за последнее время стало выпадать тумаков на долю депутата, обладающего правом на неприкосновенность. Сначала эта стервозная сучка, дочка спикера, отвесила ему пощечину, теперь поймал затрещину от не в меру разбушевавшегося избирателя. «Откуда ожидать третий удар? И какой силы он окажется?» — невесело подумал Пантов.
Бобан шустро домчал его из Марфино в областной центр, на обратной дороге завез в поликлинику, обслуживающую депутатский корпус, и вот теперь стоял перед ним, протягивая синюю лампу.
— Вам надо прогреть ухо, Михаил Петрович.
— Хочешь что-нибудь выпить, Боря? — не обращая внимание на требование телохранителя, спросил Пантов и заметил, как при упоминании имени «Боря» у парня от удивления вздернулись брови — Пантов никогда не называл его по имени.
Бобан молча пожал плечами, что означало: мне все равно. Как вам угодно.
Пантов все-таки принял из его рук лампу, но тут же швырнул её на диван. Прошел к бару и вынул бутылку шотландского скотча.
— Садись, — депутат кивнул телохранителю на кресло. — После такой заварухи не грех и усугубить.
Бобан покорно выполнил приказание. Пантов наполнил скотчем стаканы, поднял свой, как бы приглашая то же самое сделать и Бобана. Парень лениво протянул руку за выпивкой.
— Ну что ты, как не родной! Только киваешь и киваешь. Как будто все из-под палки делаешь! — обижаясь на немногословность Бобана, вздохнул Пантов.
— Я, Михаил Петрович, не мастак слова говорить. Этому меня не обучали.
— Обучали только кулаками махать?
— Не только кулаками.
— А чем еще? — уже с интересом, стараясь втянуть Бобана в разговор, спросил Пантов.
— Всем.
— А именно?
Бобан поставил стакан на ладонь и сделал вид, что всматривается в янтарную жидкость.
— Всем, — тихо повторил он ожидающему ответа патрону, — Палкой, куском стекла, нунчаками, ножом, автоматом. Все, что в данный момент находится в руках, может быть использовано.
— Ну что мы тянем кота за хвост! Давай-ка выпьем. — Пантов протянул руку и чокнулся со стаканом телохранителя.
Сделав пару глотков он поставил виски на стол.
— Насколько мне известно, ты побывал в Чечне?
— Было дело, — кивнул Бобан.
— Приходилось убивать? — спросил Пантов и по ничего не выражающим глазам парня догадался, что задал совершенно неуместный вопрос. — Давай-ка ещё по глоточку.
Он взял бутылку и до краев наполнил скотчем стакан Бобана.
— Поехали. До дна. — И когда телохранитель, не поморщившись осушил содержимое стакана, депутат снова вернулся к теме. — А сейчас, смог бы убить человека?
Бобан поднял на него заискрившиеся глаза.
— Зачем?
Не зная, что ответить на прямой вопрос, Пантов передернул плечами:
— Ну, ради меня, например?
— Просто ради прихоти? — удивившись, переспросил Бобан.
— Что ты, разве я похож на выжившего из ума самодура? В том случае, если бы моей жизни угрожала опасность…
— Зачем же убивать? Можно деликатно поговорить или на худой конец, сломать пару ребер.
— А если и после твоего деликатного разговора мой противник не угомонится?
— Вам что, угрожают, патрон? — Бобан внимательно изучал лицо Пантова.
Депутат лихорадочно взял бутылку, резким движением опрокинул горлышко в направлении пустых стаканов и, отпив из своего половину скотча, быстро заговорил:
— Угрожают, Боренька, ещё как угрожают и шантажируют. Есть недоброжелатели, которые только и ждут момента, чтобы расправиться со мной.
— Что же вы раньше-то молчали? Кто?
— Я могу тебе довериться?
Бобан опустил глаза.
— Если вы мне не доверяете, зачем же держите возле себя?
— Ты как относишься к своему другу?
— Это к кому?
— К Вовану, естественно.
— Он никогда не был мне другом. Мы даже не приятели, так, в одной школе учились, а теперь коллеги по совместной работе. Но причем здесь Неаронов?
— Ты заметил, что в последнее время я держу его подальше от себя?
— Есть такое, — согласно кивнул Бобан.
— Так вот, твой друг, извини, коллега, которому я так доверял, и для которого так много сделал, теперь угрожает мне. Стащил, сволочь, из сейфа важные документы и стращает, что передаст их кому следует. Это действительно, очень важные бумаги, и если о них узнает общественность, мне несдобровать. Да и помочь тебе выкарабкаться из беды, я тогда уже не смогу.
Бобан вздрогнул: неужели патрон что-то пронюхал о его былых отношениях с Евнухом?
— Какой беды?
Пантов прищурился:
— А то не догадываешься? Старуху-то вы вместе с Вованом ограбили. А иконка очень ценной оказалось. Теперь вся милиция на ушах стоит.
Бобан в сердцах стукнул себя кулаком по колену.
— Падла! Я ведь его уговаривал не лезть к старухе. Поверьте, босс, я ведь ни бабку не трогал, ни к одной из её вещей не прикоснулся. Втянулся в это дело, как говорят, за компанию. Неаронов договорился с двумя уголовниками, чтобы те нанесли визит к бабке и забрали икону. Пока мужики хозяйничали у бабке в доме, мы их ожидали на задворках. Затем получили икону, что-то было у них ещё в сумке. Но Вовану нужна была только икона. Я — никого не грабил и никого не просил о таком одолжении…
— Все равно подпадаешь под статью об организованном ограблении. Причем вооруженном. Один из бандитов угрожал бабке ножом и стращал изнасилованием…
— Гады!
— Теперь сам понимаешь: случись что-то и Неаронов не пожалеет ни меня ни тебя.
— Пожалеет! Еще как пожалеет. Только о другом.
— Ну, что, ещё по стаканчику?
Бобан решительно поднялся.
— Нет, патрон, на сегодня хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26