— спросила я.
Минни не улыбнулась. Она взглянула на меня, а потом на покров. Она долго молчала, а когда заговорила, ее слова пронзили меня, будто нож в сердце.
— Орден Восьми, — спокойно сказала она. — Тех, кто может услышать музыку сфер.
Последний кусочек мозаики со щелчком встал на свое место. Теперь я поняла, почему Ним рекомендовал меня, почему со мной хотел познакомиться Мордехай, почему Минни «избрала» меня. Вовсе не потому, что я была выдающейся личностью, не из-за моего дня рождения или ладони — хоть они и пытались меня заставить в это поверить. Но то, вокруг чего все крутилось, оказалось не оккультизмом, а наукой. А музыка и есть наука, причем наука более древняя, чем акустика, которой занимался Соларин, или физика, в которой специализировался Ним. Я знала это, потому что музыка была моей специализацией в колледже. Недаром Пифагор ставил музыку в один ряд с математикой и астрономией. Он считал, что звуковые волны омывают Вселенную и составляют все сущее, большое и малое. И он был не далек от истины.
— Это волны, — сказала я. — Они не дают молекуле распасться на части, они заставляют электрон смещаться с одной орбиты на другую, изменяя его валентность таким образом, что атом может вступить в химическую реакцию.
— Точно, — возбужденно сказала Минни. — Волны света и звука составляют Вселенную. Я знала, что не ошиблась в тебе. Ты уже на правильном пути.
Лицо ее разрумянилось, и она опять стала выглядеть моложе. И снова я подумала, какой же красивой, должно быть, была эта женщина всего несколько лет назад.
— Но то же самое можно сказать и о наших противниках, — добавила Минни. — Я говорила вам, что существуют три части формулы: доска, которая теперь в руках другой команды, покров, который перед вами, но ключ к формуле — фигуры.
— Я думала, они у вас, — встряла Лили.
— С того времени, как шахматы извлекли из земли, никому не удавалось собрать в своих руках больше фигур, чем мне. Двадцать фигур спрятаны в разных тайниках, где, как я надеялась, их не отыщут еще тысячу лет. Однако, судя по всему, я ошибалась. Раз уж русские почуяли, что у меня есть фигуры, белые силы тут же заподозрили, что несколько из них следует искать в Алжире, там, где я живу. К моему глубокому сожалению, они правы. Эль-Марад собирает силы. Я почти наверняка знаю, что ему удалось внедрить в мое окружение своих людей, так что, боюсь, мне не вывезти фигуры из страны.
Так вот почему она сказала, что Эль-Марад не знает, кто я такая! Он выбрал меня эмиссаром, не подозревая, что я уже завербована другой командой. Однако у меня осталось еще много вопросов.
— Значит, ваши фигуры здесь, в Алжире? — спросила я. — А у кого остальные? У Эль-Марада? У русских?
— У них есть кое-что, но я не знаю, сколько точно, — сказала Минни. — Остальные разметало по миру после Французской революции, многие утеряны. Они могут быть где угодно — в Европе, на Дальнем Востоке или даже в Америке. Возможно, их никогда не найдут. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы собрать те фигуры, которые у меня есть. Некоторые в безопасности в других странах, но из двадцати фигур восемь спрятаны здесь, в пустыне, — точнее, в горах Тассилин. Вы должны достать их и привезти ко мне, пока не поздно.
Ее лицо светилось от воодушевления, она схватила меня за руку.
— Не так быстро, — охладила я ее восторг. — Послушайте, Тассилин в тысяче с лишним миль отсюда. Лили нелегально попала в Алжир, у меня работа огромной срочности. Это не может подождать до тех пор, пока…
— Нет ничего важней того, о чем я говорю! — воскликнула она. — Если вы не заберете эти фигуры, они могут попасть в чужие руки. Трудно представить, каким станет мир. Ты что, не видишь, что можно получить из этой формулы?
Я видела. Есть еще один процесс, где используется трансмутация, — создание трансурановых элементов, то есть элементов, атомный вес которых больше, чем атомный вес урана.
— Вы думаете, что при помощи этой формулы кто-нибудь может состряпать плутоний? — предположила я.
Теперь я поняла, почему Ним все время повторял, что самая главная наука для физика-ядерщика — этика. И поняла тревогу Минни.
— Я нарисую вам карту, — продолжила она таким тоном, как будто все уже было решено. — Вы запомните ее, затем я ее уничтожу. Я хочу, чтобы у вас было еще кое-что. Это документ огромной важности и ценности.
