Меня, конечно, интересовал запертый ящик. Как и на свадьбе, мне вспомнилась последняя жена Синей Бороды, которой тоже приспичило проникнуть в запретную комнату, хотя она, как и я сейчас, ничего хорошего там увидеть не ждала. Именно здесь, в этом ящике, кроется разгадка характера Дитера! А у меня всего лишь нет какого-то жалкого ключа!
Не взламывать же, в самом деле, замок ножом? Неужели Дитер забрал ключ с собой? Вообще-то логичнее было бы припрятать его где-нибудь в комнате. Я опустилась в одно из продавленных кресел и стала размышлять, куда можно спрятать ключ. Может, вот за этой отвратительной картиной?
Как же я возликовала, когда, отодвинув от стены уже почти почерневший степной пейзаж, обнаружила за ним ключ. Вот так, ничего не обыскивая и не переворачивая вверх дном, я, словно заправский детектив, раскрыла чужую тайну одной только силой своего воображения.
Не без страха отпирала я этот ящик. Вообще-то мне уже почти не хотелось его открывать, весь азарт разоблачения вражеского агента давно прошел. Но я открыла.
Первым, на что упал мой взгляд, оказалась открытая коробка из-под сигар. А в ней деньги. Доллары. Ровно половина той суммы, которую я обменяла в банке.
12
Бывают в больнице дни, когда вся изведешься от одиночества, ни посетителей тебе, ни почты. Но бывают и такие, когда от посетителей отбоя нет и к вечеру ты уже не человек.
Госпожа Рёмер, Павел, Коля, Дорит и Геро в тот день набились в нашу палату просто битком. Плюс к тому мою соседку впервые за все время навестил мужчина. Оказалось, тоже аптекарь, по фамилии Шредер.
Кончилось тем, что весь этот табор безжалостно выпроводил доктор Кайзер. А я так устала, что даже не знаю, смогу ли рассказывать.
Эти деньги в ящике письменного стола напрочь выбили меня из колеи. Снова и снова я подыскивала объяснения своему открытию. Самым невероятным казалось предположение, что это его, Дитера, личные деньги. Куда больше похоже на то, что он меня попросту облапошил. С Левином говорил только он, жуткая криминальная история, которую он мне поведал, может оказаться просто туфтой. С другой стороны, если мой дражайший возлюбленный надумал смыться с денежками, то почему не прикарманил всю сумму? И какой тогда смысл мне врать, если Левин вернется и ложь откроется?
Отгадка тут возможна, пожалуй, только одна: видимо, оба действуют заодно. История со старушкой, кстати, вполне похожа на правду, вернее, на то, как Левин ездит, и тогда даже в то, что Дитер повез ему в Марокко залог, тоже еще как-то можно поверить. Но доллары-то в письменном столе уж никуда не вписываются, это чистой воды обман!
Ну что за судьба! Я кляла себя на чем свет стоит. Почему мне так везет на распоследних мошенников? Хорошо еще, что я не дала Левину доверенность на распоряжение моим банковским счетом, – легальным путем ему до моих денежек не добраться.
«Ну нет! Так просто вам меня не взять! – думала я. – Мы тоже не лыком шиты!» Однако мысль, что кто-то, возможно, уже замышляет лишить меня жизни, была, не скрою, не слишком приятна. Бороться с ними в открытую мне слабо, это ясно, так что лучше прикинуться миленькой наивной дурочкой. Или уж сделать благородный жест и отдать Левину дом и состояние?
Деньги меняют человека, размышляла я. Прежде материальная сторона жизни мало меня волновала и я была очень скромна в своих запросах. Но стоило мне почувствовать вкус больших денег, и я сразу поняла, как сильно я заблуждалась на свой счет.
На следующий день позвонил Дитер. Все прошло замечательно, они уже в Сеуте, это самый север Африки, и завтра на пароме переправляются в Испанию, в городок Альхесирас.
Трубку перехватил Левин и голосом беззаветно любящего мужа засюсюкал:
– Послушай, радость моя, я понимаю, ты сердишься. Но если б ты знала, что мне пришлось пережить… Дорогая, ты не очень обидишься, если мы с Дитером отдохнем здесь на юге еще пару деньков?
Я сделала вид, что ужасно взволнована, что, конечно, обижусь, но не очень, и буквально услышала, с каким облегчением Левин вздохнул и закурил сигарету.
