Нора и Люк сидели в уютной тишине, наслаждаясь компанией друг друга и потягивая утренний кофе. При этом они читали одну и ту же корабельную газетку, которую им каждое утро подкладывали под дверь номера.
— Дорогой, какой у нас будет сегодня план действий? — спросила Нора, изучая расписание предлагаемых круизных мероприятий.
Стук в дверь помешал Люку ответить.
— Это, наверное… — Нора не успела закончить, потому что муж уже открыл дверь.
— Я страшно хочу выпить свой кофэ, — закричала с порога Риган, отлично имитируя диалект той соседки по больничной палате, с которой Норе пришлось провести некоторое время вместе в начале этого года.
— Что ж, заходи, но закрой за собой дверь, а то следом набегут толпы мужчин в белых форменных кителях и утащат тебя отсюда, — засмеялась Нора.
— Один едва не сделал это вчера вечером.
— Что ты сказала, дорогая?
— Нет, ничего, — пробормотала Риган, тяжело опускаясь на стул напротив Норы. Она налила себе чашку кофе из кофейника, стоявшего рядом на тележке. — Третья чашка — самая лучшая.
— Так и быть, допивай все, что там осталось. В любом случае я уже больше не хочу, — нехотя согласился Люк, отходя от стола и усаживаясь в стоявшее рядом кресло.
— Извини, пап. Если ты не против, я еще разочек от вас позвоню. Хорошо? Так что посиди там пока.
Нора с любопытством взглянула на дочь.
— А кому ты собираешься звонить на этот раз?
— Опять тому полицейскому из Оксфорда. Хочу проверить, удалось ли ему что-нибудь сделать насчет этих греческих газет. — Риган нахмурилась. — Разве вам не кажется слишком большим совпадением то, что два представителя одной и той же семьи оказываются убитыми в течение нескольких месяцев? Не знаю, не знаю. Тут должна быть какая-то связь.
— Риган, что ты хочешь этим сказать?
— Надеюсь, что содержание греческих статей наведет меня на какую-нибудь ценную мысль.
Нора помедлила, потом произнесла:
— Я всегда была уверена в том, что своим инстинктам надо доверять, однако после того как эта предсказательница так на тебя отреагировала вчера… Риган, она нешуточным образом испугалась за тебя.
— Мама, эта женщина — самая обыкновенная обманщица, шарлатанка. Знаешь, чем она сегодня занимается? — Риган даже не стала дожидаться их предположений. — Сегодня она проводит занятия по вязанию шарфов. Так что нечего по этому поводу переживать! Следующее, чем она займется, будет продажа хрустальных волшебных шаров с рекламными надписями на них: “Куин Гиневер”. Уверена, ей просто понадобилось задаром пересечь Атлантику. — Риган собрала крошки от голубичного пирожка с тарелки Люка и ссыпала их себе в рот.
Нора подала ей салфетку. Риган поднялась и подошла к телефону.
— К тому же, — тихо добавила она, — даже если с Атеной я и не особенно дружила, то обязана была отнестись к ней повнимательнее…
Оксфорд
Неся в руках обжигающе горячий стакан с чаем, Найджел Ливингстон направлялся по коридору полицейского участка Оксфорда к последней двери слева, то есть к своему собственному кабинету. “Это мой второй дом, — думал он, — тут у меня на моем огромном рабочем столе фотографии жены и дочери”. В этот момент комиссар услышал звонок своего телефона и ускорил шаг. При этом немного горячего чая пролилось на его толстые пальцы.
— О, черт, — зло пробурчал Ливингстон. Это не спасло положения, так как еще немного кипятка перелилось через край чашки на руку и на серый линолеум пола.
Звонила Риган Рейли.
— Подождите секундочку, мисс Рейли. — Одной рукой придерживая трубку телефона, Ливингстон обошел стол и сел в свое вращающееся кресло. Прямо перед ним оказалось раскрытое дело об убийстве Атены Пополус. Час назад комиссар получил первые несколько факсов из Греции. Он выложил их все на широкую поверхность стола, чтобы можно было видеть не только все тексты, но и свои записи о ходе расследования. А потом отправился за чаем. На обратном пути его и застал звонок Риган.
В этот момент Риган с готовностью подставила свою чашку Люку, который вылил туда остатки кофе из, кофейника.
— Спасибочки, Люкки.
— Что вы сказали? — не понял Найджел.
