А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Левин накупил много вкусной еды и поэтому вернулся домой не слишком поздно. Заслышав рокот мотора, я на цыпочках поспешила к двери, открыла ее еще до того, как он успел вставить ключ, и, приложив палец к губам, шепнула:
– Он здесь!
– Кто? – гаркнул ничего не понимающий Левин.
Еще раз знаком велев ему не шуметь, я отвела Левина к двери его комнаты. Не веря себе, он уставился на своего дружка, потом оторопело проследовал за мной на кухню. Куда только подевалась его удаль! Судорожно шаря по карманам в поисках сигарет, он осведомился, о чем мы тут с гостем беседовали.
– Не волнуйся, он был кроток как ягненок, – успокоила я Левина. – Правда, пришлось сказать ему о смерти твоего деда, но он бы и так об этом узнал.
Левин явно был раздражен.
– Ну и что прикажешь с ним делать?
– Дать ему выспаться, потом вместе пообедать и прогуляться по парку, – как ни в чем не бывало предложила я.
Левин удивленно на меня глянул.
– Кто бы мог подумать, что ты такая невозмутимая, тебе впору прямо гангстерской невестой быть.
Я не стала уточнять, что я ею уже стала, и принялась за стряпню, чему Левин изрядно мешал своим нервным хождением взад-вперед по кухне.
Чтобы чем-то его занять, я попросила его почистить яблоки. Он схватился за самый острый нож и, разумеется, тут же порезал палец. Пока я накладывала повязку, на пороге объявился наш гость, все еще в носках. Заметив на столе несколько капель крови, он побледнел и поспешно отвел глаза. Я протерла стол. Только тогда он отважился к нам подойти.
– Ну что, старина, – сказал он, – крепко – не слишком ли крепко? – похлопывая Левина по спине. – Марго все еще в Хайдельберге, на Грабенгассе у Лоры?
Левин от ответа уклонился.
– Знаешь, Элла – прекрасная повариха, но ей нельзя мешать. Пойдем, ударим по аперитиву.
Они удалились, предоставив мне запекать в духовке медальоны из заячьей спинки, начиненные виноградинами без косточек, с гарниром из яблок в кальвадосе. Из гостиной сюда не доносилось ни звука.
Когда полчаса спустя я позвала Левина и Дитера к столу, оба были в наилучшем расположении духа, никаких следов схватки – ни словесной, ни рукопашной – заметно не было.
Заяц удался на славу, они были в восторге. Мы болтали о политике, о том о сем, о кулинарных рецептах. Потом Дитер вдруг встал.
– Дашь мне свою машину? – спросил он, обращаясь к Левину. – Завтра утром я тебе ее верну.
Я чуть не потеряла дар речи от такой бесцеремонности, да и представить себе, что Левин кому-либо отдаст ключи от своего «порше», было просто невозможно. У него и впрямь чуть дрогнули уголки губ, когда он изрек:
– Я отвезу тебя куда прикажешь.
– Очень мило с твоей стороны, но это ни к чему, – твердо сказал Дитер, – да ты и выпил больше моего.
Что верно, то верно. И Левин в самом деле отдал ему ключи.
– Ты ведь знаешь, где она стоит.
Едва он исчез, я набросилась на Левина с вопросами:
– Он поедет к Марго? А если он ее изобьет? И что ему от тебя надо?
Левин зевнул.
– Дорогая, как ты верно заметила, он стал кротким агнцем. Мы вполне поладили, а Марго он и пальцем не тронет.
– А что насчет денег, которые ты ему должен?
– Теперь это не к спеху, – сказал Левин. – Кстати, он будет нашим свидетелем на свадьбе.
Эта новость пришлась мне совсем не по вкусу – значит, придется звать и Марго. Я ведь пригласила родителей, которых вижу очень редко, брата, нескольких друзей и мою шефиню. Свидетелями мне хотелось видеть Дорит и Геро, а теперь, значит, это будут Дорит и Дитер. Мои родители столько лет переживали из-за странностей моего вкуса в выборе любовников, что теперь я хотела порадовать их видом благопристойного жениха, с высшим образованием, да к тому же еще и богатого наследника. Но одно только появление Марго все безнадежно испортит.
Левина мои огорчения только повеселили.
– Вот уж не думал, что в тебе столько спеси. Надеюсь, хотя бы Дитер тебя не смущает?
Я промолчала. Но про себя вынуждена была признать, что со стороны Дитер выглядит, пожалуй, даже получше, чем Левин.
– А сколько лет Дитеру и чем он вообще занимается? – поинтересовалась я.
