(От привычки иногда надевать бриджи и ежедневно слушать «Прекрасную мельничиху» его, наверно, все-таки можно будет отучить.) Страстное желание спать с ним переполняло меня всю, я не знала, как избавиться от этого наваждения. Но он, казалось, совсем этого не замечает; придется мне отважиться на лобовую атаку.
Только я с сожалением выпустила Павла из своих объятий, ко мне с очень важным видом подошел Коля и сообщил:
– А в субботу мама приезжает.
Я понимала, что рано или поздно это должно будет случиться, но как-то незаметно вытеснила эту мысль из своего сознания.
– Ты рад? – спросила я малыша.
Он посмотрел на меня очень серьезно и ответил:
– Нет.
Тут вмешалась и Лена:
– Мама у нас больна.
Павел объяснил мне, что это часть программы экспериментальной терапии: его жена будет проводить выходные дни дома и постепенно привыкать к нормальной жизни.
– Дети расскажут ей обо мне, – сказала я, когда Леночка и Коля выбежали на улицу.
– Давно рассказали, – хмыкнул Павел.
Я ощутила укол совести. Эта женщина, наверно, меня ненавидит. Все-таки я отчасти занимаю в семье ее место.
– И как она к этому относится? – спросила я.
– Господи, да она слишком больна, чтобы задумываться о последствиях нашей с тобой дружбы. Она благодарна тебе, что ты занимаешься нашими детьми.
Я не совсем ему поверила, но все же мне стало чуть-чуть легче. В конце концов, Павел ведь не изменяет со мной своей жене, как мне этого ни хочется. Наверно, рассказал ей что-нибудь о замужней беременной даме, которая слегка подружилась с детьми.
– Мне заглянуть к вам в субботу-воскресенье? – спросила я.
Павел покачал головой.
– Для нее это и так большая нагрузка. – Голос его звучал невесело. – Еще предстоит объяснить ей, почему мы переезжаем, – удрученно сказал он. – Придется прямо сейчас сказать, что нас выселяют.
Горе было написано на его лице.
Столь неожиданно оставшись в одиночестве в эти выходные, я пошла в гости к Дорит. Та все еще сердилась на меня, решительно не понимая, почему я до сих пор не выселила Дитера.
– Ты только представь себе на минуточку – с ним опять случится припадок и он сбросит тебя с лестницы, – кипятилась она.
– Да нет же, Дорит, в глубине души он…
Дорит решительно отказывалась меня понимать.
– Я постепенно прихожу к мысли, что тебе надо раз и навсегда с мужчинами завязать. У тебя рука несчастливая. А коли так, расти ребенка сама, ничего лучшего ты не заслуживаешь.
– Я могла бы быть счастлива с Павлом…
– Павел женат, и ты, между прочим, замужем.
На этот счет у Дорит очень старомодные взгляды: о других браках она судит только по своему собственному…
Навестив Дорит, я решила немного побродить в одиночестве. Был теплый весенний день, и я неспешно прогуливалась вдоль Неккара. Сюда в былые времена заманивала я почти всех своих любовников, здесь целовалась с ними под луной и здесь же намерена прогуливать в детской коляске свое будущее чадо. Утки тоже вывели на прогулку свои беспокойные семейства, а сердитые лебеди угрожающе вытягивали шеи, оберегая свои гнезда в прибрежных кустах.
Навстречу мне, впрочем, шла и человеческая семья – это был Павел с женой и двумя детьми, которые, завидев меня издали, уже неслись ко мне со всех ног. Я занервничала: чего доброго в этой случайной встрече Павел еще усмотрит умысел.
Альма протянула мне свою тонкую руку – ее ладонь на ощупь напоминала дохлую мышь.
– Дети много о вас рассказывали, – произнесла она безупречно вежливым тоном.
Павел смотрел на меня как-то странно. В глазах его застыл страх.
Как описать внешность Альмы? Первое, что приходит на ум, это полотна романтиков и прерафаэлитов. Она как будто пришла из сказки. Свободно ниспадающее шелковое платье ностальгического покроя оттеняло почти бескровное лицо; соломенная шляпка с розовыми лентами защищала ее глаза от солнца (хотя об эту пору люди обычно радуются каждому солнечному лучику), а светло-серые туфли на высоких каблуках были, надо прямо сказать, отнюдь не самой пригодной обувью для прогулок по болотистым прибрежным лугам вдоль Неккара. Цвета пастельные, голос тихий, глаза красивые, но ненормальные. «Не хватает только, чтобы она тут в обморок брякнулась», – подумала я угрюмо. Ясно, что это эфемерное создание с одутловатым лицом унитаз дома мыть не станет.