— О, извините, — ответила Риган, — я вам звоню из каюты моих родителей. Они возвращаются домой после поездки по Европе. Так получилось, что мы случайно оказались на одном корабле.
— Я вроде бы слышал, что ваша мама — писательница, автор детективных романов?
— Да, совершенно верно. Кстати, я не сказала леди Экснер, что мама плывет с нами. Видите ли, она очень хочет, чтобы мама взялась за написание истории ее жизни. И, как вы знаете, Вероника в некоторых вещах может проявлять завидную целеустремленность.
— Понимаю. — Ливингстон вспомнил разговор, состоявшийся у него вчера с Филиппом Уиткомбом и его невестой. — А леди Экснер не проявляла никакого любопытства к судьбе, здоровью мисс Этуотер?
— Нет, честно говоря. Хотя раз она упомянула мисс Этуотер, сказав, что это даже лучше, что той нет сейчас с нами на корабле. Учитывая обилие блюд, которое тут имеется, Пенелопа тут ела бы круглые сутки и кончила бы приступом непрекращающейся изжоги. Вероника сказала также, что нет ничего более раздражающего, чем путешествовать в сопровождении человека, который постоянно либо жалуется, либо болеет. — Риган вдруг крепко сжала в пальцах провод телефона. — А почему вы спрашиваете?
— Не буду ходить вокруг да около. Как вы думаете, не могла ли Вероника попытаться ликвидировать мисс Этуотер? — спросил Ливингстон.
— Ни в коем случае! Ни за что!
— Тогда давайте поставим вопрос иначе, — продолжал Ливингстон. — Со всех точек зрения мисс Этуотер стала весьма неудобна для леди Экснер, стала ее раздражать. Не думаете ли вы, что Вероника на каком-то этапе могла решить помешать мисс Этуотер поехать вместе с ней в этот круиз?
Про себя Риган подумала, что такое вполне могло быть. Вслух она, однако, ответила:
— Я в это не могу поверить.
— Я заметил, что вы немного поколебались, прежде чем ответить мне, мисс Рейли…
— Это вышло совершенно случайно. Я даже ничего не сказала Веронике про мышьяк, который нашли в организме Пенелопы, потому что просто не хотела беспокоить ее. Вероника до сих пор считает, что у Пенелопы всего лишь пищевое отравление, и ничего больше.
— Я вчера был в Ллевелин-холле и беседовал с Филиппом Уиткомбом и его невестой. Так вот, они рассказали мне, что леди Экснер как-то призналась, что готова подсыпать мышьяку и именно в те блюда, что готовила Пенелопа.
— Это Филипп такое сказал? — Риган не могла поверить своим ушам.
— Ну, если быть совсем точным, первой об этом заговорила мисс Твайлер. Это напоминает мне о еще одном обстоятельстве. Вчера я встретил вашу одноклассницу Клер Джеймс. И она опять говорила мне про то, что Атена была влюблена в Филиппа. Дескать, Атена нарочно все время проезжала на велосипеде мимо Ллевелин-холла, чтобы посмотреть на него. А как вы считаете, не могло ли у Филиппа быть хоть какого-то ответного чувства к Атене?
Риган нахмурилась.
— Честное слово, я так не думаю. Но с полной уверенностью не могу утверждать и обратного. Атена и я никогда не были особенно близки. Это Клер умела влезть ко всем в доверие и выудить интересующую ее информацию. Она всегда знала все слухи, которые циркулировали у нас в общежитии: кто с кем встречался, чей дружок из штатов должен был скоро приехать навестить свою возлюбленную и так далее.
— У меня о ней сложилось именно такое впечатление. — Ливингстон взглянул на свои заметки. — Еще одно. В кармане пиджака мисс Пополус мы обнаружили спичечную коробку из бара “Бул энд Беар”, на которой были помечены инициалы и несколько цифр. Мы пытаемся понять, что эти знаки обозначают и могут ли они дать нам какую-либо полезную информацию. Вам что-нибудь говорят инициалы “Б.А.”
“Б.А.? — задумалась Риган, — Б.А…”.
— Вроде бы нет.
— А цифры — три-один-пять? — Нет.
— Ладно. Пока же я получил уже первую партию факсов из Греции. Газета в родном городе Атены — Скулисе — выходит по средам, то есть появится она и сегодня, так что перевод статьи, будем надеяться, мы получим завтра. Таким образом, первые материалы я смогу переслать вам уже этим утром.
— Отлично. Если, читая газеты, я неожиданно вспомню что-нибудь про эти инициалы или цифры, то немедленно вам перезвоню.
