Самое трудное в этом деле — заставить себя подниматься на поверхность медленно, без поспешности. Потому что, если вы будете подниматься в спешке, газы, растворившиеся в вашей крови, начнут пузыриться по мере ослабления давления, и вы будете закипать, лопаться и умирать.
Чтобы держать вас под водой достаточно долго и с пользой для дела, вас снабжают водолазным колоколом. Скажем, трое из вас работают от этого колокола, спущенного с судна, один дежурный ныряльщик поддерживает контрольные огни, и еще пара болтается в темноте на специальных шлангах, через которые поступает дыхательный гелий, и у всех у них есть телефоны, чтобы никто не оказался в одиночестве. В их костюмах есть и горячая вода для обогрева, потому что в трехстах метрах под водой холодно настолько, чтобы убить вас примерно за такое же время, какое уходит у вас на чистку зубов.
Пять лет и десять месяцев я спускался в Северное море на глубину двести восемьдесят метров, в водолазном колоколе с запотевшими стальными стенами, с полом, состоящим из диска очень холодной воды, в полном одиночестве, если не считать множества датчиков и двух шлангов, змейками уходящих в черную воду, где мои приятели, Бруно и Джон, работали над неисправным вентилем нефтепровода. А наверху вокруг водолазного судна «Грэйт норзэрн» стоял туман. Туман вообще никак не повлиял бы на наши жизни, если бы не эта маслобойка, которая шла сквозь туман на скорости в шестнадцать узлов, не эта «Розмари викл», плавучий резервуар водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн, с филиппинским рулевым, грезящим о Минданао и не обращающим ни малейшего внимания на свой радар.
Итак, я сидел там, внизу, наблюдая за стальными стенами, и водолаз-контролер наверху сообщал мне, что все системы работают нормально, а из темноты Бруно просил Джона подать ему гаечный ключ «Стилсона», потому что у него возникли сложности с каким-то болтом. И внезапно контролер сказал: «Черт подери!» В тот самый момент «Розмари викл» ударила громаду «Грэйт норзэрн» в нос, оторвала судно от его якорей, отшвырнула и поволокла...
Моя маленькая стальная комнатка накренилась, и я оказался в небольшом бассейне ледяной воды. У меня не было никакого шлема, ничего не было, мои пальцы цеплялись за рукоятки внутри колокола, и я повисал на них, пытаясь подняться на ноги, но не смог из-за того, что колокол накренился и его волокло, как на буксире, по морскому дну. Очень скоро я сообразил, что пузырь гелия, в котором я сижу, — это все, что здесь оставалось для дыхания. Но вот-вот он проскользнет под кромкой колокола и умчится к поверхности, а тысячефутовая мощь воды прорвется внутрь.
Но это предстояло в будущем, хотя и скором, может, через тридцать секунд. А в настоящем было то, что Бруно с Джоном привязаны к множеству механизмов, и у них нет никакого колокола, чтобы их защитить. Поэтому я бросил себя вверх, в остатки газа, включил селектор связи между ныряльщиками и закричал своим скрипучим гелиевым голосом, чтобы они возвращались.
И услышал только молчание.
Тогда я спустился вниз и проверил шланги. Они все еще были на месте, свешивались в этот круглый черный бассейн, где вода теперь прекратила движение. Но на концах шлангов никого не было. Где-то в этой черноте Бруно и Джон были уже мертвы.
В моем ухе раздались голоса, они шли с самого верха, спокойные и рассудительные. «Небольшое местное осложнение, — говорили те, наверху. — Забирай ребят в колокол, и мы поднимем вас».
По стальным стенам скатывались холодные капли. Я чувствовал, как холоден пот, сбегающий по моей спине. Голоса смолкли, и снова воцарилось молчание. Я понимал, что должен выбраться отсюда и вдохнуть настоящего воздуха. Сейчас. Немедленно. Кто-то начал дико кричать в этой маленькой стальной комнатке. Это был я.
На декомпрессию ушло две недели. Еще больше ушло на то, чтобы я перестал кричать. После того, как это прекратилось, я начал отвечать на вопросы. Я рассказал им, что произошло, вышел из комнаты, где велось дознание, и упал в обморок. Потом я снова получил кабинетик на Садовой улице с письменным столом у окна, из которого виден унылый городской пейзаж, и Артур Сомерс пристроил меня раскапывать грязные делишки торговых предпринимателей... Словом, я опять начал адвокатскую практику.
