«Телеграфируй, хранил ли в письменном столе деньги и ценности. Мария».
Держа эту телеграмму в руке, Пино далеко за полночь покинул виллу доктора Хирна.
Хирн последовал за Пино на некотором расстоянии. Пино вышел из главной телеграфной конторы и направился к северной части города. Там он спустился в один из многочисленных погребков, служивших местом сборища для всех преступников. Из этого Хирн вывел заключение, что продолжительное расследование в его доме не навело Пино на мысль заподозрить его. Пино шел по обычным следам, и самое разумное было не мешать ему в этом. Ибо чем больше он подозревал и разыскивал здесь, тем дальше он удалялся от действительности сути дела. Из первого погребка Пино перешел во второй. Хирн расхохотался при мысли, что, продолжая это занятие, Пино на неделю лишится сна и отдыха. В этот момент он даже раздумывал, не последовать ли ему преспокойно за Петером в Копенгаген.
Так как его мучила жажда, он обошел всю улицу в поисках приличного трактира, но все они были здесь на один лад. Он решился дойти до Вейдендамского моста, но в этот момент заметил свое отражение в полуосвещенном окне одного из кабачков. Он испугался, когда увидел свой новый бандитский облик, который, казалось, подсказывал ему: «Зайди в трактир!», и спустился в один из ближайших погребков, откуда ему навстречу поднимались клубы табачного дыма и пары алкоголя. Он уселся у одного из немногих свободных столиков, посмотрел, что пьют другие, и заказал себе бокал пельзенского пива у убого наряженной, грубо накрашенной и напудренной девушки, которая служила тут кельнершей.
У соседнего столика сидела компания подозрительных мужчин и женщин; они играли в кости, громко кричали и стучали кулаками по столу. Одна из женщин без стеснения посмотрела на Хирна, улыбнулась ему и подняла свой стакан. Хирн немного смутился и не знал, как ему поступить. Он робко поднял свой стакан. Женщина сделала удивленное лицо и толкнула локтем своего соседа. Тот оглянулся на Хирна и нахально уставился на его руки. Хирн, который был неглуп и при своем превращении в босяка предусмотрительно снял кольца, с удивлением взглянул на свои руки, не понимая, что могло поразить его соседей. Один из парней поднял свой стакан и насмешливо крикнул ему:
– Да здравствует труд!
Только тогда Хирн понял, в чем дело. Он сравнил свои белые, холеные руки с руками остальных, смутился и спрятал их под стол. Все шумно расхохотались, и тот верзила, который заговорил раньше всех, сказал:
– Они у тебя скоро загрубеют.
Затем они оживленно зашептались. Высокий парень встал, подошел к Хирну и предложил ему присесть к их столу. Так как у Хирна не было причины отказываться, он взял свой стакан и пересел к ним. Они внимательно рассматривали его. Доверие к нему было не очень велико. Хирн взглянул на каждого из них поочередно и сказал:
– Я все равно вам не расскажу, какие дела у меня на совести.
Высокий сощурил глаза, а одна из девушек придвинулась к Хирну поближе, толкнула его в бок и сказала:
– По крайней мере, хоть было за что?
Хирн кивнул головой, а высокий заказал бутылку водки. Кельнерша поставила ее на стол. Они все чокнулись и выпили. В это время дверь кабачка открылась, и кто-то спустился с лестницы; вначале были видны только лакированные ботинки. Одна из девушек сказала:
– Ну?
Затем показались отутюженные брюки, лотом широкое пальто, руки и, наконец, гладко выбритое лицо.
– Пино! – невольно прошептал Хирн. Он спрятал руки и ноги под стол, сгорбил спину и наклонил голову к столу.
– Кто такой? – шепотом спросили остальные.
– Я его знаю: это – сыщик! – ответил высокий.
– Хитрый?
– Да, но мы еще хитрее.
Пино подошел к буфету, вынул из кармана рисунок и спросил, хозяина кабачка, не бывает ли у него человек, похожий на этот рисунок, на котором был изображен мужчина с неимоверно большими ногами и руками и с маленькой головой.
Хозяин клялся всем святым, что такой страшный урод еще никогда не переступал порога его погребка и, пока он будет здесь хозяином, никогда и не переступит. Хозяйка, которая подошла к ним, испуганно перекрестилась, когда увидела подобное чудовище. Пино сложил свой рисунок и сунул его обратно в карман.