Тут Риган вспомнила, что хотела узнать адрес родителей Атены. Записав его, девушка повесила трубку. Ей очень не хотелось именно сейчас отвечать на вопросы родителей по поводу подозрений, которые неожиданно пали на Веронику. Поэтому она торопливо засобиралась.
— Сегодня для меня должно поступить несколько факсов, — быстро затараторила она. — Сейчас полиция пока лишь пытается максимально продвинуться по тем направлениям расследования, которые у них намечены. Мне уже пора идти, я должна забрать Веронику с занятий спортом и доставить ее на семинар по поэзии. А вы чем будете сегодня заниматься?
Выражение лица Норы посуровело.
— Я тоже хотела сходить именно на этот семинар, но теперь, думаю, лучше будет мне его пропустить. Посмотрим, что у них еще есть в программе на сегодня. Боже мой, они организуют соревнование для всех бабушек и дедушек, что плывут на корабле. Надо же, именно в это время суток… Призы будут выдаваться тем, у кого самый старший внук или внучка… а также тем, у кого внуки — самые маленькие… Что ж, в последнем конкурсе, может быть, через пару лет мы и поучаствуем…
— Ладно, пока, ребята, — пробормотала Риган, закрывая за собой дверь. Ей вновь захотелось быть десятой дочкой в семье и чтобы при этом хоть кто-то из братьев или сестер уже сделал бы ее тетушкой.
В море
— Риган! Ага! Вот и ты! — заорала Вероника, завидев девушку. Она и ее одногруппники на занятиях по сидячей физкультуре как раз закончили с упражнениями и теперь с усилием отрывали свои толстые зады от стульев.
Риган пришла к выводу, что точно так же, как, например, брусья у гимнасток, клюшки у хоккеистов, а у культуристов гантели, так и у этих “спортсменов” тоже есть все, что им необходимо для занятий любимым видом спорта: у них есть раскладной стул, на котором можно сидеть.
— Да, вот и я, — вынуждена была признать Риган. — Как прошло занятие?
— Великолепно. А вам понравилось, господин Грей?
— Да, конечно. — Гевин улыбнулся. Сегодня утром он проснулся в хорошем настроении, потому что новый день вновь принес с собой надежду, придал силы, нужные для успешного выполнения той задачи, которая перед ним стояла. Он должен был с ней справиться, независимо от того, какие бы препятствия ни возникли на его пути. — К тому же, Риган, не было необходимости спускаться сюда за нами. Я же сказал вам, что мы встретимся с вами в вашей каюте…
— О, да ничего страшного. Вероника просто сказала, что хочет пойти на семинар, посвященный поэзии. Вот я и подумала, что мы сначала сходим посмотрим на стендах снимки, которые получились после вчерашнего капитанского коктейля, а затем прямиком отправимся на поэтический семинар. — Риган повернулась лицом к Веронике. — Если только вам на захочется подняться на какое-то время к себе в каюту.
— Нет, конечно. Господин Грей, отдохните немного от нас. Ой, мне просто не терпится увидеть, какие там получились фотографии. Пойдем поскорее, Риган. Спасибо, господин Грей, мы с вами увидимся позднее.
По мере того, как они с Вероникой стали удаляться от Грея, Риган не могла не заметить, что улыбка Гэбби Гевина становилась все более неестественной, вымученной. “Почему это он вдруг так расстроился из-за того, что ему не пришлось сопроводить Веронику обратно в нашу каюту? В чем тут может быть дело?”
Часом позже, зажав под мышкой пакет с шестью фотографиями, в основном теми, что отражали некоторые пикантные моменты вчерашней вечеринки, Вероника торжественно вошла в зал корабельной библиотеки, где должен был состояться поэтический семинар. Снимки, отобранные Вероникой, не запечатлели ни одного из ее знакомых, но, по ее убеждению, они были самыми подходящими для иллюстрации последующих красочных рассказов о том, как пассажиры весело проводили время в этом круизе.
— Риган, не понимаю, почему ты не захотела, чтобы я заказала еще одну твою фотографию. Ты могла бы ее потом показать твоим родителям. Уверена, что им бы это очень понравилось.
— О, Вероника, у них и так огромное множество моих фотографий. Видите ли, я была их первым и единственным ребенком, а поэтому они уж постарались запечатлеть на пленке каждое сколь-либо значимое событие в моей жизни. А также и самое пустяковое.