В ту ночь мне не спалось в комнате, которую я занимал в этом Доме. Фиона разбудила меня, принеся чашечку чая. Небо за окном было рассветно-серым, и мачта «Зеленого дельфина» выступала из густого одеяла тумана над заливом.
На палубе «Флоры» суетился Гектор. Даже на таком расстоянии я мог разглядеть у него на спине аппарат для ныряния. Я отхлебнул большой глоток чая, выкатился из постели, натянул джинсы и поспешил к причалу. «Двигайся, — говорил себе я, — и тогда у тебя не останется времени, чтобы думать». Но это было движение с пересохшим ртом и трудными мыслями.
Спустя три часа «Флора» болталась туда-сюда на маслянистом волнующемся море, которое с каждым новым качком шлепало по ее тяжелым рангоутам. Вдалеке, к северу, высился Рам, голубой, в легкой дымке тумана, отгоняемого солнцем прочь. Позади него скалился, словно зуб пилы, остров Скай, черный на таком большом расстоянии, Я стоял в облегающем резиновом костюме аквалангиста в рулевой рубке «Флоры», слишком взволнованный для того, чтобы испытывать тошноту. Гектор за штурвалом пристально и неотрывно, минуя взглядом форштевень судна, смотрел в направлении высоких зеленых холмов Арднамеркена. Фиона сидела за навигационным столиком. А на навигационном приборе сигнал бакена испускал свое тоненькое, посвистывающее бибиканье. Мы были на месте.
Рядом с навигационным прибором был экран рыбоискателя. На экране дно имело вид цветной линии с выгибами в месте рифов. А сверху нависали графические изображения рыб. На правой стороне экрана виднелась та крупная штука, которую мы обнаружили во вторник. Возможно, это была какая-то скала, выдававшаяся над мягким склоном дна. А возможно, и нет.
— Ну, вот мы и на месте, — бесстрастно сказал Гектор. — Отличный день для этого.
Он выключил сигнал бакена, прошел вперед и выпустил якорь. Мы увидели якорь на рыбоискателе, он лег свинцовой тяжестью на глубину сорока метров. Мой рот стал сухим, как вата. Но на меня смотрели глаза Фионы. И я понял, что мне придется последовать за этим якорем до самого дна.
Осторожно и методично я надел свои баллоны с воздухом и затянул ремень на запястье. Потом я отметил время по своим часам и совершил привычный ритуал проверки своего контроля за теми участками сознания, которые необходимо контролировать, если уж я собирался проделать это и остаться нормальным человеком.
Но все проверки рано или поздно кончаются. Тем более что я ощутил ногами толчок — «Флора» качнулась назад, и это значит, что ее якорь закрепился.
— Вам, возможно, придется пройти ярдов сорок на восток к этой штуке. Через полчаса начнется отлив, — сказал Гектор.
Я улыбнулся ему затвердевшим лицом, стянул маску вниз и впился губами в мундштук. Потом я вскарабкался на планшир, цепко держась за ванты и повернувшись лицом к судну, чтобы не запутаться баллонами в снастях. А за овалом моей маски рангоуты, море и острова раскачивались, словно декорации в аквариуме с золотыми рыбками. Я прижал маску рукой и прыгнул.
Вода оказалась достаточно холодной, чтобы у меня перехватило дыхание, даже притом, что я был в специальном костюме. Но в Кинлочбиэге не нашлось ничего, кроме этого плохенького облачения. Я обнаружил, что думаю: «Ах, эти проклятые любители! Ведь полное безумие делать это без плотного водолазного костюма». Однако размышления о водолазных костюмах и любителях привели меня к воспоминаниям о профессионалах и водолазных колоколах, а во рту становилось все суше и суше. Поэтому я стал усиленно думать о Фионе и не сводил глаз с глубиномера на своем левом запястье. «Десять, — сказал я себе. — Одиннадцать. А в ушах все ясно». Свет теперь угасал. Но вода оставалась очень прозрачной. Я погружался от бледного света наверху в плотную тьму. Это было похоже на погружение в туман, как в тот первый раз, когда я попал сюда, тоже как раз стоял туман.
Мысли мои кружились. Дыхание ревело в ушах, пузырьки воздуха неслись вверх, а в животе шевелились маленькие червячки паники. Я, нахмурившись, яростно посмотрел на глубиномер, отгоняя этих червячков. Тридцать метров, тридцать два. Мой большой палец нажал на выключатель фонаря, и его сильный луч устремился вниз.