Но Пино понял, в чем дело, он это видел уже не раз. Торжественность и усердие хозяина возбудили в нем подозрения. Он быстрым взглядом окинул все столы; при этом он сощурил глаза, и человеку, на котором останавливался этот взгляд, становилось не по себе и казалось, будто Пино заглядывает в самую глубину его души. И так как у всех были основания избегать этого, они беспокойно задвигались вокруг своих столов и старались незаметным образом уклониться от проницательных взглядов Пино.
Но Пино был неумолим. Он сравнивал каждого из них с тем изображением, которое он создал себе на основании собранных им данных. Наконец его взгляд остановился на компании, сидевшей за одним столом с Хирном. Высокий привлек его внимание.
«Черт возьми! – подумал Пино. – Возможно, что это он!»
Он опять сощурил глаза и сравнил величину рук и ног с оттиском следов.
«Я, кажется, неправильно оценил его!» – подумал Хирн, который ничего не знал о выводах Пино и поэтому думал, что этот пронизывающий взгляд относится именно к нему. Он уже жалел, что не уехал в Копенгаген. Он позвал кельнершу и заплатил:
– Кто этот человек? – спросил Пино хозяина и указал на высокого парня, всецело поглощенного созерцанием кошелька Хирна.
Хозяин пожал плечами и сказал:
– Не знаю.
– Как его зовут?
– Его называют Великаном.
– Это его фамилия?
– Не знаю.
Хирн заплатил за всю компанию, сидевшую за его столиком, встал и подал всем руку.
– Я пойду с тобой, – сказал Великан, почувствовавший вдруг прилив симпатии к Хирну при виде его туго набитого кошелька.
Они вышли из погребка в сопровождении еще нескольких посетителей, которым присутствие Пино было не особенно приятно. Они пошли вдоль ряда домов по направлению к Штеттинскому вокзалу. У ближайшего перекрестка Великан сказал, не оглядываясь:
– Эта скотина следит за нами.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую.
– Ты прав, – сказал Хирн, оглянувшись.
– Разойдемся в разные стороны, – предложил Великан, и в ту же минуту вскочил в мчавшийся мимо трамвай. Хирн с изумлением посмотрел ему вслед. В этот момент Пино окликнул его:
– Эй, вы! Подождите минутку.
Хирну ничего не оставалось делать, как остановиться. Пино небрежно поклонился, как обыкновенно кланяются невоспитанные люди, когда встречаются с человеком более низкого происхождения, чем они. Он притронулся рукой к шляпе и, показывая направление, в котором скрылся Великан, спросил:
– Скажите, кто этот человек?
Хирн, предполагавший, что Пино разыгрывает его, пожал плечами и ответил:
– Понятия не имею.
– Ну, ну! Вы же должны знать человека, с которым вы каждый вечер встречаетесь в кабачке.
Хирн внимательно посмотрел на Пино и спросил:
– Кто вам сказал, что я каждый вечер…
– Я знаю! – возразил Пино дерзко.
– Вы много раз видели, как я сидел с ним вместе?
– Да.
Хирн убеждался все больше в полном неведении Пино. Его забавляло, как глупо он врал, и поэтому он сказал:
– Спросите же его самого.
Пино полез в карман, протянул ему пять марок, сощурил глаза и произнес:
– Ну?
Хирн невольно рассмеялся. Однако, чтобы не выдать себя, он быстро схватил протянутую руку, но Пино моментально зажал деньги в кулак.
– Сначала имя! – сказал Пино.
Хирн покачал головой и указал на деньги.
– Шельма! – сказал Пино и, вынув из кармана еще две марки, положил их рядом с бумажкой в пять марок.
– Будете говорить? – спросил он и указал на полицейского, который стоял около дома на углу Линейной улицы. Хирн съежился.
– Aга! Значит, тоже совесть не совсем чиста! Может быть, принимали участие в ограблении?
Хирн сделал глупейшее лицо и тупо взглянул на сыщика.
Пино улыбнулся и решил, что тот ничего не подозревает. Потом он добродушно похлопал Хирна по плечу и сказал:
– Ну, дружище, скоро ли ты заговоришь? Хирн прикинулся испуганным и таинственно произнес:
– Его зовут Великаном.
– Где он живет? Хирн не имел понятия.
– Ну? – настаивал Пино.
«Погоди, – подумал Хирн, – я тебе устрою приятную ночку!»
Он поднял голову, посмотрел на Пино и сказал:
– Он мне говорил, что ночует на Палисадной улице, дом 103, во дворе, третья лестница налево, четвертый этаж.
Пино повторил адрес.