— О, как бы я сама хотела иметь ребенка, — вздохнула Вероника. На лице ее при этом появилось выражение искренней печали.
Взглянув на нее в этот момент, Риган почувствовала прилив жалости. Вероника всегда стремилась казаться такой бодрой и веселой, что Риган и в голову не приходило подумать о том, что, вероятно, пожилой женщине выпало на долю испытать много разочарований в жизни.
— Как бы то ни было, — продолжила Вероника, — учитывая тот факт, что почти пятидесятилетний первый брак сэра Джилберта так и не привел к появлению наследников, я иногда думаю: что, видимо, нельзя исключать возможности того, что это он сам, так сказать, “стрелял холостыми”.
“Старая, добрая Вероника, — констатировала Риган, — и мгновения не прошло, как ты снова стала самой собой”.
За столом библиотекаря восседал поэт — маленький человечек в черных очках, белой, застегнутой на все пуговицы рубашке и “бермудах”, в черных высоких гольфах, легких тапочках. Как только все расселись по местам, поэт начал свою лекцию.
— С юных лет, — заявил лектор, которого, кстати, звали Байрон Фрост, — я любил писать стихи. И началось все после того, как наш школьный учитель в пятом классе заставил нас писать “хайку”. Все вы знаете, что такое “хайку”?
— Это что-то японское, — ответила Вероника. — Трехстрочное стихотворение, в котором в первой и третьей строчках по пять слогов, а во второй — семь. И в нем совершенно нет рифмы!
— Да, абсолютно верно. Чтобы составить такое стихотворение, нужна внутренняя дисциплина, нужны последовательные усилия. До конца нашего сегодняшнего занятия каждый из вас напишет по одному такому стихотворению. Но начать я хочу со следующего уточнения: все вы должны писать только о том, что вам известно, или о том, что близко сердцу. Например, я как-то написал целую оду в честь моей жены, моей милой Жоржетты. Я вам ее сейчас прочту. — Он снял очки, сложил ладони перед собой на манер монаха и влюбленными глазами уставился на сидевшую в аудитории женщину, которая, как поняла Риган, и была миссис Фрост.
— Жоржетта, моя единственная любовь…
Милая миссис Фрост просто расплылась в улыбке, внимая поэзии мужа. Риган внимательно следила за ней, и ее наблюдения напомнили ей то, как, по рассказам Клер, замирала от полноты чувств Атена, слушая стихи, которые на уроках иногда читал Филипп Уиткомб. И еще вспомнилось Риган то, как Филипп сказал ей много лет назад: “Очень опасно быть наследницей большого состояния… она еще вернется…” А теперь еще этот полицейский инспектор вновь и вновь возвращается в своем расследовании к вопросу о том, действительно ли что-то было между Филиппом и Атеной. В конце концов, и тело ее было обнаружено совсем рядом с поместьем Экснеров. Мысли Риган метались между Оксфордом и Грецией. “Может быть, факсы уже поступят на корабль к тому моменту, когда мы с Вероникой вернемся в каюту после семинара, — подумала Риган. — Мне все же нужно иметь под рукой что-то конкретное, тогда мои воспоминания пойдут в нужном русле”.
— Не хочет ли кто-либо из присутствующих прочитать какое-нибудь из стихотворений? — растративший всю свою эмоциональную энергию на прочтение оды возлюбленной жене, Байрон Фрост явно стремился теперь немного потянуть время, передохнуть.
Еще прежде, чем Вероника вскочила со своего места, Риган поняла, что сейчас произойдет неизбежное: вновь будет упомянуто светлое имя сэра Джилберта.
— Мой любимый, ныне покойный супруг сэр Джилберт Экснер был поэтом. Он сочинял стихи везде, где бы ни находился. Когда мы с ним вместе лежали в постели, он, сжимая меня в своих объятиях, все равно читал свои любимые произведения. Всего лишь за несколько мгновений до смерти он привлек меня к себе и прошептал в ухо свое последнее стихотворение:
Я хотел бы тебе сказать, сказать, сказать,
Но не так, как другие, другие, другие…
“Боже мой, только не это”, — в отчаянии думала Риган.
Стюард оставил на столике в их каюте большой коричневый конверт.
— Это тебе, — объявила Вероника, взглянув на написанный на конверте адрес. — Как замечательно! Наверное, это от какого-нибудь поклонника. Я так надеюсь. Ты читай, а я ненадолго выйду, только переоденусь. — С этими словами она исчезла в ванной.