Она вручила мне книгу в кожаном переплете, которую принесла вместе с покровом шахмат. Книжица была перевязана бечевкой, и, пока Минни рисовала карту, я нашарила в своей сумке маникюрные ножницы.
Книжка была маленькая, размером с толстый блокнот, и, без сомнения, очень старая. На обложке, сделанной из мягкой марокканской кожи, были видны знаки, нанесенные чем-то горячим, словно к коже приложили печать в виде восьмерки. Почему-то при виде этого клейма по спине у меня пробежал холодок. Я разрезала бечевку и открыла книгу.
Оказалось, что книга прошита вручную. Бумага прозрачная, как луковая кожура, однако мягкая, как шелк, и приятного, чуть желтоватого цвета. Вдобавок эта бумага была столь изумительно тонкой, что в книге было не меньше шестисот— семисот страниц, исписанных от руки.
Почерк был изящный и мелкий, с завитушками, типичными для старых писем, как у Джона Хэнкока. Чернила проступали на обратной стороне страниц, что мешало чтению. Однако я все же стала читать. Книга была написана на старофранцузском, некоторые слова мне были непонятны, но общий смысл разобрать удалось.
Пока Минни что-то объясняла Лили касательно карты, сердце в моей груди застыло. Теперь я поняла, откуда она знала все то, о чем рассказывала нам.
«Cette Anno Dominii Mille Sept Cent Quatre-Vingt-Treize, au fin de Juin ? Trassili n’Ajjer Saharien , je devien de racontre cette histoire. Mireille ai nun, si suis de France… »
Когда я начала читать вслух, переводя по ходу чтения, Лили подняла на меня взгляд, и в ее глазах постепенно начало проступать понимание. Минни замолчала и ушла в свои мысл Казалось, она прислушивалась к голосу, который звал ее из небытия, из-за тусклой дымки веков, — к голосу, которой доносился сквозь тысячу лет. В действительности с тех пор, как документ был написан, не прошло и двухсот лет.
«В году 1793-м, в месяце июне, в горах Тассилин-Адджер в Сахаре, начала я записывать эту историю. Мое имя Мирей, я родом из Франции. В детстве меня отдали в монастырь, и восемь лет я провела в аббатстве Монглан в Пиренеях. По прошествии этих лет я столкнулась с величайшим злом на земле, — злом, которое я теперь лишь только начинаю постигать. Я должна записать все, что мне известно о нем. Зло зовется шахматами Монглана, начинается его история с Карла Великого, короля, который построил наше аббатство…»
Затерянный континент
На расстоянии в десять дней пути оттуда есть соляной холм, родник и дорога через необитаемые земли. Рядом возвышается гора Атлас, похожая на узкий конус, такой высокий, что, говорят, вершина его летом и зимой прячется за облаками.
Местных жителей называют «атлантины», по названию горы, которую сами они зовут столпом небесным. Говорят, люди эти не едят живых тварей и никогда не спят.
Геродот. История,глава «Люди песчаного пояса» (454 г. до н. э.)
Когда огромный «корниш» Лили перевалил через последнюю дюну Эрга и устремился к оазису Гардая, нас окружили бесконечные мили темно-красных песков, простиравшихся до самого горизонта во всех направлениях.
Если взглянуть на карту, география Алжира очень проста: страна похожа на кривобокий кувшин. «Носик» сверху очерчен границей с Марокко и словно льет воду в Западную Сахару и Мавританию, пристроившиеся под ним. «Ручка» состоит из двух полос: узкой, пятидесяти миль в ширину, полоски обрабатываемой земли вдоль северного побережья и ленты гор протяженностью в триста миль, тянущейся южнее. Остальная территория страны — почти миллион квадратных миль — занята пустыней.
Лили вела машину. Мы были в пути уже пять часов и проехали триста шестьдесят миль по извилистым горным дорогам, ведущим в пустыню. Кариока наш подвиг по достоинству не оценил — свернулся под сиденьем и жалобно там поскуливал. Но мне было не до него. Я увлеченно переводила вслух дневник, который дала нам Минни: историю мрачной тайны, нарастание террора во Франции и на фоне всего этого — странствия монахини Мирей в поисках секрета, заключенного в шахматах Монглана. В поисках, которыми занимались и мы с Лили.
Теперь стало ясно, откуда Минни узнала так много об этих шахматах: про их таинственную силу, про формулу, заключенную в них, про зловещую игру за обладание фигурами. Игра эта длилась столетиями, одни поколения игроков сменяли другие, немало людей оказались втянуты в нее помимо своей воли, как мы с Лили, как Соларин и Ним, как, возможно, и сама Минни. Наша машина ехала по земле, которая служила шахматной доской.