– Но, – продолжал Хирн и пожал плечами, – положиться на это нельзя. Великан большой обманщик.
Пино, на которого Хирн произвел прекрасное впечатление, поблагодарил его и пошел своей дорогой. Хирн, усталый и измученный треволнениями этого дня, отправился на свою новую квартиру. Уже в подъезде он столкнулся с подозрительными личностями, которые хотели затеять с ним ссору. Хирн промолчал и взобрался наверх по узкой, истоптанной лестнице. Он вошел в свою комнату, где стоял неприятный затхлый воздух, зажег свет и начал раздеваться. Затем он откинул одеяло на постели и невольно отступил на шаг назад: белье издавало неприятный острый запах скверного мыла. Он подошел еще раз и повторил попытку лечь в постель, но его всего передернуло, и он почувствовал, что не в силах это сделать. Он размышлял несколько мгновений, затем улыбнулся, закрыл глаза и сказал:
– Да! Я буду ночевать у себя дома!
Он закрыл постель, надел кепку и быстро сбежал вниз по ступенькам. Доехав трамваем до западной части Берлина, он сошел около Тиргартена и направился по главной аллее к своей вилле.

* * *
В первые часы неожиданного путешествия Петер пытался освоиться со своим новым положением. Он легко и быстро изменил внешний облик, но изменить внутренний мир ему не удавалось. Он старался припомнить все привычки, выражения, взгляды, которые иногда высказывал Хирн. Несмотря на тесное помещение спального купе, он упражнялся в воспроизведении походки и жестов Хирна. Но он вскоре убедился, что это жалкая пародия даже издали бросалась в глаза. Поэтому он решил отказаться от изображения доктора Хирна и ограничить свою роль тем, чтобы разыгрывать разбогатевшего Петера с утонченными манерами. Эта мысль часто возникала в его представлении. Теперь она осуществилась, правда, только на несколько дней. Он решил воспользоваться этой неожиданной улыбкой фортуны, а все остальное предоставить случаю.
С чувством безграничного удовлетворения он вытянулся на мягкой постели спального купе и вспомнил жесткую деревянную скамью в вагоне третьего класса. Поезд остановился в Варнемюнде. Он услышал, как проводник объявил название станции, затем раздался стук беспрерывно хлопающих дверей вагонов, и где-то вдали прозвучал мужской голос, выкрикивавший что-то непонятное. Петер выше натянул одеяло и повернулся к стене. Какое ему было дело до того, что происходило там? Он ехал в первом классе, занимал отдельное купе; никто не имел права мешать ему. Но вот голос послышался ближе и как будто уже не снаружи. Петеру показалось, что кто-то бежит по коридору спального вагона и повторяет одну и ту же фамилию. Он прислушался и совершенно внятно различил два слова: «Доктор Хирн».
– Хирн, – повторил он и вскочил. – Ведь это я! Он открыл двери, высунул голову в коридор и крикнул:
– Здесь!
Разносчик телеграмм спросил:
– Вы доктор Хирн?
– Да! – ответил Петер.
Ему вручили две телеграммы, с которыми он скрылся в свое купе. Он прочел адреса, и ему стало не по себе.
«Открыть или нет? – подумал он. – Ну их! Приятного в них вероятно мало!» Он влез в постель, положил нераспечатанные телеграммы под подушку и потушил свет. Когда он ощутил во всем теле приятное тепло, он тотчас же забыл о телеграммах, потянулся и закрыл глаза. В этот момент громко постучали в дверь. Он вскочил. Разносчик телеграмм открыл дверь и вошел в купе.
– У нас осталось только две минуты, сударь! – воскликнул он.
– Что это значит? – спросил Петер.
– Да ведь телеграммы с оплаченным ответом, – сердито сказал разносчик телеграмм.
– Телеграммы? Ах да, верно! – Он порылся под подушкой и вытащил оттуда смятые телеграммы.
– Да распечатайте их, наконец! – торопил его телеграфист.
– Вы советуете? – ответил Петер.
А телеграфист подумал: «Этот господин, верно, не в своем уме».
Петер со страхом открыл и прочел:

«Доктору Хирну. Поезд 32, спальный вагон. Вокзал Варнемюнде. Сыщик Пино предполагает, что ограбление произошло из ревности, чтобы кражей компрометирующих писем приобрести доказательства. Я верю тебе. Но если ты разделяешь подозрения сыщика, убедительно прошу тебя тотчас же возвратиться, чтобы без огласки ликвидировать личные дела и избежать неприятного вмешательства третьего лица.