Риган открыла конверт. В нем были фотокопии статей из нескольких греческих газет с приложенными к ним английскими переводами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Дорогой, какой у нас будет сегодня план действий? — спросила Нора, изучая расписание предлагаемых круизных мероприятий.
Стук в дверь помешал Люку ответить.
— Это, наверное… — Нора не успела закончить, потому что муж уже открыл дверь.
— Я страшно хочу выпить свой кофэ, — закричала с порога Риган, отлично имитируя диалект той соседки по больничной палате, с которой Норе пришлось провести некоторое время вместе в начале этого года.
— Что ж, заходи, но закрой за собой дверь, а то следом набегут толпы мужчин в белых форменных кителях и утащат тебя отсюда, — засмеялась Нора.
— Один едва не сделал это вчера вечером.
— Что ты сказала, дорогая?
— Нет, ничего, — пробормотала Риган, тяжело опускаясь на стул напротив Норы. Она налила себе чашку кофе из кофейника, стоявшего рядом на тележке. — Третья чашка — самая лучшая.
— Так и быть, допивай все, что там осталось. В любом случае я уже больше не хочу, — нехотя согласился Люк, отходя от стола и усаживаясь в стоявшее рядом кресло.
— Извини, пап. Если ты не против, я еще разочек от вас позвоню. Хорошо? Так что посиди там пока.
Нора с любопытством взглянула на дочь.
— А кому ты собираешься звонить на этот раз?
— Опять тому полицейскому из Оксфорда. Хочу проверить, удалось ли ему что-нибудь сделать насчет этих греческих газет. — Риган нахмурилась. — Разве вам не кажется слишком большим совпадением то, что два представителя одной и той же семьи оказываются убитыми в течение нескольких месяцев? Не знаю, не знаю. Тут должна быть какая-то связь.
— Риган, что ты хочешь этим сказать?
— Надеюсь, что содержание греческих статей наведет меня на какую-нибудь ценную мысль.
Нора помедлила, потом произнесла:
— Я всегда была уверена в том, что своим инстинктам надо доверять, однако после того как эта предсказательница так на тебя отреагировала вчера… Риган, она нешуточным образом испугалась за тебя.
— Мама, эта женщина — самая обыкновенная обманщица, шарлатанка. Знаешь, чем она сегодня занимается? — Риган даже не стала дожидаться их предположений. — Сегодня она проводит занятия по вязанию шарфов. Так что нечего по этому поводу переживать! Следующее, чем она займется, будет продажа хрустальных волшебных шаров с рекламными надписями на них: “Куин Гиневер”. Уверена, ей просто понадобилось задаром пересечь Атлантику. — Риган собрала крошки от голубичного пирожка с тарелки Люка и ссыпала их себе в рот.
Нора подала ей салфетку. Риган поднялась и подошла к телефону.
— К тому же, — тихо добавила она, — даже если с Атеной я и не особенно дружила, то обязана была отнестись к ней повнимательнее…
Оксфорд
Неся в руках обжигающе горячий стакан с чаем, Найджел Ливингстон направлялся по коридору полицейского участка Оксфорда к последней двери слева, то есть к своему собственному кабинету. “Это мой второй дом, — думал он, — тут у меня на моем огромном рабочем столе фотографии жены и дочери”. В этот момент комиссар услышал звонок своего телефона и ускорил шаг. При этом немного горячего чая пролилось на его толстые пальцы.
— О, черт, — зло пробурчал Ливингстон. Это не спасло положения, так как еще немного кипятка перелилось через край чашки на руку и на серый линолеум пола.
Звонила Риган Рейли.
— Подождите секундочку, мисс Рейли. — Одной рукой придерживая трубку телефона, Ливингстон обошел стол и сел в свое вращающееся кресло. Прямо перед ним оказалось раскрытое дело об убийстве Атены Пополус. Час назад комиссар получил первые несколько факсов из Греции. Он выложил их все на широкую поверхность стола, чтобы можно было видеть не только все тексты, но и свои записи о ходе расследования. А потом отправился за чаем. На обратном пути его и застал звонок Риган.
В этот момент Риган с готовностью подставила свою чашку Люку, который вылил туда остатки кофе из, кофейника.
— Спасибочки, Люкки.
— Что вы сказали? — не понял Найджел.
— О, извините, — ответила Риган, — я вам звоню из каюты моих родителей. Они возвращаются домой после поездки по Европе. Так получилось, что мы случайно оказались на одном корабле.