Желтый круг скользнул по беспорядочной россыпи валунов, затопленных в серой грязи. Небольшая акула лениво вильнула прочь. Я закрепил ненадежней на поясе предохранительный канат, свешивающийся с причальной планки на корме «Флоры», взглянул на компас, оттолкнулся ото дна ластами и поплыл по компасу на восток. Дно круто уходило от меня под уклон.
Спустя от силы двадцать толчков ногами темнота впереди меня стала еще гуще. У нее оказались правильные края, у этой темноты. И левый ее край был выше правого. В том месте, где скользил желтый круг от фонаря, блеснуло что-то голубое. В этом голубом виднелась линия небольших, с пупырышками головками заклепок.
И тут я попал в пласт холодной воды, который мгновенно высосал тепло из моего тела. Но если бы даже у меня был подогрев горячей водой, я бы все равно задрожал. Потому что над линией заклепок шла полоса белой краски, а по этой белой краске бежали черные буквы. Некоторые из этих букв обозначали тип рыболовного судна. А остальные сообщали: «Мини-Салливан».
Я сделал глубокий выдох, отправивший вверх струйку пузырьков. Потом я проверил предохранительный канат и начал круговой обход, осторожно ступая ластами. Я прошел все расстояние от носа до кормы, мое дыхание равномерно стучало в ушах. На всем пути вдоль правого борта я не обнаружил никаких повреждений.
Потом я прошел под кормой, и ровный ритм моего дыхания изменился. Левый борт шел аккуратной прямой линией до точки футах в четырех от рулевой рубки. Здесь борт превращался в изломанную массу металла, с выставленными напоказ рваными красными краями — на листовой обшивке уже образовалась ржавчина. Это выглядело так, словно кто-то нанес удар по левому борту гигантским топором.
Я посмотрел на часы. Оставалось десять минут до того, как я должен был начинать подъем. Я снова сделал глубокий вдох, подтянул предохранительный канат и поплыл вверх, к палубе. Она была беспорядочно завалена оснасткой. Мачты сломаны, крышка люка содрана при столкновении. Там были и сети, наполовину запутанные и наполовину свободные. «Вот здесь-то мы и путешествовали, волоча под собой мину», — подумал я. И тут мои ласты наткнулись на что-то большое, округлое и мягкое.
Я посветил фонарем вниз и не удержался от крика. Какое-то тело. Я разглядел оскаленные зубы. Мое сердце сильно колотилось под резиновым костюмом. Но ни у какого человеческого существа не могло быть таких длинных клыков. «Это какое-то животное, — сказал я себе с облегчением. — Какой-то тюлень».
Тюленя жрали здесь на дне разные твари. Луч моего фонаря пробежал по остальной части палубы. Там были еще два тюленя, запутавшиеся в сетях.
Я поплыл вперед, исследуя судно дюйм за дюймом. Под сетями я обнаружил кучу механизмов. На палубе были разбросаны ящики и бочки. Я толкнул одну из этих бочек, желтую, с нанесенными по трафарету цифрами. Вероятно, тут был запас топлива. Но что бы тут ни находилось, на этом рыболовном судне, все было искорежено и разорвано.
Я посмотрел на часы, с тоской подумав, что приближается встреча с ожидающими меня наверху. Оставалось всего пять минут, и я должен был разделаться с этим. Я навел луч своего фонаря на то, что было окнами рулевой рубки, и заглянул вовнутрь, внимательно вглядываясь.
Что-то ответило мне таким же внимательным взглядом. У него были глаза, рот и плечи. И это было нечто ужасное, белесое, раздавленное и разорванное.
Но от него еще оставалось достаточно, чтобы я без тени сомнения мог определить, что это — Джимми Салливан.
Я конвульсивно отпрянул назад. Предохранительный канат зацепился за край рваного металла. Я замер, боясь пошевелиться. Внезапно все они оказались здесь, внизу: Бруно и Джон и остальные мертвецы. Они ждали.
Меня трясло, и я не мог контролировать себя. Мои руки сами схватились за предохранительный канат и легонечко потянули на себя. «Успокойся. Ты не должен его порвать, — подумал я. — Дыши медленнее. От паники только расходуется воздух. А потом не торопясь проследи за изгибами каната...»