– Пойдем с нами, Элла, будет веселее, – требовала Лена. – Сейчас будем бегать наперегонки.
Я вежливо и с достоинством отказалась. Не с моим животом наперегонки бегать.
Отныне Альма, словно призрак, стала навещать меня в снах. Нескольких минут встречи ей хватило, чтобы произвести на меня поистине неизгладимое впечатление. Кстати, она совсем не выглядела больной – ни физически, ни душевно, – скорее походила на утонченного и хитрого ребенка, переодевшегося взрослой женщиной. Да, встреть я Павла лет на десять пораньше, мы оба от многого оказались бы избавлены, но что проку теперь причитать?
А Павел все никак не мог подыскать себе квартиру. Поскольку Дитеру в ближайшее время предстояло переместиться в тюрьму, Павел все же не исключал возможности переехать в мой дом. Я чувствовала, ему этот вариант не слишком по душе, но в конце концов он согласился – как на временное решение. Большую часть мебели и домашнего скарба ему пришлось сдать на хранение на склад.
Несмотря на шарообразный живот, я, презрев хроническую усталость, помогала упаковывать вещи и убирать квартиру. К выходным, когда приедет Альма, вся грубая хозяйственная работа должна быть закончена – ее эта возня с переездом может вывести из равновесия. Я уже начинала завидовать этой женщине, она неплохо умеет устраиваться.
В день переезда Павел препоручил детей заботам Дорит, а я взяла отгул и руководила грузчиками – что брать и в какую комнату ставить. Павел все это время доблестно стоял у меня на пути и мешался под ногами. Детям досталось по комнате в мансарде, Павел поселился в бывшем «кабинетике» Левина.
Только поздним вечером я поняла, что просто падаю от усталости. Я уснула прямо на диване и спала как убитая. А на следующий день мне надо было спозаранку идти на работу, так что об уютном завтраке, да еще без детей, заночевавших у Дорит, нечего было и думать.
19
– У меня есть на примете очень красивое имя, – интригует меня Розмари Хирте.
А ведь я строго-настрого запретила ей любые разговоры, касающиеся моего живота. Видно, догадывается, что своими россказнями я только силюсь заглушить в себе собственные страхи.
– Но ведь последнее УЗИ показало, что все в порядке, – успокаивает она меня.
Она все равно будет нарушать мой запрет – не мытьем, так катаньем. Она, конечно, уже знает, – спасибо горластому доктору Кайзеру, – что из-за аномалии в плаценте плод у меня испытывает недостаток кровоснабжения, для своих недель он слишком мал. Придется стимулировать преждевременные роды, дабы наладить нормальное кормление ребенка уже вне моего тела.
– Так какое там имя ты придумала?
Розмари улыбается.
– Как тебе нравится Витольд?
– Да у меня наверняка будет девочка! И вообще, пусть сначала…
– Хорошо-хорошо. Тогда продолжай свою семейную сагу.
Павел навестил Альму в клинике; она настаивала на своем праве снова провести выходные в семье, с детьми.
– Но я не могу подвергнуть тебя еще и этому, – вздохнул Павел.
Хотя я действительно отнюдь не жаждала принимать у себя дома еще и полоумную Альму, но в порыве великодушия, как водится, сказала:
– Да почему нет, если ей так хочется…
Тем временем стало совсем тепло, в саду все цвело. Дети предпочитали играть на улице. Может, и Павел будет подольше гулять с Альмой в саду, а я побуду одна, отдохну немного, полежу – так я думала. Мне ведь нужен отдых. Но вышло все совсем иначе.
Я сидела с детьми в зимнем саду и читала им «Гадкого утенка». Павел уехал за Альмой. Но уже минут через пять Лена воскликнула:
– Машина! Папа приехал!
Подойдя к окну, мы увидели во дворе «порше»: Левин и некий незнакомец выгружали из авто свои чемоданы. Оба – загорелые, оба в пижонских белых костюмах, словно два хлыща из рекламных проспектов фешенебельного курорта. Оба – в раскосых темных очках и залихватских шляпах. Левину шляпа совсем уж не шла. По его лицу блуждала какая-то скользкая, сутенерская ухмылочка, какой я прежде никогда за ним не замечала. Я со вздохом увела детей от окна, чтобы мой супруг не возомнил, будто его здесь ждут не дождутся.