Итак, у меня есть еще несколько дней, чтобы выработать план действий. Я снова поднялась наверх. Может, есть еще какие-нибудь улики, а я их проглядела? Тамерлан помчался за мной и немедленно по-царски расположился в одном из кресел, зеленая обивка которого давно уже превратилась под его когтями в этакий мшистый лужок.
Я еще раз внимательно просмотрела бумаги в столе. Ни метрик, ни аттестатов, ни страхового полиса. Не иначе у Дитера еще где-то есть тайник. Да и прочий его скарб столь скромен, что легко уместится в двух чемоданах. Правда, нашлась тут и фотография, на которой он запечатлен с родителями, братьями и сестрами, короче, со всем своим большим семейством, принаряженным и напряженно уставившимся в объектив. Не похоже, что у его родителей имелся свой фотоаппарат, чтобы щелкать детей когда ни попадя, как это было у меня дома. Люди бедные, сразу видно.
Трудное детство, трудная юность… Да какое у меня право осуждать Дитера? Я вдруг почувствовала, что мне плевать на мои доллары. Я люблю этого человека, и он, что бы он там ни замышлял, тоже меня любит. Не может мое чутье настолько меня обманывать!
Снова и снова я раздумывала над тем, не сходить ли к адвокату. Если Левину ничего не обломится, он, конечно же, ни за что не согласится на развод, но сможет ли он мне в этом воспрепятствовать?
Еще как сможет, тем паче что я его сообщница. Значит, надо применить тактику Германа Грабера: составить завещание, по которому в случае моей смерти все мое состояние отходит в пользу Красного Креста. Я решила завтра же оформить этот документ и, заплатив пошлину, оставить его на хранении в магистрате. А копию вручить Левину.
Когда, покончив с этой тягостной формальностью, я вечером следующего дня подъехала к дому, за воротами бок о бок стояли «порше» и «мерседес». Стало быть, они оба вернулись. Чувствуя легкую дрожь в коленках, я некоторое время оставалась в машине. Кого мне теперь обнимать – Дитера, Левина, вообще никого?
Впрочем, какой прок рассиживаться – рано или поздно войти в дом все равно придется. Дверь отворилась прежде, чем я достала ключ, и Левин с неожиданной пылкостью заключил меня в объятия.
Стол был накрыт празднично, горели свечи, пахло чем-то вкусным. Он должен многое загладить, сказал Левин, наливая мне рюмку шерри.
После трудного рабочего дня и утомительной езды сквозь серую пелену ноябрьского тумана так приятно очутиться в жилом тепле, за накрытым столом. Часто принимая гостей, я так редко удостаиваюсь приема сама. На голодный желудок шерри подействовал мгновенно, теплой волной он разливался по всему телу, и я уже смотрела на Левина совсем иными глазами. Его бронзовый загар возбуждал во мне не меньший голод, чем головокружительные ароматы из духовки.
– Дитер еще в ванной, впрочем, вообще-то он не собирался ужинать с нами, но я пригласил, думаю, ты не будешь возражать? – осведомился Левин.
Пряча глаза, я покачала головой и позволила налить себе вторую рюмку шерри. На моем стуле горкой лежали красиво упакованные подарки. «Сейчас я окажусь за одним столом с любовником и мужем, – подумала я. – Левин, похоже, ни о чем не догадывается».
Не успела я толком вообразить себе эту сцену, как вошел Дитер, почти столь же загорелый и соблазнительный, как и Левин. Оба были в отличном настроении. Дитер поцеловал меня в щечку и помчался к духовке, смотреть, как там запекается свинина.
– Скоро будет готова, – объявил он, – надеюсь, ты хоть немного проголодалась.
Интересно, что они замышляют?
Мы ели и пили, шутили и смеялись, – короче, вечер получился просто упоительный. Было огромное удовольствие сидеть между двумя мужчинами, которые наперебой делают тебе комплименты и вдобавок рассказывают всякие жуткие истории. Я распаковала подарки. Восточные сладости, розовое масло, испанские сапожки, которые, к сожалению, мне явно узковаты, и даже старинный серебряный подсвечник. Левин любит сорить деньгами.
От Дитера я получила марокканскую ковровую подушку, как нельзя лучше подошедшую к кожаному креслу моего деда. Ну просто как на Рождество! У меня чуть не начались угрызения совести.
Столько замечательных подарков, и все на мои деньги! Уже слегка под хмельком, я готова была растрогаться. Пожалуй, самое время идти спать, пока никто не успел испортить прекрасный вечер.