– Тридцать пять, по-моему, а по специальности он страховой менеджер, кажется. Толковый парень, и языки знает.
– Если он такой толковый, с какой стати он заделался наркодельцом?
– Вопрос, конечно, интересный… Но на что не пойдешь ради денег?
Я решила перепрятать колбочки с ядом в новое место; такой, мягко говоря, импульсивный человек, как Левин, не должен знать, где они находятся. Раздумывая над этой задачей, я вдруг задалась вопросом, а зачем столь сильные и опасные яды, да еще и раздобытые, видимо, где-то в Англии, понадобились деду? Ведь подобные препараты вовсе не входят в обязательный провизорский набор любого аптекаря, как я внушала Левину. Может, это как-то связано с тем, что во времена Гитлера мой дед был вовлечен в дела, о которых в семье предпочитали помалкивать? Я припрятала колбочки в старый цветочный горшок, присыпала их землей, а горшок поставила в погреб к прочим остаткам моего балконного хозяйства.
День свадьбы приближался. Я волновалась в предвкушении все новых и новых хлопот. Что мне надеть? Дорит отправилась со мной покупать льняной костюм кремового цвета. Для свадебного букета она предложила мне чайные розы, лилии и незабудки. Я не могла решиться, мне казалось, что на фоне такого букета я буду выглядеть бледной.
А у Левина, как оказалось, были совсем другие заботы.
– Поехали, – сказал он мне дня за три до свадьбы, – я знаю в Фирнхайме одного архитектора. Пора подумать, что мы сделаем с домом.
Так впервые после смерти Германа Грабера я вновь оказалась на вилле. Огромные комнаты в первом этаже, при жизни старика завешенные и пустовавшие, теперь совершенно преобразились: Дитер и Марго уже успели вынести отсюда громоздкие, черного дерева мебель и со вкусом расположились здесь сами. Марго явно вознамерилась окончательно перебраться из своей полуподвальной квартирки в господские покои. Не скажу, чтобы подобная перспектива привела меня в восторг.
Архитектор предлагал различные варианты – что и как отремонтировать, где и что модернизировать, как перестроить и при этом не изуродовать. Я непременно хотела, чтобы у нас был зимний сад. Нельзя начинать работы, нудил архитектор, не приняв окончательного решения – будем мы оборудовать на первом этаже зубоврачебный кабинет или нет. Потому что тогда надо второй вход пристраивать. Левин сонным голосом ему отвечал, что на этот счет он пока ничего не решил.
Когда архитектор наконец уехал, Дитер принес из дедовских погребов несколько бутылок вина. Дескать, раз уж он будет у нас свидетелем, надо нам с ним наконец перейти на «ты». Он поднял бокал:
– За тебя, Элла!
Меня это предложение застигло врасплох; выходит, что и с Марго, которая прежде называла меня только «госпожа Морман», теперь тоже придется быть на «ты». Я была раздосадована, хоть и пыталась винить во всем себя – в конце концов ведь это именно я всегда ругала своих родителей за их высокомерие.
– Мне совсем не нравится, – заявила я Левину на обратном пути, – что твои друзья-приятели заполонили весь фирнхаймский дом; на свадьбу там можно было бы устроить на ночь моих родителей и твою маму.
– До мамы я вообще пока не смог дозвониться, – уклончиво сказал Левин.
Я еще больше расстроилась: на свадьбе должны быть родители жениха и невесты, так положено! Чтобы сменить тему, спросила:
– Слушай, можешь ты мне объяснить, как Дитера угораздило жениться на такой дурехе?
– Не стоит так уж презирать эту дуреху. Она однажды очень даже его выручила.
– Но это же не повод, чтобы сразу жениться! Они совсем друг другу не пара.
– Тебе-то откуда знать? – усмехнулся Левин.
7
– Неужто у вас и вправду хватило глупости выйти замуж за этого афериста? – спрашивает госпожа Хирте. – Если да, то избавьте меня от описания свадьбы, расскажите-ка лучше сразу о счастливом разводе.
Видно, вчера она слушала внимательно. Но свадьба – это важно, не могу я ее пропустить.
В дни перед свадьбой Дорит показала себя настоящей подругой. Она помогала мне во всем: заказывала номера в гостинице, ломала голову над убранством стола, консультировала наших общих друзей насчет подарков… Левин всеми этими вещами интересовался мало, но, навестив шеф-повара шветцингенского замкового ресторана, заказал там поистине царское меню свадебного обеда.