Немного погодя приехал и Павел с Альмой. К счастью, наши путешественники не показывались, но на верхнем этаже шла своя жизнь, там слышались шаги и шум воды – видимо, они распаковывались и принимали душ.
Едва увидев «порше», Павел все понял, но вопросов не задавал – только вопросительным кивком из-за спины Альмы указал наверх. Я кивнула.
Альму поездка на машине явно утомила. Она незамедлительно улеглась в гамак, дети послушно стали ее раскачивать, Тамерлан тут же на нее взобрался.
Я с отвращением наблюдала за этой идиллией. Мне было милостиво дозволено подать Альме слабительный чай. Павел попросил меня предложить Альме перейти на «ты».
Когда мы сидели за обеденным столом, раздался стук в дверь, которая тут же и распахнулась. Левин вместе с незнакомцем ввалились в комнату. Бросив всем фамильярное «Привет!», они жадно уставились на горячие котлеты и гуляш. Обращаясь ко мне, Левин спросил:
– У тебя не найдется немного хлеба?
Наготовлено у меня, как всегда, было с запасом. Без особого восторга я уже собралась изобразить гостеприимство, но Павел бросил на меня предостерегающий взгляд. Тогда я встала, намереваясь сходить в кладовку за хлебом.
В эту секунду Альма светским тоном любезной хозяйки произнесла:
– Да вы присаживайтесь, еды хватит на всех. Павел, будь добр, принеси еще два прибора и тарелки.
Не успела я снова сесть, как Левин уже придвинул к столу два стула и достал из шкафа тарелки, поскольку Павел ни малейшего желания исполнять просьбу жены не проявил.
Левин и его спутник были голодны и в превосходном расположении духа. Вялая, сонная Альма расцветала на глазах, дети стали дурачиться и свинячить на мою белую скатерть.
Со смесью любопытства и тоски во взгляде Левин то и дело обводил глазами зимний сад. Мой живот он, казалось, не замечает вовсе, присутствию новых квартирантов не удивлен, а демонстративную немногословность Павла воспринимает как должное.
Не успели мы проглотить последний кусок, как Павел вскочил и почти тоном приказа отправил меня и Альму спать – дескать, нам нужен послеобеденный отдых, а со стола он с детьми уберет сам. Гости поняли, что их вежливо выпроваживают.
Ни слова не говоря, я отправилась к себе, препирательства – не важно, между кем и кем – меня нисколько не привлекали.
– «Сияют очи и луга», – пропел Павел, когда мы позже уселись пить кофе в саду.
Альма взглянула на мой живот и спросила:
– Который же из двух кавалеров отец ребенка?
Мы с Павлом весело переглянулись.
– Тот, что повыше, его зовут Левин, – ответил за меня Павел.
Интерес Альмы к окружающему миру, по счастью, тем и ограничился; то, что мой муж живет от меня отдельно, ее, похоже, нисколько не удивляло. Утомленными глазами она обводила цветущую лужайку (в которую превратился некогда столь ухоженный газон Германа Грабера) и, казалось, тихо наслаждалась кофе, солнцем и свободой. Ее белая рука обессиленно лежала на руке Павла, я старалась в их сторону не смотреть. Вдобавок ко всему и мой коварный кот, похоже, души в ней не чаял, он уютно устроился у нее на коленях, но не мурлыкал, а бдительно посматривал на окружающих.
Внезапно вся в слезах прибежала Лена.
– Коля! – только и смогла выговорить она.
Мы с Павлом вскочили и кинулись туда, куда она указывала своей ручонкой. Невозмутимая Альма даже не шелохнулась.
Коля свалился с дерева. Ушиб на голове хотя и кровоточил, но выглядел не слишком опасным.
– Надо наложить пластырь, – деловито твердил мужественный ребенок.
Павел отнес его в дом, я выстригла волосы вокруг раны и прижала к ней чистое посудное полотенце.
Но Павел считал, что рану надо обязательно зашить. Я наложила временную повязку, и он повез сына в больницу.
Лена с громким плачем наблюдала за перевязкой, так что теперь, чтобы как-то утешить ее и успокоить, я взяла ее на руки и отправилась к нашему столику в саду. Меня несколько озадачило, что Альму происшествие с Колей ничуть не взволновало. Однако, когда мы с Леной вернулись, она, вопреки моим ожиданиям, уже не сидела с невозмутимым видом в плетеном кресле – ее вообще не было, исчезла, и все. Я тотчас же отправилась на поиски, но не нашла ее ни в саду, ни в доме.