— Я вроде бы слышал, что ваша мама — писательница, автор детективных романов?
— Да, совершенно верно. Кстати, я не сказала леди Экснер, что мама плывет с нами. Видите ли, она очень хочет, чтобы мама взялась за написание истории ее жизни. И, как вы знаете, Вероника в некоторых вещах может проявлять завидную целеустремленность.
— Понимаю. — Ливингстон вспомнил разговор, состоявшийся у него вчера с Филиппом Уиткомбом и его невестой. — А леди Экснер не проявляла никакого любопытства к судьбе, здоровью мисс Этуотер?
— Нет, честно говоря. Хотя раз она упомянула мисс Этуотер, сказав, что это даже лучше, что той нет сейчас с нами на корабле. Учитывая обилие блюд, которое тут имеется, Пенелопа тут ела бы круглые сутки и кончила бы приступом непрекращающейся изжоги. Вероника сказала также, что нет ничего более раздражающего, чем путешествовать в сопровождении человека, который постоянно либо жалуется, либо болеет. — Риган вдруг крепко сжала в пальцах провод телефона. — А почему вы спрашиваете?
— Не буду ходить вокруг да около. Как вы думаете, не могла ли Вероника попытаться ликвидировать мисс Этуотер? — спросил Ливингстон.
— Ни в коем случае! Ни за что!
— Тогда давайте поставим вопрос иначе, — продолжал Ливингстон. — Со всех точек зрения мисс Этуотер стала весьма неудобна для леди Экснер, стала ее раздражать. Не думаете ли вы, что Вероника на каком-то этапе могла решить помешать мисс Этуотер поехать вместе с ней в этот круиз?
Про себя Риган подумала, что такое вполне могло быть. Вслух она, однако, ответила:
— Я в это не могу поверить.
— Я заметил, что вы немного поколебались, прежде чем ответить мне, мисс Рейли…
— Это вышло совершенно случайно. Я даже ничего не сказала Веронике про мышьяк, который нашли в организме Пенелопы, потому что просто не хотела беспокоить ее. Вероника до сих пор считает, что у Пенелопы всего лишь пищевое отравление, и ничего больше.
— Я вчера был в Ллевелин-холле и беседовал с Филиппом Уиткомбом и его невестой. Так вот, они рассказали мне, что леди Экснер как-то призналась, что готова подсыпать мышьяку и именно в те блюда, что готовила Пенелопа.
— Это Филипп такое сказал? — Риган не могла поверить своим ушам.
— Ну, если быть совсем точным, первой об этом заговорила мисс Твайлер. Это напоминает мне о еще одном обстоятельстве. Вчера я встретил вашу одноклассницу Клер Джеймс. И она опять говорила мне про то, что Атена была влюблена в Филиппа. Дескать, Атена нарочно все время проезжала на велосипеде мимо Ллевелин-холла, чтобы посмотреть на него. А как вы считаете, не могло ли у Филиппа быть хоть какого-то ответного чувства к Атене?
Риган нахмурилась.
— Честное слово, я так не думаю. Но с полной уверенностью не могу утверждать и обратного. Атена и я никогда не были особенно близки. Это Клер умела влезть ко всем в доверие и выудить интересующую ее информацию. Она всегда знала все слухи, которые циркулировали у нас в общежитии: кто с кем встречался, чей дружок из штатов должен был скоро приехать навестить свою возлюбленную и так далее.
— У меня о ней сложилось именно такое впечатление. — Ливингстон взглянул на свои заметки. — Еще одно. В кармане пиджака мисс Пополус мы обнаружили спичечную коробку из бара “Бул энд Беар”, на которой были помечены инициалы и несколько цифр. Мы пытаемся понять, что эти знаки обозначают и могут ли они дать нам какую-либо полезную информацию. Вам что-нибудь говорят инициалы “Б.А.”
“Б.А.? — задумалась Риган, — Б.А…”.
— Вроде бы нет.
— А цифры — три-один-пять? — Нет.
— Ладно. Пока же я получил уже первую партию факсов из Греции. Газета в родном городе Атены — Скулисе — выходит по средам, то есть появится она и сегодня, так что перевод статьи, будем надеяться, мы получим завтра. Таким образом, первые материалы я смогу переслать вам уже этим утром.
— Отлично. Если, читая газеты, я неожиданно вспомню что-нибудь про эти инициалы или цифры, то немедленно вам перезвоню.