Накануне торжества, едва живая от усталости, я сидела у Дорит на кухне, окунув опухшие от беготни ноги в ведро с холодной водой и какими-то еще эссенциями, стимулирующими кровообращение. Я испытывала к Дорит такую любовь и признательность, что сама не знаю как проговорилась об условиях завещания. Дорит мгновенно сделала стойку. Я должна пообещать ей не давать Левину доверенности на распоряжение имуществом, этот и за год все промотает.
Я пыталась протестовать.
– Дорит, но он же наверняка этого потребует. А меня материальные ценности никогда особо не волновали…
– Знаю, знаю, ты у нас живешь внутренним миром, – съязвила Дорит. – Но старик-то хотел, чтобы за его ненаглядным внуком кто-то присматривал. И доверил это тебе, иначе не отказал бы именно тебе все свое добро.
Пришлось с ней согласиться и пообещать быть осмотрительной.
С юга приехал мой брат с женой и ребенком, с севера прикатили родители. Когда они прибыли, Левина дома не оказалось – он хотел дать мне возможность побыть с моей семьей. На лицах родителей, хоть они его еще не видели, заранее читалась стойкая неприязнь к будущему зятю.
Мать задала свой фирменный вопрос:
– А кем был его отец?
– Органистом.
– Но ты же что-то намекала насчет наследства, откуда у церковной мыши?..
– Наследство – от деда.
В глазах у предков аршинными буквами запечатлелся вопрос «сколько?», но задавать его вслух они считали ниже своего достоинства.
Отец прошелся по квартире с инспекцией. С той же бесцеремонностью он и комнату Левина подверг осмотру. Потом наконец соизволил раскрыть рот:
– И сколько ему лет?
– Двадцать семь.
Он вздохнул. Тридцать семь были бы ему куда больше по душе. Он без конца помешивал чай, хотя уже двадцать лет живет без сахара.
Брат, к счастью, несколько разрядил атмосферу. Его зануда-жена осталась с ребенком в гостинице, я всегда знала, что она меня не выносит. Обняв меня и родителей, Боб поздравил меня с предстоящей свадьбой.
Вскоре появился Левин, и в поисках общих тем разговор, к моему облегчению, в конечном счете сосредоточился на автомобилях.
Впрочем, мои предки продолжали угрюмо дырявить глазами своего будущего зятя, однако вопиющих недостатков в нем, похоже, с ходу не обнаружили. Вечер прошел мирно, мои родичи загодя ретировалась в свои гостиничные номера.
День свадьбы был ознаменован дивной солнечной погодой, и даже мои родители были в сносном настроении. Мать с заговорщической миной затащила меня на кухню и торжественно подарила дюжину белоснежных банных гостиничных полотенец – трофеи от дюжины отцовских командировок, в которых ей было дозволено сопровождать супруга.
После обильного завтрака, приготовленного моей тучной матерью и моей тощей невесткой, за нами явились наши свидетели. Дорит и Дитер были в меру торжественны и серьезны, уж за них-то мне перед предками стыдиться не пришлось. С Дорит они, кстати, были знакомы и раньше и считали, что та хорошо на меня влияет. После официальной церемонии в магистрате мы все отправились в ресторанчик при замке. Я решила, что выгляжу очень неплохо, кремовый костюмчик мне к лицу, а отец собственноручно повесил мне на шею тяжелое, в шесть ниток, гранатовое ожерелье своей бабушки, на которое я давно уже зарилась.
Но тут-то и случился полный облом. Я увидела Марго и просто остолбенела. Неужели это та самая драная кошка, которая худо-бедно, впрочем, скорее худо, чем бедно, управлялась с хозяйством Германа Грабера? Передо мной игриво прохаживалась наглая девица в черном платье, сверху прозрачном, а сзади с глубоким, до самой ложбинки в заднице, вырезом, то есть в наряде, уместном скорее на панели, чем на чужой свадьбе, и купленном к тому же явно на мои деньги. Надо ли пояснять, что при виде столь похабно и напористо выставляемой напоказ низкопробной сексуальности многие мужчины буквально прирастали к полу, ошалело вопрошая: «А это кто такая?»
По счастью, во время обеда Марго сидела далеко от меня. Однако мой брат, не теряя времени даром, поспешил к ней подсесть и явно наслаждался ее обществом.
Рядом с моей шефиней (она пришла в платье сафари цвета киви) мы посадили доктора Шнайдера, домашнего врача Германа Грабера. Его пригласил сам Левин: дескать, надо налаживать добрые отношения с будущим коллегой. Я, собственно, и не возражала. Были среди гостей и другие столпы фирнхаймского общества. Да и как иначе, ежели мы хотим тут обосноваться, а Левин рано или поздно намерен открыть здесь свою зубоврачебную практику.