Может, она успела юркнуть к Павлу в машину?
В раздумье я присела на ступеньки лестницы. Лена только-только успокоилась, мне не хотелось вновь ее нервировать – теперь уже паническими поисками. Но она сама спросила:
– А мама уехала с ними?
– Да, – решила ответить я.
Интересно, скоро ли вернется Павел? В выходные у хирурга «скорой помощи» на приеме, известное дело, народу полно: горе-футболисты, садоводы-любители, незадачливые отцы семейств, исхитрявшиеся вывихнуть конечности своим чадам на домашнем уроке физкультуры…
Все-таки исчезновение Альмы не давало мне покоя. Держа Лену за ручку, я снова обошла все кусты на участке, выглянула и на улицу, обследовала подвал и комнаты в доме. Мы ищем кота, объясняла я Лене. Наконец скрепя сердце решилась обратиться за помощью к Левину и постучала в его дверь. Едва он мне открыл, как до меня, к невероятному моему облегчению, донесся женский голос. В обществе двух кавалеров Альма сидела перед телевизором.
– Я просто хотела узнать… – начала было я.
– Да садись с нами, – пригласил Левин. – Мы теннис смотрим.
Я покачала головой и вышла. Но, уже спустившись вниз, стала укорять себя. Левин с приятелем даже не подозревают о том, что Альма душевнобольная, хоть бы они не вздумали предлагать ей спиртное. Не держал ли Левин стакан виски? Альме алкоголь категорически нельзя – она же принимает психотропные препараты.
Часа через полтора вернулся Павел. Коля добровольно облачился в пижаму и жаждал похвал за проявленное геройство. О матери он даже не спросил.
– Альма наверху смотрит телевизор, – сообщила я Павлу.
Он подарил меня не слишком любезным взглядом и тут же отправился наверх.
Когда он привел Альму, я сразу поняла, что та изрядно навеселе. Лена – хотя ее никто об этом не просил – стала рассказывать, как Коля свалился с дерева. Как ни странно, маму этот рассказ весьма позабавил, и она от души смеялась. Мы с Павлом тревожно переглянулись.
– Когда будем ужинать? – спросила Альма. В больнице она привыкла рано ужинать и рано ложиться.
Павел отправился на кухню, я стала накрывать на стол.
– Непорядок, – сказала Альма. – Двух приборов не хватает.
– Левин с приятелем ужинают у себя, – твердо сказала я, отчего на глазах у нее тут же навернулись слезы.
Павел, как зверька, гладил ее по головке, потом дал ей три разных таблетки, которые она послушно проглотила. После ужина она паинькой отправилась спать, а мы вместе с детьми остались еще немного посидеть, уже в пятый раз выслушав героическую историю Колиного падения.
Когда пришло время ложиться, снова началось перераспределение спальных мест. Я отправилась в «кабинетик», поскольку мою двойную супружескую постель заняла Альма. Теперь к ней присоединились и дети. Они вообще не особенно жаловали далекую мансарду, которая в эту ночь досталась Павлу.
Среди ночи я проснулась как от толчка. В комнате горел свет, и передо мной стояла она. Это было как продолжение сна. Она явилась мне, как сильфида из восточной сказки, – принцесса, которую холят, лелеют и укладывают спать под необъятный паланкин чернокожие рабыни, неземное, флегматичное, белолицее создание с пышной гривой ниспадающих волос, тщательно расчесанных все теми же рабынями.
– Где Павел? – спросила она, не сводя глаз с моей постели, будто он прячется у меня под одеялом. Впервые я заметила выражение хитроватой подозрительности в ее полубезумном лице.
– Он в Колиной комнате спит, в мансарде.
Она села ко мне на кровать.
– А где спит твой муж?
Сонным движением я указала наверх, остальное ее не касается.
– Гомик? – плутовато осведомилась она.
Я помотала головой и демонстративно закрыла глаза.
Она поняла, встала и направилась к двери.
– А оба кавалера, кстати, очень даже милы, – произнесла она на пороге с каким-то задорным упрямством.
Засыпая, я подумала, что ей бы очень подошло имя Дезире или какая-нибудь Лавиния.