— Сахара…— сказала я, оторвавшись от книги и заметив, что мы подъезжаем к Гардае. — Знаешь, она ведь не всегда была самой большой пустыней на земле. Миллионы лет назад Сахара была самым большим в мире внутренним морем. Так и образовались все мировые запасы нефти и жидкого природного газа: в результате разложения мелких морских организмов и растений. Алхимия природы.
— И не говори! — сухо прокомментировала Лили. — Мой индикатор уровня топлива сигнализирует, что нам пора подзаправиться этими маленькими жизненными формами. Полагаю, лучше это сделать в Гардае. Судя про карте Минни, по дороге нам встретится не так уж много городов.
— Я не видела ее, сказала я, имея в виду карту, которую Минни в конце концов уничтожила. — Надеюсь, у тебя хорошая память.
— Я шахматистка, — сказала Лили, словно это все объясняло.
— Этот город, Гардая, раньше назывался Кхардая, — вновь вернувшись к дневнику, заметила я. — Наша подруга Мирей, оказывается, останавливалась здесь в тысяча семьсот девяносто третьем году.
«Мы въехали в город Кхардая, названный так берберами в честь богини Кар, или Луны, которую арабы называют Либия — „та, что посылает дождь“. Она властвовала над внутренним морем от Нила до Атлантического океана; ее сын Феникс основал Финикийскую империю. Говорят, что отцом богини был сам Посейдон. В разных землях ее называли по-разному: Иштар, Астарта, Кали, Кибела… Из ее чрева, как из морских вод, пошла жизнь на земле. В этих краях ее называют Белой Королевой».
— О боже! — воскликнула Лили, сбросив скорость перед поворотом в Гардаю. — Ты хочешь сказать, этот город назван в честь нашей Архи-Немезиды? Тогда, возможно, мы вот-вот окажемся на белой клетке!
Мы так увлеклись, просматривая дневник в поисках новых сведений, что я не заметила темно-серый «рено», пока его водитель не ударил по тормозам, чтобы свернуть вслед за нами к Гардае.
— Мы ведь уже видели эту машину, верно? — спросила я Лили.
Она кивнула, не отводя от дороги глаз.
— В Алжире, — сказала она спокойно. — Он был припаркован в трех машинах от нас на министерской стоянке. Тогда в нем сидели те же парни; они пристроились за нами в горах с час назад. С тех пор не отстают. Думаешь, к этому может быть причастен наш кореш Шариф?
— Нет, — сказала я, наблюдая за ними в боковое зеркало. — Это министерская машина.
Я знала, кто ее послал.
На душе у меня скребли кошки с самого отъезда из Алжира. Когда мы ушли от Минни в Казбахе, я позвонила Камилю из будки таксофона на площади, чтобы предупредить его, что несколько дней меня не будет. Он взвился до потолка.
— Вы сошли с ума? — орал он в телефонную трубку. — Вы же знаете, что расчеты по модели нужны мне прямо сейчас! Я должен иметь эти данные не позднее конца недели! Этот ваш проект сейчас важнее всего!
— Послушайте, я ведь скоро приеду, — ответила я. — Кроме того, у меня все готово. Я получила данные по каждой стране, которую вы назвали, и загрузила большую их часть в компьютер в Сонатрахе. Я могу оставить вам перечень инструкций, как запустить программу, — с их помощью все можно установить.
— Где вы находитесь? — перебил меня Камиль так громко, что мне показалось, будто он вот-вот выпрыгнет из телефонной трубки. — Уже второй час! Вы давным-давно должны быть на работе. Я приехал и увидел, что эта ваша дурацкая машина заняла мое место на стоянке, на ней была записка! Теперь Шариф топчется у моего порога и жаждет видеть вас. Говорит, вы провозите контрабандой автомобили, скрываете нелегальных иммигрантов, и еще твердит о какой-то бешеной собаке! Можете вы объяснить, что все это значит?
Великолепно. Если Шариф найдет меня до того, как я выполню свою миссию, мне конец. Придется открыть Камрлю хотя бы часть правды. Мне отчаянно не хватало союзника.
— О'кей, — сказала я. — У моей подруги неприятности. Она приехала навестить меня, но ее виза не открыта.
— Ее паспорт лежит передо мной на столе, — проворчал Камиль. — Шариф принес, У нее вообще нет визы!