Привет Мария».
Петер не понял ни единого слова. Он поспешно вскрыл вторую телеграмму в надежде найти в ней разъяснение.

«Телеграфируй, хранил ли в письменном столе деньги и ценности.
Мария».
«Итак, – спросил он себя, – что сделал бы в подобном случае доктор Хирн?» – И он решил, что тот из-за таких пустяков не испортил бы себе приятного путешествия. Он решил поступить точно так же и написал на ответном листе телеграммы:

«Все вопиющее идиотство. Оставьте меня в покое. В письменном столе лежат миллионы. Ничего не трогайте. Привет.
Доктор Хирн».
Поезд тронулся, когда телеграфист соскочил со ступенек вагона.

* * *
Между тем Хирн добрался до своего дома. Он осторожно открыл дверь и прокрался на цыпочках в свою комнату. Орта спала в соседней комнате, отделенной от его спальни только ванной комнатой. Он с любовью посмотрел на свою тяжелую дубовую кровать с белоснежной периной, проскользнул в ванную комнату и приложил ухо к замочной скважине двери, которая вела в спальню его жены. Он тихонько открыл дверь, и в первый момент у него было сильное желание броситься к крепко спавшей Орте и заключить ее в свои объятия. Но потом он опомнился, прикрыл двери и вернулся в свою комнату. Там он разостлал свою постель, завел будильник, положил его под подушку и, раздевшись и потушив свет, лег в постель.
В это самое время Пино отыскивал Великана. Палисадной улице, казалось, не было конца. После утомительной прогулки он добрался наконец до дома, указанного ему Хирном. Это было очень высокое здание. Над входными дверьми красовалась надпись: «Городская богадельня».
Пино удивился. Входная дверь была заперта, как это обыкновенно полагалось по ночам. Он дернул звонок. В доме ничто не шевельнулось. Он позвонил вторично. Никто не отозвался. Тогда он стал стучать кулаками в дверь. В окне первого этажа появился свет, вслед за этим зажглись огни во втором, в третьем окне. Прошло несколько минут, и весь дом осветился.
– Эй, послушайте! – крикнул Пино. В это мгновение всюду поднялись занавески, и во всех окнах появились растрепанные, заспанные старухи в ночных сорочках. Пино показалось, что он очутился перед воротами ада. В ужасе он упал на колени и, закрыв лицо руками, завопил не своим голосом:
– Пресвятая Мария и Иосиф, помогите!
Все окна распахнулись в воздухе замелькали угрожающие руки, тонкие и высохшие как палки, и какая-то холодная жидкость шумным потоком вылилась на голову Пино. Вначале он упал на колени, потом, собравшись с последними силами, поднялся и убежал, насквозь промокший и дрожа всем телом. Только через некоторое время он пришел в себя и убедился, что бежал в противоположном направлении.
Хирн лежал еще в постели и спал, когда на рассвете раздался звонок у садовой калитки. Он проснулся, приподнялся и, увидев около себя на стуле одежду бродяги, испугался не на шутку. Он ощупал свое лицо, поспешно вскочил, бросился к окну и поднял штору. Там он увидел, как почтальон вручил одному из его слуг телеграмму. Он поспешил спустить штору и начал одеваться. Между тем слуга побежал в комнату камеристки Фифи, постучался и, обрадовавшись удобному случаю, вошел к ней. Он передал ей телеграмму, осыпал ее целым градом нежностей и удалился.
Фифи встала с постели, надела свои прозрачные чулочки и пару шелковых туфелек, принадлежавших прежде фрау Орте, накинула легкий цветной капот и побежала мимо комнаты Хирна в спальню своей барыни. Хирн, который за это время успел одеться, прокрался в ванную как раз в ту минуту, когда Орта крикнула заспанным голосом: «Войдите!» Он нагнул голову к дверям и услышал, как Фифи вошла в комнату и подошла к постели, как Орта приподнялась, вскрыла телеграмму и громко воскликнула:
– Боже мой!
– Сударыня! – воскликнула Фифи в ужасе.
Фрау Орта прочла еще раз телеграмму, но на этот раз вслух:

«Все вопиющее идиотство. Оставьте меня в покое. В письменном столе лежат миллионы. Ничего не трогайте. Привет.
Доктор Хирн».
– Боже мой! – воскликнула теперь и Фифи. А госпожа Орта спрыгнула с постели и простонала:
– Он лишился рассудка!
Хирн начал догадываться, в чем дело.
«Кто знает, что она протелеграфировала Петеру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9