Спали мы все довольно долго. Первыми встали дети и начали во дворе играть в футбол. А ведь врач строго-настрого предписал Коле щадящий режим и спокойное поведение. Я с трудом поднялась, свистнула детей в дом, потом пошла под душ и, стоя под струями теплой воды, раздумывала, прилично ли ограничиться на завтрак вареными яйцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Только я с сожалением выпустила Павла из своих объятий, ко мне с очень важным видом подошел Коля и сообщил:
– А в субботу мама приезжает.
Я понимала, что рано или поздно это должно будет случиться, но как-то незаметно вытеснила эту мысль из своего сознания.
– Ты рад? – спросила я малыша.
Он посмотрел на меня очень серьезно и ответил:
– Нет.
Тут вмешалась и Лена:
– Мама у нас больна.
Павел объяснил мне, что это часть программы экспериментальной терапии: его жена будет проводить выходные дни дома и постепенно привыкать к нормальной жизни.
– Дети расскажут ей обо мне, – сказала я, когда Леночка и Коля выбежали на улицу.
– Давно рассказали, – хмыкнул Павел.
Я ощутила укол совести. Эта женщина, наверно, меня ненавидит. Все-таки я отчасти занимаю в семье ее место.
– И как она к этому относится? – спросила я.
– Господи, да она слишком больна, чтобы задумываться о последствиях нашей с тобой дружбы. Она благодарна тебе, что ты занимаешься нашими детьми.
Я не совсем ему поверила, но все же мне стало чуть-чуть легче. В конце концов, Павел ведь не изменяет со мной своей жене, как мне этого ни хочется. Наверно, рассказал ей что-нибудь о замужней беременной даме, которая слегка подружилась с детьми.
– Мне заглянуть к вам в субботу-воскресенье? – спросила я.
Павел покачал головой.
– Для нее это и так большая нагрузка. – Голос его звучал невесело. – Еще предстоит объяснить ей, почему мы переезжаем, – удрученно сказал он. – Придется прямо сейчас сказать, что нас выселяют.
Горе было написано на его лице.
Столь неожиданно оставшись в одиночестве в эти выходные, я пошла в гости к Дорит. Та все еще сердилась на меня, решительно не понимая, почему я до сих пор не выселила Дитера.
– Ты только представь себе на минуточку – с ним опять случится припадок и он сбросит тебя с лестницы, – кипятилась она.
– Да нет же, Дорит, в глубине души он…
Дорит решительно отказывалась меня понимать.
– Я постепенно прихожу к мысли, что тебе надо раз и навсегда с мужчинами завязать. У тебя рука несчастливая. А коли так, расти ребенка сама, ничего лучшего ты не заслуживаешь.
– Я могла бы быть счастлива с Павлом…
– Павел женат, и ты, между прочим, замужем.
На этот счет у Дорит очень старомодные взгляды: о других браках она судит только по своему собственному…
Навестив Дорит, я решила немного побродить в одиночестве. Был теплый весенний день, и я неспешно прогуливалась вдоль Неккара. Сюда в былые времена заманивала я почти всех своих любовников, здесь целовалась с ними под луной и здесь же намерена прогуливать в детской коляске свое будущее чадо. Утки тоже вывели на прогулку свои беспокойные семейства, а сердитые лебеди угрожающе вытягивали шеи, оберегая свои гнезда в прибрежных кустах.
Навстречу мне, впрочем, шла и человеческая семья – это был Павел с женой и двумя детьми, которые, завидев меня издали, уже неслись ко мне со всех ног. Я занервничала: чего доброго в этой случайной встрече Павел еще усмотрит умысел.
Альма протянула мне свою тонкую руку – ее ладонь на ощупь напоминала дохлую мышь.
– Дети много о вас рассказывали, – произнесла она безупречно вежливым тоном.
Павел смотрел на меня как-то странно. В глазах его застыл страх.
Как описать внешность Альмы? Первое, что приходит на ум, это полотна романтиков и прерафаэлитов. Она как будто пришла из сказки. Свободно ниспадающее шелковое платье ностальгического покроя оттеняло почти бескровное лицо; соломенная шляпка с розовыми лентами защищала ее глаза от солнца (хотя об эту пору люди обычно радуются каждому солнечному лучику), а светло-серые туфли на высоких каблуках были, надо прямо сказать, отнюдь не самой пригодной обувью для прогулок по болотистым прибрежным лугам вдоль Неккара. Цвета пастельные, голос тихий, глаза красивые, но ненормальные. «Не хватает только, чтобы она тут в обморок брякнулась», – подумала я угрюмо. Ясно, что это эфемерное создание с одутловатым лицом унитаз дома мыть не станет.