— Это чистая формальность, — быстро сказала я. — У нее двойное гражданство и имеется другой паспорт. Вы не могли бы взять его и устроить все так, чтобы вышло, будто она приехала в страну легально? Вы выставите Шарифа дураком…
Голос Камиля зазвенел от злости:
— У меня нет никакого стремления, мадемуазель, выставлять шефа тайной полиции дураком. — Затем он все же немного смягчился. — Хотя это и против моих правил, я постараюсь помочь. Так случилось, что я знаю, кто эта молодая женщина. Я знал ее деда. Он был близким другом моего отца. Они играли в шахматы в Англии.
Так, интрига становится все запутаннее. Я сделала знак Лили, она попыталась втиснуться в будку и прижать свое ухо к трубке.
— Ваш отец играл в шахматы с Мордехаем? — переспросила я. — Он был серьезным игроком?
— Как и все мы, — лукаво ответил Камиль. Он помолчал некоторое время, словно раздумывал над чем-то. Когда он заговорил снова, Лили так тесно прижалась ко мне, что мой желудок запротестовал. — Я знаю, что вы собираетесь сделать. Вы виделись с ней, не так ли?
— С кем? — попыталась я изобразить святую невинность.
— Не будьте дурочкой, я вам не враг. Мне известно, что сказал вам Эль-Марад, я знаю, что вы разыскиваете. Моя дорогая девочка! Вы играете в опасную игру. Эти люди — убийцы, все до единого. Несложно догадаться, куда вас послали, — я слышал, что именно там спрятано. Вам не приходило в голову; что и Шариф, когда убедится, что вас нет в городе, будет искать вас именно там?
Мы с Лили переглянулись. Выходит, Камиль тоже игрок?
— Я прикрою вас, — говорил он. — Но постарайтесь вернуться к концу недели. Что бы вы ни задумали, не заходите перед этим к себе или ко мне в офис и не пытайтесь воспользоваться аэропортом. Если вам надо что-нибудь рассказать мне относительно вашего… проекта, лучше всего держать связь через Центральный почтамт.
Из его тона я предположила, что это значит: я должна пересылать всю корреспонденцию через Терезу. Я могу до отъезда оставить ей паспорт Лили или инструкции к моей программе.
Прежде чем повесить трубку, Камиль пожелал мне удачи и добавил:
— Я постараюсь помочь, чем смогу. Однако если вы попадете в настоящую переделку, вам придется выкручиваться самой.
— Как и всем нам, — ответила я с улыбкой и процитировала пожелание Эль-Марада: — El-zafar Zafar! Странствия приносят победу!
Я надеялась, что старая арабская пословица окажется справедлива, но сильно сомневалась. Когда я повесила трубку, мне почудилось, будто я только что оборвала последнюю ниточку, связывающую меня с реальностью.
У меня не было сомнений, что машину, которая въехала следом за нами в Гардаю, послал Камиль. Возможно, это наши телохранители. Однако нельзя было отправляться в пустыню с подобным эскортом на хвосте. Придется что-нибудь придумать.
Я не знала этой части Алжира, но знала, что город Гардая, к которому мы приближались, принадлежал к знаменитому Пентаполису, «Пяти городам Мзаба». Пока Лили медленно вела машину по дороге в поисках заправки, я любовалась тем, как вокруг, словно кристаллы из песка, на фоне пурпур ных, розовых и красных скал вырастают маленькие городки. Они описаны в каждой книге о пустыне. Ле Корбюзье[Ле Корбюзье Шарль (1887-1965) — французский архитектор и теоретик архитектуры.
] писал, что они плывут по течению, подчиняясь «естественному ритму жизни». Франк Ллойд Райт[** Райт Франк Ллойд (1869-1956) — американский архитектор, основоположник органической архитектуры.] назвал их самыми красивыми городами на земле и восхвалял их постройки из красного песка «цвета крови — цвета созидания». Однако в дневнике французской монахини Мирей о них рассказывались более интересные вещи:
«Эти города были построены тысячу лет назад ибадитами, „людьми бога“. Они верили, что городами управляет дух богини луны, и называли их в ее честь: Мерцающий город, Мелика, что значит „королева“…»
— Срань господня, — сказала Лили, въезжая на заправку. Машина, следовавшая за нами, проехала мимо, сделала разворот и снова пристроилась сзади.