Мертвец в рулевой рубке шевельнулся. Я заорал от страха. Паника ударила меня, как грузовик. Рука рванулась к большому ножу на бедре, вырвала его из ножен и яростно замахнулась. Канат оборвался. Я взлетел над этой мерзкой палубой в облаке пузырьков, клубившихся вокруг меня. Я отталкивался ластами вверх до тех пор, пока не перестал различать под собой искореженное судно.
Потом я остановился. Я поступил как болван, потому что шевеление трупа в рубке было всего лишь болтанкой от глубинного морского течения. Глубиномер на моем запястье показывал, что я поднялся на десять метров. Азот, растворившийся в моей крови под давлением, выходил из этого раствора, образуя пузырьки. Я должен был ждать, один-одинешенек, подвешенный в тумане, пока легкие отрегулируют баланс газа в моей крови. Предохранительный канат с узлами через каждые пять метров бесследно исчез.
А отсутствие каната означало отсутствие ориентира. Меня опять охватил страх. И тут я услышал голос инструктора, там, в холодной стальной классной комнатке в заливе Файн. «Если хочешь умереть, тогда паникуй». Это всего лишь ныряние с запасом воздуха. Всего-то тридцать метров.
Я поплыл, придерживаясь той же глубины, выполняя серию прямоугольных поворотов, как бы деля этот туман на четыре части. И на четвертом повороте в свет моего фонаря попал канат. Старый канат, из поблекшего терилена, но, насколько я знал, в него были вплетены нити платины. Я крепко обхватил его. И когда положенные минуты истекли, я стал карабкаться к следующему этапу подъема.
На последнем этапе ждать приходилось дольше всего. Я висел над этим кошмаром «Мини-Салливана», под большой темной тенью корпуса «Флоры». Это орудие, которое проделало дыру в борту рыбачьего судна, должно быть, было кораблем. Но каким образом Эван узнал, где во всем огромном море надо искать это место?
Свет на поверхности был ослепительным, а вольный воздух после этого затхлого, пахнущего резиной дерьма был на вкус как сухой мартини. Они стащили с меня все снаряжение и дали полотенце, чтобы я вытерся насухо. В рулевой рубке воняло от коксовой плиты и было ужасно жарко. Я с наслаждением вылил кипящий чай в свое ледяное горло.
— Ну? — спросила Фиона.
Я рассказал ей обо всем, что видел. Она закрыла глаза. Ее веки были темными и тонкими.
— Бедная Морэг, — произнесла она. — Нам следует с ней повидаться.
Гектор уже поспешал от якорной лебедки на корму. Он толкнул рычаги управления и направил нос «Флоры» на юг. Поднимался ветер, брызги застучали по окнам рулевой рубки. «Флора» встала на дыбы, попав во впадину. В открытом море были видны рыбачьи суда. Меня начинало тошнить.
— Господи, что же с ним произошло? — спросила Фиона.
Ее глаза были красными от слез. «Два несчастных случая с жертвами», — подумал я. Конечно, какой-то корабль мог протаранить рыболовное судно и не заметить этого. Рыболовное судно могла ударить подводная лодка. Но невозможно, чтобы человека разорвало миной, если ее там не было.
— Не знаю, — ответил я.
Она крепко вцепилась в край столика с морскими картами, зубы ее обнажились в гримасе, словно она испытывала физическую боль.
— Так выясни! — выкрикнула она и быстро спустилась по сходному трапу в салон.
— В тот раз, когда мы в вас врезались, — сказал Гектор, — Эван высматривал другое судно.
— Какое?
Гектор пожал плечами.
— Он никогда мне ничего не говорил. Чтобы мне не отвечать, если кто-нибудь спросит. — Так он считал.
— А ты никогда и не спрашивал.
Гектор повернул ко мне свое тяжелое, мрачное лицо.
— Я работал на него, — сказал он. — Чего ради я должен был его спрашивать?
Я внимательно посмотрел на Гектора. В его холодном, пристальном взгляде отражались огненный крест прекрасного принца Чарли и вся эта безумная шотландская дребедень о долге и верности. Мне больше нечего было сказать.
* * *
Я перевез Фиону на шлюпке через маленький заливчик перед домом Салливанов. Морэг стояла у двери, выкрашенной в зеленый цвет. Она приветствовала нас нерешительным взмахом руки. Я подвел шлюпку к берегу, Фиона заговорила с Морэг, а я отправился в дом.