– Пойдем с нами, Элла, будет веселее, – требовала Лена. – Сейчас будем бегать наперегонки.
Я вежливо и с достоинством отказалась. Не с моим животом наперегонки бегать.
Отныне Альма, словно призрак, стала навещать меня в снах. Нескольких минут встречи ей хватило, чтобы произвести на меня поистине неизгладимое впечатление. Кстати, она совсем не выглядела больной – ни физически, ни душевно, – скорее походила на утонченного и хитрого ребенка, переодевшегося взрослой женщиной. Да, встреть я Павла лет на десять пораньше, мы оба от многого оказались бы избавлены, но что проку теперь причитать?
А Павел все никак не мог подыскать себе квартиру. Поскольку Дитеру в ближайшее время предстояло переместиться в тюрьму, Павел все же не исключал возможности переехать в мой дом. Я чувствовала, ему этот вариант не слишком по душе, но в конце концов он согласился – как на временное решение. Большую часть мебели и домашнего скарба ему пришлось сдать на хранение на склад.
Несмотря на шарообразный живот, я, презрев хроническую усталость, помогала упаковывать вещи и убирать квартиру. К выходным, когда приедет Альма, вся грубая хозяйственная работа должна быть закончена – ее эта возня с переездом может вывести из равновесия. Я уже начинала завидовать этой женщине, она неплохо умеет устраиваться.
В день переезда Павел препоручил детей заботам Дорит, а я взяла отгул и руководила грузчиками – что брать и в какую комнату ставить. Павел все это время доблестно стоял у меня на пути и мешался под ногами. Детям досталось по комнате в мансарде, Павел поселился в бывшем «кабинетике» Левина.
Только поздним вечером я поняла, что просто падаю от усталости. Я уснула прямо на диване и спала как убитая. А на следующий день мне надо было спозаранку идти на работу, так что об уютном завтраке, да еще без детей, заночевавших у Дорит, нечего было и думать.
19
– У меня есть на примете очень красивое имя, – интригует меня Розмари Хирте.
А ведь я строго-настрого запретила ей любые разговоры, касающиеся моего живота. Видно, догадывается, что своими россказнями я только силюсь заглушить в себе собственные страхи.
– Но ведь последнее УЗИ показало, что все в порядке, – успокаивает она меня.
Она все равно будет нарушать мой запрет – не мытьем, так катаньем. Она, конечно, уже знает, – спасибо горластому доктору Кайзеру, – что из-за аномалии в плаценте плод у меня испытывает недостаток кровоснабжения, для своих недель он слишком мал. Придется стимулировать преждевременные роды, дабы наладить нормальное кормление ребенка уже вне моего тела.
– Так какое там имя ты придумала?
Розмари улыбается.
– Как тебе нравится Витольд?
– Да у меня наверняка будет девочка! И вообще, пусть сначала…
– Хорошо-хорошо. Тогда продолжай свою семейную сагу.
Павел навестил Альму в клинике; она настаивала на своем праве снова провести выходные в семье, с детьми.
– Но я не могу подвергнуть тебя еще и этому, – вздохнул Павел.
Хотя я действительно отнюдь не жаждала принимать у себя дома еще и полоумную Альму, но в порыве великодушия, как водится, сказала:
– Да почему нет, если ей так хочется…
Тем временем стало совсем тепло, в саду все цвело. Дети предпочитали играть на улице. Может, и Павел будет подольше гулять с Альмой в саду, а я побуду одна, отдохну немного, полежу – так я думала. Мне ведь нужен отдых. Но вышло все совсем иначе.
Я сидела с детьми в зимнем саду и читала им «Гадкого утенка». Павел уехал за Альмой. Но уже минут через пять Лена воскликнула:
– Машина! Папа приехал!
Подойдя к окну, мы увидели во дворе «порше»: Левин и некий незнакомец выгружали из авто свои чемоданы. Оба – загорелые, оба в пижонских белых костюмах, словно два хлыща из рекламных проспектов фешенебельного курорта. Оба – в раскосых темных очках и залихватских шляпах. Левину шляпа совсем уж не шла. По его лицу блуждала какая-то скользкая, сутенерская ухмылочка, какой я прежде никогда за ним не замечала. Я со вздохом увела детей от окна, чтобы мой супруг не возомнил, будто его здесь ждут не дождутся.