— Болтаемся в сущей дыре с какими-то балбесами на хвосте, перед нами миллион миль песка, а мы не имеем понятия, что ищем, и не врубимся, даже если найдем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Минни не улыбнулась. Она взглянула на меня, а потом на покров. Она долго молчала, а когда заговорила, ее слова пронзили меня, будто нож в сердце.
— Орден Восьми, — спокойно сказала она. — Тех, кто может услышать музыку сфер.
Последний кусочек мозаики со щелчком встал на свое место. Теперь я поняла, почему Ним рекомендовал меня, почему со мной хотел познакомиться Мордехай, почему Минни «избрала» меня. Вовсе не потому, что я была выдающейся личностью, не из-за моего дня рождения или ладони — хоть они и пытались меня заставить в это поверить. Но то, вокруг чего все крутилось, оказалось не оккультизмом, а наукой. А музыка и есть наука, причем наука более древняя, чем акустика, которой занимался Соларин, или физика, в которой специализировался Ним. Я знала это, потому что музыка была моей специализацией в колледже. Недаром Пифагор ставил музыку в один ряд с математикой и астрономией. Он считал, что звуковые волны омывают Вселенную и составляют все сущее, большое и малое. И он был не далек от истины.
— Это волны, — сказала я. — Они не дают молекуле распасться на части, они заставляют электрон смещаться с одной орбиты на другую, изменяя его валентность таким образом, что атом может вступить в химическую реакцию.
— Точно, — возбужденно сказала Минни. — Волны света и звука составляют Вселенную. Я знала, что не ошиблась в тебе. Ты уже на правильном пути.
Лицо ее разрумянилось, и она опять стала выглядеть моложе. И снова я подумала, какой же красивой, должно быть, была эта женщина всего несколько лет назад.
— Но то же самое можно сказать и о наших противниках, — добавила Минни. — Я говорила вам, что существуют три части формулы: доска, которая теперь в руках другой команды, покров, который перед вами, но ключ к формуле — фигуры.
— Я думала, они у вас, — встряла Лили.
— С того времени, как шахматы извлекли из земли, никому не удавалось собрать в своих руках больше фигур, чем мне. Двадцать фигур спрятаны в разных тайниках, где, как я надеялась, их не отыщут еще тысячу лет. Однако, судя по всему, я ошибалась. Раз уж русские почуяли, что у меня есть фигуры, белые силы тут же заподозрили, что несколько из них следует искать в Алжире, там, где я живу. К моему глубокому сожалению, они правы. Эль-Марад собирает силы. Я почти наверняка знаю, что ему удалось внедрить в мое окружение своих людей, так что, боюсь, мне не вывезти фигуры из страны.
Так вот почему она сказала, что Эль-Марад не знает, кто я такая! Он выбрал меня эмиссаром, не подозревая, что я уже завербована другой командой. Однако у меня осталось еще много вопросов.
— Значит, ваши фигуры здесь, в Алжире? — спросила я. — А у кого остальные? У Эль-Марада? У русских?
— У них есть кое-что, но я не знаю, сколько точно, — сказала Минни. — Остальные разметало по миру после Французской революции, многие утеряны. Они могут быть где угодно — в Европе, на Дальнем Востоке или даже в Америке. Возможно, их никогда не найдут. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы собрать те фигуры, которые у меня есть. Некоторые в безопасности в других странах, но из двадцати фигур восемь спрятаны здесь, в пустыне, — точнее, в горах Тассилин. Вы должны достать их и привезти ко мне, пока не поздно.
Ее лицо светилось от воодушевления, она схватила меня за руку.
— Не так быстро, — охладила я ее восторг. — Послушайте, Тассилин в тысяче с лишним миль отсюда. Лили нелегально попала в Алжир, у меня работа огромной срочности. Это не может подождать до тех пор, пока…
— Нет ничего важней того, о чем я говорю! — воскликнула она. — Если вы не заберете эти фигуры, они могут попасть в чужие руки. Трудно представить, каким станет мир. Ты что, не видишь, что можно получить из этой формулы?
Я видела. Есть еще один процесс, где используется трансмутация, — создание трансурановых элементов, то есть элементов, атомный вес которых больше, чем атомный вес урана.
— Вы думаете, что при помощи этой формулы кто-нибудь может состряпать плутоний? — предположила я.
Теперь я поняла, почему Ним все время повторял, что самая главная наука для физика-ядерщика — этика. И поняла тревогу Минни.
— Я нарисую вам карту, — продолжила она таким тоном, как будто все уже было решено. — Вы запомните ее, затем я ее уничтожу. Я хочу, чтобы у вас было еще кое-что. Это документ огромной важности и ценности.