Из комнаты напротив кухни слышался беспорядочный шум борьбы. Эта комната казалась полной кроватей, а по кроватям катался какой-то клубок. Я прошел в глубь комнаты, насколько смог. Борьба прекратилась. Темноволосые девочки поспешно отбежали от темноволосого мальчика, которого они, кажется, пытались придушить подушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Чтобы держать вас под водой достаточно долго и с пользой для дела, вас снабжают водолазным колоколом. Скажем, трое из вас работают от этого колокола, спущенного с судна, один дежурный ныряльщик поддерживает контрольные огни, и еще пара болтается в темноте на специальных шлангах, через которые поступает дыхательный гелий, и у всех у них есть телефоны, чтобы никто не оказался в одиночестве. В их костюмах есть и горячая вода для обогрева, потому что в трехстах метрах под водой холодно настолько, чтобы убить вас примерно за такое же время, какое уходит у вас на чистку зубов.
Пять лет и десять месяцев я спускался в Северное море на глубину двести восемьдесят метров, в водолазном колоколе с запотевшими стальными стенами, с полом, состоящим из диска очень холодной воды, в полном одиночестве, если не считать множества датчиков и двух шлангов, змейками уходящих в черную воду, где мои приятели, Бруно и Джон, работали над неисправным вентилем нефтепровода. А наверху вокруг водолазного судна «Грэйт норзэрн» стоял туман. Туман вообще никак не повлиял бы на наши жизни, если бы не эта маслобойка, которая шла сквозь туман на скорости в шестнадцать узлов, не эта «Розмари викл», плавучий резервуар водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн, с филиппинским рулевым, грезящим о Минданао и не обращающим ни малейшего внимания на свой радар.
Итак, я сидел там, внизу, наблюдая за стальными стенами, и водолаз-контролер наверху сообщал мне, что все системы работают нормально, а из темноты Бруно просил Джона подать ему гаечный ключ «Стилсона», потому что у него возникли сложности с каким-то болтом. И внезапно контролер сказал: «Черт подери!» В тот самый момент «Розмари викл» ударила громаду «Грэйт норзэрн» в нос, оторвала судно от его якорей, отшвырнула и поволокла...
Моя маленькая стальная комнатка накренилась, и я оказался в небольшом бассейне ледяной воды. У меня не было никакого шлема, ничего не было, мои пальцы цеплялись за рукоятки внутри колокола, и я повисал на них, пытаясь подняться на ноги, но не смог из-за того, что колокол накренился и его волокло, как на буксире, по морскому дну. Очень скоро я сообразил, что пузырь гелия, в котором я сижу, — это все, что здесь оставалось для дыхания. Но вот-вот он проскользнет под кромкой колокола и умчится к поверхности, а тысячефутовая мощь воды прорвется внутрь.
Но это предстояло в будущем, хотя и скором, может, через тридцать секунд. А в настоящем было то, что Бруно с Джоном привязаны к множеству механизмов, и у них нет никакого колокола, чтобы их защитить. Поэтому я бросил себя вверх, в остатки газа, включил селектор связи между ныряльщиками и закричал своим скрипучим гелиевым голосом, чтобы они возвращались.
И услышал только молчание.
Тогда я спустился вниз и проверил шланги. Они все еще были на месте, свешивались в этот круглый черный бассейн, где вода теперь прекратила движение. Но на концах шлангов никого не было. Где-то в этой черноте Бруно и Джон были уже мертвы.
В моем ухе раздались голоса, они шли с самого верха, спокойные и рассудительные. «Небольшое местное осложнение, — говорили те, наверху. — Забирай ребят в колокол, и мы поднимем вас».
По стальным стенам скатывались холодные капли. Я чувствовал, как холоден пот, сбегающий по моей спине. Голоса смолкли, и снова воцарилось молчание. Я понимал, что должен выбраться отсюда и вдохнуть настоящего воздуха. Сейчас. Немедленно. Кто-то начал дико кричать в этой маленькой стальной комнатке. Это был я.
На декомпрессию ушло две недели. Еще больше ушло на то, чтобы я перестал кричать. После того, как это прекратилось, я начал отвечать на вопросы. Я рассказал им, что произошло, вышел из комнаты, где велось дознание, и упал в обморок. Потом я снова получил кабинетик на Садовой улице с письменным столом у окна, из которого виден унылый городской пейзаж, и Артур Сомерс пристроил меня раскапывать грязные делишки торговых предпринимателей... Словом, я опять начал адвокатскую практику.
В ту ночь мне не спалось в комнате, которую я занимал в этом Доме. Фиона разбудила меня, принеся чашечку чая. Небо за окном было рассветно-серым, и мачта «Зеленого дельфина» выступала из густого одеяла тумана над заливом.