Тут Риган вспомнила, что хотела узнать адрес родителей Атены. Записав его, девушка повесила трубку. Ей очень не хотелось именно сейчас отвечать на вопросы родителей по поводу подозрений, которые неожиданно пали на Веронику. Поэтому она торопливо засобиралась.
— Сегодня для меня должно поступить несколько факсов, — быстро затараторила она. — Сейчас полиция пока лишь пытается максимально продвинуться по тем направлениям расследования, которые у них намечены. Мне уже пора идти, я должна забрать Веронику с занятий спортом и доставить ее на семинар по поэзии. А вы чем будете сегодня заниматься?
Выражение лица Норы посуровело.
— Я тоже хотела сходить именно на этот семинар, но теперь, думаю, лучше будет мне его пропустить. Посмотрим, что у них еще есть в программе на сегодня. Боже мой, они организуют соревнование для всех бабушек и дедушек, что плывут на корабле. Надо же, именно в это время суток… Призы будут выдаваться тем, у кого самый старший внук или внучка… а также тем, у кого внуки — самые маленькие… Что ж, в последнем конкурсе, может быть, через пару лет мы и поучаствуем…
— Ладно, пока, ребята, — пробормотала Риган, закрывая за собой дверь. Ей вновь захотелось быть десятой дочкой в семье и чтобы при этом хоть кто-то из братьев или сестер уже сделал бы ее тетушкой.
В море
— Риган! Ага! Вот и ты! — заорала Вероника, завидев девушку. Она и ее одногруппники на занятиях по сидячей физкультуре как раз закончили с упражнениями и теперь с усилием отрывали свои толстые зады от стульев.
Риган пришла к выводу, что точно так же, как, например, брусья у гимнасток, клюшки у хоккеистов, а у культуристов гантели, так и у этих “спортсменов” тоже есть все, что им необходимо для занятий любимым видом спорта: у них есть раскладной стул, на котором можно сидеть.
— Да, вот и я, — вынуждена была признать Риган. — Как прошло занятие?
— Великолепно. А вам понравилось, господин Грей?
— Да, конечно. — Гевин улыбнулся. Сегодня утром он проснулся в хорошем настроении, потому что новый день вновь принес с собой надежду, придал силы, нужные для успешного выполнения той задачи, которая перед ним стояла. Он должен был с ней справиться, независимо от того, какие бы препятствия ни возникли на его пути. — К тому же, Риган, не было необходимости спускаться сюда за нами. Я же сказал вам, что мы встретимся с вами в вашей каюте…
— О, да ничего страшного. Вероника просто сказала, что хочет пойти на семинар, посвященный поэзии. Вот я и подумала, что мы сначала сходим посмотрим на стендах снимки, которые получились после вчерашнего капитанского коктейля, а затем прямиком отправимся на поэтический семинар. — Риган повернулась лицом к Веронике. — Если только вам на захочется подняться на какое-то время к себе в каюту.
— Нет, конечно. Господин Грей, отдохните немного от нас. Ой, мне просто не терпится увидеть, какие там получились фотографии. Пойдем поскорее, Риган. Спасибо, господин Грей, мы с вами увидимся позднее.
По мере того, как они с Вероникой стали удаляться от Грея, Риган не могла не заметить, что улыбка Гэбби Гевина становилась все более неестественной, вымученной. “Почему это он вдруг так расстроился из-за того, что ему не пришлось сопроводить Веронику обратно в нашу каюту? В чем тут может быть дело?”
Часом позже, зажав под мышкой пакет с шестью фотографиями, в основном теми, что отражали некоторые пикантные моменты вчерашней вечеринки, Вероника торжественно вошла в зал корабельной библиотеки, где должен был состояться поэтический семинар. Снимки, отобранные Вероникой, не запечатлели ни одного из ее знакомых, но, по ее убеждению, они были самыми подходящими для иллюстрации последующих красочных рассказов о том, как пассажиры весело проводили время в этом круизе.
— Риган, не понимаю, почему ты не захотела, чтобы я заказала еще одну твою фотографию. Ты могла бы ее потом показать твоим родителям. Уверена, что им бы это очень понравилось.
— О, Вероника, у них и так огромное множество моих фотографий. Видите ли, я была их первым и единственным ребенком, а поэтому они уж постарались запечатлеть на пленке каждое сколь-либо значимое событие в моей жизни. А также и самое пустяковое.
— О, как бы я сама хотела иметь ребенка, — вздохнула Вероника. На лице ее при этом появилось выражение искренней печали.