Она вручила мне книгу в кожаном переплете, которую принесла вместе с покровом шахмат. Книжица была перевязана бечевкой, и, пока Минни рисовала карту, я нашарила в своей сумке маникюрные ножницы.
Книжка была маленькая, размером с толстый блокнот, и, без сомнения, очень старая. На обложке, сделанной из мягкой марокканской кожи, были видны знаки, нанесенные чем-то горячим, словно к коже приложили печать в виде восьмерки. Почему-то при виде этого клейма по спине у меня пробежал холодок. Я разрезала бечевку и открыла книгу.
Оказалось, что книга прошита вручную. Бумага прозрачная, как луковая кожура, однако мягкая, как шелк, и приятного, чуть желтоватого цвета. Вдобавок эта бумага была столь изумительно тонкой, что в книге было не меньше шестисот— семисот страниц, исписанных от руки.
Почерк был изящный и мелкий, с завитушками, типичными для старых писем, как у Джона Хэнкока. Чернила проступали на обратной стороне страниц, что мешало чтению. Однако я все же стала читать. Книга была написана на старофранцузском, некоторые слова мне были непонятны, но общий смысл разобрать удалось.
Пока Минни что-то объясняла Лили касательно карты, сердце в моей груди застыло. Теперь я поняла, откуда она знала все то, о чем рассказывала нам.
«Cette Anno Dominii Mille Sept Cent Quatre-Vingt-Treize, au fin de Juin ? Trassili n’Ajjer Saharien , je devien de racontre cette histoire. Mireille ai nun, si suis de France… »
Когда я начала читать вслух, переводя по ходу чтения, Лили подняла на меня взгляд, и в ее глазах постепенно начало проступать понимание. Минни замолчала и ушла в свои мысл Казалось, она прислушивалась к голосу, который звал ее из небытия, из-за тусклой дымки веков, — к голосу, которой доносился сквозь тысячу лет. В действительности с тех пор, как документ был написан, не прошло и двухсот лет.
«В году 1793-м, в месяце июне, в горах Тассилин-Адджер в Сахаре, начала я записывать эту историю. Мое имя Мирей, я родом из Франции. В детстве меня отдали в монастырь, и восемь лет я провела в аббатстве Монглан в Пиренеях. По прошествии этих лет я столкнулась с величайшим злом на земле, — злом, которое я теперь лишь только начинаю постигать. Я должна записать все, что мне известно о нем. Зло зовется шахматами Монглана, начинается его история с Карла Великого, короля, который построил наше аббатство…»
Затерянный континент
На расстоянии в десять дней пути оттуда есть соляной холм, родник и дорога через необитаемые земли. Рядом возвышается гора Атлас, похожая на узкий конус, такой высокий, что, говорят, вершина его летом и зимой прячется за облаками.
Местных жителей называют «атлантины», по названию горы, которую сами они зовут столпом небесным. Говорят, люди эти не едят живых тварей и никогда не спят.
Геродот. История,глава «Люди песчаного пояса» (454 г. до н. э.)
Когда огромный «корниш» Лили перевалил через последнюю дюну Эрга и устремился к оазису Гардая, нас окружили бесконечные мили темно-красных песков, простиравшихся до самого горизонта во всех направлениях.
Если взглянуть на карту, география Алжира очень проста: страна похожа на кривобокий кувшин. «Носик» сверху очерчен границей с Марокко и словно льет воду в Западную Сахару и Мавританию, пристроившиеся под ним. «Ручка» состоит из двух полос: узкой, пятидесяти миль в ширину, полоски обрабатываемой земли вдоль северного побережья и ленты гор протяженностью в триста миль, тянущейся южнее. Остальная территория страны — почти миллион квадратных миль — занята пустыней.
Лили вела машину. Мы были в пути уже пять часов и проехали триста шестьдесят миль по извилистым горным дорогам, ведущим в пустыню. Кариока наш подвиг по достоинству не оценил — свернулся под сиденьем и жалобно там поскуливал. Но мне было не до него. Я увлеченно переводила вслух дневник, который дала нам Минни: историю мрачной тайны, нарастание террора во Франции и на фоне всего этого — странствия монахини Мирей в поисках секрета, заключенного в шахматах Монглана. В поисках, которыми занимались и мы с Лили.
Теперь стало ясно, откуда Минни узнала так много об этих шахматах: про их таинственную силу, про формулу, заключенную в них, про зловещую игру за обладание фигурами. Игра эта длилась столетиями, одни поколения игроков сменяли другие, немало людей оказались втянуты в нее помимо своей воли, как мы с Лили, как Соларин и Ним, как, возможно, и сама Минни. Наша машина ехала по земле, которая служила шахматной доской.