На палубе «Флоры» суетился Гектор. Даже на таком расстоянии я мог разглядеть у него на спине аппарат для ныряния. Я отхлебнул большой глоток чая, выкатился из постели, натянул джинсы и поспешил к причалу. «Двигайся, — говорил себе я, — и тогда у тебя не останется времени, чтобы думать». Но это было движение с пересохшим ртом и трудными мыслями.
Спустя три часа «Флора» болталась туда-сюда на маслянистом волнующемся море, которое с каждым новым качком шлепало по ее тяжелым рангоутам. Вдалеке, к северу, высился Рам, голубой, в легкой дымке тумана, отгоняемого солнцем прочь. Позади него скалился, словно зуб пилы, остров Скай, черный на таком большом расстоянии, Я стоял в облегающем резиновом костюме аквалангиста в рулевой рубке «Флоры», слишком взволнованный для того, чтобы испытывать тошноту. Гектор за штурвалом пристально и неотрывно, минуя взглядом форштевень судна, смотрел в направлении высоких зеленых холмов Арднамеркена. Фиона сидела за навигационным столиком. А на навигационном приборе сигнал бакена испускал свое тоненькое, посвистывающее бибиканье. Мы были на месте.
Рядом с навигационным прибором был экран рыбоискателя. На экране дно имело вид цветной линии с выгибами в месте рифов. А сверху нависали графические изображения рыб. На правой стороне экрана виднелась та крупная штука, которую мы обнаружили во вторник. Возможно, это была какая-то скала, выдававшаяся над мягким склоном дна. А возможно, и нет.
— Ну, вот мы и на месте, — бесстрастно сказал Гектор. — Отличный день для этого.
Он выключил сигнал бакена, прошел вперед и выпустил якорь. Мы увидели якорь на рыбоискателе, он лег свинцовой тяжестью на глубину сорока метров. Мой рот стал сухим, как вата. Но на меня смотрели глаза Фионы. И я понял, что мне придется последовать за этим якорем до самого дна.
Осторожно и методично я надел свои баллоны с воздухом и затянул ремень на запястье. Потом я отметил время по своим часам и совершил привычный ритуал проверки своего контроля за теми участками сознания, которые необходимо контролировать, если уж я собирался проделать это и остаться нормальным человеком.
Но все проверки рано или поздно кончаются. Тем более что я ощутил ногами толчок — «Флора» качнулась назад, и это значит, что ее якорь закрепился.
— Вам, возможно, придется пройти ярдов сорок на восток к этой штуке. Через полчаса начнется отлив, — сказал Гектор.
Я улыбнулся ему затвердевшим лицом, стянул маску вниз и впился губами в мундштук. Потом я вскарабкался на планшир, цепко держась за ванты и повернувшись лицом к судну, чтобы не запутаться баллонами в снастях. А за овалом моей маски рангоуты, море и острова раскачивались, словно декорации в аквариуме с золотыми рыбками. Я прижал маску рукой и прыгнул.
Вода оказалась достаточно холодной, чтобы у меня перехватило дыхание, даже притом, что я был в специальном костюме. Но в Кинлочбиэге не нашлось ничего, кроме этого плохенького облачения. Я обнаружил, что думаю: «Ах, эти проклятые любители! Ведь полное безумие делать это без плотного водолазного костюма». Однако размышления о водолазных костюмах и любителях привели меня к воспоминаниям о профессионалах и водолазных колоколах, а во рту становилось все суше и суше. Поэтому я стал усиленно думать о Фионе и не сводил глаз с глубиномера на своем левом запястье. «Десять, — сказал я себе. — Одиннадцать. А в ушах все ясно». Свет теперь угасал. Но вода оставалась очень прозрачной. Я погружался от бледного света наверху в плотную тьму. Это было похоже на погружение в туман, как в тот первый раз, когда я попал сюда, тоже как раз стоял туман.
Мысли мои кружились. Дыхание ревело в ушах, пузырьки воздуха неслись вверх, а в животе шевелились маленькие червячки паники. Я, нахмурившись, яростно посмотрел на глубиномер, отгоняя этих червячков. Тридцать метров, тридцать два. Мой большой палец нажал на выключатель фонаря, и его сильный луч устремился вниз.