Немного погодя приехал и Павел с Альмой. К счастью, наши путешественники не показывались, но на верхнем этаже шла своя жизнь, там слышались шаги и шум воды – видимо, они распаковывались и принимали душ.
Едва увидев «порше», Павел все понял, но вопросов не задавал – только вопросительным кивком из-за спины Альмы указал наверх. Я кивнула.
Альму поездка на машине явно утомила. Она незамедлительно улеглась в гамак, дети послушно стали ее раскачивать, Тамерлан тут же на нее взобрался.
Я с отвращением наблюдала за этой идиллией. Мне было милостиво дозволено подать Альме слабительный чай. Павел попросил меня предложить Альме перейти на «ты».
Когда мы сидели за обеденным столом, раздался стук в дверь, которая тут же и распахнулась. Левин вместе с незнакомцем ввалились в комнату. Бросив всем фамильярное «Привет!», они жадно уставились на горячие котлеты и гуляш. Обращаясь ко мне, Левин спросил:
– У тебя не найдется немного хлеба?
Наготовлено у меня, как всегда, было с запасом. Без особого восторга я уже собралась изобразить гостеприимство, но Павел бросил на меня предостерегающий взгляд. Тогда я встала, намереваясь сходить в кладовку за хлебом.
В эту секунду Альма светским тоном любезной хозяйки произнесла:
– Да вы присаживайтесь, еды хватит на всех. Павел, будь добр, принеси еще два прибора и тарелки.
Не успела я снова сесть, как Левин уже придвинул к столу два стула и достал из шкафа тарелки, поскольку Павел ни малейшего желания исполнять просьбу жены не проявил.
Левин и его спутник были голодны и в превосходном расположении духа. Вялая, сонная Альма расцветала на глазах, дети стали дурачиться и свинячить на мою белую скатерть.
Со смесью любопытства и тоски во взгляде Левин то и дело обводил глазами зимний сад. Мой живот он, казалось, не замечает вовсе, присутствию новых квартирантов не удивлен, а демонстративную немногословность Павла воспринимает как должное.
Не успели мы проглотить последний кусок, как Павел вскочил и почти тоном приказа отправил меня и Альму спать – дескать, нам нужен послеобеденный отдых, а со стола он с детьми уберет сам. Гости поняли, что их вежливо выпроваживают.
Ни слова не говоря, я отправилась к себе, препирательства – не важно, между кем и кем – меня нисколько не привлекали.
– «Сияют очи и луга», – пропел Павел, когда мы позже уселись пить кофе в саду.
Альма взглянула на мой живот и спросила:
– Который же из двух кавалеров отец ребенка?
Мы с Павлом весело переглянулись.
– Тот, что повыше, его зовут Левин, – ответил за меня Павел.
Интерес Альмы к окружающему миру, по счастью, тем и ограничился; то, что мой муж живет от меня отдельно, ее, похоже, нисколько не удивляло. Утомленными глазами она обводила цветущую лужайку (в которую превратился некогда столь ухоженный газон Германа Грабера) и, казалось, тихо наслаждалась кофе, солнцем и свободой. Ее белая рука обессиленно лежала на руке Павла, я старалась в их сторону не смотреть. Вдобавок ко всему и мой коварный кот, похоже, души в ней не чаял, он уютно устроился у нее на коленях, но не мурлыкал, а бдительно посматривал на окружающих.
Внезапно вся в слезах прибежала Лена.
– Коля! – только и смогла выговорить она.
Мы с Павлом вскочили и кинулись туда, куда она указывала своей ручонкой. Невозмутимая Альма даже не шелохнулась.
Коля свалился с дерева. Ушиб на голове хотя и кровоточил, но выглядел не слишком опасным.
– Надо наложить пластырь, – деловито твердил мужественный ребенок.
Павел отнес его в дом, я выстригла волосы вокруг раны и прижала к ней чистое посудное полотенце.
Но Павел считал, что рану надо обязательно зашить. Я наложила временную повязку, и он повез сына в больницу.
Лена с громким плачем наблюдала за перевязкой, так что теперь, чтобы как-то утешить ее и успокоить, я взяла ее на руки и отправилась к нашему столику в саду. Меня несколько озадачило, что Альму происшествие с Колей ничуть не взволновало. Однако, когда мы с Леной вернулись, она, вопреки моим ожиданиям, уже не сидела с невозмутимым видом в плетеном кресле – ее вообще не было, исчезла, и все. Я тотчас же отправилась на поиски, но не нашла ее ни в саду, ни в доме.
Может, она успела юркнуть к Павлу в машину?