— Сахара…— сказала я, оторвавшись от книги и заметив, что мы подъезжаем к Гардае. — Знаешь, она ведь не всегда была самой большой пустыней на земле. Миллионы лет назад Сахара была самым большим в мире внутренним морем. Так и образовались все мировые запасы нефти и жидкого природного газа: в результате разложения мелких морских организмов и растений. Алхимия природы.
— И не говори! — сухо прокомментировала Лили. — Мой индикатор уровня топлива сигнализирует, что нам пора подзаправиться этими маленькими жизненными формами. Полагаю, лучше это сделать в Гардае. Судя про карте Минни, по дороге нам встретится не так уж много городов.
— Я не видела ее, сказала я, имея в виду карту, которую Минни в конце концов уничтожила. — Надеюсь, у тебя хорошая память.
— Я шахматистка, — сказала Лили, словно это все объясняло.
— Этот город, Гардая, раньше назывался Кхардая, — вновь вернувшись к дневнику, заметила я. — Наша подруга Мирей, оказывается, останавливалась здесь в тысяча семьсот девяносто третьем году.
«Мы въехали в город Кхардая, названный так берберами в честь богини Кар, или Луны, которую арабы называют Либия — „та, что посылает дождь“. Она властвовала над внутренним морем от Нила до Атлантического океана; ее сын Феникс основал Финикийскую империю. Говорят, что отцом богини был сам Посейдон. В разных землях ее называли по-разному: Иштар, Астарта, Кали, Кибела… Из ее чрева, как из морских вод, пошла жизнь на земле. В этих краях ее называют Белой Королевой».
— О боже! — воскликнула Лили, сбросив скорость перед поворотом в Гардаю. — Ты хочешь сказать, этот город назван в честь нашей Архи-Немезиды? Тогда, возможно, мы вот-вот окажемся на белой клетке!
Мы так увлеклись, просматривая дневник в поисках новых сведений, что я не заметила темно-серый «рено», пока его водитель не ударил по тормозам, чтобы свернуть вслед за нами к Гардае.
— Мы ведь уже видели эту машину, верно? — спросила я Лили.
Она кивнула, не отводя от дороги глаз.
— В Алжире, — сказала она спокойно. — Он был припаркован в трех машинах от нас на министерской стоянке. Тогда в нем сидели те же парни; они пристроились за нами в горах с час назад. С тех пор не отстают. Думаешь, к этому может быть причастен наш кореш Шариф?
— Нет, — сказала я, наблюдая за ними в боковое зеркало. — Это министерская машина.
Я знала, кто ее послал.
На душе у меня скребли кошки с самого отъезда из Алжира. Когда мы ушли от Минни в Казбахе, я позвонила Камилю из будки таксофона на площади, чтобы предупредить его, что несколько дней меня не будет. Он взвился до потолка.
— Вы сошли с ума? — орал он в телефонную трубку. — Вы же знаете, что расчеты по модели нужны мне прямо сейчас! Я должен иметь эти данные не позднее конца недели! Этот ваш проект сейчас важнее всего!
— Послушайте, я ведь скоро приеду, — ответила я. — Кроме того, у меня все готово. Я получила данные по каждой стране, которую вы назвали, и загрузила большую их часть в компьютер в Сонатрахе. Я могу оставить вам перечень инструкций, как запустить программу, — с их помощью все можно установить.
— Где вы находитесь? — перебил меня Камиль так громко, что мне показалось, будто он вот-вот выпрыгнет из телефонной трубки. — Уже второй час! Вы давным-давно должны быть на работе. Я приехал и увидел, что эта ваша дурацкая машина заняла мое место на стоянке, на ней была записка! Теперь Шариф топчется у моего порога и жаждет видеть вас. Говорит, вы провозите контрабандой автомобили, скрываете нелегальных иммигрантов, и еще твердит о какой-то бешеной собаке! Можете вы объяснить, что все это значит?
Великолепно. Если Шариф найдет меня до того, как я выполню свою миссию, мне конец. Придется открыть Камрлю хотя бы часть правды. Мне отчаянно не хватало союзника.
— О'кей, — сказала я. — У моей подруги неприятности. Она приехала навестить меня, но ее виза не открыта.
— Ее паспорт лежит передо мной на столе, — проворчал Камиль. — Шариф принес, У нее вообще нет визы!