Взглянув на нее в этот момент, Риган почувствовала прилив жалости. Вероника всегда стремилась казаться такой бодрой и веселой, что Риган и в голову не приходило подумать о том, что, вероятно, пожилой женщине выпало на долю испытать много разочарований в жизни.
— Как бы то ни было, — продолжила Вероника, — учитывая тот факт, что почти пятидесятилетний первый брак сэра Джилберта так и не привел к появлению наследников, я иногда думаю: что, видимо, нельзя исключать возможности того, что это он сам, так сказать, “стрелял холостыми”.
“Старая, добрая Вероника, — констатировала Риган, — и мгновения не прошло, как ты снова стала самой собой”.
За столом библиотекаря восседал поэт — маленький человечек в черных очках, белой, застегнутой на все пуговицы рубашке и “бермудах”, в черных высоких гольфах, легких тапочках. Как только все расселись по местам, поэт начал свою лекцию.
— С юных лет, — заявил лектор, которого, кстати, звали Байрон Фрост, — я любил писать стихи. И началось все после того, как наш школьный учитель в пятом классе заставил нас писать “хайку”. Все вы знаете, что такое “хайку”?
— Это что-то японское, — ответила Вероника. — Трехстрочное стихотворение, в котором в первой и третьей строчках по пять слогов, а во второй — семь. И в нем совершенно нет рифмы!
— Да, абсолютно верно. Чтобы составить такое стихотворение, нужна внутренняя дисциплина, нужны последовательные усилия. До конца нашего сегодняшнего занятия каждый из вас напишет по одному такому стихотворению. Но начать я хочу со следующего уточнения: все вы должны писать только о том, что вам известно, или о том, что близко сердцу. Например, я как-то написал целую оду в честь моей жены, моей милой Жоржетты. Я вам ее сейчас прочту. — Он снял очки, сложил ладони перед собой на манер монаха и влюбленными глазами уставился на сидевшую в аудитории женщину, которая, как поняла Риган, и была миссис Фрост.
— Жоржетта, моя единственная любовь…
Милая миссис Фрост просто расплылась в улыбке, внимая поэзии мужа. Риган внимательно следила за ней, и ее наблюдения напомнили ей то, как, по рассказам Клер, замирала от полноты чувств Атена, слушая стихи, которые на уроках иногда читал Филипп Уиткомб. И еще вспомнилось Риган то, как Филипп сказал ей много лет назад: “Очень опасно быть наследницей большого состояния… она еще вернется…” А теперь еще этот полицейский инспектор вновь и вновь возвращается в своем расследовании к вопросу о том, действительно ли что-то было между Филиппом и Атеной. В конце концов, и тело ее было обнаружено совсем рядом с поместьем Экснеров. Мысли Риган метались между Оксфордом и Грецией. “Может быть, факсы уже поступят на корабль к тому моменту, когда мы с Вероникой вернемся в каюту после семинара, — подумала Риган. — Мне все же нужно иметь под рукой что-то конкретное, тогда мои воспоминания пойдут в нужном русле”.
— Не хочет ли кто-либо из присутствующих прочитать какое-нибудь из стихотворений? — растративший всю свою эмоциональную энергию на прочтение оды возлюбленной жене, Байрон Фрост явно стремился теперь немного потянуть время, передохнуть.
Еще прежде, чем Вероника вскочила со своего места, Риган поняла, что сейчас произойдет неизбежное: вновь будет упомянуто светлое имя сэра Джилберта.
— Мой любимый, ныне покойный супруг сэр Джилберт Экснер был поэтом. Он сочинял стихи везде, где бы ни находился. Когда мы с ним вместе лежали в постели, он, сжимая меня в своих объятиях, все равно читал свои любимые произведения. Всего лишь за несколько мгновений до смерти он привлек меня к себе и прошептал в ухо свое последнее стихотворение:
Я хотел бы тебе сказать, сказать, сказать,
Но не так, как другие, другие, другие…
“Боже мой, только не это”, — в отчаянии думала Риган.
Стюард оставил на столике в их каюте большой коричневый конверт.
— Это тебе, — объявила Вероника, взглянув на написанный на конверте адрес. — Как замечательно! Наверное, это от какого-нибудь поклонника. Я так надеюсь. Ты читай, а я ненадолго выйду, только переоденусь. — С этими словами она исчезла в ванной.
Риган открыла конверт. В нем были фотокопии статей из нескольких греческих газет с приложенными к ним английскими переводами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28