Желтый круг скользнул по беспорядочной россыпи валунов, затопленных в серой грязи. Небольшая акула лениво вильнула прочь. Я закрепил ненадежней на поясе предохранительный канат, свешивающийся с причальной планки на корме «Флоры», взглянул на компас, оттолкнулся ото дна ластами и поплыл по компасу на восток. Дно круто уходило от меня под уклон.
Спустя от силы двадцать толчков ногами темнота впереди меня стала еще гуще. У нее оказались правильные края, у этой темноты. И левый ее край был выше правого. В том месте, где скользил желтый круг от фонаря, блеснуло что-то голубое. В этом голубом виднелась линия небольших, с пупырышками головками заклепок.
И тут я попал в пласт холодной воды, который мгновенно высосал тепло из моего тела. Но если бы даже у меня был подогрев горячей водой, я бы все равно задрожал. Потому что над линией заклепок шла полоса белой краски, а по этой белой краске бежали черные буквы. Некоторые из этих букв обозначали тип рыболовного судна. А остальные сообщали: «Мини-Салливан».
Я сделал глубокий выдох, отправивший вверх струйку пузырьков. Потом я проверил предохранительный канат и начал круговой обход, осторожно ступая ластами. Я прошел все расстояние от носа до кормы, мое дыхание равномерно стучало в ушах. На всем пути вдоль правого борта я не обнаружил никаких повреждений.
Потом я прошел под кормой, и ровный ритм моего дыхания изменился. Левый борт шел аккуратной прямой линией до точки футах в четырех от рулевой рубки. Здесь борт превращался в изломанную массу металла, с выставленными напоказ рваными красными краями — на листовой обшивке уже образовалась ржавчина. Это выглядело так, словно кто-то нанес удар по левому борту гигантским топором.
Я посмотрел на часы. Оставалось десять минут до того, как я должен был начинать подъем. Я снова сделал глубокий вдох, подтянул предохранительный канат и поплыл вверх, к палубе. Она была беспорядочно завалена оснасткой. Мачты сломаны, крышка люка содрана при столкновении. Там были и сети, наполовину запутанные и наполовину свободные. «Вот здесь-то мы и путешествовали, волоча под собой мину», — подумал я. И тут мои ласты наткнулись на что-то большое, округлое и мягкое.
Я посветил фонарем вниз и не удержался от крика. Какое-то тело. Я разглядел оскаленные зубы. Мое сердце сильно колотилось под резиновым костюмом. Но ни у какого человеческого существа не могло быть таких длинных клыков. «Это какое-то животное, — сказал я себе с облегчением. — Какой-то тюлень».
Тюленя жрали здесь на дне разные твари. Луч моего фонаря пробежал по остальной части палубы. Там были еще два тюленя, запутавшиеся в сетях.
Я поплыл вперед, исследуя судно дюйм за дюймом. Под сетями я обнаружил кучу механизмов. На палубе были разбросаны ящики и бочки. Я толкнул одну из этих бочек, желтую, с нанесенными по трафарету цифрами. Вероятно, тут был запас топлива. Но что бы тут ни находилось, на этом рыболовном судне, все было искорежено и разорвано.
Я посмотрел на часы, с тоской подумав, что приближается встреча с ожидающими меня наверху. Оставалось всего пять минут, и я должен был разделаться с этим. Я навел луч своего фонаря на то, что было окнами рулевой рубки, и заглянул вовнутрь, внимательно вглядываясь.
Что-то ответило мне таким же внимательным взглядом. У него были глаза, рот и плечи. И это было нечто ужасное, белесое, раздавленное и разорванное.
Но от него еще оставалось достаточно, чтобы я без тени сомнения мог определить, что это — Джимми Салливан.
Я конвульсивно отпрянул назад. Предохранительный канат зацепился за край рваного металла. Я замер, боясь пошевелиться. Внезапно все они оказались здесь, внизу: Бруно и Джон и остальные мертвецы. Они ждали.
Меня трясло, и я не мог контролировать себя. Мои руки сами схватились за предохранительный канат и легонечко потянули на себя. «Успокойся. Ты не должен его порвать, — подумал я. — Дыши медленнее. От паники только расходуется воздух. А потом не торопясь проследи за изгибами каната...»
Мертвец в рулевой рубке шевельнулся. Я заорал от страха. Паника ударила меня, как грузовик. Рука рванулась к большому ножу на бедре, вырвала его из ножен и яростно замахнулась. Канат оборвался. Я взлетел над этой мерзкой палубой в облаке пузырьков, клубившихся вокруг меня. Я отталкивался ластами вверх до тех пор, пока не перестал различать под собой искореженное судно.