— Это чистая формальность, — быстро сказала я. — У нее двойное гражданство и имеется другой паспорт. Вы не могли бы взять его и устроить все так, чтобы вышло, будто она приехала в страну легально? Вы выставите Шарифа дураком…
Голос Камиля зазвенел от злости:
— У меня нет никакого стремления, мадемуазель, выставлять шефа тайной полиции дураком. — Затем он все же немного смягчился. — Хотя это и против моих правил, я постараюсь помочь. Так случилось, что я знаю, кто эта молодая женщина. Я знал ее деда. Он был близким другом моего отца. Они играли в шахматы в Англии.
Так, интрига становится все запутаннее. Я сделала знак Лили, она попыталась втиснуться в будку и прижать свое ухо к трубке.
— Ваш отец играл в шахматы с Мордехаем? — переспросила я. — Он был серьезным игроком?
— Как и все мы, — лукаво ответил Камиль. Он помолчал некоторое время, словно раздумывал над чем-то. Когда он заговорил снова, Лили так тесно прижалась ко мне, что мой желудок запротестовал. — Я знаю, что вы собираетесь сделать. Вы виделись с ней, не так ли?
— С кем? — попыталась я изобразить святую невинность.
— Не будьте дурочкой, я вам не враг. Мне известно, что сказал вам Эль-Марад, я знаю, что вы разыскиваете. Моя дорогая девочка! Вы играете в опасную игру. Эти люди — убийцы, все до единого. Несложно догадаться, куда вас послали, — я слышал, что именно там спрятано. Вам не приходило в голову; что и Шариф, когда убедится, что вас нет в городе, будет искать вас именно там?
Мы с Лили переглянулись. Выходит, Камиль тоже игрок?
— Я прикрою вас, — говорил он. — Но постарайтесь вернуться к концу недели. Что бы вы ни задумали, не заходите перед этим к себе или ко мне в офис и не пытайтесь воспользоваться аэропортом. Если вам надо что-нибудь рассказать мне относительно вашего… проекта, лучше всего держать связь через Центральный почтамт.
Из его тона я предположила, что это значит: я должна пересылать всю корреспонденцию через Терезу. Я могу до отъезда оставить ей паспорт Лили или инструкции к моей программе.
Прежде чем повесить трубку, Камиль пожелал мне удачи и добавил:
— Я постараюсь помочь, чем смогу. Однако если вы попадете в настоящую переделку, вам придется выкручиваться самой.
— Как и всем нам, — ответила я с улыбкой и процитировала пожелание Эль-Марада: — El-zafar Zafar! Странствия приносят победу!
Я надеялась, что старая арабская пословица окажется справедлива, но сильно сомневалась. Когда я повесила трубку, мне почудилось, будто я только что оборвала последнюю ниточку, связывающую меня с реальностью.
У меня не было сомнений, что машину, которая въехала следом за нами в Гардаю, послал Камиль. Возможно, это наши телохранители. Однако нельзя было отправляться в пустыню с подобным эскортом на хвосте. Придется что-нибудь придумать.
Я не знала этой части Алжира, но знала, что город Гардая, к которому мы приближались, принадлежал к знаменитому Пентаполису, «Пяти городам Мзаба». Пока Лили медленно вела машину по дороге в поисках заправки, я любовалась тем, как вокруг, словно кристаллы из песка, на фоне пурпур ных, розовых и красных скал вырастают маленькие городки. Они описаны в каждой книге о пустыне. Ле Корбюзье[Ле Корбюзье Шарль (1887-1965) — французский архитектор и теоретик архитектуры.
] писал, что они плывут по течению, подчиняясь «естественному ритму жизни». Франк Ллойд Райт[** Райт Франк Ллойд (1869-1956) — американский архитектор, основоположник органической архитектуры.] назвал их самыми красивыми городами на земле и восхвалял их постройки из красного песка «цвета крови — цвета созидания». Однако в дневнике французской монахини Мирей о них рассказывались более интересные вещи:
«Эти города были построены тысячу лет назад ибадитами, „людьми бога“. Они верили, что городами управляет дух богини луны, и называли их в ее честь: Мерцающий город, Мелика, что значит „королева“…»
— Срань господня, — сказала Лили, въезжая на заправку. Машина, следовавшая за нами, проехала мимо, сделала разворот и снова пристроилась сзади.
— Болтаемся в сущей дыре с какими-то балбесами на хвосте, перед нами миллион миль песка, а мы не имеем понятия, что ищем, и не врубимся, даже если найдем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76