В раздумье я присела на ступеньки лестницы. Лена только-только успокоилась, мне не хотелось вновь ее нервировать – теперь уже паническими поисками. Но она сама спросила:
– А мама уехала с ними?
– Да, – решила ответить я.
Интересно, скоро ли вернется Павел? В выходные у хирурга «скорой помощи» на приеме, известное дело, народу полно: горе-футболисты, садоводы-любители, незадачливые отцы семейств, исхитрявшиеся вывихнуть конечности своим чадам на домашнем уроке физкультуры…
Все-таки исчезновение Альмы не давало мне покоя. Держа Лену за ручку, я снова обошла все кусты на участке, выглянула и на улицу, обследовала подвал и комнаты в доме. Мы ищем кота, объясняла я Лене. Наконец скрепя сердце решилась обратиться за помощью к Левину и постучала в его дверь. Едва он мне открыл, как до меня, к невероятному моему облегчению, донесся женский голос. В обществе двух кавалеров Альма сидела перед телевизором.
– Я просто хотела узнать… – начала было я.
– Да садись с нами, – пригласил Левин. – Мы теннис смотрим.
Я покачала головой и вышла. Но, уже спустившись вниз, стала укорять себя. Левин с приятелем даже не подозревают о том, что Альма душевнобольная, хоть бы они не вздумали предлагать ей спиртное. Не держал ли Левин стакан виски? Альме алкоголь категорически нельзя – она же принимает психотропные препараты.
Часа через полтора вернулся Павел. Коля добровольно облачился в пижаму и жаждал похвал за проявленное геройство. О матери он даже не спросил.
– Альма наверху смотрит телевизор, – сообщила я Павлу.
Он подарил меня не слишком любезным взглядом и тут же отправился наверх.
Когда он привел Альму, я сразу поняла, что та изрядно навеселе. Лена – хотя ее никто об этом не просил – стала рассказывать, как Коля свалился с дерева. Как ни странно, маму этот рассказ весьма позабавил, и она от души смеялась. Мы с Павлом тревожно переглянулись.
– Когда будем ужинать? – спросила Альма. В больнице она привыкла рано ужинать и рано ложиться.
Павел отправился на кухню, я стала накрывать на стол.
– Непорядок, – сказала Альма. – Двух приборов не хватает.
– Левин с приятелем ужинают у себя, – твердо сказала я, отчего на глазах у нее тут же навернулись слезы.
Павел, как зверька, гладил ее по головке, потом дал ей три разных таблетки, которые она послушно проглотила. После ужина она паинькой отправилась спать, а мы вместе с детьми остались еще немного посидеть, уже в пятый раз выслушав героическую историю Колиного падения.
Когда пришло время ложиться, снова началось перераспределение спальных мест. Я отправилась в «кабинетик», поскольку мою двойную супружескую постель заняла Альма. Теперь к ней присоединились и дети. Они вообще не особенно жаловали далекую мансарду, которая в эту ночь досталась Павлу.
Среди ночи я проснулась как от толчка. В комнате горел свет, и передо мной стояла она. Это было как продолжение сна. Она явилась мне, как сильфида из восточной сказки, – принцесса, которую холят, лелеют и укладывают спать под необъятный паланкин чернокожие рабыни, неземное, флегматичное, белолицее создание с пышной гривой ниспадающих волос, тщательно расчесанных все теми же рабынями.
– Где Павел? – спросила она, не сводя глаз с моей постели, будто он прячется у меня под одеялом. Впервые я заметила выражение хитроватой подозрительности в ее полубезумном лице.
– Он в Колиной комнате спит, в мансарде.
Она села ко мне на кровать.
– А где спит твой муж?
Сонным движением я указала наверх, остальное ее не касается.
– Гомик? – плутовато осведомилась она.
Я помотала головой и демонстративно закрыла глаза.
Она поняла, встала и направилась к двери.
– А оба кавалера, кстати, очень даже милы, – произнесла она на пороге с каким-то задорным упрямством.
Засыпая, я подумала, что ей бы очень подошло имя Дезире или какая-нибудь Лавиния.
Спали мы все довольно долго. Первыми встали дети и начали во дворе играть в футбол. А ведь врач строго-настрого предписал Коле щадящий режим и спокойное поведение. Я с трудом поднялась, свистнула детей в дом, потом пошла под душ и, стоя под струями теплой воды, раздумывала, прилично ли ограничиться на завтрак вареными яйцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18