Потом я остановился. Я поступил как болван, потому что шевеление трупа в рубке было всего лишь болтанкой от глубинного морского течения. Глубиномер на моем запястье показывал, что я поднялся на десять метров. Азот, растворившийся в моей крови под давлением, выходил из этого раствора, образуя пузырьки. Я должен был ждать, один-одинешенек, подвешенный в тумане, пока легкие отрегулируют баланс газа в моей крови. Предохранительный канат с узлами через каждые пять метров бесследно исчез.
А отсутствие каната означало отсутствие ориентира. Меня опять охватил страх. И тут я услышал голос инструктора, там, в холодной стальной классной комнатке в заливе Файн. «Если хочешь умереть, тогда паникуй». Это всего лишь ныряние с запасом воздуха. Всего-то тридцать метров.
Я поплыл, придерживаясь той же глубины, выполняя серию прямоугольных поворотов, как бы деля этот туман на четыре части. И на четвертом повороте в свет моего фонаря попал канат. Старый канат, из поблекшего терилена, но, насколько я знал, в него были вплетены нити платины. Я крепко обхватил его. И когда положенные минуты истекли, я стал карабкаться к следующему этапу подъема.
На последнем этапе ждать приходилось дольше всего. Я висел над этим кошмаром «Мини-Салливана», под большой темной тенью корпуса «Флоры». Это орудие, которое проделало дыру в борту рыбачьего судна, должно быть, было кораблем. Но каким образом Эван узнал, где во всем огромном море надо искать это место?
Свет на поверхности был ослепительным, а вольный воздух после этого затхлого, пахнущего резиной дерьма был на вкус как сухой мартини. Они стащили с меня все снаряжение и дали полотенце, чтобы я вытерся насухо. В рулевой рубке воняло от коксовой плиты и было ужасно жарко. Я с наслаждением вылил кипящий чай в свое ледяное горло.
— Ну? — спросила Фиона.
Я рассказал ей обо всем, что видел. Она закрыла глаза. Ее веки были темными и тонкими.
— Бедная Морэг, — произнесла она. — Нам следует с ней повидаться.
Гектор уже поспешал от якорной лебедки на корму. Он толкнул рычаги управления и направил нос «Флоры» на юг. Поднимался ветер, брызги застучали по окнам рулевой рубки. «Флора» встала на дыбы, попав во впадину. В открытом море были видны рыбачьи суда. Меня начинало тошнить.
— Господи, что же с ним произошло? — спросила Фиона.
Ее глаза были красными от слез. «Два несчастных случая с жертвами», — подумал я. Конечно, какой-то корабль мог протаранить рыболовное судно и не заметить этого. Рыболовное судно могла ударить подводная лодка. Но невозможно, чтобы человека разорвало миной, если ее там не было.
— Не знаю, — ответил я.
Она крепко вцепилась в край столика с морскими картами, зубы ее обнажились в гримасе, словно она испытывала физическую боль.
— Так выясни! — выкрикнула она и быстро спустилась по сходному трапу в салон.
— В тот раз, когда мы в вас врезались, — сказал Гектор, — Эван высматривал другое судно.
— Какое?
Гектор пожал плечами.
— Он никогда мне ничего не говорил. Чтобы мне не отвечать, если кто-нибудь спросит. — Так он считал.
— А ты никогда и не спрашивал.
Гектор повернул ко мне свое тяжелое, мрачное лицо.
— Я работал на него, — сказал он. — Чего ради я должен был его спрашивать?
Я внимательно посмотрел на Гектора. В его холодном, пристальном взгляде отражались огненный крест прекрасного принца Чарли и вся эта безумная шотландская дребедень о долге и верности. Мне больше нечего было сказать.
* * *
Я перевез Фиону на шлюпке через маленький заливчик перед домом Салливанов. Морэг стояла у двери, выкрашенной в зеленый цвет. Она приветствовала нас нерешительным взмахом руки. Я подвел шлюпку к берегу, Фиона заговорила с Морэг, а я отправился в дом.
Из комнаты напротив кухни слышался беспорядочный шум борьбы. Эта комната казалась полной кроватей, а по кроватям катался какой-то клубок. Я прошел в глубь комнаты, насколько смог. Борьба прекратилась. Темноволосые девочки поспешно отбежали от темноволосого мальчика, которого они, кажется, пытались придушить подушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35