После кофе явились музыканты. До этого Левин никогда со мной не танцевал, говорил, что совсем не умеет. Оркестрик, как выяснилось, был свадебным подарком от Дитера, и я поначалу очень даже обрадовалась – танцевать я люблю, а свадьбу без вальса вообще не представляю.
Поскольку Левин и не думал отрываться от стула, меня на первый танец пригласил отец, благо обычаям свадебного торжества это не противоречит. Следом за нами вышли танцевать Дорит и Дитер, а потом и остальные. Отец оказался хорошим танцором, о чем я прежде не подозревала, и мне было приятно хотя бы таким нехитрым образом ощутить свою общность с ним.
– Ты даже не представляешь себе, какое это для меня облегчение – знать, что ты хорошо устроена в жизни, – сказал он мне. – Ведь мне через два года на пенсию, и тогда я уже не смогу тебе помочь.
– Папа, да я уже шесть лет сама себя обеспечиваю!
Он рассеянно кивнул. Мы уже танцевали танго, как вдруг я увидела рядом с собой Левина. Для никудышного танцора он управлялся со своими конечностями даже слишком хорошо, а повисшая на нем вульгарной девкой Марго и вовсе исполняла настоящий эротический перформанс. С этой минуты моя свадьба была больше мне не в радость.
Когда танго кончилось, я поспешила к шефине. Та давно уже красноречивым взглядом молила о помощи. Старикан Шнайдер явно перебрал. Невзирая на присутствие жены, сидевшей неподалеку, – она, похоже, была даже старше его, – он осаждал мою шефиню двусмысленными комплиментами. Разумеется, та и сама была в силах за себя постоять. Но я посчитала нужным прийти ей на выручку.
– Мои родители очень бы хотели с вами познакомиться, – позвала я ее, и она с готовностью встала.
Завидев меня, господин Шнайдер немедленно сменил направление главного удара.
– А у Левина, как я погляжу, губа не дура, – прошамкал он и принялся обстоятельно рассказывать о своей дружбе со старым Грабером и о том, как он верой и правдой вот уже сколько десятилетий пользует всю его семью. – Вот переберетесь к нам в Фирнхайм, а там, глядишь, я скоро и четвертое поколение Граберов лечить буду…
«Ну уж нет, – решила я про себя, – если у меня будет ребенок, я и не подумаю доверить его этому ископаемому». Но виду не подала и продолжала любезно улыбаться.
– Он был крепким малым, наш дружище Герман, – продолжал врач, – своего никогда не упускал. Иначе и не достиг бы ничего, ведь вышел-то из бедноты. Сын его – тот совсем другое дело, зато вот Левин, сразу видать, тоже не промах. М-да, был человек и умер, наш дружище Герман, а ведь мог бы еще пожить на старости лет. И скажу я вам, такой жуткой смерти и врагу не пожелаешь.
У меня даже дыхание перехватило. Ведь Левин говорил, что все прошло мгновенно и «как нельзя лучше».
– То есть как? – спросила я почти неслышно. – Я думала, он тихо-мирно скончался за завтраком, без всяких болей.
– Меня, как вы понимаете, при этом не было. Но что у него ужасные, мучительные судороги были – это сразу видно по лицу, по рукам. Он пытался звать на помощь: телефон валялся на полу, скатерть со стола сдернута. Нет, смерть от сердечного приступа отнюдь не всегда скоротечна и безболезненна.
Доктор Шнайдер заметил, что мне не по себе. Но, видимо, списал это на обычное волнение невесты.
– Пойдите лучше подышите свежим воздухом, – посоветовал он.
С тех пор как я стала жить в двух шагах от шветцингенского замка, я полюбила замковый парк как свою вотчину. Я часто сиживала на скамейках тамошнего летнего театра и читала, устраивала себе пикники возле искусственных руин, наслаждалась одиночеством в «мечети» или, устроившись на скамейке у самого берега, кормила в пруду уток. В день свадьбы мне так хотелось рука об руку прогуляться с Левином по парку, и вот вместо этого я торчу тут одна перед знаменитым каменным сфинксом, который, подобно всем сфинксам на свете, с безмолвной улыбкой таращится на меня взглядом большой хищной кошки. Если кто и вернет мне присутствие духа, то только не он, а вот эти древние деревья, птицы и, возможно, даже дурацкие золотые рыбки в воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18