Ух, как все кружится! Уж не подмешали ли галантные кавалеры какого-нибудь зелья мне в шампанское? Да вроде бы нет, ибо уже очень скоро в спальне появился Левин и поистине с небывалой страстью привлек меня к своей загорелой груди. Признаюсь: мое твердое намерение спать отныне только с Дитером в ту же секунду было забыто.
Наутро у меня было похмелье, но это, к сожалению, еще не основание для того, чтобы не ходить на работу. Мужчины спали. С чугунной головой я сидела на кухне и отпаивала себя крепким кофе. Опять я совсем запуталась. Передо мной призраком в похмельном дурмане сидела Марго, объясняя мне, что вот раньше-то дружки ее промежду собой делили, а теперь и мой черед настал.
В полном душевном раздрызге я села в машину. Сейчас, зимой, в семь утра еще темно, и повсюду в палисадниках переливаются разноцветными огоньками елки. В детстве радостным напоминанием о скором Рождестве они так скрашивали мне унылую дорогу в школу. С тех пор много воды утекло, я теперь на праздники домой почти не езжу, передоверив исполнение этой повинности брату, – тот хоть может предъявить родителям внука. Вот и в этом году мне не суждено было создать семью, и Рождество я буду праздновать в обществе двух уголовников. Опять мне в личной жизни не удалось продвинуться ни на шаг.
И на следующий вечер Левин был со мною мил и предупредителен; на сей раз мы были одни. Я невзначай поинтересовалась, хватило ли ему денег.
Он глянул на меня почти испытующе.
– К счастью, нам не все пришлось отдать на выкуп, иначе не хватило бы ни на обратную дорогу, ни на пару дней отдыха.
Как ни в чем не бывало я поинтересовалась, каково ему было в следственной тюрьме, ибо мне все меньше верилось, что из-за дорожно-транспортного происшествия он попал в предварительное заключение.
Левин на это стал мне рассказывать, что родственники пострадавшей чуть его не линчевали, полиция едва-едва успела вырвать его из лап разъяренной толпы.
– Сколько же ей лет? – поинтересовалась я.
– Лет тридцать, наверно.
Дитер рассказывал мне о старушке, вот и первая неувязочка. А вторая у них на коже: загар у Левина гораздо темнее, чем у Дитера. Но вслух я ничего не сказала. И вообще, быть может, все это только пустые страхи. Ведь ведут себя оба просто очаровательно. А с тех пор как с нами нет Марго, о которой мы, кстати, почему-то никогда не заговаривали, и сексуальные запросы Левина существенно возросли. Значит, прежде он весь свой пыл на Марго расходовал. Дитер всячески избегал оставаться со мной наедине. Так что не было больше между нами ни объяснений, ни нежностей.
Раз уж я работаю в аптеке, у меня еще задолго до замужества вошло в привычку скорее на всякий случай делать себе тест на беременность. Незадолго до Рождества настало время для очередного. Впервые в жизни он оказался положительным.
Конечно, я знаю, что на ранней стадии вероятность ошибки достаточно велика, так что полную определенность может дать только ультразвуковое исследование. Но и по самочувствию я понимала, что на сей раз и вправду беременна. По утрам меня тошнило, я даже смотреть не могла на еду; зато к полудню меня одолевало столь непреодолимое желание немедленно съесть свежую булочку с заварным кремом и тремя вишенками сверху, что я прямо без пальто, в одном белом халате, мчалась в булочную напротив и покупала аж четыре штуки.
Если прежде я была всего лишь растеряна, то теперь просто сходила с ума. От кого ребенок? Однако даже эта абсолютно аморальная беременность, достойная какой-нибудь потаскушки вроде Марго, но никак не благопристойной госпожи Эллы Морман-Грабер, наполняла ликованием все мое существо. Я то хихикала без причины, то ревела за рулем, хотела кричать об этом всему свету и в то же время никому ничего не хотела рассказывать.
Первым делом надо было решить вопрос, намерена ли я сохранить этого ребенка от двух во всех смыслах столь сомнительных отцов. У меня и раньше была возможность забеременеть без всякого брака, но я старалась до этого не доводить (впрочем, не столь уж педантично, иначе и тесты делать не пришлось бы) из чувства ответственности перед ребенком, чтобы тот не рос без отца. А теперь вот у него на одного отца больше, чем следует, опять не слава богу.
Как бы мне хотелось рассказать о своей беременности хотя бы Дорит, но я решила, что пока еще рано. Один только Тамерлан исправно предлагал себя в качестве психиатра, и я часто прибегала к его услугам. Разумеется, я теперь не брала в рот ни капли спиртного, давила себе сок из апельсинов (меня, случалось, тут же рвало), подолгу гуляла на свежем воздухе.
13
Собственно, Розмари совсем не такая уж плохая соседка; стоит вспомнить плаксивых баб, с которыми я ежедневно встречаюсь в коридоре, чтобы понять, насколько мне с ней повезло. Даже неловко, что поначалу я относилась к ней чуточку свысока.
Наутро при виде неприбранной кухни мне опять стало дурно. Может, Левин подсыпал мне какой-нибудь порошок в еду? На всякий случай я достала копию моего завещания и демонстративно положила на заляпанный кухонный стол.
На работе времени на размышление не остается. Помимо торопливых клиентов, которым лишь бы лекарство схватить и убежать, есть и словоохотливые завсегдатаи. Это, как правило, пожилые и одинокие люди, для которых выход к врачу или в аптеку – единственное развлечение в жизни. И я прекрасно знаю, что в моей профессии есть четко выраженный компонент социальной помощи: покупатель ждет от аптекаря не только дельного совета, но и умения слушать. Я и не избегаю таких клиентов, а вот шефиня, едва завидев в дверях очередного говоруна или нытика, мгновенно исчезает. Да и Ортруд, наша спортсменка, спасается бегством, не без злорадства шепнув мне:
– Элла, это твой кадр.
Регулярно ходят в аптеку матери, эти берут лекарства на всю семью – для больных детей, бабушек, мужей, а уж заодно и противозачаточные пилюли для себя. На их фоне исключением смотрелся Павел Зиберт, понурый мужчина средних лет, он живет неподалеку и все покупки для семьи делает сам. Именно его привела тогда к нам на новоселье моя шефиня – хотела поднять ему настроение.
Это тихий, симпатичный человек, никогда не пристававший с разговорами. Однако со временем и по характеру его рецептов мы догадались, что жена у него, видимо, находится в психиатрической лечебнице. Любопытная шефиня разузнала от Дорит, что у несчастной психоз, она страдает параноидальными галлюцинациями.
Я была в аптеке одна, когда уже перед самым закрытием зашел этот милый, такой несчастный человек. На сей раз он, похоже, был не столь замкнут, как обычно.
– Как дела у вашей жены? – отважилась спросить я.
Он стрельнул в меня глазами.
– В данный момент она в больнице.
«Есть люди, которым еще хуже, чем мне», – подумала я. Как же это он успевает и на работу ходить, и за детьми присматривать, спросила я, не отрывая глаз от рецепта, на котором рядом с его фамилией была указана докторская степень.
Он работает редактором в научном журнале, часть работы может брать домой.
– С хозяйством-то я вполне справляюсь, – сказал он не без гордости, – тут трудностей почти нет.
Кстати, он должен извиниться, но он напрочь запамятовал мою фамилию, хотя однажды даже побывал у меня в гостях.
Что ж, это я вполне понимаю.
– Морман, Элла Морман, – представилась я, – вернее, теперь уже Элла Морман-Грабер.
Он тут же припомнил мое свадебное объявление в газете.
– Да-да, моя жена еще пошутила: «Ничего себе парочка – грабарь и мормон!»
Я даже пожалела, что он прочел мое свадебное объявление. А на жену его просто рассердилась: сидит в психушке, бросила мужа на произвол судьбы и на домашнее хозяйство, да еще и отпускает идиотские шуточки…
Я стала закрывать аптеку.
– А то грабарь-муж ждет не дождется свою женушку-мормонку, – сказала я все еще сердито.
Павел Зиберт понял, что его шутка не пришлась мне по вкусу. И взглянул на меня с таким огорчением, что я сразу поняла: мы друг другу нравимся.
Но по пути домой меня обуял такой дикий страх, что хоть разворачивайся и езжай обратно, под спасительный кров моей родной аптеки. Что скажет Левин, увидев мое завещание?
Мой супруг ждал меня на кухне с каменным и оскорбленным лицом. Завещание лежало перед ним на столе.
– Это что – шутка? Если шутка, то очень неудачная.
– У деда твоего научилась, – парировала я. – Теперь нет смысла меня убивать, останешься ни с чем.
Левин уставился на меня раскрыв рот. Только теперь он все понял и был просто потрясен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18